Актуальность темы
исследования. К концу двадцатого столетия вполне определенно выделился круг наиболее важных и актуальных теоретико-правовых вопросов, связанных с проблематикой отношения личности, гражданского общества и государства. К ним постоянно обращаются как западноевропейские, так и российские ученые-юристы. Наибольшую актуальность и остроту в наше время приобрели вопросы сущности и источников становления правового государства, особенностей гражданского общества, защиты прав человека и правового обеспечения развития индивида в качестве субъекта правовых отношений и члена гражданского общества, взаимной ответственности личности и государства. Сегодня для решения этих вопросов недостаточно прежнего методологического инструментария, необходимы интенсивные поиски новых методологических подходов. Думается, что наиболее перспективные из них связаны с методологией системного анализа, комплексного подхода к изучению различных феноменов социальной жизни, связанных общностью социальных корней. При этом все чаще внимание обращается на взаимосвязь права и языка, на те проблемы, которые возникают в ходе взаимодействия этих двух важных явлений культуры.
Культура — важнейший источник права, который в процессе селективной эволюции вбирает в себя социальный опыт и выражается в общеобязательных правилах поведения1. Именно единое пространство культуры опосредствует связь права с важнейшими формами и средствами существования социума. Среди последних важное место занимает язык, являющийся специфическим.
1 См.: Спиридонов Л. И. Теория государства и права. М., 1996. С. 138. социальным средством хранения и передачи информации, а также управления поведением личности.
Для своей реализации право требует социального признания. Определяя право как форму социального существования, О. Шпенглер писал: «Форма эта, в которой происходит протекание существования, называется обычаем, если она непроизвольно возникает из его такта и поступи и лишь после этого доходит до сознания, и правом, если она установлена преднамеренно и после доведена до того, чтобы ее признали1. Но это признание невозможно без объективирования норм права посредством языка. Поэтому изучение взаимоотношения языка и права как двух важных форм реализации культуры продолжает оставаться актуальной задачей.
Влиятельным течением феноменологической традиции является герменевтика — направление современной мысли, наиболее активно разрабатывающее проблемы интерпретации, вопросы теории языка, том числе и применительно к фундаментальным проблемам правоведения.
В этой связи представляется актуальным изучение малоисследованных вопросов истории взаимосвязи права и языка с учетом опыта лингвистической трактовки юридических текстов, принадлежащих к различным историческим эпохам, и особенностей их интерпретации современными юристами. Все это имеет большое значение для разработки современной теории права и государства, которая должна развиваться на основе исторических традиций и новейших достижений юридической мысли.
Необходимость углубленного исследования столь сложного социального феномена как право заставила правоведов обратиться во второй половине XX столетия к разработке вопросов интерпретации в сфере правовых понятий, уяс.
1 Шпенглер О. Закат Европы. Очерки морфологии мировой истории. М., 1998. Т. 2. С. 380. нения правовых норм, совершенствования юридической терминологии. Методологическая разработка данных вопросов в аспекте юридической герменевтики позволяет интегрировать различные способы исследования права интерпретации как реального феномена теоретического мышления и систематизировать знание о нем1. Недостаточное внимание к тем методам, которые наработаны в герменевтике, приводит к тому, что этот анализ языка законов в теории права ведется, как правило, без соответствующей языковедческой основы. В своей работе правоведы еще мало опираются на достижения наук о языке, в результате чего разговор о языке законов осуществляется в несколько отвлеченном плане и сводится к общим рассуждениям о простоте, доходчивости и других качествах языка российских законов, на что неоднократно обращалось внимание в последнее время.
Право, выраженное в языке, — это не просто всеобщий масштаб и мера для той или иной культуры, а всеобщий масштаб и равная мера именно прежде всего свободного общества, свободных индивидов. Таким образом, можно утверждать, что все юридические нормы суть нормы культуры, составной частью которой является язык, но не все нормы культуры суть юридические нормы. Общество само отбирает культурные нормы, после чего они оказываются включенными в право, сохраняются и составляют единое социальное целое.
Устанавливая зависимость языка от права, мы касаемся, по сути дела, более общего вопроса — влияния общества на развитие языка. А когда мы устанавливаем зависимость права от языка, то также вторгаемся, в сущности, в более общий вопрос — воздействия языка на развитие общества. Но есть еще и третий аспект связи между языком и правом. Актуальность изучения языка и права.
1 Rohl R.F. Juristische Hermeneutik // Allgemeine Rechtslehre. Berlin, Bonn, Munchen, 1995.
S. 107. определяется тем, что язык наряду со своими главными функциями выполняет также функции, связанные с регулированием поведения людей, выступая, таким образом, в качестве регулятора общественных отношений. Эта общность языка и права содержит в себе принципиальные различия — принятые формы употребления слов иногда определяют и формы поведения людей. Эта языковая формула является ключом к объяснению тех или иных поступков людей, поведение которых очень часто бессознательно строится на основании подобных языковых формул.
Правовая культура во взаимосвязи с языком выступает как социальное, V имеющее ярко выраженную цель, явление, охватывающее всю совокупность важнейших ценностных компонентов правовой реальности в ее фактическом функционировании и развитии. Понятие «правовая культура общества» характеризует более всего ценностный срез правовой реальности, уровень ее поступательного развития, включенность в достижения цивилизации, в том числе прогресса в языковой культуре. Правовая культура личности, культура языковой коммуникации, будучи компонентом правовой культуры общества и зависимой от нее величиной, отражает степень и характер ее развития, так или иначе обеспечивающего социализацию личности и правомерную деятельность индивида, соответствующую прогрессивному развитию общества и культуры в ^ сфере права, благодаря чему происходит постоянное правовое обогащение как самой личности, так и общества.
Состояние научной разработанности темы. Вопрос о связи права и языка, права и культуры весьма сложен и не однозначней. Выдающиеся правоведы прошлого — П. И. Новгородцев, И. А. Ильин, Л. И. Петражицкий, Е. В. Спекторский, Б. Н. Чичерин — внесли большой вклад в развитие национальной правовой культуры как способа существования человека в системе социальных отноше ний, как способа социальной деятельности и как объективированного результата этой деятельности.
Проблемы права и языка поднимались и рассматривались в рамках феноменологического направления в праве. Именно для этого направления оказались особенно валены вопросы о месте и роли языка в жизни социума и в историческом становлении общественных и государственных институтов. В истории правовой науки (как в теории права, так и обществознании) отчетливо формируется потребность в постижении внутренней взаимосвязи языка и социальных феноменов, а на этой основе — разработки и лингвистики, и социально-политических, и социально-правовых учений. Под влиянием идей Э. Гуссерля феноменологический метод интерпретации правовых явлений разрабатывал видный немецкий правовед конца XIX в. А.Рейнах. В основу феноменологии Рейнаха, в которой можно усматривать некоторые варианты позднейшей герменевтики, был положен принцип построения априорного учения о праве. Под влиянием идей феноменологии Э. Гуссерля развивалась и методология другого видного немецкого мыслителя — Макса Шелера, для творчества которого характерна тема противопоставления идеального мира ценностей и наличного реального бытия. Поэтому в интерпретации права и разработке вопросов о роли языка в праве Шелер исповедовал ярко выраженный аксиологический подход.
44 На этом фоне впечатляющей была разработка данной проблемы М. Хайдег-гером. Суть его «герменевтики фактичности» состоит в том, чтобы в разработке герменевтической рефлексии научная тема гарантировалась самими фактами. Понимание смысла текста должно прежде всего быть заверено системой фактов и осуществляться с «методологической осознанностью». А это есть не что иное как требование объективности в гуманитарном познании. Хайдеггер и Га-дамер стремились преодолеть субъективизм герменевтической методологии своих предшественников, особенно там, где речь шла об истолковании социально-правовых феноменов.
Реальность существования проблемы, ее комплексный характер, требующий приложения разнопрофессиональных исследовательских усилий, определяют диапазон анализа феномена интерпретации. Этот анализ имеет многоуровневую структуру, включающую, во-первых, разработку интерпретации с логической точки зрения в рамках металогики и математики (работы А. Черча, Х. Карри, С. Клини и др.). Во-вторых, исследования, анализирующие процесс построения интерпретационных схем в современной правовой теории (работы Р. Ципелиуса, Р. Алекси, М. Вальтера, Р. Мюллера, К. Роля и др.).
В отечественной юридической литературе также широко обсуждались вопросы отношения языка и права на стыке юридической, лингвистической, исторической и других наук, что подтверждает высокий уровень актуальности и востребованности данной проблематики.
Одним из первых обратился к этим вопросам А. А. Ушаков в монографии «Очерки советской законодательной стилистики» (1967), в которой рассматривались вопросы функций языка в праве, законодательной и языковой политики, содержания и форм законодательной языка и др. До настоящего времени книга.
A.А.Ушакова остается одной из наиболее значимых в этой области.
Большой вклад в разработку проблематики внес А. С. Пиголкин. Особое внимание обращает на себя вышедшая в 1990 году под его редакцией коллективная монография «Язык закона», где всесторонне рассматриваются самые разнообразные вопросы, начиная с роли языкознания в совершенствовании законодательного стиля и заканчивая практическими вопросами организации терминологической службы по законодательству.
Детальная разработка вопросов толкования права содержится в работе.
B.Н.Карташова «Введение в общую теорию правовой системы общества» .
1998). Формы и структуры правовой нормы, а также проблемы интерпретации определения правовой нормы рассматривал В. Г. Антропов в книге «Правовая логика: структура правовой нормы» (1999).
Однако представляется недостаточным использование при разработке данной проблематики новейших достижений герменевтической методологии. Из числа публикаций последних лет можно указать лишь работы В. Н. Суслова «Герменевтика и юридическое толкование» (1997), Фалева Е. В. «Герменевтика Мартина Хайдеггера» (1995), коллективную монографию «Герменевтика: история и современность» (1985).
На стыке юридических и лингвистических дисциплин нередко работают и представители филологической науки. Прежде всего их внимание привлекают проблемы правовой терминологии. Как в отечественной, так и в зарубежной лингвистике существует множество работ, посвященных теории термина, а также исследованиям частноотраслевых систем, их развитию, системным лингвистическим и экстралингвистическим характеристикам, функционированию отдельных терминологических единиц. Наиболее важные теоретические работы в области отечественного юридического терминоведения связаны с именами таких ученых, как Т. М. Балыхина, М. А. Брицын, Г. О. Винокур, А. С. Герд, Б. Н. Головин, В. П. Даниленко, Т. Л. Каделаки, Л. А. Капанадзе, 4 Р. Ю. Кобрин, Т. С. Коготкова, Т. В. Крючкова, Л. Л. Кутина, В. М. Лейчик, Д. С. Лотте, Е. Ф. Мицина, Н. Г. Михайловская, А. И. Моисеев, А. А. Реформатский, В. М. Савицкий, А. В. Суперанская, Н. П. Тимофеева, Е. Н. Толикина, и др.
Однако исследования юридической терминологии ограничиваются определенными временными рамками, типами терминов (например, составными, терминами одной отрасли права и т. д.). В них часто отсутствуют четкие критерии выделения терминов, не разработана дифференциация видов специальных лексем (терминов и номенов, например).
Восполняя пробелы, существующие в отечественной науке в вопросах о применении герменевтической методологии в праве, мы опирались на идеи, разработанные в трудах авторов Х. А. Арзикулова, С. С. Алексеева, Л. И. Антоновой, В. М. Баранова, С. В. Боботова, Ю. И. Гревцова, В.П.Казимир-чука, В. Н. Карташова, Д. А. Керимова, А. П. Комарова, В. Н. Кудрявцева, В. В. Лазарева, В. В. Леонтовича, Е. А. Лукашевой, Д. И. Луковской, Н. И. Матузова, В. С. Нерсесянца, Л. А. Николаевой, А. С. Пиголкина, И. Ф. Покровского, В. П. Сальникова, Л. Б. Тиуновой, А. А. Ушакова, Е. И. Шендельса, Б. С. Эбзеева, А.И.Эки-мова, Л. С. Явича и др.
Анализ актуальности темы, степени ее разработанности и перспектив развития определяют стратегию и цель диссертационного исследования.
Объектом исследования является право и язык как социокультурные феномены в их взаимосвязи, взаимовлиянии и взаимодействии в предметном поле исторических, социально-политических и духовных процессов в обществе и государстве, а также историко-правовые и теоретические аспекты формирования представлений о роли языка в системе права в свете современных юридических проблем, возникающих в процессе правового строительства, и основных положений герменевтики.
Предметом исследования являются исторические и методологические вопросы формирования герменевтической интерпретации, толкования нормативно-правовых документов, особенностей понимания юридического текста в интерпретационной практике, а также места юридической терминологии в общей системе научных понятий.
Цель работы заключается в том, чтобы комплексно исследовать на основе как общетеоретических идей теории права и государства, так и выводов отраслевых юридических наук, определить место и значение языка в формировании юридических понятий и категорий, взаимосвязь права и языка в аспекте формирования правовой культуры личности, выявить особенности герменевтической интерпретации в системе методологии теоретико-правового исследования.
В результате автором решались следующие задачи:
— исследовать историю трактовки взаимосвязи права и языка в истории правовой мысли и выявить методологический потенциал герменевтики как науки понимания и истолкования социокультурных феноменов;
— раскрыть теоретические и эвристические возможности герменевтики в качестве одного из методов интерпретации юридических текстов;
— с учетом классических трактовок соотношения права и языка проанализировать принципы герменевтической интерпретация в системе методологии теоретико-правового исследования;
— опираясь на результаты историко-правового и лингвистического анализа, изучить процессы становления языка права, юридической терминологии и правоведения в истории российского государства;
— провести методологический анализ понятия интерпретации в единстве исторического и логического процессов его образования в системе научно-теоретического знания в теории и истории права и государства;
— выявить стилистические особенности, формы законодательного текста и композиции законодательной литературы;
— определить систему языковых средств, посредством которых дается научная интерпретация явлений в сфере права;
— обозначить место юридической терминологии в общей системе научных понятий, раскрывающих существенные черты и характеристики социальных феноменов;
— обосновать необходимость системного, комплексного, интегративного подхода в процессе изучения и разработки правовой терминологии;
— выделить на основе выводов отраслевых юридических наук, теории философии и социологии права важнейшие функции правовой культуры в развитии права и языка;
— сформулировать научно-практические рекомендации, направленные на повышение эффективности методологического инструментария теории права и государства, совершенствование юридической терминологии в процессе подготовки и интерпретации нормативно-правовых документов.
Методологическую основу исследования составляют общенаучный метод и вытекающие из него частно-научные методы познания: нормативно-логический, структурно-функциональный, историко-юридический, сравнительно-правовой и др. Анализ системы взаимосвязи права и языка, раскрытие ее содержания и установление взаимосвязей между двумя социокультурными феноменами проводилась на основе методов юридической и лингвистической наук. Конкретные формы взаимоотношения между правом и языком определялись при помощи анализа правовых актов и нормативно-правовых документов, изучения практики их функционирования. Этот анализ позволил выявить наиболее существенные тенденции развития юридической терминологии и стилистики.
Научная новизна. Диссертация представляет собой комплексное, логически завершенное монографическое исследование, посвященное анализу роли герменевтики в праве, которая раскрывается в историческом контексте становления правовой науки.
В работе предпринята одна из первых в современном отечественном правоведении попыток комплексного и систематического рассмотрения общетеоретических проблем данной темы на стыке ряда отраслей знания — теории и истории права и государства, истории правовых учений, философии права и лингвистики. С учетом уровня современной методологии юридического исследования показано значение герменевтики в юридической интерпретации. Впервые в отечественной юридической литературе на основе анализа первоисточников и критической литературы дается комплексная характеристика феноменологического направления в философии права (Э.Гуссерль, М. Хайдеггер, А. Рейнах, Х.Г.Гадамер).
Дана характеристика особенностей языковых средств в праве и при подготовке юридических документов. Впервые в юридической литературе рассматриваются вопросы истории и теории герменевтики в корреляции с особенностями становления и развития юридической терминологии, места лингвистки в интерпретационной практике.
Результаты исследования непосредственно сопряжены с анализом современной правовой базы Российской Федерации, композиции и языка существующего законодательства. Впервые показано значение толкования закона как одного из важнейших средств уяснения правовых норм. В свете полученных результатов рассматриваются теоретические и практические вопросы совершенствования правовой культуры личности и общества.
Новизной отличается также анализ актуальных проблем теории права и государства на стыке юридических, философско-правовых и филологических дисциплин.
Теоретическая значимость исследования заключается в том, что сформулированные в нем теоретические положения и выводы развивают и дополняют ряд разделов общей теории и истории права и государства, истории политических и правовых учений, развивают методологию теоретико-правового и исто-рико-правового анализа. Исследуемые в диссертации проблемы методов правовой науки, юридической терминологии, правовой стилистики и др. относятся к числу фундаментальных проблем современной юридической науки, расширяют возможности системного подхода в праве, их научное осмысление обусловливает теоретическую значимость и ценность проведенного исследования.
Практическая значимость исследования состоит в том, что выводы, полученные в ходе исследования, можно использовать в процессе преподавания теории и истории права и государства, истории политических и правовых учений, отраслевых юридических наук, а также в философии права, в исторической и филологических науках. Содержащиеся в диссертации рекомендации по совершенствованию языка действующего законодательства могут найти практическое применение в законотворческой деятельности и нормотворческой деятельности государственных органов, способствовать развитию профессиональной правовой культуры законодателей и правоприменителей.
Работа будет полезна в области правотворчества, законодательной техники, применения правовых норм, толкования норм права, совершенствования механизмов правового регулирования, а также воспитания правовой культуры личности и формирования правосознания, соответствующего реалиям рубежа XXI века.
Результаты исследования используются автором в процессе чтения спецкурса «Лингвистика в сфере законотворчества» в Ставропольском государственном университете.
Апробация результатов исследования.
Основные положения, выводы и рекомендации исследования содержатся в опубликованных работах автора. Результаты исследования обсуждались и были одобрены на кафедре теории права и государства, а также получили апробацию в выступлениях автора на научно-практических конференциях и симпозиумах: межвузовской научно-практической конференции «Использование зарубежного опыта в деятельности органов внутренних дел Российской Федерации» (27−28 мая 1993 г., Санкт-Петербург) — конференции «Герценовские чтения» .
Иностранные языки" (5−7 мая 1993 г., Санкт-Петербург) — международном симпозиуме «Права человека и статус правоохранительных органов» (3−4 марта 1994 г., Санкт-Петербург) — конференции «Герценовские чтения» Иностранные языки" (14−16 мая 1993 г., Санкт-Петербург) — 5-ой международной конференции «Семантика языков единиц» (апрель 1996 г., Москва) — межвузовской научно-практической конференции «Православие и правоохранительная деятельность в России» (24 октября 1996 г., Санкт-Петербург) — научной конференции докторантов, адъюнктов и соискателей «Проблемы теории и практики в условиях формирования правового государства» (19 декабря 1996 г., Санкт-Петербург) — международной научно-практической конференции «Социально-правовые и психологические основы деятельности органов внутренних дел и внутренних войск МВД России: проблемы теории и практики» (20−21 марта 1997 г., Санкт-Петербург) — региональной научной конференции «Актуальные проблемы теории права» (29 апреля 1997 г., Ставрополь) — международной научно-практической конференции «Международное сотрудничество правоохранительных органов в борьбе с организованной преступностью и наркобизнесом» (25 июля 1997 г., Санкт-Петербург) — научной конференции «Международные языки и их роль в современном мире» (1997 г., Нижний Тагил) — заседании «Круглого стола» журнала «Государство и право», посвященного 47-й годовщине Дня прав человека, «Принципы, основания, пределы ограничения прав и свобод человека по российскому законодательству и международному праву» (10−11 декабря 1997 г., Нижний Новгород) — региональной научно-методической конференции «Теория слова, предположения, текста в русском языке» (17 апреля 1998 г., Ставрополь) — региональной научно-методической конференции «Актуальные вопросы юридической науки» (23 апреля 1998 г., Ставрополь) — 6-й международной конференции «Семантика языковых единиц» (апрель 1998 г., Москва) — международной научно-практической конференции «МВД России — 200 лет» .
28−29 мая 1998 г., Санкт-Петербург) — заседании международного «Круглого стола» «Право граждан на информацию и защита неприкосновенности частной жизни» (26−27 мая 1998 г., Нижний Новгород) — Всероссийской научной конференции «Семантика языковых единиц разных уровней» (23−24 сентября 1998 г., Махачкала) — региональной научно-методической конференции «Совершенствование российского законодательства на рубеже XXI века» (27 апреля 1999 г., Ставрополь) — Всероссийской научной конференции «Актуальные проблемы совершенствования российского законодательства (региональный аспект)» (20−21 мая 1999 г., Ставрополь) — международной научно-практической конференции «Современная социология права: Россия — Восток — Запад» (2−4 июня 1999 г., Санкт-Петер бург).
Структура диссертации. Цели и основные задачи, поставленные в диссертационном исследовании, определили структуру и логику работы, которая состоит из введения, четырех глав, включающих одиннадцать параграфов, заключения, списка литературы.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
.
Проведенное диссертационное исследование по теме «Герменевтика в праве» показало важность и актуальность вопросов, связанных с ролью герменевтической интерпретации в системе методологии теоретико-правового исследования, интерпретационной практики в сфере правотворечества и правоотношения, правовой стилистики, ее значения и функций. Особой значимостью обладают вопросы толкования закона как одного из средств уяснения правовых норм. В этой связи, с учетом истории вопроса, дается расширенное толкование специфики терминологии в праве, а также актуализируется роль правовой культуры в развитии права и языка. Подводя итоги, выделим наиболее значимые результаты. Язык, как и право, представляет собой прежде всего социокультурное явление, так как оба феномена создаются обществом, представляя собой одни из важнейших форм культуры. Они необходимы членам социума в качестве основного средства общения и регулирования взаимодействия, составляя необходимое условие существования государства. Поэтому как право, так и язык входит в круг общественных дисциплин и связан с философскими, историческими и социологическими науками, также изучающими жизнь общества. Язык и право — специфически человеческое явление, язык — одновременно и продукт мышления человека, и материальная форма мышления, посредством которого объективируются правовые нормы. С помощью языка люди выражают свои идеи, мысли, делая их доступными для себя и для других.
Юристы прежде всего должны понимать, что имеют ввиду правовые тексты. В этом отношении правовая наука — это сугубо герменевтическая наука. Текст никогда не может быть полностью понятым. Кто хочет правильно понять, всегда должен уже знать, что хочет сказать автор текста. Он должен вносить с собой свое понимание значения текста, оставаясь вместе с тем на твердой почве объективности. Не существует никакого необоснованного процесса понимания. Это результат неизбежной циркуляции всех процессов мышления и высказывания суждения, как это описывается в теоретических языковых экскурсах. Для понимания сообщений всех видов это значит: Толкователь должен знать язык автора текста. Он должен попытаться реконструировать те намерения, которые побудили автора к его высказыванию. Он должен стараться по возможности ограничить собственные представления, которые могли бы направить истолкование в другое направление.
Герменевтика учит, что отправная точка любого осмысления — это историко-критическое истолкование. Оно пытается по возможности объективно актуализировать незнакомые смысловые высказывания. А именно: при помощи знания и при участии процессов предварительного понимания. Оно преследует цель восстановить смысл из обстоятельств возникновения текста, исходя из суждений автора и его непосредственных современников, то есть восстановить первоначальный смысл. С юридической точки зрения историко-критическое толкование становится генетическим, историко-социальным или догматическим истолкованием первой ступени субъективного осмысления. Историко-критическое осмысление имеет целью восстановление оригинального значения текста. Юрист должен, как правило, разрешить проблему, то есть расследовать дело. Только историк права занимается историко-критическим осмыслением, которое является для него самоцелью. Для разрешения практических задач оно образует исходный пункт. Если историко-критическое осмысление само по себе ведет к определенному результату, то в случае интерпретации текстовой нормы процесс осмысления должен быть определенным образом упорядочен и юрист должен решить, может ли он воспринимать в качестве обязательного юридический текст с таким смыслом. Историко-критическое осмысление — это только начало гуманитарно-научной герменевтики. В наше время интерес к исследованию лингвистических проблем истолкования в праве не уменьшается. Однако существует еще много спорного в трактовке явления терминологичности в системе языка. И это не удивительно, так как изучение каждой частноотраслевой терминологии не только отвечает на ряд вопросов, но и порождает все новые проблемы. Герменевтический подход позволяет не только снять многие спорные положения в теории толкования, но и точнее определить его природу, место и роль в правовой системе общества, правильно выявить основные компоненты интерпретационной практики и связи между ними. И проблема совершенствования интерпретационной практики в указанном случае ставится более четко и конкретно. В этой связи возникает потребность в глубоком и всестороннем изучении структуры, функций, принципов, механизма детерминации интерпретационной практики, в исследовании противоречий, ошибок и иных погрешностей в практике толкования, в повышении ее ценности, эффективности и качества в современном обществе, в осмыслении вопросов преемственности и правовой аккультурации и т. п. В отечественной юридической литературе обращается внимание на то, что необходимо рассматривать различные условия юридического толкования, а именно: научно-теоретическое и практически-прикладное толкование. Указанные положения, без сомнения, относятся к числу исходных при деятельном подходе к юридическому толкованию. Научная интерпретация правовых явлений направлена на теоретическое осмысление правовой реальности и выражается в формулировке определений, разъяснений понятий, изучении и объяснении сущности и содержания разнообразных правовых явлений, в создании научных комментариев законодательства, необходимых концепций и теорий. К этому уровню, на наш взгляд, примыкает и толкование правовых понятий, идей, теорий, нормативных актов и иных правовых феноменов в учебном процессе. Практически-прикладной уровень толкования предполагает осмысление правовых явлений применительно к проводимым в обществе преобразованиям реальной действительности, установление места, роли и значения юридической интерпретации в правотворчестве, правоприменении, правосистематизирую-щей практике и правовой системе общества в целом.
Современную юриспруденцию нельзя упрекать в отсутствии анализа языка законодателя в его отобразительно-коммуникативной функции: язык — первоэлемент и действительность законодательной мысли и вещественность законодательной воли. В теории права при изучении языка законов в первую очередь обращают внимание на законодательную мысль и именно с этой позиции оценивают язык законодательного текста. При таком подходе к языку нормативного акта юристов интересует выраженное правовое содержание. Следствием такого положения дела в науке является недостаточное внимание к языку законов и в системе юридического образования. Язык законов, можно сказать, почти не изучается в юридических учебных заведениях. О нем весьма бегло говорится в общей теории права и в некоторых отраслевых учебных дисциплинах. Будущие юристы не получают необходимых знаний о языке права. А между тем язык в деятельности юриста занимает значительное место. Было показано, что будучи наукой о наиболее целесообразном использовании языковых средств стилистика изучает их не как таковые, а в связи с теми задачами, которые возникают в той или иной сфере сознания и общения. Это обстоятельство выдвигает проблему языковых стилей как центральную проблему стилистики, которая, получив от них свое название, дифференцируется в зависимости от различных стилей на отдельные разделы. Одним из таких разделов является законодательная стилистика, вернее, стилистика законодательной речи. Законодательная стилистика, отталкиваясь от положений стилистики в целом, должна в первую очередь выяснить связь между языком и правом, роль права в развитии языка и роль языка в развитии права.
Изучая закономерности употребления языковых средств в праве, законодательная стилистика призвана обобщать лучшие варианты речевой деятельности законодателя. Она стремится выяснить закономерности и правила использования словарных и грамматических ресурсов языка в праве с таким расчетом, чтобы язык стал действительностью законодательной воли, речевой формой законодательного произведения. Имея прикладной характер, законодательная стилистика может помочь законодателю оценить пригодность и целесообразность применения тех или иных слов, грамматических форм для выражения законодательной мысли с учетом смысловой и стилистической из окраски, обнаружить, исправить и предупредить языковые ошибки в деятельности законодателя и всех тех, кто имеет дело с правом. Она может научить законодателя, а равно и читателя законодательных произведений бережному обращению с языковыми средствами, правильному их пониманию и применению на практике. Опираясь на основные понятия и законы общего языкознания, лексикологии, грамматики, общей стилистики и др., законодательная стилистика как лингвистическая наука должна выработать рекомендации практического характера, определить понятие и признаки речевой стилистической законодательной нормы.
В этой связи в диссертации решается вопрос: как соотносятся законодательная стилистика и юриспруденция с законодательной техникой, которая также изучает язык права? Отмечается, что в науке нет еще четких представлений ни о законодательной стилистике, ни о законодательной технике. Отдельные авторы возражают против выделения в системе юридической науки особой юридической отрасли, которую можно условно назвать наукой о юридической, или законодательной, технике и содержанием которой является общее учение о законодательной системе как форме выражения права, о принципах, методах и приемах ее образования и создания. Другие, отрицая науку о юридической технике, смешивают эту науку с объектом ее изучения, то есть с самой юридической техникой. Это в известной степени обусловлено тем, что термин «юридическая, или законодательная, техника» употребляется в двояком смысле: им обозначают и науку о юридической технике и саму юридическую технику как систему правил правотворчества. В работе доказывается, что существование науки о законодательной технике как учении о рациональном правотворчестве, о принципах и приемах законодательствования не подлежит сомнению. Самым важным творением юридической техники (в широком смысле понятия) является сама правовая норма. Но она, взятая сама по себе, есть не что иное, как абстракция. Правотворчество выработало отдельные виды правовых норм и, в частности, писаные нормы, содержащие правила поведения людей в конкретных жизненных ситуациях, описанные в законе с помощью языковых средств.
Законодательная стилистика изучает те технические средства, приемы, с помощью которых законодатель решает задачи словесного выражения правовых норм. Следовательно, есть основания считать законодательную стилистику разделом науки о юридической технике как науки о нематериальных средствах и приемах выражения законодательных категорий.
Свои задачи законодательная стилистика в состоянии решить лишь при условии, если она опирается на выводы не только юридической науки, но и соответственно лингвистической науки. Следовательно можно сделать вывод, что стилистика, в особенности стилистика законодательной речи не чисто лингвистическая наука, так как изучая задачи, стоящие перед языком и правоведением в той или иной сфере сознания и общения, независимо от желания исследователь вынужден познавать и саму сферу правосознания и правовой культуры личности и общества, где особое место отводится языку.
Законодательство, будучи формой отражения права, в свою очередь выступает как определенное явление, в силу чего оно имеет свое собственное содержание и собственную форму, который можно назвать тематико-языковым. Являясь единством содержательного и формального начала, законодательство само подвергается отражению в юридической науке, где оно выступает как содержание-предмет, а юридическая наука, выступает как форма отражения законодательства.
Нормативные акты связаны с другими видами письменности, формами общественного сознания и культуры. Эта связь приводит к тому выводу, которым должен руководствоваться законодатель при создании права: нельзя создать хороший закон, не будучи одновременно психологом, политиком, логиком, лингвистом, стилистом и даже филологом. Все это свидетельствует о том, что нормативный акт — это не только категорический императив, властное предписание и требование законодателя о должном, но и своеобразное синтетическое, комплексное литературное произведение. Это правильно еще и потому, что древнейшие источники права создавались, как известно, в синтезе с произведениями других (художественного, научного и т. д.) типов, во многом на основе общих структурно-стилистических принципов.
Содержание и форма законодательной литературы опосредствуют внутренние связи и характеризуются органическим единством, на основе которого только и возможно правильно понять всю специфику правового отражения действительности. Учение о неразрывном единстве содержания и формы законодательной литературы значительно углубляет понимание сущности права, его социального назначения и т. д. Законодательство, как любое другое явление, полноценно только при наличии единства содержания и формы. Всякое нарушение этого единства отрицательно сказывается на правопорядке и законности, а порой просто обесценивает законодательство. Всякий законодательный акт, а равно и законодательство в целом, должны представлять законченное целое, которое должно подчиняться и законам логики.
Только законы построенные на строго научной основе могут быть доступны как для профессионала юриста, так и для простого гражданина, который обращается к тому или иному нормативно-правовому акту. Из них читатель должен получить полное представление о правовых нормах, регулирующих общественные отношения. Иначе на практике может наступить беззаконие и произвол, возникающие на различной трактовке закона. Единство законодательства определяется особенностями его содержания и формы, которые сообщают ему ту целостность, по отношению к которой можно говорить о качестве закона. Вопрос о содержании и форме внутри законодательства может стоять как в отношении отдельного законодательного (акта) произведения, так и в отношении всей системы источников права. При этом содержанием законодательства в целом является вся совокупность действующих источников права, а формой — их взаимоотношение и соотнесенность между собой, образующих единое целое. Взаимоотношение между отдельными произведениями и законодательством подобно взаимоотношению между отдельной правовой нормой и правом в целом. Содержание и форма отдельных актов входят в содержание и форму законодательства в целом не прямо, а через отдельные акты, из которых состоит законодательство.
В законодательной литературе правовые нормы, входящие в ее ткань посредством и через категории темы, проблемы и т. д., создаются при помощи различных специфических законодательно-технических средств, выработанных в процессе законодательствования. Такими средствами создания формы законодательной литературы являются средства системы и средства языка. Необходимость их вызвана тем, что юридическое отражение действительности обусловлено чувственным и логически-разумным восприятием правовых норм. Законодательно-технические средства, воплощающие замысел законодателя в действительность, превращаются в форму законодательства тогда, когда они поставлены законодателем в определенную зависимость с его содержанием (темой, идеей и др.). Таким образом, форма законодательной литературы и средства выражения права во вне не тождественны между собой. Работая над законодательно-техническими и стилистическим средствами и используя их в качестве средств, законодатель тем самым шлифует форму законодательства и окончательно завершает его содержание, а следовательно, и сами правовые нормы. И чем совершеннее форма законодательной литературы, тем сильнее воздействие права на правосознание людей и правовую культуру всего общества. Кропотливая работа над формой, над терминологией, стилистикой — одно из условий законодательного творчества. Законодатель, не владеющий всеми разнообразными средствами, не в состоянии создать совершенное законодательство, хотя его замыслы могут быть значительными, актуальными. Законодатель стремится к наибольшему, в идеале полному, приведению формы в соответствие с содержанием, с его замыслом, а «форма сопротивляется». Техника законодателя — это показатель законодательного мастерства. Для нормативного акта характерны монологический способ изложения, наличие предварительного обдумывания, логическая последовательность, связность, информативность, целостность по своим структурно-смысловым параметрам, завершенность и полнота изложения. Общей чертой является также необходимость писать нормативный акт на литературном языке с соблюдением всех общепринятых в момент принятия акта правил грамматики и синтаксиса. Поскольку официально-документальный стиль распространяется на различные сферы административно-правовой и производственно-экономической деятельности, он может быть разбит на несколько вариантов (подеталей). Те или иные из них используются в зависимости от целей и задач, стоящих перед официальным документом, от характера отношений между автором документа и его адресатом и, наконец, от принятого способа оформления подобных документов. Так, стиль делопроизводства и канцелярской переписки между учреждениями четко отличается от стиля оформления нормативно-правовых актов, хотя оба они являются вариантами единого официально-документального стиля. При изложении законодательной мысли в форме нормативного акта используются языковые средства, выработанные специально для сферы правотворчества, т. е. употребляемые преимущественно или даже исключительно в данной области. Это дает основание выделить язык законодательства как самостоятельный стиль литературного языка, который обусловлен особыми социальными задачами, стоящими перед правом, специфичным способом отображения предмета и характеризуется специальными композиционными и стилистическими средствами, особым словарным составом языка для выражения мысли законодателя. Основанием для выделения языка законодательства является несовпадение его специфических функций с общепринятыми функциями литературного языка, наличие в правовых текстах особых средств для выражения нормативно-регулятивных потребностей общественного развития, их оценки и текстуального закрепления.
В работе отмечается целесообразность того, что проект любого нормативного акта перед официальным утверждением должен обязательно проходить специальное языковое и стилевое редактирование. К сожалению, почти не практикуется посылка наиболее важных и сложных по содержанию проекта на рецензирование в научно-исследовательские учреждения языковой проблематики, которые могли бы дать ценные, научно обоснованные рекомендации о языке, терминологии и стиле того или иного проекта, что в свою очередь побудило бы филологические учреждения страны более детально и предметно заняться проблемами правового языка. Юристы и филологи должны регулярно собираться для обсуждения актуальных вопросов юридической терминологии, стиля изложения правовых норм, актуальных задач современного правоведения Толкование закона как интеллектуально-волевая деятельность в основном сводится к грамматическому и систематическому анализу его текста с приоритетом последнего. Объективность результата толкования зависит, прежде всего, от знания интерпретатором языка закона и системы законодательства. Посредством грамматического толкования мы уясняем буквальный смысл нормы, а затем, воспроизводя ее логическую конструкцию, при помощи системного анализа с учетом других норм выясняем полный ее смысл. Любые другие способы уяснения исходят не из самого закона, а из соображений субъекта толкования, например о целесообразности того или иного результата уяснения, что недопустимо. Поэтому в конечном итоге основных способов толкования несколько: грамматический и систематический, причем противоречия между смыслом словесной формулировки нормы и ее системным смыслом разрешаются в пользу последнего. Признавая приоритетность системности права над языковыми средствами выражения норм, можно утверждать, что и ограничительное и распространительное толкование в части его несоответствия словесной формулировке одновременно может являться буквальным толкованием системного смысла, а следовательно, и закона в целом. Ограничительное и распространительное толкование возможно только в отношении грамматического смысла закона и невозможно в отношении системного. Недопустимым считается уяснение, результат которого выходит за пределы системного смысла закона. В этом случае говорят об аналогии закона или об аналогии права. Вместе с тем не всякая аналогия сопряжена с нарушением системного смысла закона. Допустимой является аналогия, не восполняющая системного семантического пробела. Но в любом случае она не охватывается понятием толкования, а относится к разряду системосохраняющих правил. Толкование может как предшествовать всей квалификации в целом, так и сопровождать данный процесс, обеспечивая его правильность. Результат поиска нормы для конкретного набора юридически значимых признаков должен быть предопределен на этапе нормотворчества, в силу чего и достигается основополагающее требование квалификации — ее единственность.
После юридической оценки отдельных обстоятельств деяния и общего толкования закона мы получаем два множества. Первое множество — это совокупность юридически значимых признаков деяния и второе — составы преступлений, включающие признаки, установленные в соответствующих нормах. И задача заключается в том, чтобы найти тот состав или их совокупность, которые при объединении образуют первое множество. Если первое множество устанавливается путем юридической оценки обстоятельств конкретного деяния, то второе — путем толкования уголовного закона. Толкование как деятельность по уяснению смысла правовых норм имеет место и на стадии правотворчества, являясь технологической необходимостью обеспечения грамматической определенности и логической выдержанности будущего закона. Подход к законодательным актам, к законодательству в целом как к особого рода литературе позволяет более глубоко проанализировать и роль языка в праве. Хотя язык законов и других правовых документов и специфичен, но, разумеется, подчиняется общим лингвистическим закономерностям. Поэтому необходимо для уяснения сущности и роли языка в праве обратиться к некоторым общим вопросам о языке в целом, освещенным в языковедческих трудах. Так, для исследования проблем законодательной стилистики не безынтересны вопросы о сущности языка, его функциях, и др. И хотя в лингвистической науке, как и в других науках, многое еще не решено, и носит спорный характер, все же можно опереться на известные достижения языковедов. Рассмотрение общих вопросов языка необходимо лишь постольку, поскольку оно помогает лучше разобраться в сущности языка в праве, его роли и т. д. Характеристика специфики языка законов будет не совсем полной, если оставить без внимания синтаксис законодателя. Следует подчеркнуть, что вопросы законодательного синтаксиса наименее изучены, все пока ограничивается лишь замечаниями о том, что предложения не должны быть громоздкими и т. д. Трудность решения этих вопросов состоит в том, что синтаксис любого языка, и в особенности русского, допускает многочисленные варианты, начиная от простого расположения в предложении слов и кончая сложными сочетаниями слов и предложений. Задача законодателя такова, чтобы из этих многочисленных вариантов отобрать наиболее целесообразные, в первую очередь, с точки зрения точности и доступности языка.
При этом следует подчеркнуть, что никакого особого законодательного синтаксиса, как и особой законодательной лексики и морфологии, противостоящей языку в целом, нет. Но своеобразие синтаксиса законодательного стиля нужно искать прежде всего в своеобразии той роли, которую играет та или иная синтаксическая конструкция в решении задач, стоящих перед языком права. Несмотря на различный характер юридических документов, общим для них является то, что их языковая форма рассчитана на логическое восприятие. Как известно, язык выражает не только конкретные по содержанию мысли, он закрепляет и логику мышления, в том числе и законодательного. Дело в том, что между законами логики как науки о формах мышления и о его закономерностях и языком, его структурой имеется тесная связь. Поскольку законодательные произведения отражают познавательно-мыслительную деятельность человека, а последняя невозможна без языка, постольку специфику законодательного языка, в особенности в области синтаксиса, нельзя понять без учета логических правовых категорий. Поэтому отдельные языковые конструкции, встречающиеся в законодательном тексте, могут быть объяснены исходя лишь из логических явлений, присущих праву. Если правовые нормы выражают волю законодателя, то синтаксис законодателя — писаные фразы и предложения выражают его мысли, его суждения, умозаключения, выраженные в правовых нормах. И подобно тому, как понятия законодателя влекут за собой слова-термины, суждения и умозаключения законодателя предопределяют строго определенные стилистико-синтаксические формы. Мыслить, рассуждать, делать выводы без определенных синтаксических форм нельзя. В целом синтаксис законодателя направлен на то, чтобы не допустить ошибочных толкований его мыслей, чтобы, например, не принимать общее за частное, следствие за причину и т. д. Любой законодательный текст, будучи композиционным логическим единством, свое внешнее отражение получает в синтаксисе законодателя. В нем органически сочетается логика и синтаксис законодателя. С другой стороны, тесная связь между логикой права, правом, грамматикой обусловлена уже тем, что все они относятся к числу нормативных систем. Язык законодательства — это новое направление исследования как в юридической, так и филологической науке. Но это не означает, что между языком дореволюционным и современным языком права нет никакой связи, нет никакой преемственности. Эта связь видна уже в том, что законы писались и пишутся на одном и том же, например, русском языке. Российский законодатель не может не учитывать и не применять в своей практике хорошие законодательные традиции и обычаи, исторически сложившуюся законодательную терминологию, речевые выражения и синтаксические конструкции. Но законодатель должен перед собой всегда видеть перспективы и тенденции развития литературного языка в целом. Поэтому особенно большую пользу в деле совершенствования языка законов принесет общение положительной современной законодательной практики. Не менее важны также и недостатки, лексические, грамматические, стилистические ошибки, обнаруженные в процессе применения права.
Поскольку языковые качества, а вместе с ними и качество законодательного произведения в целом зависят исключительно от знаний, мастерства, умения, опыта законодателя, постольку в этой связи огромное значение имеет подбор и расстановка кадров, состав законоподготовительных комиссий. Ведь государственная воля находит свое преломление в сознании людей, творящих право. Необходимы специальные кадры, специалисты этого дела. Законодательный орган разрабатывает, создает закон, техническую же, в том числе и словесную обработку закона должны осуществлять специалисты-словесники. Из двух задач законодателя, связанных с созданием истинного права, формальная сторона этого создания должна стать объектом деятельности специалиста-юриста. Закон должен перейти из рук политика-законодателя в руки техника-законодателя. Подготовка таких специалистов должна стать одной из задач юридического образования.
Система понятий любой отрасли человеческой практики и знания обусловлена познавательной деятельностью мыслящих субъектов, отождествлением и разграничением в входе этой деятельности явлений окружающей действительности. Понятие отражает наиболее общие и одновременно наиболее существенные признаки предметов и явлений. Стандартизованная дефиниция понятия определяет его как ментальный конструкт (единицу мысли), служащую «для классификации индивидуальных объектов внутреннего и внешнего мира посредством более или менее случайной абстракции, признаки (характеристики) которого в большей или меньшей степени отражают свойства индивидуальных объектов». Являясь высшей формой обобщения, понятие отражает признаки не одного отдельно взятого предмета или явления, а множества однородных предметов или явлений.
Право и правоведение оперируют в основном одними и тем же понятиями. В праве нет понятий, которые не использовались бы в правовой науке, но в последней существует дополнительный комплекс понятий, не используемых в праве. Однако по своему содержанию и количеству признаков, выделяемых в дефинициях, соотносимые понятия в праве и правоведении могут не совпадать. При конкуренции понятий права и науки права юридически обязательным и для нормодателя, и для правоприменителя являются понятия права, а научные правовые понятия в правотворчестве и правоприменении играют лишь второстепенную роль. Таким образом, кроме понятий права, отражающих специфическое членение действительности и регулирование отношений в реальном мире, в правоведении существуют идеальные конструкты, не имеющие прямого отношения к действительности. Это подсистемы понятий, отражающие движение теоретической мысли в искусственно созданном понятийном пространстве, которое, однако, в конечном итоге основывается на реальности, выступающей как база создания идеальных конструктов.
С точки зрения связи понятий права и правоведения с действительностью можно отметить, что в ходе формирования системы понятий происходит «удвоение» реального мира, которое «получается при любой репрезентативной теории и в узком, и в широком смысле этого слова, так как мир существует один раз объективно, вне и независимо от сознания, и второй раз в образах самого сознания. Само собой разумеется, что об „удвоении“ мира тут говорится условно, так как объективное существование мира является его единственным и собственным существованием, остальное представляет собой только идеальное психическое отражение». Учитывая последовательное включение системы понятий права в систему понятий правоведения, можно говорить не об удвоении", а об «утроении» реальной действительности, которая один раз специфически преломляется через систему правовых предписаний, норм, а второй — через призму теоретических конструктов науки правоведения, каждый раз включаясь в особые, все более сложные классификационные построения. Таким образом, степень удаленности объектов реальной действительности, моделируемой понятийными полями терминологии права и терминологии правоведения, различна. Следовательно, еще одним признаком терминологичности номинативных единиц, обслуживающих право и правовую науку, является то, что вязь термина и понятия в отличие от связи слова и понятия не свободна от логического и гносеологического аспектов. Слова не имеют никакого естественного, первичного смысла, то есть в принципе им возможно придать любое значение. Значения же терминов вторичны. Слово общего употребления включается в специфические логико-познавательные модели права и правоведения, и его место в этой модели обусловлено сознательно регулируемым процессом познавательно-классификационной деятельности.
Роль причинно-следственных факторов в терминологии правоведения еще более усилена по сравнению с терминологией права в силу того, что науке свойственно рассматривать отдельные явления изолированно, вырывая их из всеобщей связи, чтобы правильно понять их. Например, теоретики права, вычленяя норму права и правоотношение из всеобщих отношений и рассматривая их взаимозависимость в процессе становления права, в категориальном плане оценивают правоотношение как причину, а норму права как следствие. Характерной особенностью юридической терминологии является то, что изменения в семантике терминов часто связаны с переоценкой явлений действительности. Суть этих изменений заключается в определенной преемственности в социально-политической, духовно-нравственной сфере, которая формулирует свои положения в основном в понятиях и категориях, созданных ранее, но вкладывает в них новое содержание, включает их в новые системы воззрений. Терминологический фонд права и правоведения подвержен постоянным трансформационным процессам в силу изменения характера действия системообразующих факторов, которые обусловливают вовлечение в терминологическую систему языковых единиц, называющих различные предметы. Важным этапом в процессе развития терминологичности номинативных единиц, обозначающих понятия права, было формирование терминологии правоведения, которая уже с самого начала своего возникновения обнаруживает более высокий уровень системной организации специальной лексики. Терминологический ключ, под которым мы понимаем совокупность экстраи интралингвистических факторов, обусловливающих как формальную, так и семантическую специфику терминов, в юридической терминологии образуется под воздействием указанных выше экстралингвистаческих системообразующих факторов. Внешние и внутренние факторы формирования терминологического ключа многообразны и зачастую действуют в тесной взаимосвязи, как, например, при заимствовании терминологических единицы. При рецепции правовых идей в юридическую терминологию стали проникать целые микрополя терминов, представленные как заимствованными, так и калькированными единицами, Вновь появлявшиеся терминологические единицы способствовали изменению классификационных основ дифференциации макрои микрополей, включавших, кроме того, исконные терминывлекли за собой определенные семантические сдвиги в значениях отдельных терминов и их подсистем.
Языковое воздействие заимствований оказалось не менее сильным, так как с заимствованиями в терминологию проникали словообразовательные форманты, которые впоследствии стали проявлять большую активность в терминопроиз-водстве, сочетаясь не только с заимствованными, но и с исконными основами. Действие внеязыковых элементов терминологического ключа проявляется и в морфологическом терминопроизводстве, и в образовании составных терминов. В первом случае роль внешних факторов проявляется в избирательном использовании словообразовательных средств и типов языка общего употребления, которое проявляется уже в начальные периоды формирования терминологии права, в образовании составных терминов также заметна определенная избирательность языковых средств и из зависимость от экстралингвистических элементов терминологического ключа. Внешние и внутриязыковые факторы в образовании производных терминов ведут к формированию одного из важнейших элементов терминологического ключа — терминообразовательным значениям, характер последних определяется деривационными значениями общеязыковых словообразовательных типов и классификацией понятий в правоведении. Границы между различными разрядами специальной юридической лексики очень прозрачны. Они способны переходить из одного разряда в другой. Все термины права становятся терминами правоведения. Терминоид может адаптироваться как терминологией права, так и терминологией правоведения. Термин иногда переходит в разряд историзмов, а затем вновь способен стать термином права и правоведения, причем на этом пути он часто вновь проходит стадию прототермина и терминоида. Примером последнего изменения статуса номинативной единицы может служить термин банкротство, который вышел из активного терминологического употребления после октябрьской революции, а затем вновь вошел в кодифицированную терминосистему. Необходимость улучшения качества законов существенно повышает требования к технике подготовки проектов законов и иных нормативных актов, к качеству их оформления. В современных условиях, когда, как никогда, бурно развивается законодательная деятельность, разработка проблем законодательной техники, в том числе юридической терминологии, — одно из важных направлений влияния юридической теории на практику. Точность и ясность юридических формулировок, четкое их языковое воплощение, правильное и единообразное употребление правовой терминологии во многом определяют эффективность воздействия законодательства на социально-политические процессы, способствуют укреплению законности, охране и обеспечению прав личности. Во всех областях знания при широком разнообразии качественного анализа существуют два его уровня: анализ отдельных элементов, их свойств и характеристик и системный анализ всей совокупности элементов. Для правовой терминологии системность при анализе особенно важна, и требования к употреблению юридической терминологии должны исходить в первую очередь из системного анализа терминологического массива.
Системность в теориях последнего времени признается неотъемлемой характеристикой любых языковых объектов. В терминоведческих работах языковая системность предполагает логическую упорядоченность описания, которая выражается в системности отношений отдельных языковых элементов. Для языка законодательства при современных разработках информационно-поисковых систем отображением отношений между правовыми терминами выступает общеправовой тезаурус. Термины законодательства представляют собой не произвольную совокупность, а терминологическую систему, поскольку понятия, которые ими выражены, составляют внутренние связанную систему. Термины тем самым отражают объективные связи, существующие между понятиями, и должны отражать их адекватно, не искажая и не вызывая противоречий. В общеправовом тезаурусе в соответствии с его структурой каждый термин оказывается внутри некоего круга или поля, образующего словарную статью тезаурусаи внутри своей словарной статьи он обладает точностью и однозначностью. Принадлежность определенному семантическому полю или отнесенность к определенной словарной статье обусловливают единственно возможное значение термина, снимая необходимость анализа контекста как средства смысловой расшифровки, поскольку в самом сочетании терминов внутри словарной статьи тезауруса уже заключен семантический контекст. Если последовательно проводить точку зрения, согласно которой правовые понятия необходимо выражать соответствующими правовыми терминами, то системность терминологии окажется вторичной по отношению к системе понятий. И как следствие обе системы становятся в отношение тождественности. С позиций точной науки система понятий и отражающая ее система терминов находятся во взаимно однозначном соответствии. А это означает, что исключаются дублетность терминологии, т. е. синонимия терминов и конструкций, и многозначность, или омонимия, терминов.
Системный подход к терминологии предъявляет к правовым терминам, содержащимся в законодательных документах, и определенные языковые требования. Они вызваны следующими принципами: при употреблении правового термина необходимо подчиняться требованиям однозначности и взаимообусловленностипринцип нормативности терминологии имеет в основании требование общелитературности всех языковых компонентов нормативного актапринцип лингвистической экономии влечет за собой многочисленные и разнообразные последствия, которые выражаются, в частности, в том, что недопустима тавтология, нужна завершенность семантических связей. Каждый из принципов может быть рассмотрен конкретно с обоснованием практических рекомендаций. С помощью тезауруса удается обнаружить в нормативных актах многочисленные несоответствия в правовой терминологии в отношении однозначности и взаимной обусловленности терминов. Несоответствия эти можно разделить на: графическиеморфологическиесловообразовательные и синтаксические.
Практические рекомендации для вариантных правовых терминов должны исходить из принципов нормативности терминологии и лингвистической экономии при ее создании и функционировании. Вследствие этого язык категорически не допускает тавтологию в названиях предметов и лиц. Предложенный анализ законодательного материала позволяет сделать практический вывод о том, что принцип грамматической и семантической экономии и непротиворечивости должен быть ведущим в работе над правовой терминологией. Очевидно, что точное и ясное понимание юридических терминов успешно достигается при их максимально четком и немногословном определении в нормативных актах. Чем большему числу юридических терминов будут даваться определения, тем меньше будет ошибок и недоразумений на практике. Точные определения юридических терминов, составляющие содержание так называемых дефинитивных норм, — непременное условие повышения юридической культуры правотворчества, укрепления законности. Тот факт, что правовая норма представляет собой формализованное предписание, свидетельствует о том, что четкие юридические определения должны даваться всем терминам, имеющим решающее значение для правового регулирования. Потребность в четких нормативных дефинициях стала особенно ощутимой за последнее время. Это связано с ростом общего объема законодательства и расширением его специализации, что приводит к увеличению словарного состава нормативных актов. Имеет значение и внедрение в правотворческую и правоприменительную практику современных методов автоматизации обработки и поиска правовой информации. К сожалению, за последние годы внимание к законодательным дефинициям, как, впрочем, и к другим вопросам законодательной техники, явно сократилась. Наличие или отсутствие нормативных дефиниций во многом зависит от субъективной воли законодателя. Трудно сформулировать критерии того, в каких именно случаях необходимо давать дефиниции. Можно лишь наметить некоторые ориентиры.
Так, если термин однозначен, ясен для должностных лиц и граждан и употребляется в своем обычном значении, он едва ли нуждается в определении. Если же термин без дополнительного пояснения представляется недостаточно четким и возможны его различные толкования, то отсутствие определения может породить неясности, недоразумения и, как результат, нарушения законности. Нормативные дефиниции нуждаются в постоянном динамическом контроле, своего рода оперативном ведении. Если определение термина в установленном порядке изменено, то во всех актах, где применяется то же понятие, такой термин должен пониматься по-новому. При необходимости изменить нормативную дефиницию, которая помещена в изданном ранее акте, лучше всего или отменить прежнее определение и сформулировать новое, или же внести в старое определение соответствующие изменения.
Представляется уместным постепенно стандартизировать или иным образом унифицировать различные виды специализированных неюридических терминов. Если же в какой-то узкой области нет стандартов или иных унифицированных официальных терминологических документов, то в законодательстве следует употреблять лишь такие термины, которые общеприняты в официальном употреблении в соответствующей области знания. При необходимости целесообразны консультации со специалистами в данной области неюридического знания. Очевидно, что такие методы унификации законодательного использования специальной неюридической терминологии следовало бы закрепить в нормативно-правовом порядке.
В диссертации доказывается, что наиболее эффективным вариантом унификации юридической терминологии был бы обязывающий документ, официально санкционированный на законодательном уровне. Это позволили бы более быстро и полно добиться унификации юридической терминологии, стабильной и качественной работы автоматизированных информационно-правовых систем конечно, в то степени, в какой эта работа зависит от состояния юридической терминологии). Документ, унифицирующий юридическую терминологию, должен охватывать, в принципе, все собственно юридические термины. Что касается устаревших, ныне не употребляющихся терминов, то их включать в эталонный перечень унифицированных терминов, очевидно, не следует. Во избежание путаницы, может быть указан в эталонном перечне как один из не подлежащих применению синонимов современного термина. Чтобы выявить все подлежащие унификации юридические термины, целесообразно использовать в качестве вспомогательного материала имеющиеся тезаурусы. Сам тезаурус в целом не может выполнять функцию унифицирующего терминологического талона, поскольку создан для других целей и строится в значительной мере по другим принципам. Помимо собственно юридических он содержит большое и даже подавляющее число иных терминов, а также просто значимые слова, не являющиеся терминами. В нем не устранена излишняя синонимия, не отсечены устаревшие термины, нет расшифровки терминов. Поэтому он может служить лишь одним из весьма солидных источников, из которых извлекается терминологический материал для эталонного словника. А этот материал как исходное сырье подлежит дальнейшей обработке для его унификации, включающей отсечение устаревшего материала, излишней синонимии, устранение разнобоя в употреблении терминов и т. д., чтобы определить подлежащий унификации терминологический фонд.
С учетом полученных результатов можно предложить расширение проблемного поля в исследуемой области:
Более подробно рассмотреть вопросы толкования правовых документов в странах Западной Европы, США и Канады, с перспективой использования этого опыта в практике государственного строительства в Российской Федерации.
Поскольку основное внимание в диссертации было сосредоточено на вопросах использования методологии правового анализа, разработанного в рамках феноменологического направления, представляется целесобразным специально рассмотреть опыт применения результатов аналитической методологии при интерпретации правовых текстов.
Рассмотреть роль субъектов правоприменительной деятельности в толковании юридических норм, их уяснении и разъяснении содержания. Рассмотреть проблемы систематизации юридической терминологии с учетом достижений современных информационных технологий. Сегодня очевидно, что степень разработанности и совершенства исследования языка права влияет на эффективность применения правовых норм и служит одним из важных показателей правовой культуры общества.
