Лауреат Нобелевской премии, прижизненный классик Андре Поль Гий-ом Жид (1869−1951) оказал существеннейшее влияние на умы нескольких поколений. Его творческая судьба — одна из наиболее долгих и необычных в европейской литературе. Начавшись в 1891 г., в эпоху символизма, она завершается в середине XX в., когда «ангажированная литература» открывает новый смысл литературного творчества. Огромное, необычайно разнообразное наследие Жида помимо художественных произведений включает автобиографическую прозу, путевые дневники, публицистику, критические эссе, антологии, переводы и переписку и уже на протяжении столетия остается актуальным и притягательным для европейских читателей и исследователей.
Свидетельство тому — активная деятельность поклонников таланта писателя. В 1968 г. под руководством К. Мартена создана «Ассоциация друзей Андре Жида», которая публикует ежеквартальный «Бюллетень» и ежегодник «Тетради Андре Жида» (первый номер вышел в 1969 г.). В издательстве «Revue des Lettres modernes «также под руководством К. Мартена с 1970 г. выходит серия «Андре Жид», цель которой «регулярно подводить итоги нашим знаниям об этом творце». Автору посвящены сборники критических статей и специальные выпуски литературных журналов (например, сборник «Критики нашего времени о Жиде» и спецвыпуск «Magazine litteraire»). Центры изучения творчества А. Жида действуют в Лионе, Нанте, при университете Париж-Х (Нантер) — в Австралии, Канаде и США. Во всем мире регулярно проводятся конференции и чтенияодин из последних примеров — международная конференция «Лики Андре Жида», состоявшаяся в ноябре 1997 г. в Анкаре (Турция).
Классичность" и актуальность этого автора позволяет по достоинству оценить чрезвычайно богатая, постоянно обновляющаяся библиография изданий его текстов. При этом полного собрания сочинений не существует, равно как и полного издания переписки Жида. Публикация собрания сочинений, предпринятая издательством «Gallimard» при участии автора, после выпуска XV тома была прервана Второй мировой войной. Некоторые тексты, представленные в этом собрании, нигде не переиздавались. В 1947;49 гг. выходит полное собрание драматургических произведений в восьми томах, где кроме пьес самого Жида содержатся его переводы и переложения для театра произведений Р. Тагора, У. Шекспира и Ф. Кафки. В самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды» изданы тома «Романы, повести, соти и лирические произведения» и «Воспоминания» (путевые дневники и автобиографическая проза). В 1996;97 гг. в Плеяде выходит новое двухтомное издание «Дневника» (1887−1925 и 1926;1950), которое содержит многие неизданные прежде фрагменты и обстоятельный комментарий Э. Марти. Путевые дневники были, кроме того изданы в коллекции «Biblio» («Gallimard») в 1993 г. Большинство отдельных изданий художественных произведений Жида опубликованы «NRF» и «Галлимаром», а также в серии «Livre de poche». Кроме того, в различных издательствах в разное время вышло около сорока томов переписки писателя, из которых самыми значительными, можно считать переписку с матерью, П. Валери, Ф. Жаммом, П. Клоделем, Р. Мартен дю Гаром, Ф. Мориаком, А. Рувейром и Ш. дю Бо.
В настоящий момент ведется работа над мультимедийным изданием рукописей Жида. Этот долгосрочный проект осуществляется при поддержке Британской Академии Д. Уолкером, профессором Шеффилдского университета и А. Гуле, профессором университета г. Кан. В 1998;2001 гг. планируется выпустить первую электронную версию с рукописями «Подземелий Ватикана» и «Дневника Фальшивомонетчиков».
Вероятно, одна из причин такой притягательности Жида для читателей и исследователей — ставшая литературной легендой загадочность и парадоксальность этого автора. В богатой сенсациями и парадоксами культуре XX в. мало имен, вызывавших столько дискуссий, сколько Андре Жид. Так естественно возникает проблема внутреннего единства его противоречивого наследия. Многие исследователи указывали на то, что это единство заключается в самой личности Жида, относящегося к числу художников с сильнейшим авторским началом. Именно поэтому творчество писателя становится в данной диссертации предметом исследования именно с точки зрения проблемы автора. Поиск истока авторского единства приводит к истории становления автора — именно раннее творчество является тем зерном, из которого вырастает Жид.
В качестве «раннего творчества» для анализа выделяется период с первых опытов французского автора (1891г.) по 1902 г., когда был написан «Имморалист». Выбор данного периода обусловлен как биографическими критериями, так и внутренними закономерностями развития художественной манеры А. Жида. Первое десятилетие литературной карьеры — пожалуй, самый напряженный период в духовной эволюции писателя, отмеченный борьбой за освобождение от тисков пуританской морали, переосмыслением религиозных убеждений, созданием собственной этической программы. В это же время происходит и обретение творческой независимости, когда, испытывая разнообразные и зачастую противоречивые влияния, молодой автор приходит к убеждению о необходимости творить самостоятельно, «без оглядки на школы и направления» и когда формируются основные черты его неповторимой поэтики. Дуализм, колебания между двумя противоречивыми состояниями постепенно сменяется в произведениях этого периода знаменитым «состоянием диалога» противоположных точек зрения, ставшим главной пружиной творчества Жида.
Таким образом, объектом исследования являются созданные в период 1891—1902 гг. «Тетради Андре Вальтера» (1891), «Стихотворения Андре Вальтера» (1892), «Трактат о Нарциссе» (1892), «Путешествие Уриана» (1892), «Опыт любви» (1893), «Топи» (1894), «Яства земные» (1897), «Саул» (1898), «Филоктет» (1898), «Эль Хадж» (1899), «Прометей, плохо скованный» (1899), «Царь Кандавл» (1901) и «Имморалист» (1902).
Постижение авторского мира Жида предполагает ряд аспектов.
Во-первых, самостоятельный интерес имеет биография писателя. Важнейший ключ к произведениям Жида, сама она является своеобразным шедевром, сознательно творимой легендой. Являясь художником, для которого отправной точкой является собственное «Я», Жид далек от исповедальности, и это ставит сложную теоретическую проблему соотношения в его творчестве автора биографического и художественного.
Во-вторых, наследник и продолжатель лучших традиций великой классической литературы, Андре Жид в то же время является одним из самых дерзких экспериментаторов в области формы. Трудно переоценить роль, которую этот художник сыграл в развитии и обновлении литературного процесса новейшей эпохи. Его творчество может быть названо одним из «фокусов», через которые шло «преломление» тенденций и образование магистральных линий в литературе XX в. Так возникает проблема «автор и традиция».
В-третьих, произведения Жида дают огромный материал для анализа проблемы автора как проблемы внутренней формы, поэтики писателя. В особенности это касается оригинальности и разнообразия повествовательных форм, которые были настоящей лабораторией нового романа (по остроумному замечанию П. Орегана, «с приходом Жида повествование потеряло свою невинность и доверчивость к добродетелям реализма"1).
Проблема автора в случае с Жидом неотделима и от широкого исторического и художественного контекста. Уникальное сочетание интереса ко всем областям культурной и общественной жизни сделало его одной из ключевых фигур эпохи, человеком, который не только выразил тенденции своего века, но и во многом определил его. Не случайно друг писателя А. Рувейр назвал его «главным представителем эпохи», человеком, «который, при всей своей оригинальности, был неотделим от [эпохи], и при этом, благодаря своему индивидуальному гению, всегда оставался в стороне от нее, так как он был в некотором роде ее подавленным и непризнанным подсознанием"2. За яркими парадоксами «возмутителя умов» скрывалась редкая проницатель.
1 Auregan P. Des reperes pour situer l’auteur et ses ecrits.- Poitiers: Ed. Nathan, 1993 — p. 116.
2 Uht. no: Goulet A. Andre Gide en question. Le contemporain capital // Andre Gide 8. Sur «Les Faux-Monnayeurs». — P., 1987;p. 15 ность в понимании человеческой природы и предчувствие грядущих перемен в отношениях личности и общества. Новый, неконформистский взгляд художника на вечные нравственные дилеммы, нашедший выражение в этике имморализма, совершает «революцию образа мышления"^ и делает его кумиром молодежи первой половины XX в. Не случайно один из главных шедевров Жида — его Дневник — для многих европейских читателей был «настольной книгой и учебником жизни"4.
Таким образом, проблема автора понимается достаточно широко. Это реальная личность (биографический автор). Это сознание, выраженное в определенном произведении и в их сумме (концепированный автор). Это и один из голосов в тексте (автор-повествователь), и представитель определенной исторической и культурной эпохи.
Такое понимание «автора» опирается на труды М. М. Бахтина, Л. Я. Гинзбург, Б. О. Кормана, Ю. М. Лотмана, Ю. Н. Тынянова и некоторых других отечественных исследователей.
Проблема автора — одна из самых дискуссионных в литературоведениивышеупомянутым концепциям противостоят многие другие. В частности, это категория образ автора в трудах В. В. Виноградова. Автор понимается ученым на лингвистической основе — как конкретное «художественно-языковое сознание», обладающее определенной индивидуальной формой — индивидуальное преломление, конструкция социально-языковых форм определенной исторической действительности, осложненных контекстом литературной школы, жанра, и т. д. На основе этого «языкового сознания» он стремится понять художественное единство произведения, объединяющее все элементы текста5. Категория образ автора, центральная для разработанной Виноградовым «науки о языке художественной литературы» оказала значительное влия.
3 Цит. по: Goulet A Andre Gide en question. Le contemporain capital // Andre Gide 8. Sur Les Faux-Monnayeurs. -P., 1987;p. 15.
4 Delvaille B. Gide, des jours nouveaux // Magazine litteraire, n° 349, decembre 1996 — p. 83.
Образ автора" в трудах ученого — это «концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем рассказчиком или рассказние на отечественную концепцию проблемы автора. Полемическое неприятие этой категории, развитие свернутых в ней смысловых тенденций, совершенно новое, не предусмотренное Виноградовым применение данного термина — такова его многосторонняя и противоречивая жизнь в науке.
Концепцию Виноградова, как и многие другие в широчайшем спектре теорий автора, охарактеризовать который не представляется возможным, нельзя не учитывать. Однако теоретической основой диссертации являются идеи М. М. Бахтина, Б. О. Кормана, Ю. Н. Тынянова и Л .Я. Гинзбург.
Термины биографический и концепированный автор принадлежат Б. О. Корману. В трудах этого ученого и его школы6 проблема автора понята через один из ее аспектов — как проблема сознания, позиции автора в литературном произведении. Ученый подмечает, что «слово «автор» употребляется в литературоведении в нескольких значениях. Прежде всего оно означает писателяреально существовавшего человека. В других случаях оно обозначает некую концепцию, некий взгляд на действительность, выражением которого является все произведение. Наконец, этот термин употребляется для обозначения некоторых явлений, характерных для отдельных жанров и родов"7. Предлагая закрепить за словом «автор» в терминологическом смысле второе из перечисленных значений, Корман делает вывод о том, что автор непосредственно не входит в текст: «он всегда опосредован субъектными и внесубъектными форg мами» .
Субъектная организация" произведения определяется Корманом как «соотнесенность текста с субъектами речи». В связи с тем, что субъект речи обычно не назван в тексте непосредственно, Корман разработал принципы его выявления. Во-первых, ученый выделяет понятия «субъект речи» и «объект речи». Под «субъектом речи» понимается тот, кто изображает и описывает, чиками и через них являющееся идейно-стилистическим средоточием, фокусом целого" - Виноградов В. В. О теории художественной речи. — М., 1971, с. 118.
6 см. Итоги и перспективы изучения проблемы автора, Целостность литературного произведения и экспериментальный словарь литературоведческих терминов, Изучение текста художественного произведения и ДР.
7 Корман Б. О. Избранные труды по теории и истории литературы / Предисл. и составл. В. И. Чулкова. -Ижевск, 1992, с. 59 под «объектом речи» — то, что изображено и то, о чем рассказывается. Отношение субъекта к объекту обнаруживается по нескольким параметрам: в пространственной, временной и фразеологической точках зрения. В соответствии с этим Б. О. Корман определяет автора как некий взгляд на действительность, «субъект сознания, выражением которого является все произведение или их совокупность"9. Этот автор противостоит автору биографическому как автор концепированный. Его инобытием выступает весь художественный текст. Главным уровнем выражения авторского сознания является для ученого субъектный уровень, уровень слова. По степени выраженности авторского сознания на субъектном уровне Корман различает «собственно автора», «повествователя», «лирического героя» и «героя ролевой лирики».
Понятие «автор текста», введенное Б. О. Корманом и включающее элементы биографического автора и автора концепированного, и его теория субъектных отношений в тексте лежит в одной плоскости с учением М. М. Бахтина и исследованиями по поэтике автора у Ю. Н. Тынянова и Л .Я. Гинзбург.
М.М. Бахтин в записях 1970;71гг. формулирует «образ автора» как иерархически организованную структуру, выделяя «автора первичного» (не созданного) и «вторичного» (образ автора, созданный первичным автором). «Первичный автор» — «создающий образ» — «никогда не может войти ни в какой созданный им образ», опосредованием его является все произведение. «Вторичный автор» — понятие иерархическое и идейно значимое. На вершине иерархии — авторская позиция, воплощенная в сюжетно-композиционной, жанровой и пространственно-временной структуре текстав основании ееформа повествования от автора. Биографический же автор для Бахтина находится за пределами науки. Признавая, что «автор-творец поможет нам разобраться в авторе-человеке"10, исследователь возражал против фактических сопоставлений биографии писателя и его произведений, против смешения «ав.
5 там же, с. 62.
9 Корман Б. О. Литературоведческие термины по проблеме автора. — Ижевск, 1982, с. 4 тора-творца, момента произведения" и «автора-человека, момента этического, социального события жизни».
В исследовании «вторичного автора» основной в трудах Бахтина является, его концепции «чужого слова», проблема диалога сознаний, идеологических точек зрения в произведении. Слово для Бахтина — прежде всего «знак чужой смысловой позиции», точка зрения. Это осознание слова героя как чужого дает понимание героя как «другого», как самостоятельного голоса, способного противостоять авторскому. Ценностная категория «другости» является для Бахтина «организующей силой» во всех эстетических формах. Именно в «отношении» автора к герою как к другому и проявляется эстетическая сущность художественного творчества, — пишет ученый в работе «Автор и герой в эстетической деятельности"11. Автор и герой поняты в плане общей философской эстетики — как участники «эстетического события» общения. В этой работе оформляется ряд основных понятий теории Бахтинатаковы.
12 13 вненаходимость" и связанный с ней «избыток» видения и знания, «кругозор» героя и его «окружение».
В последующих работах Бахтин говорит также об активности героя, которая может противостоять авторской и в этом противостоянии дойти до полного освобождения от автора, как происходит это в романах Ф. М. Достоевского. В работе «Проблемы творчества Достоевского» ученый называет героя.
Бахтин М. М. Эстетика словесного творчества. — М., 1979, с. 10.
11 «Герой-человек может совпадать с автором-человеком, но герой произведения никогда не может совпадать с автором-творцом его, иначе мы не получим художественного произведения. Эстетическая реакция есть реакция на реакцию. В этом смысле автор интонирует каждую подробность своего героя, каждый поступок, черту характера. В самих себе мы менее всего можем воспринять целое собственной личности. В художественном произведении, напротив, мы находим единую реакцию на целое героя» .
12 Завершающее сознание автора словно кольцом охватывает сознание героя и эту эстетически продуктивную позицию по отношению к герою Бахтин называет позицией напряженной вненаходимости автора всем моментам героя. Только при этом условии можно «собрать всего героя и восполнить до целого теми моментами, которые ему в себе недоступны. Позиция вненаходимости завоевывается, особенно там, где герой автобиографичен (автор должен здесь стать «другим» по отношению к себе самому). Если же автор теряет эту ценностную точку вненаходимости, то возможны три общих типичных случая его отношения к герою: герой завладевает авторомавтор завладевает героемлибо герой сам является своим автором, эстетически осмысливает свою жизнь и как бы играет роль. Отношения автора и героя могут также быть осложнены познавательно-этическими определениями целого героя: авторитетность эмоционально-волевой установки героя для автора (героизация) и разоблачение этой установки (сатиризация).
13 Как носитель напряженно-активного единства завершающего целого (героя и произведения) автор «не только видит и знает то, что каждый герой в отдельности и все герои вместе, но и больше их, причем он ви.
Достоевского «идеологически авторитетным и самостоятельным». Этот герой уже не объект художественного видения романиста, а «автор собственной полновесной идеологемы». По определению Бахтина, Достоевский не замыкает полифонию голосов рамками «единого авторского сознания». Напротив, переводя весь внешний мир из кругозора автора в кругозор героя, он делает авторский голос «лишь одним из многих». Отсюда два бахтинских типа художественного построения — монологический и диалогический (полифонический) — как два противоположных художественных способа выражения авторского сознания.
Важную роль в исследовании проблемы «художественного автора» сыграли также работы Ю. Н. Тынянова и его концепция «литературной личности». В статье «Литературный факт» (1924) ученый вступает в спор с психологической школой, отделяя «индивидуальность литератора» от «авторской индивидуальности, литературной личности», в формировании которой принимает участие литературная эпоха. Как и В. В. Виноградов, он ищет автора в «языковом сознании», но включает это сознание в процесс литературной эволюции, в движение литературы как «динамической речевой конструкции». Изучая проблемы субъектной организации на материале поэзии Блока, он объясняет эту поэзию как целое, выделяя здесь создаваемый особой речевой установкой субъекта образ, «лицо». Тынянов вводит здесь понятия «поэт с биографией» (лирический геройфигура поэта, стоящая в центре лирики) и «поэт без биографии» (носитель условно-обобщенного «Я») как различные формы субъектной организации текста.
Термин «лирический герой» был принят и получил дальнейшее развитие в трудах Л. Я. Гинзбург и Д. Е. Максимова. Именно биографическая константа рассматривается учеными как необходимое проявление личности в поэзии, как свойство субъекта поэтического творчества, которое и дает ему основания подняться до «уровня» лирического героя. Так, Л. Я. Гинзбург в книге дит и знает нечто такое, что им принципиально недоступно и в этом избытке видения и знания автора и находятся все моменты завершения целого" .
О лирике" одним из главных условий возникновения образа лирического героя называет ситуацию, когда «реальная жизнь, биография человека начинает рассматриваться как построение, как художественная форма», хотя тут же подчеркивает, что этот лирический двойник отнюдь не является эмпирической личностью «во всей противоречивой полноте и хаотичности своих проявлений» 14. В исследовании о Лермонтове она предлагает сделать границы термина более узкими, указывая на то, что «образ поэта вовсе не обязательно должен восприниматься как адекватный личности поэта» и делает важный вывод о том, что не всякое лирическое «я» может быть лирическим героем, но зато всякий лирический герой — это обязательно лирическое «я"15.
Помимо исследований по теории автора, важнейшей опорой, без которой исследование творчества Жида было бы невозможным, являются работы историков литературы, всегда проявлявших пристальное внимание к французскому классику. Библиография их огромна и разнообразна. Писатель, страдавший в юности от невнимания критики, начинает с определенного момента занимать умы всей образованной европейской публики. Необычайное разнообразие творчества Жида — одного из самых противоречивых и многоликих авторов в области современной французской литературы — порождает самые противоречивые интерпретации. Поэтому обозреть весь спектр исследований, посвященных писателю на Западе — задача невыполнимаяпо выражению известного французского литературоведа П. де Буадеффра, «имя им легион"16. Представляется возможным лишь коротко охарактеризовать наиболее серьезные и ценные труды, отдельные положения и выводы которых учитываются в данной работе.
Прежде всего необходимо назвать общие работы по истории французской словесности конца XIX — XX вв., принадлежащие перу известных французских историков литературы, таких как Р. Альберес, А. Лагард и Л. Мишар,.
14 Гинзбург Л .Я. О лирике. — Л., 1974 — сс. 164, 166−167.
15 Гинзбург Л. Я. Творческий путь Лермонтова. — Л., 1940 — с. 64.
16 Boisdeffre P. de. Vie d’Andre Gide. 1869−1951. Essai de biographie critique. V.I. Andre Gide avant la fondation de NFR (1869−1909). — P., 1970. — p. 20.
Р. Лалу, Ж. Натан, П. А. Симон и др. Авторы этих книг выделяют Жида как одну из ключевых фигур в литературной эволюции XX в.
Одним из важнейших источников для постижения мира автора является биографический материал. Особый интерес в этом плане представляют свидетельства друзей и собратьев по перу, которые были первыми критиками и биографами Жида. Прежде всего это воспоминания Марии ван Риссельбергзнаменитые «Тетради Милой Дамы" — «Записки об Андре Жиде» Роже Мартен дю Гара и «Беседы с Андре Жидом» Клода Мориака.
Кроме того, опубликован целый ряд биографий, в основном охватывающих период 1869—1914 гг. К числу лучших работ этого рода могут быть отнесены «Юность Андре Жида» Ж. Делэ (1956), «Жизнь Андре Жида» П. де Буадеффра (1970), «Зрелость Андре Жида» К. Мартена (1980) и «Посланник» П. Лепапа (1997).
Начало биографическим исследованиям положил «мастерский и отныне.
17 классический" труд Жана Делэ «Юность Андре Жида». Автор егоне литературовед, а врач-психоаналитик, лично знавший Жида. Свою любовь к писателю Делэ выразил, собрав за многие годы с редкой полнотой, можно сказать «все» материалы о его становлении, описав и опубликовав их. Цель этой самой документированной биографии Жида — показать путь «от Андре Вальте-18 ра к Андре Жиду», найти психологические источники литературного творчества. Теоретическая основа работы — идеи 3. Фрейда о сублимации нереализованных желаний в магию искусствао нарциссизме как источнике эстетической деятельности. Ключи к пониманию личности художника нужно искать в детстве, считает ученый вслед за Фрейдом, причем особое значение имеют негативные факторы и отклонения. Поэтому Делэ шаг за шагом прослеживает родословную, детство и юность Жида, воссоздавая сложную, подчас трагическую историю первых лет его жизни. Ранняя смерть отцагнетущая обстановка в семьехрупкое здоровье и повышенная чувствительностьпроблемы в.
17 Martin С. La maturite d’Andre Gide. De Paludes a l’Immoraliste (1895−1902). — Lille, 1980. — p.5.
18 Герой первого романа A. Жида общении со сверстникамисексуальные отклонения, создающие у ребенка комплекс вины. Все становится причиной того, что Андре замыкается в себе и переживает несколько нервных кризисов (сам писатель называл их немецким словом schaudern), подробно рассматриваемых аналитиком. В последующих главах Ж. Делэ анализирует «уловки», которые позволили Жиду «найти убежище от депрессии в одиноких мечтаниях, воображаемом удовлетворении желаний"19, а обратный путь из мечты в реальность — искусство. Таким образом ученый доказывает, что психическая организация писателя «предрасполагала его к художественному творчеству, и в особенности к созданию двойнилл ка». Второй том «Юности. «посвящен истории создания и психоанализу произведений 1891−95 гг. В целом работа дает полное представление об истории первых двадцати лет жизни Жида и его первых шагов в литературе и является необходимым источником для всякого, изучающего творчество этого автора. При этом следует отметить, что метод исследования Делэ и некоторые его выводы продолжают оставаться предметом дискуссий.
Так, основные тезисы Делэ оспаривает Марианна Мерсье-Кампиш, автор «Поправок к портрету Андре Жида в юности», самой полемической биографии писателя. Цель ее — внести поправки к фундаментальному исследованию Делэ, а за ним и других критиков, которые — во многом с подачи самого.
Жида, создавшего «деформирующей стилизацией» авторский миф — представляют детство и юность автора «Если зерно не умрет.» в излишне мрачном и драматическом свете. Возражая против «психологического эксклюзи-визма» Делэ и его тезиса о «ранней извращенности» Жида, исследовательница утверждает, что Андре был «нормальным» ребенком, с «нормальным» детством и «нормальными» отношениями с матерью. Автор «Поправок.» уточняет некоторые обстоятельства, важные для эволюции Жида, а также вносит но.
22 вые нюансы в «общие места» его биографий и эту попытку ремифологиза.
19 Delay J. La jeunesse d’Andre Gide. V. I. — P., 1956. — p. 584.
20 ibid., p. 587.
21 Mercier-Campiche M. Retouches au portrait d’Andre Gide. — Lausanne, 1994. — pp. 15, 121.
22 например, приводит серьезные аргументы против идеи о «ранней извращенности», «врожденной злобности» Жида-ребенка, чьи игры, согласно Делэ, напоминали «забавы Нерона». Критики зачастую буквально ции можно назвать главной заслугой Мерсье-Кампиш. К сожалению, исследовательнице можно адресовать ее же упрек Ж. Делэ, так как большинство ее тезисов слишком субъективны23.
Вызвавшая многочисленные дискуссии, «Юность Андре Жида» стала, тем не менее, отправным пунктом для последующих биографов. В частности, учениками Ж. Делэ считали себя авторы «классических» жизнеописанийПьер де Буадеффр и Клод Мартен.
Жизнь Андре Жида" П. де Буадеффра должна была бы стать первой полной биографией писателя, но из двух томов вышел лишь первый, охватывающий период 1869—1895 гг. Жизнь Жида представляется биографу более интересной и значимой, чем его творчество: «Его художественный мир — это не мир человеческого общества, но лишь узкий мир писателя Андре Жида. Но человек Жид бесконечно более тонок и сложен», чем его произведения — таков.
24 аргумент Буадеффра. Поэтому в его работе художественное творчество автора второстепенно, на первом же плане «главное произведение» — сама жизнь. Метод критика далек от традиционного академизма — скорее, это эссе, написанное непринужденным тоном рассказчика светского салона. Наследник Ш.-О. Сент-Бева, Буадеффр воссоздает притягательный многогранный образ личности Жида, оригинально трактуя обстоятельства его жизни25. Представляет интерес и богатейший документальный материал, представленный в работе. В то же время, особенности взгляда де Буадеффра обусловили спорные стороны исследования, а именно страницы, посвященные произведениям Жида, в которых он видит лишь биографический материал. Может быть, поэтому воспринимают знаменитую фразу Жида из Если зерно не умрет.: «В этом невинном возрасте, когда, согласно общему мнению, душа кристально чиста, нежна и прозрачна, я вижу в себе лишь тень, уродство и притворство».
23 В частности, бездоказательным представляется не подтвержденное никакими фактами мнение о попытке самоубийства Жида после отказа Мадлен Рондо. Попытка «реабилитации фигуры матери», заявленная в числе основных целей работы, также основана на достаточно вольном комментарии переписки Жида с М-м Жюльетг Жид — pp. 214−229.
24 Boisdeffre P. de. Vie d’Andre Gide. 1869−1951. Essai de biographie critique. V.I. Andre Gide avant la fondation de NFR (1869−1909). -P., 1970. — p. 14.
25 В частности, своебразна авторская трактовка истории личной драмы Жида — в отличие от других критиков, Буадеффр, подчас неоправданно, суров по отношению к Мадлен Рондо (которую и Делэ и Шлюмберже, по его мнению, идеализировали) — для него это — «посредственная женщина, от которой ему так и не хватило мужества избавиться, уничтожившая собственными руками важную часть его творчества». реакция биографа на большинство ранних произведений — «желание либо расхохотаться, либо зевнуть"26- неудачными он считает все из них, включая «Имморалиста», кроме «Топей» и «Яств земных». Возможно, подобная субъективность обусловлена эссеистической, «камерной» манерой данной работы, ставшей первой попыткой «обобщающего» исследования жизни А. Жида.
Напротив, основным достоинством биографии «Зрелость Андре Жида», последовавшей за книгой де Буадеффра, можно назвать стремление к объективности. Ее автор — Клод Мартен — центральная фигура в освоении творческого наследия писателя. Основатель и бессменный руководитель «Ассоциации друзей Андре Жида и Лионского центра по изучению его творчества, редактор множества художественных и справочных изданий, он является, кроме того, автором нескольких книг о Жиде, из числа наиболее значительных об этом писателе. Биография «Зрелость Андре Жида. От «Топей» до «Имморалиста» (1895−1902)» — эссе о «семи годах, первых из четырнадцати, которые привели его к зрелости,. от смерти матери до первого номера КМ7"27. В отличие от Буадеффра, Мартен рассматривает жизнь писателя в тесном сопряжении с его творчеством — как единое собрание сочинений, уделяет значительное внимание произведениям, их генезису, биографическим опорам. Используя обширнейший художественный, фактографический, философский и эстетико-теоретический материал, он раскрывает сложную мозаику доктрины имморализма и проводит интересные сопоставления художественно-философских поисков Жида с исканиями его современников. Очень много работа дает для понимания роли традиции в творчестве Жида, выявляя те влияния, которые писатель испытывал со стороны Ф. М. Достоевского, О. Уайльда и Ф. Ницше. Аргументированной и удачной представляется авторская периодизация, которая положена в основу данной диссертации. «Имморалист» представлен в исследовании как произведение-итог, этическое и эстетическое.
26 ibid., р. 148.
21 Martin С. La maturite d’Andre Gide. De Paludes a l’Immoraliste (1895−1902).
Lille, 1980.-p. 11 завершение целого этапа в жизни и творчестве Жида. Этот период 1895—1902 гг., детально изученный Мартеном, назван им периодом «первого бунта"28.
Из «общих» жизнеописаний Жида следует выделить небольшую талантливую книгу «Андре Жид. Посланник» Пьера Лепапа, приблизившегося к созданию цельного облика «неуловимого Протея». Биограф предпринимает попытку разгадать тайну притягательности Жида для многих поколений, «понять, как художественное творчество может оказывать такое освободительное.
29 влияние на умы сменяющих друг друга поколений". Год за годом, с 1869 по 1951 гг. он воссоздает жизнь своего героя, основываясь на обширном документальном материале. На страницах этого основательного и тонкого исследования возникает облик человека, который со всеми его противоречиями, колебаниями, искренностью и мужеством был «посланником счастья».
Изучение проблемы автора требует соотнесения автобиографической и художественной прозы автораи здесь много ценных материалов и соображений дают исследования «Дневника» и автобиографий Жида. Признанной классикой этого направления являются труды Д. Мутота, Э. Марти и Ф. Ле-жёна.
Даниэль Мутот в своих исследованиях — фундаментальной диссертации «Дневник» Жида и проблемы Я" (1968), многочисленных монографиях и статьях изучает «Дневник» Жида как важнейший ключ к его методу. Критик совершенно справедливо замечает, что «ни религия, ни политика, ни литература не способны навязать внешнюю дисциплину"30 этому писателю. Сила авторского Я обусловила метод Жида, который исследователь определяет как «обузданный эготизм» — изучение себя посредством создания произведений31. Мутот показывает, что «Дневник» устанавливает своего рода связь между чтением и письмом, создает «внутреннюю мотивацию произведения"32. Нема.
28 Martin С. Gide. Ecrivains de toujours. P., 1986 — p. 192.
29 Lepape P. Andre Gide. Le Messager.- P., 1997 — p. 5.
30 Moutote D. Le Journal de Gide et les problemes du Moi (1889−1925). — P., 1968. — p. XVII.
31 Сходные мысли высказывают многие критики. В частности, Р. Бастид называет метод Жида «поисками утраченного я», которые представляют собой, согласно автору Анатомии Андре Жида, творческий психоанализ.
32Moutote D. Intertextualite et Journal dans l’oeuvre d’Andre Gide // Plaisir de l’intertexte. Frankfurt am Main, 1989 -p. 121 ло интересных и ценных замечаний он высказывает по проблеме искренности, столь важной для Жида. При этом основным критерием искренности для ученого является не формальное соответствие «факта жизни» и «факта литературы», а «искренность произведения, которая не является искренностью человеческой», «чисто эстетическая добродетель, проявляющаяся в чистоте линий.
33 искусства писателя", которую он называет одним из основных достоинств произведений Жида. Гарантия же этой искренности в том, чтобы «писать только о том, что проверено личным опытом"34. «Дневник» для Мутота — не только «человеческий документ». В исследовании «Гпавные книги нашего времени» он анализирует его как один из шедевров художественной прозы XX века35.
Огромная работа по изучению «Дневника» была проделана Эриком Марти. В качестве докторской диссертации, защищенной в 1996 г., он выпускает в «Плеяде» его новое издание, дополненное многими неизданными фрагментами и вариантами и снабженное подробнейшим комментарием. Кроме комментариев, приложение содержит генезис «Дневника», историю его предыдущих публикаций и исследование рецепции его текста.
Значительные заслуги в изучении автобиографической прозы Жида принадлежат также Филиппу Лежёну. Основываясь на формуле А. Рембо «Яэто другой», критик выстраивает в работах «Я это другой» и «Автобиографический договор» классификацию самых различных форм автобиографии в ли.
36 тературе, кино, жанре интервью, на радио. Автобиографическая проза Жида («Если зерно не умрет.», «Да будет так», и др.) интересна Лежёну как чрез.
33 Moutote D. Le Journal de Gide et les problemes du Moi (1889−1925). — P., 1968. — p. 143.
34 ibid., p. 181.
35 Мутот выделяет две концепции, две фундаментальные формы романа. Первая — «роман означаемого», линейно развертывающаяся книга, или volumen (проообраз его — Библия, где развертывается история евреев). Вторая форма — «роман означающего», «книга, которую листают», «рецептурная книга», «стопка дощечек для письма». Эта вторая форма, получившая распространение в XX в., не навязывает читателю свое повествование, а предлагает материал для размышлений, превращая читателя в активного творца смысла. Дневник Жида — «сборник поэтических моментов существования», наряду с Поисками утраченного времени Пруста — «сборником поэтических моментов художественной мечты» и Тетрадями Валери — «сборником поэтических моментов мысли», — рассматривается Мутотом как один лучших образцов «перелистываемой» прозы. вычайно сложная форма повествования, где изначальный жанровый «договор» всегда нарушается. По его мнению это «пограничный случай», головокружительная игра Я и не-Я, с постоянными переходами от одной формы к другой. Это определение Лежёна можно отнести ко всем произведениям писателя.
Сложнейший момент в определении авторской позиции Жида — вопрос его религиозных убеждений, один из наиболее дискуссионных в критической литературе. В широчайшем спектре мнений можно выделить несколько наиболее показательных.
Крайне суровы оценки «католической» критики, самым известным примером которой является «Диалог с Андре Жидом» Ш. дю Бо, послуживший причиной напряженных отношений Жида с писателями-католиками. По сути своей эта книга не диалог, а приговор, основанный на категорическом неприятии этики писателя-«имморалиста». В глазах III. Мёллера, друга и единомышленника Ф. Мориака, «блудный сын» Жид также «навеки покинул дом Отца"37. Аналогичного мнения придерживается и Г. Шилдт. Соглашаясь с К. Мориаком в том, что доктрина Жида совмещала в себе христианство и сатанизм, он определяет место писателя «в середине» между ними, «а значит, в двойственности и в сомнении», осуждая этот «манихейский дуализм», поскольку сомнение есть «крепость дьявола"38. К сожалению, многие критики, упрекающие Жида в «сатанизме», зачастую смешивают автора с его героями, как делает это, например, Шилдт, основывающий тезис о «ревнивой ненависти» писателя к Богу на отказе героя «Имморалиста» Мишеля от молитвы за свое спасение39.
Более объективным представляется подход таких исследователей как К. Перри, P.M. Альберес и Р. Фернандес. К. Перри считает анализ мучительных.
36 Лежен различает три вида такого «договора»: 1. Художественный вымысел, где чтение не зависит от того, что читатель знает об авторе- 2. Автобиографический вымысел, где чтение двойственно- 3. Автобиография, отсылающая к биографическому «источнику» речи.
37 Moeller С. Litterature du XX siecle et christianisme, v. I. Silence de Dieu. — P., 1964 — p.39.
38 Schildt G. Gide et l’Homme. — P., 1954. — pp. 54−66.
39 ibid., p.58 взаимоотношений Жида с религией главным элементом понимания его как человека и художника40. Хронологически анализируя произведения Жида, он показывает насколько они сформированы под влиянием религиозных убеждений, как представляют философию и моральный кодекс писателя. С точки зрения Перри Бог был для Жида понятием «скорее психологическим, чем теологическим» и представлял собой «гармоническое единство», «любовь, яв.
41 тт ляющуюся залогом счастья «. На религиозности сознания писателя настаивает и Рене М. Альберес42. «Одиссея Андре Жида» предстает в его работе как путь «христианина поневоле», вечного пуританина, чей имморализм выдает сознание пуританина, он «остается человеком долга», «изменяя лишь определение долга"43. Интересное освещение получает данная проблема в знаменитой книге Рамона Фернандеса «Андре Жид, или смелость в определении позиций». Р. Фернандес, исходит из принципов «активной», «ангажированной» критикидля него Жид важен и интересен прежде всего как идеолог, а «идеалы человеческого прогресса» он ставит выше критериев христианской этики. Поэтому он упрекает автора «Если зерно не умрет.» за неспособность сделать решительный выбор между Христом и Дионисом, за колебания между христианством и язычеством. Напротив, критик отказывается выносить с нравственных позиций приговор автору «Коридона» (более того, считает это смелое произведение одним из ключевых для Жида), и приветствует его увлечение политикой. Проблема «ангажированности» художника, поиск Другого, вопрос искренности, наряду с дилеммой христианство-язычество — основные темы диалога Фернандеса со своим современником.
Выявление авторской позиции в тексте, несомненно, ставит вопрос о родовой и жанровой природе произведений Жида. Эта проблема является одной из центральных в монографии Пьера Лафия «Андре Жид — романист». На вопрос о том, к какому жанру отнести большинство прозаических произведе.
40 Perry K.I. The religious symbolism of Andre Gide.- The Hague-Paris, 1969.
41 ibid., p. 128.
42 Alberes Rene M. L’Odyssee d’Andre Gide. — P., 1951.
43 ibid., p. 25 ний Жида — к жанру романа или лирической исповеди, критик отвечает, что одновременно и к тому, и к другому. Причина этого — «чрезвычайно разнообразный внутренний пейзаж» автора, который тот многопланово отражает в своих произведениях44. Так возникает «новый гибрид в романном жанре, где субъективное и объективное неотделимы друг от друга». Лафий отмечает, что Жид-романист уделяет неравное внимание различным элементам повествования — «внешние» элементы (действие или описание обстановки) принесены в жертву элементам «внутренним"45.
Сходные суждения о лиризации прозы у Жида высказывают Р. Фридман в исследовании «Лирический роман. На материале творчества Германа Гессе, Андре Жида и Вирджинии Вулф» и Ж.-И. Тадье в известной работе «Поэтическое повествование», посвященной проблемам французского романа. Фридман определяет лирический роман как «гибридный жанр», который «использует романные формы» (сюжет, характеры), «чтобы приблизиться к функции лирики» (самовыражение автора) и имеет «другую концепция объективности» 46. В соответствии с этим он точно замечает, что «сила Жида как писателя как раз состоит в слабости его как романиста"47 и рассматривает метод писателя как метод «поэмы в прозе», в центре которого — борьба разных аспектов Я.
В данной диссертации, поднимающей вопрос об «индивидуальной мифологии» Жида, учитывались также выводы работ, посвященных основным темам его творчества. Выделим из них исследование «Тема детства в творчедо стве Андре Жида», предпринятое Д. Стилом и книгу Д. Мутота «Раститель.
44 Lafille P. Andre Gide romancier. — P., 1954, — p. 477.
45 ibid., pp.501−502.
46 Freedman R. The lyrical novel. Studies in Herman Hesse, Andre Gide and Virginia Woolf. — New Jersey, 1963,-pp. 1−6.
47 ibid., pp. 183−184.
48 Справедливо считая эту тему одной из основных в творчестве Жида, Стал называет писателя наследником Руссо, отходящим от романтической концепции «детской невинности», считает его заслугой «освобождение» ребенка от литературных клише. Это связано с реориентацией европейской мысли на рубеже веков. Дети Жида — «преступные и мятежные» — отражают сознание эпохи, открывшей истину в примитивном, дохристианском этапе человечества ные образы в творчестве Андре Жида", предмет которой — авторское видение.
49 природы .
Несомненный интерес представляют исследования, посвященные общим проблемам эстетики Жида. Основополагающими считаются труды Г. Айэлэнда, Р. Бастида и Ж. Брэ, различные по своим концепциям.
В известной книге Жермены Брэ «Андре Жид. Неуловимый Протей» (1970) писатель представлен как вечный игрок, человек-перекресток, «открытый всем идеям"50. Роже Бастид в «Анатомии Андре Жида» (1972), напротив, стремится рассмотреть творчество «неуловимого Протея» в его целостности, обнаружить константы при всех противоречиях: «Протей может менять облик ради неуловимости, но все его лики будут всегда лишь отражениями одного лица"51. Основное внимание Г. Айэленда, автора работы «Андре Жид. Исследование его творческих произведений» направлено на психологические и этические аспекты творчества писателя. Его книга примечательна тонким анализом взаимоотношений героев, мотивов их поступков. Ж. Брэ уделяет особое внимание экспериментам Жида в области формы32, а также юмору, который справедливо считает одной из основных пружин его творчества. У Р. Бастида интересны мысли о социологии Жида, которую он называет «природной», «антиисторической», так как она направлена против общественных институтов, и, утверждая права индивида, разрушает «коллективный дух». Выражением этой социологии ученый называет тему блудного сына.
К сожалению, исследователи эстетической системы не ставят своей задачей найти истоки авторского метода и акцентируют внимание на зрелых произведениях Жида, недооценивая раннее творчество писателя. Его критики, за редким исключением, оставляют в стороне. Из книг периода 1891−1902 гг. исследованы очень немногие.
49 Весьма интересными в работе Мутота представляются концепция восприятия Жидом природы как «трепещущей жизни, изнывающей под спудом привычек, логики, морали» и искусства, «освобождающего» эту природу, а также анализ художественных средств, с помощью которых природа изображается в его произведениях.
50 Bree G. Andre Gide. L’insaisissable Prothee. P., 1970. — p.346.
51 Bastide R. Anatomie d’Andre Gide. P., 1972. — p. 7.
Несомненной удачей можно назвать единственную монографию о поэтике «Тетрадей Андре Вальтера»: «Звучная тишина. Поэтика раннего Жида. Между интертекстом и метатекстом» (1992). Работа обнаруживает общую тенденцию французского литературоведения последних лет исследовать произведения Жида с позиций постструктурализма. Автор ее, В. Жиртс ставит своей целью открыть и показать функционирование «чужих голосов» в первом романе автора. В отличие от абсолютного большинства литературоведов, он считает форму «Тетрадей» новаторской и современной, причиной чему манера письма Жида — точнее, не письма, а переписывания, перепевания чужих голосов.
Критик использует методику «пристального чтения» текста с целью выявить систему в темном и сложном сплетении голосов романа. Основным он считает голос Верлена (выделяя также голоса Гете, Новалиса, Бальзака, Шопенгауэра, Малларме и др.). Творческая манера Верлена, от которой отталкивается Жид — его музыкальное письмо, ведущее в тишину: Это «растворение музыки в тишине» становится моделью «невозможного» романа Вальтера. Стремящийся к чистому искусству, «Ален» становится «типичным романом эпохи кризиса натурализма"53. Такой же невозможной книгой является для критика и роман самого Жида — роман-квинтэссенция, письмо, рождающееся в эпоху кризиса слова и стремления к тишине на перекрестке чужих голосов, это сразу все те книги, которыми он хотел бы быть. Заслуга Жиртса в том, что он ломает стереотипы восприятия «Тетрадей» как неудачного опыта, исключенного писателем из «собрания сочинений», и проводит детальный анализ текста «первого шедевра», где берут начало многие проблемы и сама манера письма Жида. В то же время не стоит переоценивать роль этой книги, и утверждение Жиртса о том, что последующие произведения, вплоть до «Фальшивомонетчиков», являются лишь «модуляциями» первого романа, представляется преувеличением.
52 Именно в ее работе впервые акцентируется внимание на многих важнейших чертах авторского метода, например, на том, что у Жида «каждое произведение одновременно является историей своего создания». — р. 29.
53 Geerts W. Le silence sonore. La poetique du premier Gide. Entre intertexte et metatexte. — Namur, 1992. — p. 198.
Две монографии посвящены «Яствам земным». Одна из них, «Вокруг Яств земных» И. Даве — фундаментальный анализ всего имеющегося материала, связанного с историей создания и публикацией книги. Автор скрупулезно рассматривает генезис Яств, рецепцию их публикой и критикой — сталкивает самые различные суждения, показывает реакцию на них Жида. Один из наиболее ценных моментов исследования — широкий контекст эпохи, в который вписано произведение. Вторая — труд М.-Т. Вейренк «Генезис стиля. Фраза Андре Жида в Яствах земных» — представляет собой всестороннее исследование синтаксиса произведения. Фраза Жида рассматривается в двух аспектах. Первая часть работы — анализ трех «архетипов», которые, по мнению критика, лежат в основе этой фразы (максима, афоризм и сегментированная конструкция) — вторая часть, «функционально-стилистическая», посвящена особенностям функционирования в произведении основных частей речи (глагол, местоимение, наречие). Точный, детальный анализ дает много для понимания особенностей языка одного из самых блестящих стилистов XX в.
Самым изученным из ранних произведений Жида, безусловно, являются «Топи», привлекающие многочисленных исследователей как произведение-предтеча литературного модернизма XX в. Разноречивые мнения критиков сходятся в том, что залогом новизны «Топей» является знаменитый прием Жида — «бесконечная композиция», основанная на принципе «текста в тексте». Поиски литературоведов могут резюмировать выводы М. Раймона, известного исследователя современного романа. Причину удивительной современности Топей он находит в тех особых отношениях, которые эта книга устанавливает между автором и читателем. Критик видит в ней «анти-роман», где «фиктивный автор признает свое бессилие как сочинителя», и в этом современный кризис концепции литературы. Главное достоинство Жида как писателя, по мнению Раймона, в том, что идея для него «всегда больше вопрос, чем утверждение, чем элемент доктрины», и в этом залог его неуловимости и новизны54. К сожалению, литературная критика недооценивает тот факт, что прием «бесконечной композиции» появляется уже в первом романе Жида и является одним из основных принципов повествования в произведениях, предшествующих «Топям».
Предпринимались исследования некоторых аспектов повести «Имморалист», в основном критиками постструктуралистского и деконструктивист-ского направлений. Из работ, посвященных этому произведению, психологи-чекой глубиной и точностью анализа выделяется «классическая» по методу книга Д. Дэвиса «ЖидИмморалист и Тесные врата» (1968). Она представляет собой сравнительный анализ двух произведений на разных уровнях. Дэвис исследует их как контрастные части диптиха, воплощение противоположных аспектов самой главной, по мнению исследователя, проблемы юности писателя: «что есть предел человеческий — Бог или человек?». Вывод критика: обе крайности оказываются ложными — и Мишель и Алиса терпят крушение в своих поисках недостижимого идеала.
Драматические произведения Жида, в том числе и ранние, нашли своего исследователя в лице Ж. Клода, представившего всеобъемлющий труд «Андре Жид и театр». Эта книга не только открывает читателю «театральный» аспект творчества Жида (концепция театра и критический анализ драматических произведений), но дает много для понимания его авторской позиции в целом. Особенно интересны наблюдения Клода над совмещением у Жида лирического и драматического элементов, над «комической» традицией в его творчестве, а также его анализ основных тем и мотивов автора (в качестве которых выделяются «уход», «ребенок-бастард», «педерастия», «желание» и «секрет»).
Помимо работ, посвященных жизни и творчеству Жида, для данного исследования имели большое значение труды по истории французской литературы рубежа веков — как основа для выявления общего и специфического, индивидуально авторского и характерного для эпохи. Период «конца века» под.
54RaimondM. Modcmite dc Рdudes // Australian Journal of French Studies, vol. VII, n° 1−2, 1970. — pp. 110−111, 113 робно изучен и изложен во многих работах, из которых следует выделить основательную монографию Ги Мишо (эволюция символизма, анализ его теории, поэтических форм, творчество ведущих представителей), книги А. Пейра (наиболее яркие имена в истории символизма и постсимволизма), П. Албуа (мифология в творчестве символистов и декадентов), М. Декодена (анализ «второго лица» эпохи — «преницшеанской» «экзальтированной, радостной полноты жизни», в частности течения натюризма, которому Жид был близок в эпоху написания Яств земных), М. Праза (эстетика декаданса) и П. Ситти (этика индивидуализма). Для ознакомления с чисто фактической стороной истории символизма и постсимволизма полезны также работы К. Корнелла и П. Мартино55.
Российскому читателю имя Жида становится известно в начале века, когда в журналах появляются отклики на публикацию новых книг писателя в Европе. Первым опытом критического анализа была статья JI. Аннибал «В раю отчаянья (Андрэ Жид)» в № 10 журнала «Весы». Эта статья, жанр которой можно определить как художественное эссе, — в числе достоинств ее можно назвать и поэтическую форму — представляет Жида «бездомным кочевником». Восхищаясь писателем, близким по духу декадентам Серебряного века, Аннибал видит его произведения как цельное повествование, «единый герой» которого — «многоликий вечный паломник», «плачет на морях и в долинах о мимотекущем рае"56.
Что касается советского литературоведения, то до приезда в СССР Жид был среди тех, кого одаривали знаками высшего вниманияавтора «Фальшивомонетчиков» критика представляла советскому читателю «таким же «человечным, рассудочным и прекрасным» как и его герои"57, причисляя его к выдающимся гуманистам нашей эпохи. В 1935 г. к приезду Жида в Советскую.
55 Michaud G. Message poetique du symbolisme. P., 1947 — Peyre H. La litterature symboliste.- P., 1976; Peyre H. Qu’est-ce que le symbolisme? — P., 1974; Decaudin M. La crise des valeurs symbolistes. Vingt ans de poesie francaise. 1895−1914, — Toulouse, 1960; Praz M. La chair, la mort et le diable. Le romantisme noir. — P., 1977; Citti P. Contre la decadence. Histoire de l’imagination francaise dans le roman 1890−1914, — P., 1987; Cornell К. The Symbolist Movement. — New Haven, 1970; Martino P. Parnasse et symbolisme (1850−1900). P., 1938.
56 Аннибал Л. В раю отчаянья (Андрэ Жид) // Весы, 1904, п° 10. М.: Типогр. о-ва р.п. книг. — сс. 16−39.
57 Привет Андре Жиду! // Известия, 17 июня 1936.
Россию в Ленинграде выходит собрание сочинений в четырех томах. Однако после выхода в свет «Возвращения из СССР» в 1939 г. автора этой книги предают анафеме — непредвзятый взгляд на советскую действительность был абсолютно неприемлем при Сталине, да и многие десятилетия после него. Классик, объявленный советской властью персоной поп grata, либо вовсе игнорируется исследователями, либо упоминается как одиозная фигура. За ним утверждается слава «апологета империалистической реакции», «проповедника аморализма и эстетизма».
Примерами такой трактовки творчества писателя могут служить книга Г. М. Фридлендера «Достоевский и мировая литература» (1979) и диссертация Ю. А. Милёшина «Достоевский и нравственные проблемы во французском романе» (1974). В широко известном исследовании Г. М. Фридлендера «Подземелья Ватикана» Жида рассматриваются как попытка автора создать свое, французское «Преступление и наказание». Попытка эта, по мнению критика, не только поверхностна («оправдание слегка приправленного налетом поверхностного скептицизма взгляда на жизнь как на легкую гедонистическую игру»), но и опасна. Называя влияние Жида на умы гибельным, Фридлендер упрекает писателя в «высокомерной общественной инертности, душевной черствости, моральном безразличии и неразборчивости» и возлагает на него «определенную часть вины» за поражение Франции в 1939 г.
На таких же позициях стоит и Ю. А. Милёшин. Говоря о «присутствии Достоевского» в творчестве французских романистов первой половины ХХв., о роли писателей в распространении идей Достоевского во Франции, роль Жида он игнорирует (называя Алена-Фурнье, Р. Мартен дю Гара, Ж. Ривьера, А. де Сент-Экзюпери, Ж. Р. Блока, А. Моруа), даже в связи с «NRF». В том же, что касается присутствия Достоевского в творчестве французского автора, Ю. А. Милёшин категоричен: основываясь на мысли о «несовместимости аморализма Жида с моралью, вытекающей из романов Достоевского», он объявляет несостоятельными утверждения о том, что Жид является духовным наследником великого романиста и приходит в выводу о том, что «модернистское прочтение» Жида «ослабляло положительное воздействие Достоевского на французскую литературу"58.
Скорее исключениями в общем потоке оценочной критики советского периода являются труды З. И. Кирнозе, А. И. Владимировой и В. В. Ерофеева.
В работах З. И. Кирнозе обозначена масштабность фигуры Жида как трансформатора современной прозы, определена его роль в «NRF», в связях с современниками, прежде всего Р. Мартен дю Гаром. Один из разделов монографии ученого «Французский роман XX века (Годы 20−30-е. Проблемы жанра)» (1977) посвящен вопросам поэтики романа «Фальшивомонетчики». Рассматривая произведение через фокус проблемы жанра — как «экорше» современного романа — автор затрагивает и многие другие проблемы, выделяя характерные черты творческого метода Жида и показывая значимость творчества писателя-новатора.
В книге А. И. Владимировой «Проблема художественного познания во французской литературе на рубеже веков (1890−1914)» (1976) произведения Жида не становятся предметом специального изучения, однако она также вызывает интерес, особенно для исследователя раннего творчества автора. Прослеживая процесс формирования новых эстетических взглядов, автор дает развернутую характеристику «пестрой» панорамы belle epoque и определяет место в ней Жида как яркой, самобытной фигуры, отразившей в то же время характернейшие тенденции эпохи.
В отличие от работ Фридлендера, Милешина и многих других «ангажированных» критиков, диссертация В. В. Ерофеева «Достоевский и французский экзистенциализм» (1975) содержит тонкий анализ лекций Жида о Ф. М. Достоевском и признание заслуг писателя в открытии русского гения европейскому читателю.
Начиная с середины 80-х гг., когда в России открываются возможности более широко и объективно исследовать картину современной французской.
38 Милёшин Ю. А. Достоевский и нравственные проблемы во французском романе (10-е — 50-е гг. ХХв.). дисс. Кфн, Л., 1974. — с. 30, 20, 167 литературы, интерес к Жиду в нашей стране возрастает. Прежде всего он был вызван публикацией «Возвращения из СССР» — спустя полвека после написания — в 1989 г. в журнале «Звезда». Книги писателя интенсивно входят в круг читательских интересов, чему способствуют издания на русском языке, выход в свет новых переводов и переизданий. Новый взгляд на Жида отражен в статьях А. Плутника «Анатомия таких разных убеждений» и Н. Эйдельмана «Гости Сталина», комментирующих интересное издание «Два взгляда из-за рубежа», где под одной обложкой представлены «такие разные» «Возвращение из СССР» А. Жида и «Москва 1937» JI. Фейхтвангера. «Клеветническая стряпня» для советской критики, книга Жида получает здесь, наконец, справедливую оценку — как «важный опыт борьбы против обмана, против стремления выдать черное за белое» (Н. Эйдельман), представляющий проницательный взгляд «наших дней» на эпоху сталинизма (А. Плутник). Заслуживают внимания статьи JI. Токарева и В. Никитина, сопровождающие издания художественной прозы Жида. Статьи эти носят чисто информативный характер, но в них также присутствует непредубежденная оценка творчества Жидаавторы представляют российскому читателю его произведения как литературные шедевры, где «так много глубокой, умной правды о человеке», а самого писателя — как многогранную личность в поисках свободы, для которой наивысшей ценностью всегда был Человек. Краткий аналитический очерк творчества писателя содержится в статье «Андре Жид» Н. Ф. Ржевской в VIII томе «Истории всемирной литературы». В то же время, творчество классика, долгое время по ряду причин находившееся вне сферы научных исследований, до сих пор фактически не изучено отечественным литературоведением.
Подводя итог обзору литературы, можно отметить, что исследователями накоплен значительнейший материал по биографии писателя, истории его творчества, особенностям поэтики отдельных его произведений и творчества в целомрешены многие частные вопросы, всесторонне исследованы отдельные произведения. Наиболее полно и глубоко изучены проблемы обновления романной формы и рассматриваемые в связи с этим Фальшивомонетчики, Топи и Подземелья Ватиканаа также особенности автобиографической прозы Жида.
Вместе с тем А. Жид, как любой большой автор, всегда оставляет обширное поле для исследователя. Тем более, в данном случае парадоксальным образом остается без внимания одна из основных проблем для такого художника — проблема внутренней целостности противоречивого творчества и ее истоки, следовательно ранняя проза. Отдельные аспекты этой проблемы поднималисьмногие из названных выше исследователей, как уже говорилось, обращают внимание на сильнейшее авторское начало в творчестве Жида. Но, решая другие задачи, литературоведы не рассматривают эту проблему как таковую. Все это определяет актуальность проблемы автора в раннем творчестве Жида.
В предлагаемой диссертации делается попытка исследовать процесс формирования авторской позиции Жида в период 1891—1902 гг., выявить константы этой позиции, определяющие единство его противоречивого творчества, что и составляет цель исследования.
Научная новизна работы обусловлена не только постановкой проблемы, но и материалом исследования. Ранние произведения Жида, за исключением «Имморалиста», не становились объектом специального изучения в отечественном литературоведении и практически неизвестны российскому читателю. В работе предполагается дать перевод фрагментов этих произведений. Рассмотрение поставленных в диссертации вопросов предусматривает также привлечение дневников и эпистолярного наследия писателя. В данной работе широко использованы неопубликованные материалы из творческого наследия писателя, хранящиеся в парижской библиотеке Ж. Дусэ — дневники и переписка, черновики и варианты опубликованных произведений, наброски неопубликованных.
Поставленная в диссертации цель предполагает решение ряда задач: — Изучить и ввести в литературный обиход ранее не исследованные произведения и неопубликованные архивные материалы.
— Рассмотреть проблему автора как теоретическую и историко-литературную в связях с биографией Жида и литературной традицией на материале произведений 1891−1902 гг.
Позиция автора с ее характерными особенностями выявляется, таким образом, на фоне целого ряда перспектив или контекстов — лично-биографического, литературно-стилистического, сравнительно-литературного и типологического, и др. Рассмотрение этих контекстов требует опоры на академические методы, на которых основывается данное исследование. Особое значение имеют методы сравнительно-исторический и вышедший из него компаративный (как «сопоставление «внутренних миров», выраженных в литературных произведениях при помощи различных поэтических и естественных языков"59), биографический (позволяющий соотнести творчество с обстоятельствами жизни автора) и комплексный подход (проблема автора как источника единства предполагает постижение «индивидуальной мифологии» автора и рассмотрение всех его произведений, в том числе «Дневника», переписки и вариантов как «единого текста»).
Диссертация состоит из введения, трех глав, заключения и библиографии.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Таким образом, процесс эволюции авторской позиции Жида в 1891—1902 гг. позволяет утверждать, что именно в этот период формируются основные моменты его художественной системы, основные черты его поэтики.
Исследование ранее не изученных произведений и неопубликованных архивных материалов дало возможность аргументировать основные положения диссертации. Выделенная в качестве центральной проблема автора рассмотрена в соотношении с традицией текста и с другими факторами, среди которых особое место занимает широкий историко-литературный контекст. Таким образом, проблема автора оказывается в исследовании проблемой теоретической и историко-литературной.
Анализ всего материала показывает, что уже начиная с первых литературных опытов, автор находит главный источник творчества в мучительных противоречиях собственного Я. Различные по форме и по концепциям, произведения 1891−1902 гг. спаяны единством стоящей за ними личности автора. Именно здесь берут начало основные темы и мотивы произведений Жида. Биография художника становится материалом для его произведений, формируя целую тенденцию, которая в XX веке получила наименование «лиризации прозы». Отправляясь от собственного Я, Жид избегает исповедальности, вырабатывает специфические приемы «остранения».
На пути становления автор проходит школу, испытывает влияние казалось бы взаимоисключающих, но имеющих прочную национальную традицию направлений — символизма, классицизма, фарсовой традиции.
Конкретный анализ произведений Жида, их стиля и генезиса выявляет, что форма этих произведений меняется от субъективного Я к объективному Он, от лирического самовыражения к полифонии. Получившая свое блестящее развитие в Фальшивомонетчиках, полифония проявляется уже в раннем творчестве писателя.
Поиски и открытия чутко уловлены Жидом из «воздуха времени» и, в свою очередь, формируют стиль эпохи XX века, что позволяет Жиду оставаться, по выражению А. Рувейра, «нашим вечным современником».
