Читатель — собственник. 
Необходимость и три концепции свободы печати

Отношение «читатель — собственник» в контексте проблемы свободы СМИ здесь важно рассмотреть потому, что эти отношения и определяют ограничительные рамки журналистской деятельности, хотя сама журналистская деятельность в них не присутствует.

Существует достаточно мощная философская традиция рассмотрения проблемы свободы вместе с проблемой необходимости^[1]. По Далю «необходимый это, нужный, надобный, без чего нельзя быть, нельзя обойтись; | | чего нельзя обойти. Мне книги эти необходимы или необходимо нужны. Необходимость порядка не подлежит спору. Всякая необходимость есть следствие чужой (не своей) воли».

Иными словами, необходимость — это пространственное понятие, определяющее препятствия на жизненном пути. Пройти сквозь них невозможно, но можно двигаться, не натыкаясь постоянно на преграды. Для этого нужно знать их местонахождение, т. е. карту лабиринта^[2]. Мера этого знания, по мнению данной философской традиции, и есть свобода.

Таким образом, путь к свободе, это путь обретения мудрости и знания. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными»^[3].

Эта постоянно меняющаяся карта строится в жизненном мире посредством взаимодействия всех видов деятельности или (упрощенно в нашем контексте) взаимодействия потребителей информационной продукции (индивидуумов и социальных групп) и ее собственников (издательств, политических и государственных структур, бизнес-структур).

В этом ракурсе речь идет о пространстве обмена информацией и идеями, т. е. коммуникативном пространстве. Причем это пространство обладает многомерной метрикой, более того, размерность его определяется объемом знаний, чем больше знание, чем сложнее мировоззрение, тем больше вариантов движения по лабиринту. Напротив, упрощенный взгляд, например, плоский двумерный мир, разделенный на своих и чужих, неизбежно приведет в тупик, сколь бы ясными и очевидными не казались принятые для него решения.

На самом деле коммуникативное пространство является достаточно вариативным образованием, включающим природные компоненты, культурные, политические, демографические и т. п. Важнейшим фактором являются и символогические компоненты, причем значение последних усиливается по мере формирования цивилизационного феномена — информационного общества. Именно это обстоятельство выводит осуществление информационно-коммуникативной деятельности на уровень основных бизнес-процессов, т. е. приравнивает работу над образом деятельности, формирующимся в сознании целевых аудиторий с самой деятельностью. Кроме того, коммуникативное пространство конструируемо, т. е. подвержено управляющим воздействиям субъектов деятельности.

И потребитель информации, и ее собственник взаимодействуют в коммуникативном пространстве, вступая в переговоры о правилах обмена и привлекая СМИ в качестве посредника. Степень свободы СМИ определяется рамками, заданными в результате этих переговоров, и опосредованно зависит от того, кто из участников несет ответственность за конструирование коммуникативного пространства.

Если это прерогатива собственника (модель тоталитаризма), то потребитель заведомо будет помещен в ту часть мира, которая обладает наименьшими степенями свободы (в плоскую или линейную вселенную) и посажен на информационную диету. Если, напротив, за конструирование берется потребитель, то собственник очень быстро потеряет собственность и информация в системе иссякнет (анархическая модель). И в том, и в другом случае поле действия СМИ будет весьма ограниченно.

Реальная ситуация всегда где-то посередине, когда и та и другая сторона участвует в конструировании. Причем степень участия прямо пропорциональна степени контроля над средствами и инструментами, с помощью которых осуществляется этот процесс, т. е. за СМИ. Причем и та и другая сторона стремится повысить их эффективность и одновременно ограничить их свободу, чтобы не терять контроль над конструированием реальности.

Здесь как раз и возникает проблема гласности, заключающаяся в праве доступа к информации. Вообще говоря, проблема гласности не имеет прямого отношения к проблеме свободы слова и к СМИ, поскольку речь идет о доступе потребителя к информации собственника. СМИ здесь посредник, которому и потребитель, и собственник поручают транспортные и упаковочные функции, оговаривая при этом особые полномочия по приему, переработке и передаче информации.

Этим трем вариантам участия в конструировании реальности соответствуют три концепции юридически фиксируемой свободы печати и журналистской деятельности: авторитарная, полной свободы и ответственной свободы^[4].

Авторитарная (лат. auctoratas — власть, влияние) — и как ее крайнее выражение — тоталитарная, исходит из того, что пользоваться свободой информационной деятельности могут лишь властные структуры, которые и являются абсолютным собственником информации. Власть представляет интересы доминирующих в обществе политических, экономических и культурных сил. Она обеспечивает снятие ограничений с принадлежащих им СМИ и наоборот закрывает возможность для работы инакомыслящих СМИ.

Авторитарные тенденции проявляются и в демократических обществах, когда в условиях молодой демократии победившим на выборах силам хочется, используя открывшиеся возможности, закрепиться на идеологическом поле, ограничив возможности политических конкурентов, т. е. партий, оказавшихся в оппозиции. В сущности это и есть так называемые грязные политические технологии, использование которых может привести к краху той идеологической платформы, с которой партия пришла во власть.

Именно в рамках авторитарной модели рождается такой инструмент, как цензура. Самые ранние примеры цензуры относятся к временам до Рождества Христова. Так, в V в. до н. э. в Афинах и в III в. до н. э. в Риме жертвами цензуры стали философ Протагор, чьи книги о богах были сожжены, и драматург Гней Невий, оказавшийся в тюрьме. Духовная цензура появилась во второй половине V в., когда папа Геласий подготовил и опубликовал первый индекс запрещенных книг. Философы и мыслители относились к цензуре по-разному: Кант ставил превыше цензуры свободу, а Гегель, и позднее Вебер считали цензуру необходимой.

В России история цензуры напоминала волнообразный процесс. Послабления сменяются ужесточениями. «Мягкий» закон 1804 г. Александра I — и «чугунный устав» Николая I, принятый в 1826 г. Оживление гласности при Александре II — новые ограничения при Александре III.

В Советской России можно выделить два периода: с 1917 по 1930;е годы — период становления и утверждения и с 1940;х по 1991 г. — период стагнации. Можно привести и более подробную периодизацию: 1917—1922 гг. — период ведомственной цензуры при Реввоенсовете, ВЧК, Наркомпросе, Госиздате и Главполитпросвете; 1922—1930 гг. — организация и становление государственной цензурной системы (Главлит, Главрепертком, Главискусство); 1930— 1953 гг. — деятельность Главлита в составе Наркомпроса, за исключением короткого периода подчинения в 1953 г. Главлита МВД по инициативе Берии; 1953—1966 гг. — период временной поверхностной либерализации; 1966—1987 гг. — период «благополучия и покоя» во времена застоя; 1987—1991 гг. — агония системы на фоне попыток реформировать и либерализовать Главлит.

До начала 1990;х годов история советской цензуры исследовалась только за рубежом, например, в Лондоне в 1969 г. Прошел специальный симпозиум по советской цензуре. Серьезная разработка темы началась только в последние десятилетия после правовой (1990) отмены цензуры и ликвидации Главлита (1991)^[5].

Цензура была создана практически одновременно с установлением в России советской власти. За ленинским декретом «О печати» от 28 октября 1917 г., который привел к закрытию всех «вредных» буржуазных газет и журналов, последовал декрет «О революционном трибунале печати» от 28 января 1918 г., по которому за «контрреволюционные выступления» полагались различные наказания — от штрафа и закрытия газеты до лишения политических прав или свободы.

Параллельно в условиях гражданской войны развивалась военная цензура, которая контролировала всю информацию, поступавшую из прифронтовых областей, включая частную переписку. Сперва цензурой занимался РВС и Наркомпочтель, а в 1921 г. все функции военной цензуры были переданы ВЧК, вскоре реорганизованной в ГПУ.

6 июля 1922 г. декретом СНК СССР учреждается Главное управление по делам литературы и издательств при Наркомпросе РСФСР (Главлит). На органы Главлита, объединившие все виды цензуры печатной продукции, возлагается предварительный просмотр всего готовившегося к печати. Начальник Главлита согласовывал свои решения с РВС и ГПУ. При этом Главлит был не единственной организацией, контролировавшей интеллектуальную и творческую продукцию. Театром и эстрадой занимался Главрепертком.

Фронт работы цензурных органов достиг к 1938 г. огромных размеров, несмотря на постоянные реструктуризации цензурных органов и репрессии среди сотрудников. Контролю подвергались 8550 газет, 1762 журнала,.

39 992 книги общим тиражом 692 700 тыс. экземпляров, 74 вещательные радиостанции, 1200 радиоузлов, 1176 типографий, 70 000 библиотек и 1050 тонн печатной продукции, поступившей из-за границы. За 9 месяцев 1939 г. было выявлено 12 588 сведений, не подлежащих оглашению, и 23 152 политико-идеологических искажений. К концу 1930;х годов Главлит фактически напрямую подчинялся СНК СССР^[6].

Основой политической цензуры в СССР была монополия государства на средства массовой информации.

Противоположная концепция полной свободы печати сформировалась в борьбе с авторитаризмом. Лозунг полной свободы печати был сформулирован еще в XVII в. и стал одним из основных требований революционно-демократических сил XVIII в.

В странах, где антифеодальное движение развернулось в XIX и XX веках, лозунг свободы печати звучал практически так же. Не случайно, впервые вышедшая в 1644 г. на английском языке знаменитая «Ареопагитика» Дж. Мильтона, отстаивавшая идею свободы печати, в России была переведена только в 1907 г.

Лозунг полной свободы печати требовал реального уравнения в правах СМИ всех социальных групп и классов, при этом очевидно, что средства массовой информации рассматривались революционным движением как инструмент антиправительственной борьбы. Это в свою очередь вызывало сопротивление со стороны охранительных структур общества.

Этот лозунг базировался на достаточно простой и на первый взгляд наивной идее. Революционно-демократические идеи в основе своей истинны. Поэтому они на свободном рынке идей победят консервативно-охранительную идеологию. Тут же вспоминается риторический вопрос Дж. Мильтона: «Кто знает хоть один случай, когда бы истина была побеждена в свободной и открытой борьбе?»^[7]

Однако на практике революционеры как только получали власть, так тут же и отказывались от этого лозунга. Например, В. И. Ленин накануне выборов в Учредительное собрание писал: «Свобода печати это не только отмена цензуры, но и справедливое распределение бумаги и типографий: в первую очередь государству на общенародные нужды, затем крупным партиям, затем более мелким партиям и, наконец, любой группе граждан, собравшей определенное количество подписей».

Но позже он же инициировал и подписал постановление Совнаркома об отмене свободы печати и опубликовал статьи «Об обмане народа лозунгами „''Свобода печати“» и «Партийная печать и партийная литература». Другими словами, как только потребитель информации стал ее собственником, так тут же и прибрал к рукам инструменты строительства коммуникационной реальности.

Есть и другая сторона лозунга — это возможность с успехом воспользоваться свободой печати для манипулирования сознанием, массового обмана, внедрения ложных идей и стремлений, для поддержки унижающих человека низменных страстей, антигуманных стандартов поведения, и т. п. А все это далеко не всегда проигрывает истинным идеям, возвышающим ценностям и фундаментальным нравственным принципам.

Если бы это было действительно так, человечество так бы и осталось жить в Эдеме. Напротив, ложь и обман имеют определенное преимущество, потому что они просты, эксплуатирует базовые животные инстинкты (либидо, Танатос и т. п.), не требуют труда для своего усвоения и цепляются за изъяны человеческой души, которые сами же и создают. А главное, полная свобода слова, как и абсолютная гласность, приводит к ориентации на самого нетребовательного потребителя, т. е. к размыванию культурных традиций, уплощению информационно-коммуникативного пространства, энтропии. Поэтому идею полной свободы слова, очевидно, можно отнести к утопической.

Например, вот в каком состоянии оказалась пресса после реформ 60-х годов XIX века. Свидетельствует А. Д. Градовский: «Да, следует сознаться, что наша печать вышла из подневольного своего состояния далеко не с одними добродетелями». Одних бросило «в „иллюзии“, что прискорбно, хотя и не гнусно, а других в пасквили» — диффамацию, клевету, скандал, сплетни, площадную брань, порнографию, «что совсем уж гнусно», тогда как важно призвать ее «к разработке насущных, практических вопросов»^[8].

Некоторым компромиссом является концепция ответственной свободы, которая находит отражение в строгих юридических формах государственного и международного законодательства. В ряде документов зафиксированы определенные ограничения свободы слова, основанием которых является понимание того, что «средства массовой информации обязаны выполнять свои функции с чувством ответственности перед обществом и отдельными гражданами», как записано в документе Совета Европы (СЕ) «Декларация о средствах массовой информации и правах человека». Требование от СМИ действовать ответственно обрастает и другими существенными запретами (пропаганды войны, расовой исключительности, религиозной, социальной розни и т. д.).

В соответствии со «Всеобщей декларацией прав человека» и другими документами, принятыми ООН, государства обязаны закреплять в своем законодательстве основные политические, экономические, социальные, культурные и иные права и охранять их от каких-либо нарушений, в том числе и со стороны средств массовой информации.

Тайна переписки и неприкосновенность жилища, презумпция невиновности и исключение дискриминации по расовому, национальному, половому признакам, неприкосновенность личности и обязанность удовлетворять ее потребности, в том числе потребности в информации, право на свободу убеждений, выражение взглядов и мнений, получение и распространение информации и другие права и законные интересы личности, закрепляемые законодательством страны, должны быть известны журналистам и тщательно соблюдаться ими.

По закону преследуются клевета и оскорбление, разжигание расовой, национальной и классовой вражды. В ряде стран преследуется диффамация — распространение позорящих человека сообщений, хотя бы и основанных на правдивых фактах. Предметом охраны являются и экономические интересы физических и юридических лиц (коммерческая тайна, технические и технологические секреты, тайна вклада и завещания и т. д.). В этом плане оказываются более открытыми и менее защищенными сведения об общественно-значимых лицах в обществе и государстве.

В Российской Федерации действует принятый в 1991 г. Закон Российской Федерации «О средствах массовой информации» (далее Закон РФ о СМИ). В соответствии с Законом: «Поиск, получение, производство и распространение массовой информации, учреждение средств массовой информации, владение, пользование и распоряжение ими, изготовление, приобретение, хранение и эксплуатация технических устройств и оборудования, сырья и материалов, предназначенных для производства и распространения продукции средств массовой информации не подлежат ограничениям, за исключением предусмотренных законодательством Российской Федерации о средствах массовой информации».

Ограничения деятельности СМИ касаются только злоупотреблений свободой массовой информации: «Не допускается использование средств массовой информации в целях совершения уголовно наказуемых деяний, для разглашения сведений, составляющих государственную или иную специально охраняемую законом тайну, для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигания национальной, классовой, социальной, религиозной нетерпимости или розни, для пропаганды войны».

Этот перечень запретов содержит по сути список государственных преступлений, точнее их информационную поддержку, поэтому его можно рассматривать как способ профилактики преступлений.

Ответственность за нарушения законодательства возлагается на различные субъекты журналистской деятельности — в зависимости от того, кто виновен в правонарушении. При этом Конституцией РФ предусмотрено освобождение от ответственности за распространение сведений, не соответствующих действительности и порочащих честь и достоинство граждан и организаций, либо ущемляющих права и законные интересы граждан, либо представляющих собой злоупотребление свободой массовой информации, если эти сведения содержатся в обязательных для публикации и официальных материалах, прессрелизах агентств и различных организаций, выступлениях официальных лиц и других СМИ, а также идущих в прямом эфире авторских выступлениях.

Однако Законом о СМИ устанавливается ответственность и за ущемление свободы деятельности журналистики, которое проявляется в осуществлении цензуры, вмешательстве в деятельность редакции, незаконном прекращении деятельности СМИ, нарушении права редакций на запрос и получение информации, незаконном изъятии или уничтожении тиража, принуждении журналиста в профессиональной сфере, установлении ограничений законных контактов журналистов с целью получения информации, а также в нарушении других прав журналиста.

Юридической регламентации подлежат все отношения внутри СМИ как функционирующей системы: «государство — СМИ», «учредитель — журналист», «журналист — действительность», «журналист — аудитория», «журналист — социальные институты», «журналист — инфраструктура СМИ» и т. д.

В этом законе отражен факт строительства в России гражданского общества. Модель гражданского общества предполагает, что потребители и собственники информации находятся в положении динамической неравновесности, т. е., конкурируя друг с другом, они в равной степени участвуют в строительстве реальности. Эта ситуация наиболее благоприятна для СМИ, так как обеспечивает наибольшее пространство возможностей, расширяемое за счет игры на конфликте интересов собственников и потребителей.

В таком обществе, предполагающем широкий плюрализм взглядов, роль СМИ значительно повышается, многократно возрастает требование к объему и характеру знаниевых запасов журналиста и мере его креативности при анализе явлений жизни и предложении решений. Естественно, растет и ответственность журналиста, как и всякого общественного деятеля.

В этом направлении, хотелось бы надеяться, и идет история. Происходит процесс, при котором, как говорил Спиноза, «человеческое мышление, на низших своих ступенях недостаточное и подчиненное страстям, может и должно возвыситься до адекватного познания вещей в их божественной необходимости (Sub specie aetemitatis), а это приводит к высшей добродетели, к «интеллектуальной любви к Богу».

• [1] «Свобода есть отсутствие всяких препятствий к действию», постольку препятствия"не содержатся в природе и во внутренних качествах действующего субъекта" и «вседобровольные действия обусловлены необходимыми причинами» (Т. Гоббс); «Посколькудуша познает вещи как необходимые, она имеет тем большую власть над аффектами, иными словами, тем менее страдает от них… Свобода есть познанная необходимость"(Б. Спиноза); свобода возможна лишь «в соединении со всеобщим законом естественной необходимости» (И. Кант); «мера возможной свободы —доступное каждой эпохесознание необходимости» (В. Ф. Асмус).
• [2] Хорошей метафорой жизненного лабиринта является зона из фильма Андрея Тарковского «Сталкер», про которую главный герой говорит, что зона — это система ловушек, все из них смертельно опасны. «Я не знаю, что происходит в зоне, когда в ней нетчеловека, но, как только человек появляется, все приходит в движение. Бывшие ловушкиисчезают, а безопасные места становятся непроходимыми. Я считал ее капризной, но потом понял, что причиной изменений являем мы, а не она».
• [3] Евангелие от Иоанна; 8,32.
• [4] См.: Сиберт Ф. С, Шрамм У., Питерсон Т. Четыре теории прессы. М., 1998.
• [5] Например, Горяева Т. Политическая цензура в СССР. 1917—1991 гг. М.: РОССПЭН, 2002.
• [6] См.: Горяева Т. Указ. соч.
• [7] История печати. Антология. М., 2001. С. 59.
• [8] Градовский А. В. О свободе русской печати. СПб., 1905. С. 114.