Особенности установления объективной истины по уголовному делу на стадии предварительного расследования

В интервью «Российской газете» в марте 2012 г. Председатель Следственного комитета Российской Федерации А. И. Бастрыкин заявил, что выступил с предложением о введении в УПК РФ института установления объективной истины по уголовному делу. Объяснил он это тем, что при разработке ныне действующего уголовно-процессуального закона «в стороне от внимания разработчиков оказались некоторые традиционные институты уголовного судопроизводства, доказавшие свою ценность на протяжении многих лет. В первую очередь это относится к объективной истине. Именно она была целью уголовно-процессуального доказывания. Считалось, что только на основе истинных знаний об обстоятельствах преступления возможно справедливое осуждение виновного. Основные доводы сторонников исключения объективной истины из уголовного процесса сводились к тому, что этот институт является „пережитком марксистско-ленинской политической идеологии“. Они говорили, что в уголовном процессе, в отличие от научного познания, объективная истина недостижима. А главное, что в условиях состязательной модели судопроизводства этот вид истины вообще становится не нужным»^[1].

Во-первых, установление истины — это не «пережиток марксистсколенинской политической идеологии», а если настаивать, что это пережиток, то пережиток буржуазно-помещичьей царской России, поскольку с 1864 г. ее законодательством была определена «главная задача судебного разбирательства — раскрытие истины»^[2].

Во-вторых, действительно, требования принять все меры к отысканию истины традиционно содержались в советском уголовно-процессуальном законодательстве. Так, исходя из задач уголовного судопроизводства, обозначенных в первой части ст. 2 УПК РСФСР 1960 г., состоящих в быстром и полном раскрытии преступлений, изобличении виновных и обеспечении правильного применения закона с тем, чтобы каждый совершивший преступление был подвергнут справедливому наказанию и ни один невиновный не был привлечен к уголовной ответственности, прямо следовало, что целью советского уголовного процесса являлось «прежде всего установление фактических обстоятельств дела в полном и точном соответствии с действительностью, т. е. установлении по делу истины«^[3]. Еще ранее, т. е. в период действия УПК РСФСР 1923 г., признавалось, что в систему основных принципов советского уголовного процесса входит «принцип материальной истины, обрисовывающий ближайшую цель процесса и задачу доказывания»^[4]. Советские ученые-юристы считали, что «отрицание объективной, как и абсолютной истины, угрожает превратить судебную деятельность, призванную устанавливать истину, в бессмыслицу»^[5].

В этой связи стоит лишь вспомнить об институте американского судопроизводства, называемом plea bargain (также plea agreement, plea deal или «copping a plea») — «сделкой о признании вины»^[6] (или «соглашением о признании вины», «сделкой о доли вины», «прикрытием вины»). Такая «сделка» представляет собой соглашение в рамках уголовного дела между прокурором и обвиняемым, в котором обвиняемый соглашается признать себя виновным в конкретном обвинении в обмен на некоторые уступки со стороны прокурора. Это может, в частности, означать, что обвиняемый будет признавать себя виновным, но менее тяжким эпизодам обвинения или по одному из нескольких преступлений в обмен на отказ в совершении других. Допустим, некто обвиняется в трех преступлениях: незаконное ношение оружия, кража с незаконным проникновением в жилище и незаконный сбыт наркотических средств. Если субъект преступления будет все отрицать, то его уголовное дело будет рассматриваться судом с участием присяжных заседателей. Коллегия присяжных заседателей вынесет обвинительный вердикт — лишение свободы лет на пятнадцать. Адвокат советует: признайся в одном (первом) преступлении, получишь только три года. После получения согласия на это со стороны своего доверителя адвокат сговаривается с прокурором и с этим все они выходят в суд.

А вот как об этом, в частности, говорят американские юристы. В книге «Не виновен» известного американского теоретика права Дж. Френка и его дочери Барбары Френк, посвященной описанию и анализу 36 реальных уголовных дел, по которым были осуждены невиновные, констатируется, что одной из причин, вызывающих постановление неправосудного приговора, является тот узаконенный торг по вопросу о виновности, в которой прокурор может вступать с обвиняемым и его защитником. Адвокат часто советует своему подзащитному «сторговаться» с прокурором, и в результате таких уговоров, чувствуя свое полное бессилие доказать реально существовавшие факты, обвиняемый нередко соглашается оговорить себя в совершении менее тяжкого преступления, чем идти на риск быть осужденным за более тяжкое^[7]. При такой «торговле» между сторонами защиты и обвинения нет и не может быть места никакой истины по делу.

Однако и сегодня немало отечественных ученых-юристов и практических работников видят ошибочным ориентировать дознание, следствие и суд на установление объективной истины по делу как необходимое условие вынесения справедливого приговора.

К примеру, известный адвокат Генрих Падва считает, что «термин „объективная истина“ необоснованно пытаются использовать в уголовном процессе, переняв его у философии. Думается, что в уголовном процессе можно говорить лишь о процессуальной истине, которая всегда является лишь практически добытой при помощи доказательств относительной достоверностью»^[8].

Профессор В. М. Борзов также пытается доказать, что институт объективной истины для современного уголовного процесса неприемлем, потому как ставящаяся им цель процессуальными средствами недостижима, поскольку результаты следственных и судебных действий во многом обусловлены субъективными факторами^[9].

Как видим, В. Борзов и Г. Падва, ссылаясь на особенности следственных и судебных исследований, которые, по их мнению, позволяют установить лишь процессуальную или, иными словами, юридическую, формальную истину, отрицают возможность установления объективной истины в сфере уголовно-процессуальной деятельности. А это есть не что иное, как субъективизм. С позиции диалектического материализма такой взгляд по вопросу об истине в уголовном процессе ошибочен. Вся исторически развивающаяся общественная практика служит доказательством того, что человеческое познание верно отражает объективную реальность и способно достичь объективной истины. Не является исключением и познание, осуществляемое в уголовном судопроизводстве; обстоятельства совершенного деяния тоже могут быть полно и точно познаны, как и иные явления объективной действительности.

В попытке определить понятие «истина» можно опереться па Платона, на описанный им диалог между Гермогеном, Кратилом и Сократом.

Последний, обращаясь к Гермогену, спрашивал: «В гаком случае тот, кто говорит о вещах в соответствии с тем, каковы они есть, говорит истину…»^[10] (Кратил, 385Ь—385d). Отсюда современными словами можно сказать, что истина есть высказывание, которое адекватно тому, о чем это высказывание. Например, если следователь в ходе осмотра места происшествия видит гильзу и пишет в протоколе данного осмотра: «обнаружена гильза», то он этим фиксирует истину.

Напомним, что под объективной истиной в диалектическом материализме понимают результат правильного познания объективной действительности. Истина объективна, поскольку ее содержание соответствует отражаемому объекту. «Быть материалистом, — писал В. И. Ленин, — значит признавать объективную, т. е. не зависящую от человека и от человечества истину, значит так или иначе признавать абсолютную истину»^[11].

«Абсолютное» применительно к истине в диалектическом материалистическом понимании есть исчерпывающее, полное получение знаний об объективной действительности. «Человеческое мышление по природе своей способно давать и дает нам абсолютную истину»^[12]. То есть марксистско-ленинская философия, признавая относительность знаний человека, не утверждает непроходимой границы между относительной (т.е. требующей пополнения, уточнения, углубления) и абсолютной истиной. Если для субъективного идеализма относительное — только относительное и исключает абсолютное, то для материалистической диалектики в относительном есть абсолютное. «…В каждой научной истине, — отмечал В. И. Ленин, — несмотря на ее относительность, есть элемент абсолютной истины…»^[13] И в абсолютной истине всегда остается то, что можно еще более и более глубоко познать в данном объекте. Таким образом, разъединять в познании относительный и абсолютный моменты истины нельзя, утверждать — или абсолютная истина, или относительная истина — неверно; правильно говорить — и относительная истина, и абсолютная истина.

Органы предварительного расследования и суд познают определенный объем того, что произошло в действительности, лишь только существенные стороны, связи события в тех пределах, что необходимы для выполнения стоящих перед ними задач — расследовать преступление, установить виновных и справедливо наказать их. В самой природе уголовного судопроизводства заложено направление движения от относительной истины (неполного знания) к истине абсолютной (знанию полному).

Один из пионеров отечественной криминалистики указывал, что «всякий рядовой следователь … легко может научиться добывать полноценный доказательственный материал по делам… Нужно только овладеть методом и техникой следственной работы и выработать в себе … навыки и уменье наблюдать проходящие перед глазами факты и вдумчиво и критически подходить к ним, подвергая всестороннему и тщательному обсуждению доказательственного значения каждого из этих фактов и их диалектическую связь между собою и с исследуемым в каждом отдельном случае преступлением. В процессе такого вдумчивого и критичного отношения к наблюдаемым и проверяемым фактам не так уж трудно бывает вскрыть материальную (объективную) истину в каждом деле»^[14]. Если субъект познавательной деятельности по уголовному делу хочет двигаться все ближе и ближе к истине, а в этом цель доказывания, как человек, коего интересует истина по делу, ему должно овладеть самыми передовыми средствами, приемами и методами, которые предлагает криминалистическая наука.

Относительность истины определяется и ее конкретностью. Объективная истина всегда конкретна. Это означает, что все подробно, в деталях описано? Совсем нет. Чтобы понять, что истина конкретна, для этого надо различать конкретное и абстрактное. Различие очень простое. Абстрактное — это одностороннее, т. е. идет отвлечение от всех сторон и берется только одна сторона. Конкретное — это неодностороннее. Если берется одна сторона объекта без другой (рассматривается только в одном или исключительно в другом свете), то абстракция. Это будет достоверностью, но истиной не будет. Когда берется только отрицательное, например, в обвиняемом или только положительное в нем — это самый страшный обман. Широко известный в 30—40-х гг. прошлого столетия отечественный криминалист Марк Евгеньевич Евгеньев-Тиш писал, что «первейшая задача познания, в частности, и познания того, какое преступление совершено и кто его совершил, заключается в раскрытии связи, взаимообусловленности, взаимодействии явлений, во всестороннем анализе всех возможных в данном случае сторон происшествия, обстоятельств его»^[15]. В. И. Ленин подчеркивал: «Совокупность всех сторон явления действительности, и их (взаимо) отношения — вот из чего складывается истина»^[16].

Установление объективной истины по уголовному делу в стадии предварительного расследования имеет иное процессуальное значение, нежели рассмотрение уголовного дела в суде. В процессе расследования это есть основание для окончания предварительного следствия (дознания) и направления уголовного дела с обвинительным заключением (обвинительным актом) прокурору или прекращения уголовного дела и уголовного преследования.

Для возможности направления дела в суд следователем (дознавателем) должна быть достигнута объективная истина, т. е. установлена полная достоверность вывода о виновности или невиновности данного лица в совершении данного преступления. Очевидно, для относительной истины при принятии указанного решения места нет. Конечно, при установлении этого основного обстоятельства, подлежащего доказыванию по каждому уголовному делу, иногда случаются ошибки.

Следователь ошибочно может посчитать, что он достиг объективной истины, а между тем в действительности он ее не установил. Здесь следователь допускает ошибку в своем выводе о том, что достоверно установил вину лица. Однако вывод этот не имеет отношения к вопросу о сути той истины, что устанавливается в ходе предварительного расследования. Как известно, выводы по делу должны с необходимостью проистекать от системы доказательств, обусловливаться ею. Но выводы могут оказаться недостоверными, если при их построении будут нарушены законы логики. Однако не только ошибки в логических операциях могут оказаться причиной неправильности того или иного вывода. Причиной ошибки может стать и то, что умозаключение следователя основывалось на недостоверных, не проверенных практикой (т.е. сбором других доказательств) фактических данных. Логика и практика — это те критерии истины, что являются первейшими для выводов органов расследования.

Материалистическое понимание объективной истины, положенное в основу предварительного следствия и дознания, требует прежде всего, чтобы вся деятельность следователя (дознавателя) была подчинена задаче отыскания достоверных и полных сведений о совершении лицом инкриминируемого ему деяния. Началом этого является установление состава преступления в действиях данного лица, выяснение, в чем конкретно подозревается это лицо. Установление состава преступления в действиях субъекта есть единственное основание его ответственности по российскому уголовному праву (ст. 8 УК РФ). При отсутствии признаков состава преступления в действиях субъекта возбужденное уголовное дело подлежит прекращению в любой стадии процесса. Исходя из этого, следует вывод, что для понимания содержания объективной истины в уголовном судопроизводстве и понимания перечня тех обстоятельств, что должны быть установлены по каждому конкретному делу, определяющее значение имеют нормы уголовного закона. Они определяют объем предварительного расследования по делам о каждом виде преступлений.

Резюмируя все сказанное, отметим следующее. «Расследование по делу может считаться законченным, если следователем установлена объективная истина…»^[17] Исходя из того, что понятия «преступление» и «виновный» надлежащем образом раскрыты (освоены) уголовно-правовой наукой и, соответственно, рассматривая истину в онтологическом аспекте^[18] как соответствие действительности понятию, можно сделать вывод, что получение объективной истины по уголовному делу состоит в установлении соответствия познаваемого (расследуемого) события понятию преступления; соответствия конкретного лица понятию «виновный».

• [1] Козлова И. Суть суда. Александр Бастрыкин предлагает вернуть в судебный процесспоиск объективной истины // Российская газета. 2012. 16 марта (№ 5737); Бастрыкин А. И. О возможности введения в УПК РФ института установления объективной истины // Расследование преступлений: проблемы и пути их решения: сб. науч.-практ. тр. / под ред.А. И. Бастрыкина. М., 2013. Вып 1. С. 3; Его же. К вопросу законодательного закрепленияинститута установления объективной истины как цели доказывания в уголовном процессе //Расследование преступлений: проблемы и пути их решения: сб. науч.-практ. тр. / под ред.А. И. Бастрыкина. М., 2014. Вып. 4. С. 3—11.
• [2] Бразоль Б. Л. Методология следственного осмотра // Журнал Министерства юстиции (год двадцатый). СПб., 1914. № 8 (октябрь). С. 225.
• [3] Строгович М. С. Курс советского уголовного процесса. В 2 т. Т. 1: Основные положения науки советского уголовного процесса. М., 1968. С. 40.
• [4] Савицкий М. Я. К вопросу о системе принципов советского уголовного процесса //Советское государство и право. 1950. № 1. С. 56.
• [5] Вышинский Л. Я. Теория судебных доказательств в советском праве. 3-е изд., доп. М., 1950. С. 189. См. также, например: Пионтковский Л. Л., Чхиквадзе В. М. Укрепление социалистической законности и некоторые вопросы теории советского уголовного права и процесса // Советское государство и право. 1956. № 4. С. 32—34.
• [6] Подробнее об этом см., например: Бахновский Л. В. «Сделка с правосудием»: особенности англосаксонской и континентальной правовой традиции: дис. … канд. юрид. наук. Краснодар: Изд-во Кубанского государственного ун-та, 2008; Кельбиев М. Р. Сравнительноправовой анализ американской сделки о признании вины и особого порядка судебного разбирательства российского уголовного судопроизводства // Вестник РУДН. Серия «Юридические науки». 2010. № 4. С. 130—136.
• [7] См.: FrankJ.J., Frank В. «Not guilty». N. Y., 1957. P. 112.
• [8] Падва Г. Истина в уголовном процессе // Закон. 2012. № 6. С. 22.
• [9] См.: Борзов В. М. Истина в уголовном процессе: pro et contra // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4 (5). С. 33—39.
• [10] Платой. Сочинения. В 4 т. / под общ. ред. А. Ф. Лосева, В. Ф. Асмуса; пер. с древн.-греч. Т. В. Васильевой. Т. 1. 426.
• [11] Лепин В. И. Материализм и эмпириокритицизм. С. 134—135.
• [12] Там же. С. 137.
• [13] Там же. С. 328.
• [14] Громов Вл. Следственная практика в примерах: пособие для следователей и слушателей юридических школ / предисл. Э. Э. Левентоиа. М., 1937. С. 28—29.
• [15] Евгеньев-Тиш М. Е. План расследования уголовного дела // Научные труды Саратовского юридического института. Выпуск 1 / Саратовский юридический институт им. Д. И. Курского; отв. ред. А. Л. Цыпкин. Саратов, 1957. С. 190.
• [16] Ленин В. И. Философские тетради //Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 29. С. 178.
• [17] Шляхов Л. Р. Планирование предварительного следствия: лекция для студентовВЮЗИ. М., 1957. С. 24.
• [18] СМ.: Хазиев В. С. О понятии «объективная истина» // Философия и общество. 2013.№ 2 (70). С. 47 — 64.