Динамика массовых настроений в российской провинции в период Первой мировой войны: На примере Пензенской, Самарской и Симбирской губерний

Актуальность темы

Отказ от марксистской методологии, вызревший в недрах отечественного гуманитарного знания на рубеже второго и третьего тысячелетия, вызвал мощный всплеск исследовательской активности в направлении создания иных, более объективных способов познания истории человеческого общества.

В рамках одного из наиболее перспективных направлений системного (или интегрально-аналитического) подхода социально-психологические аспекты все увереннее перемещаются с периферии в центр научных исследований. Методологические новации, рожденные в современную эпоху, появились не на пустом месте. Они опираются на традиции, заложенные в отечественном обществознании еще в конце XIX — начале XX вв., когда в общем ряду равнодействующих факторов-элементов социального развития выдающиеся российские историки назвали социально-психологические или интерментальные (по терминологии Н.И.Кареева) факторы1.

Восстановление в правах" исторической антропологии в свою очередь выдвигает на первый план необходимость обогащения истории за счет арсенала сопредельных гуманитарных дисциплин, в том числе и социальной психологии. Особенно актуальным изучение подобных аспектов общественного развития становится применительно к периодам социокультурных кризисов, в переломные эпохи, когда порой именно исследование массовой психологии, массового сознания позволяет найти ответ на многие, волнующие современное общество, вопросы. Среди последних следует выделить, прежде всего, проблему национальной самоидентификации в условиях перехода России на новый уровень цивилизационного развития. А в плоскости, отражающей взаимоотношения власти и социума, проблему поиска адекватных факторов воздействия на массовые настроения с целью мобилизации духовного потенциала общества на решение важнейших задач социального развития.

Знаковым событием, если не сказать национальной трагедией, для Российской империи стала Первая мировая война. Общество вступило в военную эпоху на волне всеохватного всплеска патриотических чувств, а спустя всего лишь несколько лет оно утратило свою государственность, погрузившись в хаос революции. Во многих отношениях проблема массовых настроений стала проблемой взаимоотношений социума и власти, проблемой трансформации политического идеала в общественном сознании и, соответственно, факторов этому способствовавших.

Прочным фундаментом социальных представлений о власти в начале XX века по-прежнему оставался монархизм. Для русского народа монархия являлась скорее не властным институтом, а частью нравственного идеала, опиравшегося на глубокую религиозность населения. Поэтому, даже в изучаемый период в России имелись необходимые условия для выживания монархической верховной власти. В канун празднования 300-летнего юбилея династии Романовых в 1913 г. арсенал консервативной идеологии пополнился положением о самодержавии как о надклассовой силе, о единстве веры и морали царя и народа, о самодержце как воплощении религиозно-нравственных идеалов народа1.

Однако, по мере нарастания трудностей, вызванных тяготами военного времени, в массовом сознании росла уверенность в неспособности государства эффективно бороться с проявлениями системного кризиса. Бессилие, слабость власти, не сумевшей найти адекватные ответы на вызовы эпохи, обернулись девальвацией монархических ценностей, разрушением всей системы патернализма.

В Среднем Поволжье в силу слабости экономического развития и аграрного перенаселения уже к началу 1915 г. обозначились основные противоречия между обществом и местными властями. В дальнейшем, после череды военных неудач губернские администрации уже не могли управлять

1 См., в частности: Ключевский B.O. Курс русской истории //Ключевский B.O. Соч. в 9-ти т. Т.1. М., 1987. С.40−41- Кареев Н. И. Историология. Теория исторического процесса. Петроград, 1915. С.137−138.

2 Тихомиров Л. А. Монархическая государственность. СПб., 1992. С. 309. ситуацией, стремительно обострявшейся из-за продовольственного и экономического кризиса в целом, что и обусловило в конечном итоге поворот населения от первоначальной поддержки участия России в войне в виде патриотического подъёма к полному отрицанию не только режима, но и самой монархической идеи.

Объектом диссертационного исследования является провинциальное общество как некая системная общность, изучаемая в процессе трансформации своих базовых социокультурных характеристик в период Первой мировой войны.

В качестве предмета исследования автор рассматривает социально-психологическое восприятие военной действительности в российской провинции, анализируя при этом динамику содержательной компоненты таких категорий, как общественное мнение и массовые настроения в 1914;1917 гг.

Под термином провинция в современной отечественной науке понимается не только и не столько пограничная территория российской империи, но своеобразный типологический феномен духовного бытия, обладающий рядом специфических свойств и качеств, формирующих его уникальность и самобытность. Россия в этом смысле выступает страной провинций. А русская провинциальность рассматривается как определенная духовная субстанция, духовный потенциал русской культуры1. К основополагающим характеристикам, формирующим культурную среду провинциального общества, следует отнести, прежде всего, обозримость и вместе с тем ограниченность культурного пространства и происходящих в нем процессов, ограниченность контактов с культурой столиц и других регионов, консерватизм вкусов, настороженность к новациям и пр.

Типологические признаки, присущие провинциальному обществу, предопределяют собой и своеобразие социально-психологических характеристик данной социальной общности, что позволяет рассматривать

1 Рожков Н. Происхождение самодержавия в России. Петроград, 1923. феномен провинциального массового сознания в качестве предмета исследовательской практики.

К макроформам массового сознания как одному из видов сознания общественного, наиболее реальной форме его практического существования и воплощения, относят, как правило, общественное мнение и массовые настроения. В социальной психологии термин «общественное мнение» интерпретируется как состояние массового сознания, заключающее в себе скрытое или явное отношение той или иной общности или совокупности общностей к происходящим событиям и бытующим явлениям. Массовые же настроения определяются как особые психические состояния, однородные, свойственные достаточно большому множеству людей, как субъективные реакции, отражающие степень удовлетворенности общими социально-политическими условиями жизни и оценку возможностей реализации своих социально-политических притязаний1.

Хронологические рамки диссертации ограничиваются временем участия Российской империи в Первой мировой войне, а, следовательно, охватывают период с 1914 по начало 1917 гг. События, произошедшие в данный отрезок времени, без какого-либо преувеличения можно назвать эпохальными для российской истории, ставшими отправной точкой грядущей социокультурной трансформации.

В данном периоде мы выделяем два промежуточных этапа: 1-е 1914 по 1915 гг., когда патриотический подъём и доверие монарху переживали высшую точку своего развитияи II — с 1915 по 1917 гг., когда обозначились тенденции, как в ходе военной кампании, так и в социально-экономическом развитии региона, приведшие к радикальным изменениям общественного мнения в прямо противоположном направлении.

Территориальные рамки исследования. Тема диссертации рассматривается на материалах трех губерний Среднего Поволжья: Пензенской,

1 См. например: Н. П. Берлякова. Провинция как феномен русской культуры нового времени //Россия в новое время: личность и мир в историческом пространстве. Материалы межвузовской научной конференции 14−16 апреля 1997 г. М., 1997. С. 71.

Самарской и Симбирской. Выбор соответствующих территориальных рамок объясняется общностью географического позиционирования, близостью уровней социально-экономического развития, длительной традицией существования народнохозяйственных связей. Указанные условия социокультурного развития провинциального общества предопределили собой процесс формирования особого жизненного уклада и соответствующей ему «картины мира», которые стали характерными для всего региона в целом. Это в свою очередь способствовало воспроизводству и трансляции идентичных социальных представлений, закладывающих психологическую основу массовых настроений.

Историография проблемы. Изучение массовых настроений российского общества эпохи Первой мировой войны началось уже современниками тех событий. В эпицентре и публицистических и научных работ находился, прежде всего, феномен монархии в контексте изменений его интерпретации различными социальными группами. Н. А. Захаров в этой связи считал, что психологическое сознание населения, корректируемое пропагандой, является фактором, определяющим систему государственного строя, и констатировал, что «понятие самодержавие не исчезло в народном сознании», а лишь «видоизменилось и приняло в лице отдельных своих частей своеобразную форму"2. Некоторые исследователи попытались проанализировать уже имеющуюся литературу по данному вопросу3.

Социально-исторические исследования в целом осуществлялись в русле официальной идеологии. Такой же тенденциозностью отличались и публикации либерально настроенных обществоведов. Рассуждая о меняющемся отношении русского народа к верховной власти, авторы отмечали тенденцию, ведущую к анархизму в общественном сознании, при этом они подчеркивали, что в рамках существующих социально экономических отношений истинное единение

1 Ольшанский Д. В. Психология масс. СПб., 2001. С. 24,212.

2 Захаров Н. А. Система русской государственной власти. Юридические исследования. Новочеркасск, 1912. С. 294,298.

3 Казанский П. Е. Власть всероссийского императора. Очерки действующего русского права. Одесса, 1913. С. 312. между властью и народом невозможно.

Большое внимание изучению тенденций развития монархической идеи в общественном сознании уделял Б. И. Чичерин. В своих работах автор проводит мысль о том, что русский народ действительно интуитивно чувствовал потребность в вожде, но, защищая страну от внешней опасности, слабое государство компенсировало свою ограниченность отсутствием свободы народа1.

В ситуации кризиса, вызванного внешними факторами, преодолевая изолированность патриархального мира, общество начинает объединяться и бороться против верховной власти. Мощь государства в этих условиях определяется уже не абсолютизмом, а активностью независимых общественных элементов2.

Пытаясь понять особенность переживаемого в рамках внешнего конфликта исторического момента, современники отмечали неповоротливость государственной машины. Разрастание бюрократического аппарата, заложником которого и стала, по сути, верховная власть в России, стало причиной того, что, по словам Б. Н. Чичерина: «любовь народа отворачивается», и «.от развития общественного сознания, можно теперь (в войну) ожидать более ясного понимания вещей» .

Приверженцы либеральных взглядов, ставя под сомнения наличие какой-либо духовной связи между верховной властью и народом, квалифицировали самодержавие как изжившую себя на русской почве разновидность европейского абсолютизма4. На ограниченность социальной базы монархии указывал В. Левицкий, анализировавший деятельность правых партий в годы Первой мировой войны5.

С религиозно-нравственных позиций осмыслить роль мировой войны в развитии массового сознания попытались русские философы Е. Трубецкой,

1 Чичерин Б. Н. Вопросы политики. М., 1913.

2 Там же. С. 120,126.

3 Там же. С. 200,203.

4 Меч В. Сила реакции. М., 1907. С. 10.

5 Левицкий В. Правые партии //Общественное движение в России в начале XX века. СПб., 1914. Т. З. Кн.5. С.347−469.

С.Булгаков, Н.А.Бердяев1. Так, демонизация государственнического начала в массовом сознании в период военного лихолетья привела Н. А. Бердяева к весьма неутешительным выводам по поводу российского аполитизма и анархизма2.

Марксистское понимание проблемы было представлено в трудах В. Г. Плеханова, В. И. Ленина и др. В частности, один из признанных теоретиков марксизма, Г. В. Плеханов однозначно утверждал, что «полное подчинение личности интересам русского «народного духа» являлось вынужденным следствием тех условий, в которых пришлось русским людям вести борьбу за свое историческое существование3. В этой ситуации деспотизм монархии, опиравшийся на невежество и консерватизм русских крестьян, с началом мобилизации потерял свою последнюю опору и был обречен на гибель4.

Основные параметры партийной концепции истории Первой мировой войны, положения, которые на долгие десятилетия станут определять позицию советской историографии по данному вопросу, сформулировал лидер РСДРП (б) В. И. Ленин. В его трудах были заложены важнейшие методологические принципы изучения отношения народных масс к войне и монархии, основанные на классовом подходе.

В.И.Ленин не мог игнорировать наличие у народа монархических иллюзий. Но уже в ходе первой русской революции, по его мнению, политические предрассудки были надломлены5, а в период с 1914 по 1917 гг. «была раскрыта вся гнилость, весь цинизм и разврат царской шайки"6.

Полемичность, тенденциозность подбора фактов, заданность выводов были характерны для большинства публикаций социал-демократов, носивших ярко выраженный пропагандистский характер. В основе большевистского

1 Булгаков С. Война и русское самосознание. М., 1915 и др.

2 См.: Н. А. Бердяев. Судьба России. Опыт по психологии войны и национальности. М., 1990.

3 Плеханов Г. В. История русской общественной мысли.

Введение

Очерки развития русских общественных отношений //Плеханов Г. В. Сочинения. М.-Л., 1927. Кн.1. 4.1. Т.ХХ. С. 91.

4 Тем же. Т. ХХ1У. С. 168.

5 Ленин В. И. К вопросу об аграрной политике современного правительства//Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд-е пятое. М.1961. Т.23. С. 263.

6 Ленин В. И. Письма издалека//Ленин В. И. Полн. собр. соч. Изд-е пятое. М., 1961. Т.31. С.11−12. подхода к проблеме лежало игнорирование самостоятельной, надклассовой природы патриотических настроений, имеющих на самом деле достаточно прочные традиции своего существования в национальном сознанииподмена многих понятий, характеризующих идеологическую подоплеку общественного мнения, таких например, как «патриотизм» и «шовинизм" — ярко выраженное противопоставление «патриотизма» «революционности и т. д. Так, в своей работе «Социализм и война» В. И. Ленин подчеркивал, что в начале войны «правящей клике» удалось вызвать шовинистические настроения среди буржуазии и крестьянства, единственным же классом в России, которому «не удалось привить заразы шовинизма», оставался пролетариат. Отдельные эксцессы в начале войны затронули лишь самые темные слои рабочих. «В общем и целом, — писал автор, — рабочий класс России оказался иммунизированным в отношении шовинизма"1.

Вместе с тем, ряд характеристик, предложенных лидером большевиков, в целом достаточно точно отражают суть происходящих в России событий. В его работах, в частности, присутствует определение социальной базы формирования массовых настроений в стране, дается анализ структуры содержания социальных представлений, а так же условий их трансформации. «Мелкая же буржуазия, т. е. гигантская масса едва просыпающегося населения России, — отмечает В. И. Ленин, рассуждая о военных поражениях 1915 г., — идет ощупью, „вслепую“, в хвосте буржуазии, в плену националистических предрассудков, с одной стороны, подталкиваемая к революции невиданными, неслыханными ужасами и бедствиями войны, дороговизны, разорения, нищеты и голода, с другой стороны, оглядываясь на каждом шагу назад, к идее защиты родины, или к идее государственной целостности России, или к идее мелкокрестьянского благоденствия благодаря победе над царизмом и над Германией, без победы над капитализмом». В целом, по мнению В. И. Ленина, империалистическая война стала мощнейшим фактором вызревания

1 Ленин В. И. Социализм и война (отношение РСДРП к войне) //Там же. Т.26. С.330−331.

2 Ленин В. И. Поражение России и революционный кризис //Там же. Т.27. С. 28. революционной ситуации и пробуждения революционного сознания.

В советской историографии массовые настроения периода Первой мировой войны, к сожалению, так и не стали предметом специального исследования. И если сознание и поведение пролетарских масс отчасти рассматривалось в работах, посвященных изучению революционного движения, то социальные представления их классовых врагов и вовсе оставались за границами исследовательского интереса.

Первый период советского этапа отечественной историографии по данному вопросу охватывает 1920;е — начало 1930;х гг. Это время можно охарактеризовать как начальный этап в деле создания «марксистской» концепции изучения проблемы. Кроме того, большая и кропотливая работа велась в плане издания документальных источников, а так же воспоминаний и мемуаров участников и очевидцев событий войны1.

К работам обобщающего плана следует отнести монографию А. М. Зайончковского. Однако обстоятельный анализ состояния вооруженных сил воюющих держав, планов и хода военных действий в исследовании автора производится в отрыве от характеристики общественно-политических и экономических условий, не представлены в нем и социально-психологические аспекты проблемы. Тем не менее, для выстраивания всего комплекса причинно-следственных связей в контексте интересующего нас вопроса обращение к трудам Зайончковского необходимо. Его монография, переизданная в 1930;е гг. в 3-х томах, вплоть до начала 1970;х гг. считалась самым полным описанием первой мировой войны, которое имелось в советской историографии.

Следующий этап формирования историографической традиции изучения социально-психологических аспектов проблемы приходится на 1930;е — 1950;е годы. Эти годы получили печальную известность как эпоха господства тоталитаризма в отечественной науке, когда идеологической основой любого исследования являлся «Краткий курс истории ВКП (б)».

1 См. в частности: Царская Россия в мировой войне. T.l. Л., 1925; Монархия перед крушением. 1914 — 1917. Бумаги Николая П и другие документы. М.-Л., 1927.

2 Зайончковский A.M. Мировая война 1914 — 1918 гг. Общий стратегический очерк. М&bdquo- 1924.

Юбилейные даты, связанные с периодом первой мировой войны, отмечались публикацией обобщающих работ по ее истории, характерной особенностью которых становится иллюстративность, перенасыщенность трафаретными выводами, основанными на догматизации ленинских утверждений1.

Дальнейшее развитие получили вопросы массовых выступлений крестьянства в период мобилизации, революционного движения в царской армии в годы войны. В литературе этого периода утвердился вывод об отрицательном отношении к войне подавляющей части крестьянства, проявившемся уже в ходе мобилизации. В частности, А. Б. Беркевич в одной из своих статей отмечает, что волнения в мобилизационный период были стихийным выражением ненависти народных масс к «.грабительской войне, затеянной империалистами"2.

В 1960;х — 1980;х гг. наступает качественно новый этап в изучении Первой мировой войны, что объясняется не только повышением научного уровня исторических исследований, расширением круга опубликованных источников3, но и выделением социальной психологии в отдельную отрасль научного знания. Важной вехой в этом отношении стала публикация двухтомной истории Первой мировой войны4. Это вело к усилению внимания ученых к вопросам духовного облика и социальной психологии народных масс, хотя по-прежнему историки исходили из марксистских идиом о революционном сознании трудящихся и именно процесс проявления и роста социалистических представлений пытались зафиксировать в своих работах5.

В частности, А. М. Анфимов, описывая реакцию крестьянства по отношению к войне, отмечал, что в ряде мест народные выступления служили

1 Таленский H.A. Первая мировая война 1914;1918 гг. М., 1944; Вержховский Д. В. Первая мировая война 19 141 918 гг. М., 1954 и др.

2 См., например: А. Б. Беркевич. Крестьянство и всеобщая мобилизация в июле 1914 г.// Исторические записки. М., 1947. T.23. С. 8.

3 Крестьянское движение в России в годы первой мировой войны (июль1914 — февраль 1917 г.). Сб. док. М.-Л., 1965.С.98.

4 История первой мировой войны 1914;1918. В 2-х т. М&bdquo- 1975.

5 См., например: И. И. Минц. История Великого Октября. Свержение самодержавия. М&bdquo- 1977. T.l. С. 53. стимулом" к аграрным беспорядкам вокруг земель, принадлежавших немцам и, тем самым, косвенно признавал существование германофобии, явления, отнюдь не вписывающегося в процесс роста революционной сознательности трудящихся. Однако, по его словам, уже к концу 1914 г. «шовинистический дурман стал рассеиваться даже среди крестьянства», но их протест мог принимать форму только «анархической и несогласованной борьбы» из-за отсутствия конкретного «обвиняемого в их бедственном положении"1.

В процессе анализа революционных событий Э. Н. Бурджалов приходит к выводу о господстве и доминировании вплоть до февраля 1917 г. монархических настроений у генералитета, офицерства, священнослужителей, а, с другой стороны, о единодушном неприятии монархических идей солдатскими массами и беднейшим населением городов2.

Противоречия между рабочими и царским правительством в период войны стали предметом исследования В. Я. Лаверычева и И. П. Лейберова. Анализируя динамику настроений рабочих в годы войны, они сходятся во мнении, что в 1917 г. забастовочное движение приобретает характер политического противостояния3.

Весомым вкладом в осмысление проблемы «война и российское общество», в дело формирования источниковой базы ее изучения, стали работы С. В. Тютюкина. Несмотря на некоторую догматизированность выводов, автору удалось создать целостное представление о процессе эволюции общественных настроений, взглядов и поведения народных низов4.

Классовый подход стал методологической основой работы А. М. Давидовича, посвященной истории самодержавия в эпоху империализма. На страницах своей монографии автор оценивает позицию крестьянства в отношении самодержавной власти в период войны как весьма однородную по

1 Анфимов A.M. Российская деревня в годы первой мировой войны (1914;1917 гг.). М&bdquo- 1962. С.347−348.

2 Бурджалов Э. Н. Вторая русская революция. Москва. Фронт. Периферия. М., 1971.

3 Лаверычев В. Я. Царизм и рабочий вопрос в России (1861−1917 гг.). М. 1972. С.310- Лейберов И. П. На штурм самодержавия (июль 1914 — март 1917 гг.). М., 1979. С. 115.

4 Тютюкин C.B. Война, мир, революция. Идейная борьба в рабочем движении России в 1914;1917 гг. М., 1972. своему содержанию во временном аспекте и, безусловно, критическую1. Нам представляется, что вывод автора о том, что крестьянство уже к началу войны не являлось массовой социальной опорой самодержавия, не соответствует действительности.

Как можно отметить, массовые настроения отдельных социальных групп изучались советскими историками, как правило, в общем контексте проблемы формирования предпосылок краха прежней государственности. Так, в работе А. Я. Авреха в числе условий крушения монархии называется психологический надлом крестьянства в период войны, а также усталость от шатаний власти господствующего класса2.

Во второй половине 1980;х гг. начинается новый этап в развитии российской исторической науки, предопределивший собой кризис марксистской методологии истории, а так же изменение приоритетов в выборе ключевых моментов исследовательской практики. На первый план выходит признание первостепенности изучения антропологических аспектов, ставящих во главу угла Человека с его потребностями и интересами. В этих условиях социальные представления и поведение перестали играть роль второстепенных предметов исследования, из сюжетов для системы аргументации истории государства социально-психологические категории превращаются в самостоятельные факторы, оказывающие самое активное воздействие на ход исторического процесса в целом. Вместе с тем, в проекции на историю массового сознания в годы Первой мировой войны, следует отметить, что новый этап отличается огромным разнообразием концептуальных подходов и оценок, нередко весьма категоричных. Подобная ситуация объясняется современным состоянием методологических поисков, далеких от своего завершения как в начале 1990;х, так и в начале 2000;х гг.

В этом отношении особый интерес представляет работа Г. З. Иоффе «Революция и судьба Романовых», в которой присутствует анализ причин,

1 Давидович A.M. Самодержавие в эпоху империализма (классовая сущность и эволюция абсолютизма в России). М., 1975. С.67−76.

2 Аврех А. Я. Царизм накануне свержения. М., 1989. С. 246. приведших сначала к переходу настроения населения от нейтрально монархического к антимонархическому, а затем и к падению монархического режима1.

Достаточно тенденциозна, на наш взгляд, работа А. Н. Боханова, посвященная проблеме восприятия монархической идеи русским национальным самосознанием. По мнению автора, монархическая власть, принципы её функционирования и механизм её трансляции во времени являются основой русского общественного договора, договора между властью в лице монарха и функциональными субъектами и самими субъектами между собой2.

Актуальность проблемы существования монархической идеологии в российском обществе в конце XX в. привела к появлению ряда работ, в которых крушение монархии в 1917 г. связывалось не с охлаждением населения к монархической власти, а с незаконной государственной трансформацией, 1 происходившей в России с марта 1917 г.

Очень интересные замечания о причинах крушения системы традиционной для России монархической власти в период мировой войны содержатся в статье «Государь и гражданин» А.И.Щербинина4. Он утверждает, что монархия в изучаемый период стала выражать внешнюю относительно общества и личности, формальную сторону политического существования5.

К сожалению, несмотря на рост интереса к истории Первой мировой войны, видна серьёзная переоценка прошлого России, прежде всего связанная с монархической идеей. Постсоветский анализ ситуации 1914;1917 гг. остаётся в этой связи традиционно однобоким. Так, в вышедшей в 1994 г. статье Е. Сенявской отброшена большевистская интерпретация настроения масс, зато присутствует «патриотическая» позиция Бьюкенена, утверждающая, что «среди

1 Иоффе Г. З. Революция и судьба Романовых. М., 1992. С. 67.

2 Боханов А. Н. Сумерки монархии. М., 1993.С.173.

3 См., в частности: А. М. Салмин. Легальность, легитимность и правопреемство как проблемы сегодняшней российской государственности //Полития. 1998. Весна. № 1 (7) и др.

Щербинин А. И. Государь и гражданин //Полис. 1997. № 2. С.159−171.

5 Щербинин А. И. Указ. соч. С. 162. народа патриотический дух в России в течение первых двух лет был необыкновенно высок"1. Позиция более чем спорная и не отвечающая исторической действительности.

Часть современных публикаций по данной проблеме склонны к стереотипным суждениям образца начала 1990;х гг. Дежурный пафос, ностальгическое восхваление императорской России, желание шокировать и удивить имеют мало общего с исторической наукой, а исследования подобного 2 плана трудно назвать историческими .

Следует отметить, что в современный период произошли серьезные сдвиги в плане научного осмысления понятий «ментальность» и «имперство» в связи с исследованием трансформации традиционно-патриархального сознания. В последние годы в ходе работы конференций, посвященных социально-психологическим аспектам истории, все больше исследователей обращаются к анализу массовых психологических процессов в годы Первой мировой войны4. Активизация исследований в этом направлении была обусловлена отмечавшимся в 1994 г. 80-летием начала войны. К этой дате были приурочены международная конференция «Первая мировая война и XX век», а так же ряд сборников статей, объединенных данной тематикой5.

Весьма заметной в научных кругах в 1990;е гг. становится деятельность Ю. И. Кирьянова, в ряде статей которого по-новому раскрывается проблема массовых выступлений городских низов. Автор убедительно доказывает несостоятельность господствовавшего ранее стереотипа о высокой степени политизации и сознательности рабочих, а так же об однозначно антивоенной направленности различных форм пролетарского протеста6.

1 Сенявская Е. Корнет бежит на войну //Пограничник. 1994. № 3. С. 61.

2 Кожинов В. Загадочные страницы истории XX века. М., 1995 и др.

3 Высокопреосвященный Иоанн, митрополит С.-Петербургский и Ладожский. Самодержавие духа. Очерки русского самопознания. СПб., 1994.

См., например: Менталитет и аграрное развитие России (Х1Х-ХХ вв.). Материалы международной конференции. 14−15 июня 1994 г. М., 1994.

5 Первая мировая война. Дискуссионные проблемы истории. М&bdquo- 1994 и др.

6 Кирьянов Ю. И. Массовые выступления на почве дороговизны в России (1914 — февраль 1917 гт.) //Отечественная история. 1993. № 3- Он же. Майские беспорядки 1915 г. в Москве //Вопросы истории. 1994. № 12.

На принципах междисциплинарного подхода в вопросах изучения массовых настроений основных действующих лиц революционного процесса: рабочих, крестьян, представителей национальных меньшинств построена монография В.П.Булдакова1. Работа вызвала неподдельный интерес среди научной общественности и породила массу дискуссий по проблемам уместности и масштабов использования социально-психологических конструкций для объяснения исторических явлений и процессов. Необходимо признать, что ряд «психологических» выводов автора не опираются на комплексное изучение исторических источников, а потому представляются нам недостаточно обоснованными.

В конце 1990;х гг. были достигнуты значительные успехи в деле формирования терминологической и методологической основ изучения массового сознания. Результаты научных изысканий получили должную оценку в ходе всероссийской научной конференции на тему: «Первая мировая война: история и психология"2.

Первым монографическим изданием обобщающего плана, посвященным непосредственно изучению социальных представлений и поведения народных масс в период Первой мировой войны, может по праву считаться работа О.С.Поршневой3. В своей монографии автор использует как традиционные методы исторического исследования, так и новые, методы количественного анализа (контент-анализа), свойственные современному уровню междисциплинарного синтеза. Возможность описания закономерностей развития массового сознания достигается автором за счет использования достаточно большого количества серийных источников, в данном случае, источников личного происхождения. Использование математических методов исследования позволило О. С. Поршневой избежать абсолютизации той или иной ценностной установки в сфере общественного сознания, По мнению

1 Булдаков В. П. Красная смута. Природа и последствия революционного насилия. М., 1997.

2 Первая мировая война: история и психология. Материалы всероссийской научной конференции 29−30 ноября 1999 г. СПб., 1999.

3 Поршнева О. С. Менталитет и социальное поведение рабочих, крестьян и солдат России в период первой мировой войны (1914 — март 1918 гг.). Екатеринбург, 2000. автора, массовое сознание народа было достаточно противоречивым, многослойным, по меньшей мере, одна треть российского общества сохраняла приверженность традиционным ценностям1.

Однако нельзя не отметить, что общими для исследователей исторической психологии и ментальности являются проблема структурирования категории менталитета и вопросы репрезентативности ряда источников эпистолярного жанра.

Необходимо остановиться и на региональном аспекте изучения проблемы. Первые робкие начинания в деле исследований краеведческого характера по вопросам массовых настроений периода Первой мировой войны относятся к концу 1950;х гг. В русле официально санкционированного процесса научных изысканий в сфере революционных выступлений трудящихся Среднего Поволжья появляются первые работы, в которых так или иначе решаются задачи анализа субъективного восприятия событий военного лихолетья2.

Следующий этап развития региональной историографии приходится на конец 1970;х — начало 1980;х гг. Особенно активно развивалось в этот период крестьяноведение, что объясняется традициями аграрной направленности экономики региона. Ведущим исследователем в деле изучения поволжского крестьянства эпохи двух российских революций можно без преувеличения назвать П. С. Кабытова.

Методологическая основа, задаваемая идеологическими постулатами марксизма, диктовала необходимость рассмотрения, главным образом, системы производственных отношений, причем с позиций поиска доказательств закономерности перехода к социалистической системе хозяйствования3.

Только в условиях некоторой либерализации методологических канонов в

1 Поршнева О. С. Указ. соч. С. 286.

2 См., в частности: А. М. Гребнев. Аграрные отношения в Пензенской губернии между первой и второй буржуазно-демократическими революциями в России. Пенза, 1959.

3 Кабытов П. С. Поволжская деревня накануне Февральской буржуазно-демократической революции. Куйбышев, 1977; Он же. Аграрные отношения в Поволжье в период империализма (1900 — 1917 гг.). Саратов, 1982. конце 1980;х гг. удалось преодолеть одномерность исторического знания, и в печати появляются работы, посвященные непосредственно вопросам социально-психологической практики, той тематике, которая длительное время считалась идеологически неблагонадежной1.

Весьма значительным вкладом в дело изучения массовых настроений провинциального социума являются работы В. Ю. Карнишина. В контексте анализа общественно-политического процесса в Поволжье начала XX века автор рассматривает общественное сознание в качестве одного из важнейших факторов, определяющих социальную динамику, признавая активную и самостоятельную роль последнего2.

Современное краеведение уже не мыслится без использования методов междисциплинарного синтеза, в том числе и в сфере пограничных областей истории и психологии. Среди исследователей, работающих в этом направлении, можно назвать О. А. Сухову, опубликовавшую ряд статей, связанных, в частности, с такими проблемами, как: погромные движения и другие формы проявления массовой социальной агрессии в годы Первой мировой войныхарактер и результаты воздействия войны на массовое сознание провинциального общества и т. д.

Много внимания уделялось проблемам массовых настроений в годы Первой мировой войны в зарубежной историографии. Научная традиция изучения данной проблемы была заложена еще в эмигрантской литературе. В 1920;е — 1930;е гг. появляется ряд работ, посвященных анализу причин, приведших в период Первой мировой войны к гибели романовской династии, характеристике императора Николая И, его семьи и его окружения в это время. Это публикации разных жанров и достоинств, нередко изобилующие

1 Кабытов П. С. Формирование антивоенных настроений в российской деревне в период Первой мировой войны (1914 — февраль 1917 гг.) //Социально-экономическое положение и классовая борьба в Поволжской деревне в период капитализма. Куйбышев, 1988. С.112−123.

2 Карнишин В. Ю. Общественно-политический процесс в Поволжье в н. XX века. Пенза, 1996. С. 67. Карнишин В. Ю. Власть и общество в условиях Первой мировой войны //Гуманитарные науки и современность. Пенза, 1997. Вып.З. С. 132.

3 Сухова O.A. Первая мировая война: характер и результаты воздействия на провинциальное массовое сознание //Исторические записки. Пенза, 2002. Вып.6. С.184−193 и др. поспешными и весьма далекими от научной истины выводами1.

В размышлениях о роли Первой мировой войны в радикализации общественных настроений и подготовке моральной базы для Февральской революции российская эмиграция подошла к постановке очень важных проблем, таких как: «прогрессирующее вырождение династии», «военная л аномалия». Подобный анализ причин монархического кризиса содержится в книге Г. М. Каткова «Февральская революция"3.

Вместе с тем, в работах ученых из эмигрантской среды содержатся ничем не прикрытые симпатии и антипатии, а выводы, исходящие из-под их пера, порой противоречат реальным историческим фактам. Так, в очерке К. И. Сычова социально-политический кризис периода Первой мировой войны предстает результатом «усилий враждебного России соседа — Германии"4.

Несомненно, отдельного внимания заслуживает творчество И. А. Ильина. Он отмечал, что «близость народа и царя, теплота, интимность и преданность их отношений под воздействием причин, вызванных мировой войны, были утеряны, неудача в войне подорвала доверие к монарху, исчезло душевно-духовное настроение народа, на которое монархия опиралась"5.

Среди современных исследований, появившихся в последние десятилетия XX века и вобравших в себе опыт предыдущих поколений историков, хотелось бы отметить работы Джошуа Санборна: «Беспорядки среди призывников в 1914 г.» и «Вопрос о русской нации: новый взгляд на проблему"6. Опираясь на очерки очевидцев и политиков, атташе Д. Санборн проводит интересные параллели между реальными событиями и их субъективным отражением. По его мнению, на протяжении войны монархическая власть с подачи многих видела то, что желала, но это видение отличалось в значительной степени от

1 См., например. Марк Вишняк. Февральская революция //Современные записки. Париж, 1927. С.306−327.

2 Чернов В. Рождение революционной России. Париж, 1934; Локоть Т. В. Завоевания революции. Вена, 1921; Милюков П. Н. История второй русской революции. //Киев, 1919. Т.1. Вып.1. С. 54.

3 Катков Г. М. Февральская революция. Париж, 1987.

4 Сычов К. И. Царствование императора Николая П (Репринтное издание). Саратов, 1991.

5 Ильин И. А. Почему сокрушился в России монархический строй //Ильин И. А. Наши задачи: историческая судьба и будущее России. Статьи 1948;1954 гг. М&bdquo- 1992. Т.1. С. 89.

6 Санборн Д. Вопросы о русской нации: новые взгляды на проблему. М., 1996. С. 202. реального положения вещей.

К числу работ, выделяющихся масштабностью замысла, следует отнести монографию Р.Пайпса. Он рассматривает эволюцию в общественном сознании интересующей нас монархической идеи, а так же ценностных оснований взаимоотношений народа и власти и пытается оценить роль этих процессов в моральной подготовке населения к падению монархического режима1. Весьма подробно он характеризует проблему отношения крестьян к начавшейся в империи массовой мобилизации. Его позиция сводится к тому, что значение и необходимость войны были осознаны крестьянством далеко не сразу, так как в существовавших представлениях «немец как враг не угрожал непосредственно им». Возникает желание согласиться с тем утверждением, что крестьянин видел в императоре образ «отца», «главы семьи», сохранившийся к этому времени в массовом сознании2.

Тема Первой мировой войны как переломного этапа в русской истории раскрывается в работе Л.Шапиро. В ней он попытался показать всю пагубность бездействия монархического правительства и властей на местах в вопросах социально-политического плана. Несоответствие Николая II народному образу монарха он считает одной из причин выхода кризиса наружу, подтверждение чему автор находит в истории февральской революции.3

Смелый вывод был сделан в одной из работ М.Ферро. Автор утверждает, что для народа только царизм, а не сам царь, был олицетворением всех бед: «ненависть и злоба проявились значительно больше в отношении чиновничества, генералитета и офицерства, нежели в отношении самого Николая II». В итоге он пришёл к заключению о спонтанности Февральской революции4. Исследуя ту же проблему, Н. Верт считал, что «провозглашение Николаем II себя верховным главнокомандующим в годы Первой мировой войны» в условиях национального поражения «превратилось в самоубийство

1 Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 171,179.

2 Пайпс Р. Русская революция. М., 1994. 4.1. С. 230.

3 Schapiro L. Les revolutions Russes de 1917. Paris, 1990. P.52−95.

4 Ферро M. Николай П. M., 1991. C.2. самодержавия"1. Рассуждая о причинах крушения монархии, Б. Муравьёв охарактеризовал Романовскую династию, как «инородное тело в организме русского народа», вследствие осознания чего монархия и была ликвидирована2. Ту же характеристику только с другими выводами даёт монархии в период войны Дж.Хоскинг. Он утверждает, что Первая мировая война сделала неинтересной для населения внешнюю монархическую атрибутику, а взамен в условиях всеобъемлющего кризиса монархия предложить ничего не могла3.

Анализ широкого спектра литературы по данной проблеме показывает, что события периода Первой мировой войны и связанные с ними внутренние процессы продолжают вызывать интерес у зарубежных исследователей. Далеко не все выводы соответствуют действительному положению вещей и исторической правде, а поэтому требуют дополнительного и всестороннего изучения с использованием комплексного источниковедческого анализа. В работах, увидевших свет в последнее десятилетие, отчасти под воздействием получивших широкую огласку материалов, связанных с экспертизой останков царской четы, их торжественного захоронения и прославления принявших мученическую смерть как Страстотерпцев, нередко приходится сталкиваться с попытками представить события предвоенного и военного периода, как время прочного, стабильного существования монархического идеала в российском обществе и преобладания монархической идеи, сопряжённой с патриархальными устоями, в широких слоях народа. Пространность рассуждений, излишняя субъективность, несоответствие действительности выводов, характерны для определённого круга работ зарубежных исследователей. Так, Я. Н. Хубертус в своём исследовании патриотической культуры в период войны пришёл к странному умозаключению: всеобщего патриотического подъёма как такового просто не могло быть, так как «Россия во время Первой мировой войны не была нацией"4.

1 Верт Н. История советского государства. 1900;1991. М., 1992. С.ЗЗ.

2 Mouravieff В. La monarchic russe. Pasis, 1962. P.13.

3 Хостинг Дж. Великое, но рухнувшее прошлое? //Родина. 1995. № 1. С.38−41.

4 Jahn H.F. Patriotic Culture in Russia during World War I. London, 1996. P.171−173.

Такая ситуация естественна в связи со сложностью данного исторического этапа и тех проблем, которые завязаны в нём подобно «гордиевому узлу», а сам вопрос динамики массовых настроений в обществе, изучение монархического идеала требуют интегрированного подхода и более обстоятельного методологического обоснования.

Источниковая база диссертационного исследования содержит документы, весьма серьезным образом различающиеся по своему происхождению и способу фиксации материала, что позволило классифицировать их по нескольким условно выделенным группам.

Первую группу неопубликованных источников составила делопроизводственная документация губернских и уездных жандармских управлений, представленная в Государственном Архиве Российской Федерации (ГАРФ). Следует отметить достаточно высокую степень репрезентативности такого источника, как отчетная документация и переписка региональных ГЖУ и Департамента полиции. Причём переписка центра и местных отделов носила регулярный характер и представлена в довольно значительных масштабах, за исключением Пензенской губ.

Фонд Департамента полиции (ГАРФ. Ф.102.) так же содержит материалы, отражающие положение и деятельность политических организаций монархической направленности, степень их политического влияния на народные массы в губерниях региона, отношения с органами власти. Кроме того, деятельность монархистов в период войны раскрывается в документах фонда чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства (ГАРФ. Ф.1467.). В нём представлены материалы допросов деятелей монархического движения по вопросу о погромах в губерниях.

Значительное количество документов, позволяющих проанализировать общественные настроения указанного периода, содержится в фондах Российского государственного военного исторического архива (РГВИА). Здесь имеется богатый фактический материал о настроениях в воинских частях и гарнизонах, дислоцированных в Среднем Поволжье, в некоторых документах присутствует анализ настроений гражданского населения, рассматриваются процессы слухообразования, одного из важнейших способов массовых коммуникаций в изучаемый период (РГВИА. Ф.11 734, 7918, 13 251 и т. д.).

Значительный объем документов, так же позволяющий провести полный анализ общественных настроений в провинции, содержится в фондах Российского государственного исторического архива (РГИА). Так, значительный интерес представляют материалы Ф.1276, в котором содержатся материалы о социально-экономическом положении в Российской империи в указанный период. Так же значительный интерес для нашего исследования имеет Ф.472, в который содержит доклады Николаю II об обстановке в Центре и на периферии империи.

Большой массив документов, материалы которых послужили источниками для системы аргументации настоящего исследования, содержится в государственных архивах Пензенской, Самарской, Ульяновской областей. Речь идет главным образом о фондах канцелярий Пензенского (ГАПО. Ф.5.), Самарского (ГАСО. Ф.З.) и Симбирского (ГАУО. Ф.76.) губернаторов, а так же губернских и уездных жандармских управлений (ГАСО. Ф.468. и т. д.), в документах которых отражены различные стороны общественно-политической жизни губерний. Здесь присутствуют отчёты губернаторов в Департамент полиции за разные периоды войны о массовых настроениях населения, обзоры национального, социального, конфессионального состава населения губерний и оценка их отношения к войне и монархической власти, а также к работе правительства. Степень объективности губернаторских отчетов достаточно низкая, так как в ряде случаев их материалы либо содержат преувеличенные сведения по вопросам массовых настроений, либо значительно занижают степень социального недовольства.

Проясняет картину отношения к войне и царскому режиму перлюстративный материал, представленный в фондах Пензенского военно-цензурного пункта (ГАПО. Ф.359.), Симбирского и Алатырского военных цензоров (ГАУО. Ф.855.) и др., где есть сведения о настроении солдат русской армии, находившихся как на передовой, так и в гарнизонах и воинских частях, расположенных на территории губерний региона, а также представлены оценочные суждения, фиксируемые периодической печатью по вопросам мобилизации, отношения к войне, проблемам, возникавшим в социальной и экономической сферах, как своеобразный слепок массового сознания провинциального общества.

Рассматривая данный тип источников, приходилось учитывать пропагандистский замысел, цель, осведомлённость и позицию самого цензора. Субъективное отношение военного чиновника к группировке писем по признакам тематических общностей, особенности цензорских обобщений затрудняли выявление типичных и единичных по своему значению суждений.

Значительный интерес представляют материалы Департамента Духовных дел (ГАУО. Ф.76. Оп.7.), где находятся объективные сведения (ввиду серьёзности вопроса) о настроениях и отношении к правящему монарху татарского и чувашского населения. Материалы Департамента Духовных дел впервые введены в научный оборот в качестве исторического источника по данной проблематике.

Документы первой группы источников являются основой для обобщающих суждений о динамике патриотических и антимонархических настроений в провинциальном обществе. В ходе их использования анализировалось не только содержание документа, но и время написания, что позволило определить степень его достоверности с учетом сложившейся на тот период социальной и политической ситуации.

Вторую группу источников составляют периодические и непериодические печатные издания губернских и уездных центров изучаемого периода. Они являют собой тексты массовой коммуникации, регулярные газетные и журнальные издания. В Пензенской губ. они были представлены: «Пензенскими губернскими ведомостями» и «Чернозёмом», редакционные группы которых занимали откровенно провоенные и промонархические позиции. К числу изданий, заслуживающих отдельного внимания, можно отнести «Вестник Пензенского Земства» и «Пензенские епархиальные ведомости». В первом из них содержится обширный статистический материал о числе беженцев в губернии, о росте цен на продукты, жильё, энергоносители, об эпидемиологических заболеваниях и о, так называемых, социальных болезнях. Наряду с указанными изданиями к работе над проблемой были приобщены «Известия Совета солдатских и офицерских депутатов Пензенского гарнизона» как важнейший источник по выявлению политических приоритетов военных гарнизонов после крушения царизма.

В аналогичных изданиях Самарской и Симбирской губерний, представленных «Самарскими епархиальными ведомостями», «Симбирскими епархиальными ведомостями», «Симбирянином», «Волжскими вестями», «Сызранским курьером» отразился весь спектр общественно-политической жизни региона. Из данных изданий почерпнута существенная информация, отражающая изменения, происходившие в общественных настроениях населения и их общественной жизни в период 1914;1917 гг. Данные издания публиковали соответствующий параметрам официальной идеологии материал в период первой и последующих мобилизаций, направляя общественную мысль в необходимое русло и формируя тем самым благоприятную общественную позицию для укрепления монархической идеи.

Определяя ценность и значимость информации, содержащейся в печатных изданиях, было необходимо учитывать и принимать во внимание политическую направленность прессы, корректировать субъективизм оценок и мнений в расчете на уровень развития общественного сознания изучаемой эпохи, а так же мировоззренческие установки автора публикаций. В совокупности своей весь этот материал позволяет воссоздать достаточно адекватную реалиям того времени динамику изменений «психологических переживаний», выявить бытовавшие в регионе представления о монархической власти и монархе, о войне, потребностях и устремлениях провинциального социума.

Наиболее важными для избранной темы являлись документы личного происхождения — письма, дневники, воспоминания, отнесенные к третьей группе источников. Скрытые от посторонних глаз, дневниковые записи и воспоминания отражали непосредственную реакцию на недавние события, фиксировали аутентичные впечатления и настроения, что являлось чрезвычайно важным для проводимой исследовательской работы.

Анализ всей совокупности источников, систематизация документов, уже на начальном этапе исследования позволили доказать состоятельность формулировки проблемы, выявить ряд особенностей в процессе трансформации монархической идеи в начале войны и последующие годы.

Целью данного исследования является анализ такого массового явления социальной психологии как общественное мнение и массовые настроения в процессе их трансформации под воздействием дестабилизирующих факторов военного времени.

Для реализации поставленной цели предполагается решить ниже перечисленные исследовательские задачи:

— проанализировать условия формирования массовых настроений провинциального общества в период 1914;1917 гг.;

— исследовать степень и особенности влияния Первой мировой войны на социально-экономическое развитие средневолжских губерний;

— выявить формы и методы политического воздействия официальной идеологии на различные социальные слои;

— провести анализ доктринальных основ монархической идеологии, массовой интерпретации ее основных положений, а так же степени укорененности последних в провинциальном общественном сознании накануне и на разных этапах Первой мировой войны;

— охарактеризовать социально-психологическое восприятие массовой мобилизации в провинциальном обществе;

— реконструировать знаковые образы военного времени, зафиксированные в сознании отдельных групп и слоев общества;

— выявить степень и характер изменений отношения к войне различных общественных слоев губерний Среднего Поволжья;

— проанализировать причины подъёма и упадка патриотической идеи в общественном сознании гражданского населения, а так же личного состава воинских частей региона;

— рассмотреть характер изменений в системе патерналистских ценностей средневолжского крестьянства;

— выявить общие и особенные черты распространения и девальвации монархического идеала в массовом сознании провинциального общества;

— определить степень влияния этих процессов на социально-политическую обстановку, практическую деятельность местных властей и авторитет монархической власти;

— определить значение и степень идеологического воздействия партийных организаций и иных общественно-политических структур на общественное мнение и массовые настроения в рамках промонархической и антимонархической пропаганды.

Теоретическую и методологическую основу диссертационного исследования составили принципы историзма, объективности и системности, традиционно используемые при изучении проблем общественного развития. Это позволило проследить динамику изменений в оценочной сфере массовых настроений, вызванных участием российской империи в военных действиях, раскрыть механизм воздействия деструктивных политических представлений на поведение провинциального социума. Была предпринята попытка проанализировать общественные настроения в процессе их развития и как систему, состоящую из нескольких, логически связанных друг с другом, элементов, что предполагает собой использование базового метода научного познания известного как диалектический.

Помимо указанных способов изучения предмета исследования в диссертации использовался индуктивный принцип перехода от частного к общему. При рассмотрении различных форм проявления социального недовольства в годы Первой мировой войны, многократно повторяемых однотипных поведенческих реакций, с помощью этого метода познания удалось выделить общие характеристики массового сознания, своего рода мыслительные стереотипы, проявляющиеся, как правило, лишь в периоды социокультурных кризисов.

Необходимость анализа закономерностей существования монархических и антимонархических настроений в провинциальном общественном сознании и сопоставление их с аналогичными, отвечающими общероссийскому уровню, создала возможность более чёткого и рельефного выделения местных особенностей проблемы с учётом поволжской специфики экономического и социально-политического плана. Это удалось осуществить в процессе применения сравнительно-исторического, проблемно-хронологического, статистического методов исследования.

Научная новизна исследования заключается в том, что в нём предпринимается попытка анализа таких социально-психологических категорий как общественное мнение и массовые настроения, спроецированных на уровень провинциального общества. Категории рассматриваются в процессе своего развития. Подобные аспекты истории Первой мировой войны 1914 -1917 гг. еще не получили всестороннего освещения как в отечественной, так и в зарубежной историографии.

В рамках данного исследования впервые анализируются субъективные реакции различных групп общества на социально-экономическую и политическую ситуацию, сложившуюся в российской провинции в годы Первой мировой войны, рассматриваются методы политического воздействия на процесс формирования массовых настроенийстепень укорененности в общественном сознании монархической идеи, являвшейся основным компонентом в структуре официальной идеологиипроцесс девальвации прежнего политического идеала. В связи с этим в научный оборот введён ряд неиспользованных ранее документальных источников.

Определенный научный интерес представляет характеристика национального и конфессионального аспекта субъективной реакции на деятельность губернских администраций в мобилизационный и последующие периоды, раскрывающая проблему форм и методов воздействия национально-религиозных факторов на массовое сознание.

Понимание исторического развития как многофакторного процесса определяет необходимость сочетания различных подходов к изучению проблемы. Использование теоретического багажа знаний, накопленных социальной психологией, так же привносит новационные оттенки в историческое по своему характеру исследование.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. В начале XX в. имперская идеология, не смотря на модернизационные процессы, охватившие российскую экономику, продолжала сохранять основные постулаты теории «официальной народности», дополнив последнюю, в преддверии грядущей войны, националистическими нюансами. Противоречие, рожденное несоответствием между потребностями общественного развития и идеологической практикой государства, стало одним из факторов трансформации массовых настроений.

2. Политический идеал подавляющей части российского общества, более чем на 80% представленного крестьянами, носителями патриархального по своей сути сознания, имел в своем основании монархические представления. Образ Царя продолжал господствовать в воззрениях крестьян как знаковый элемент в системе социальных отношений. Монарх воспринимался как глава большой патриархальной семьи, «отец и заступник», на этом представлении строилась вся система патерналистских ценностей, являвшаяся одним из столпов идеологии государства. Массовые настроения горожан к июлю 1914 г. в целом так же не противоречили по своему содержанию официальной доктрине.

3. Мощнейшими вызовами традиционному политическому идеалу в провинциальном обществе стало поражение в русско-японской войне и всплеск социальной активности в годы первой российской революции. Начало политических преобразований, избирательные компании 1906;1907 гг. стимулировали ломку мировоззренческих стереотипов и приобщение широких масс общества к демократической традиции.

4. Однако угроза утраты Россией своей государственности, возникшая летом 1914 г., реанимировала традиционную систему ценностей. «Осадная психология» функционировала в массовом сознании на ментальном уровне, закрепленная многовековой практикой социальной самоидентификации по принципу: «свои» — «чужие» в условиях постоянно существующей военной опасности. Это объясняет интеграционные процессы, охватившие всю систему социальных связей и, соответственно, ее отражение на уровне общественного сознания. Мощный всплеск патриотических настроений стал демонстрацией единения власти и общества.

5. Процесс переоценки традиционных ценностей провинциального общества прошел в своем развитии два этапа: I — лето 1914—осень 1915 гг., когда наблюдается возвратная динамика в развитии массовых настроений, укрепление традиционализмаи II — осень 1915;зима 1917 гг., период крушения прежнего идеала власти и всей системы государственного управления в целом.

6. К причинам революционной ломки социально-психологического восприятия российского общества следует отнести, прежде всего, углубление противоречий социально-экономического развития, дестабилизацию народнохозяйственных процессов в условиях затяжной войны, к которой империя оказалась неподготовленной ни материально, ни духовно. На повседневном уровне это выразилось в расстройстве системы снабжения и продовольственном кризисе. Уже в апреле 1915 г. на страницах провинциальной печати появилось слово «дороговизна», ставшее роковым для политического управления на местах. Факторами социально-политического порядка, вызвавшими трансформацию ценностей, можно назвать низкий уровень боеготовности российской армии в расчете на длительное военное противостояниенеспособность правительства в кратчайшие сроки произвести перевод народного хозяйства на военный лад и решить проблему снабжения армии всем необходимым и, как следствие этого, череда военных пораженийнеэффективность деятельности местных властей в разрешении продовольственного кризиса и борьбы с дороговизной, потеря управляемости на местахразрыв традиционных социальных связей, люмпенизация и обнищание населения, рост социальной конфликтности. В результате последние демонстрации патриотического характера фиксируются в Среднем Поволжье уже осенью 1915 г. Можно также отметить, что влияние деятельности политических партий на формирование массовых настроений было относительным и опосредованным. И, наконец, в качестве основной причины психологического плана мы выделяем крушение в ходе войны социальных ожиданий и блокирование надежд.

7. Содержание массовых настроений в годы войны ожидал процесс стремительной трансформации. Единение общества и монархии перед лицом нависшей опасности было неподдельно искренним. Однако в обмен на жертвы народ согласно концепции патернализма, культивировавшейся в традиционном обществе, вправе был ожидать «Царской милости», представления о которой у отдельных социальных групп расходились. Крестьяне мечтали о наделении землей, рабочие ждали улучшения своего материального положения, «образованные слои» — участия в управлении государством, солдатские массы — заботы о своих семьях, представители национальных меньшинствполитической и культурной автономии и т. д. Крушение социальных чаяний и погружение общества в хаос анархии и кризиса, «слабость» монархической власти, ее неспособность разрешить противоречия социального развития, привели к формированию антимонархического идеала, в котором Царь из «отца-заступника» превращался в главного виновника народных бедствий. Была отвергнута и проводимая им внешняя политика. К однотипным формам социального протеста мы в равной степени можем отнести и антивоенные выступления, и погромное движение. Темпы и характер трансформации массовых настроений определяются своеобразием национального сознания и, прежде всего, его мифологизированностью.

Практическая значимость диссертационного исследования. Выводы и основные положения исследования могут быть использованы при написании обобщающих работ по истории России периода Первой мировой войны, а также при подготовке монографий, статей, исследований краеведческого характера. Они послужат источником при разработке спецкурсов, лекций, факультативных занятий в высшей и средней школе.

Результаты исследования некоторых аспектов массовых настроений, представленные в диссертации, могут представлять интерес при осмыслении современного состояния как общественно-политической жизни государства в целом, так и патриотического воспитания граждан Российской Федерации в частности.

Апробация работы. Диссертация обсуждалась на заседании кафедры новейшей истории России и краеведения Института истории и права ПГПУ им. В. Г. Белинского. Основные положения и выводы исследования изложены автором в ряде опубликованных статей и в ходе выступлений на научных конференциях.

Структура диссертации. Данное исследование состоит из введения, трёх глав, заключения, списка использованных источников и литературы. Построение работы выполнено в проблемно-хронологической последовательности.

Выводы автора, безусловно, заслуживают внимания, так как частично объясняют причину, по которой ГЖУ провёл в кротчайший срок, менее чем за месяц, аресты и пресечение всех возможных каналов связи социал-демократов не только с солдатами, но и с городским населением.

Начальник Симбирского ГЖУ ГШ. Шабельский охарактеризовал деятельность полиции по пресечению революционной пропаганды следующим образом: «.Прокламации были отпечатаны Н. А. Дедаевым, конторщиком т/д. Ильина, который проживал при конторе. Руководителями этого деяния были бухгалтер т/д. Ильина К. Г. Мясков, конторщик т-ва репьевских мельниц А. Е. Ананьев, бухгалтер С. Ф. Чернеев, конторщики А. И. Жигалов и М. П. Пряничников и приказчик В. Е. Кураев. У перечисленных выше лиц были произведены обыски и по результатам дознания было установлено: в правлении общей больничной кассы сызранских мукомолен, в конторе т/д. Ильина были написаны прокламации первых двух выпусков. с удалением из г. Сызрани А. Никифоровой и с переездом на место жительства в Самару Мяскова и Дедаева, Сызрань очистилась от главных заправил по социал-демократическому движению. Агентурные наблюдения за остальными лицами продолжаются"2.

Кризисные явления переживали и поволжские эсеры. Нарушение связей с заграничными структурами ПСР не могло не повлиять на выработку позиции по отношению к войне. Неизвестно, удалось ли им познакомиться с материалами заграничного совещания центральных работников партии в г. Божи (август 1914 г.). Но лишь в октябре 1914 г. самарский отдел ПСР

1 Гнутов М. А. Сызранское подполье. Ульяновск, 1959.

2 ГАРФ. Ф.ДП. ОО. 1914 г. Д.5. 4.70. Лит.Г. Л.8−8 об. опубликовал прокламацию «Знамя восстания», представлявшую собой текст резолюции, посвященной основным положениям партийной оценки ситуации в стране.

Содержание резолюции свидетельствует об идеологических противоречиях в деятельности ПСР. С одной стороны, документ, программного, по своей сути, характера, осуждал войну, политику германского милитаризма, подчеркивал симпатии к антигерманской коалиции и объявлял о намерении «воздержаться от всяких выступлений, могущих ослабить силу сопротивления России». С другой, здесь же говорилось о стремлении «приложить все усилия к тому, чтобы по окончании войны, а, при благоприятных обстоятельствах и ранее, вызвать революционное движение антимонархического характера в виде вооружённого восстания и всеобщей забастовки"1.

Таким образом, если с неприятием монархической идеи в партийной позиции все было предельно ясным, то дискуссии об отношении к войне в структурах ПСР продолжались вплоть до революции. В самарской группе, состоящей из 15 человек, 8 высказывались за признание войны как «.следствия капиталистического строя», но за необходимость обороны по причине возросшей опасности со стороны германского милитаризма, считая, что поражение России принесет неисчислимые бедствия трудящимся2.

Меньшинство же поддерживало лозунг безусловного и скорейшего мира без всяких аннексий. Попытки самарских эсеров наладить активную подпольную работу успехом не увенчались: рабочие предпочитали не л рисковать своими местами, чтобы избежать мобилизации в армию .

Представители московской группы социалистов-революционеров, нарушая Положение о Государственной охране., вели антимонархическую пропаганду в Чембарском у. Пензенской губ. Среди активных участников эсеровской партии, действовавших в уезде, помощник начальника ГЖУ

1 ГАРФ. Ф.102. ОО. 1914 г. Д.9.4.68. Лит.Г. Л.2.

2 Там же. 1916 г. Д.9.4.68. Лит.Б. Л.5.

3 Там же. Л.5 об. выделял В. А. Любимова, Г. А. Бочкова, М.О. Бражникова1.

Последовавшее в Поволжье усиление репрессий, затруднение работы в рамках каких бы то ни было организаций, способствовало развитию двух тенденций. С одной стороны, росту пессимизма на внутрипартийном уровне: даже самарские большевики, привыкшие к активной, пусть и законспирированной деятельности в новых условиях фактически приостановили работу. За период с мая по август 1916 г. они не провели ни одного собрания. С другой стороны, усугубился конфликт между большевиками и меньшевиками, который был связан, в частности, с различным пониманием роли общественных организаций и возможности их использования.

Вскоре в г. Самаре была полностью ликвидирована местная социал-демократическая организация. Наиболее активные её функционеры были сосланы в Сибирь (А.С.Бубнов, В. В. Куйбышев, П. И. Струппе и др.). Попытка активизировать работу в ВПК, используя обсуждение в рабочих коллективах резолюции совещания областного ВПК в Петрограде (13−15декабря 1916 г.), успехом не увенчалась: жандармы арестовали 23 социал-демократа. Оставшиеся на свободе так и не смогли предпринять шаги для восстановления своей организации.

Нарастающее революционное движение в Симбирской губ. выдвигало перед местными большевиками задачу максимальной активизации и, прежде всего, консолидации разрозненных сил. Осенью 1916 г. в г. Сызрани вновь организационно оформилась группа РСДРП (б). Легальным прикрытием партийной работы социал-демократами опять была выбрана больничная касса. Создание рабочих кружков на предприятиях было второй попыткой проведения антимонархической пропаганды среди рабочих. С целью усиления деятельности именно в этом направлении в ноябре в Сызрани создаётся ещё одна организация большевиков — «Инициативная группа социал-демократов».

1 ГАПО. Ф.103. Оп.1. Д. 1821.

2 Троицкий В. В. Самарская организация ВКП (б) в годы войны и Октябрьской революции. Самара, 1927. 4.1.

3 Там же. С. 42.

— 240 В середине декабря 1916 г. обе группы объединились, в том же месяце был избран временный комитет РСДРП (б). Именно комитет осуществлял распространение листовок противоправительственного толка. Осуществлению последней способствовало наличие собственного гектографа, библиотеки. Наряду с этим продолжали свою деятельность небольшие группы из числа социал-демократов. Особенную активность они проявили, по сводкам ГЖУ, в г. Симбирске, где устную пропаганду вели М. Гимов, А. Никитин, И. Суховв Сенгелее — С. Саблин, в Гурьевском фабричном районе — З. Маслов и др.

В донесениях исправника Сызранского у. Симбирской губ. говорилось о Н. Володине — члене РСДРП, который «.вёл разговоры с ратниками ополчения и убеждал, что начальство неправильно поступает, богатым даёт свободу во всяком деле, а бедных притесняет. с согласия императора"1.

Такая работа подготовила базу для проведения уже открытого антивоенного выступления. Так, в январе 1917 г. рабочие и служащие Языковской суконной фабрики во время проводов получили «.подложенные в газеты и журналы «листки-воззвания» со следующим текстом: «.Война России не нужна. глупо проливать кровь и оставлять сирот на забаву царю и правительству, которым до них нет никакого дела."2. Под воздействием пропаганды, присутствующие стали требовать прекращения войны, волнения перекинулись в Алатырь, Симбирск, Сызрань, к ним присоединились рабочие местных суконных фабрик.

Ночью 7 января сызранские социал-демократы распространили очередную прокламацию «Товарищи», в которой звучал призыв к освобождению от преступного правительства: «.Пора прекратить

— а бесполезную войну, долой подлых министров и изменника-царя" .

О результативности воздействия на население указывает то, что 17 февраля командующий отдельным корпусом жандармов приказал симбирскому губернатору и начальнику ГЖУ «направить имеющиеся в вашем распоряжении

1 ГАУО. Ф.76. Оп.7. Д. 1541. Л.17−17 об., 18−18 об., 20−20 об.

2 Там же. Ф.855. Оп.1. Д. 1388. Л.20.

3 Там же. Д. 1392. Л.8−8 об. воинские части в места распространения прокламационных воззваний, как наиболее взрывоопасные в общественном отношении."1.

И всё же, многие социал-демократы признавали, что неопределённость взглядов в средневолжских отделах имела место на протяжении всего периода войны до февраля 1917 г., когда ожидание директив перекрывало возможности реальных, практических действий по антивоенной и антимонархической пропаганде.

Упущенное время дорого стоило самарской организации социал-демократов, которые смогли реанимироваться только после февральских событий. Отсутствие контактов с эмигрантскими структурами также лишало поволжских социал-демократов возможности действовать по чётко отработанной схеме с теоретическими и практическими рекомендациями. Как писал А. И. Уткин, «отсутствие литературы с правильными формулировками, не допускавшими двойного истолкования, тормозило даже самую незначительную пропагандистскую деятельность"2.

Свержение самодержавия и последовавшие за этим политические преобразования объективно лишали социал-демократов ореола исключительности, образ борцов за народную свободу перестал служить делу партийного строительства. Ближайшие цели, которые лежали в основе социалистической пропаганды, были реализованы в ходе Февральской революции. Теоретические же основы марксизма были по-прежнему чужды рабочему классу. Как писал по этому поводу В. И. Ленин: «Мелкобуржуазная волна захлестнула все, подавила сознательный пролетариат не только своей численностью, но и идейно, захватила очень широкие круги рабочих

— а мелкобуржуазными взглядами на политику" .

Эта оценка полностью относится и к средневолжским губерниям, влияние социал-демократов на массовые настроения в данном регионе

1 Верховых Г. И. Революционная работа большевиков в местных гарнизонах в годы Первой мировой войны (на материалах Среднего и Нижнего Поволжья). Куйбышев, 1977.

2 Уткин А. И. Ленинская партия во главе революционной борьбы рабочего класса России (июнь 1907 — февраль 1917 гг.). М&bdquo- 1985. С. 187.

3 Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т.24. С. 41. значительно ослабело. В условиях обострения проблем повседневной действительности, связанных, главным образом, с материально-бытовой неустроенностью, основные позиции в структурах общественного сознания стали занимать вопросы социально-экономического порядка.

Активность социал-демократов Симбирской губ. являлась в средневолжских губерниях одним из примеров удачного использования антивоенной пропаганды для распространения своего влияния, эффективность которой в немалой степени зависела от организационной стабильности и структурной целостности, тогда как в Самарской и Пензенской губерниях в февральские дни 1917 г. из-за преследований социалистические организации оказались ослабленными. В результате местные советы попали в зависимость от администрации Временного правительства. Кроме того, низовые структуры народовластья отличались отсутствием какой-либо партийной принадлежности своих членов.

Основным источником достижения целей партийной агитации стала социалистическая пресса. Так, в г. Пензе выходили «Известия совета рабочих и крестьянских депутатов», «Известия совета солдатских и офицерских депутатов Пензенского гарнизона» (впоследствии объединились в «Известия рабочих, крестьянских и военных депутатов», в которых местные социал-демократы давали оценку событиям, как в центре, так и на местах.

В частности, В. В. Кураевым был написан целый ряд статей «по вопросам развития революции после свержения самодержавия"1. Через статьи подобного рода проводилась определенная партийная линия, направленная на «большевизацию советов» и укрепление их властных прерогатив2.

Таким образом, на протяжении всего периода Первой мировой войны антивоенная и антимонархическая пропаганда социалистических организаций была затруднена, что было связано с повсеместными и регулярными «чистками» со стороны ГЖУ в отношении социалистических организаций, а Морозов В. Ф. Большевик Василий Кураев. Пенза, 1961. С. 25.

2 Дмитрук Е. Я. Пензенская губернская периодическая печать. Краеведческие записки. Пенза, 1963. Вып.1. С.98−99. так же с особенностями партийного строительства регионального характера.

Так, в Пензенской губ. на протяжении всего периода Первой мировой войны не существовало структурно оформленной большевистской организации. Количество представителей большевистской партии в г. Пензе и уездах не превышало и десяти человек, и большинство из них находилось под «негласным надзором полиции», что не позволяло охватить пропагандистскими мероприятиями широкие слои рабочих и солдат местных гарнизонов, а, следовательно, снижало результативность агитационной работы.

Необходимо отметить и то обстоятельство, что в Среднем Поволжье революционные партии оказались сильно ослабленными вследствие репрессивных действий властей.

Тем не менее, можно вести разговор о значительной степени восприимчивости массового сознания к антивоенной и антиправительственной пропаганде. Несмотря на малочисленность пролетариата и его низкую политическую активность, городские низы готовы были поддержать радикальные политические лозунги социалистов. Даже крестьянство, традиционно ориентировавшееся на ПСР, на втором этапе войны стало придерживаться суждений, противоречащих партийной военной доктрине. Следует признать, что большевистская пропаганда радикальностью своих лозунгов и идентичностью основных положений более других соответствовала чаяниям трудящихся масс провинциального общества, и, прежде всего, городских низов.

— 244

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучение вопроса динамики патриотических и антимонархических настроений в обществе в период 1914 — 1917 гг., показало, что уже к началу рассматриваемого этапа монархическая идея в общественном сознании претерпела некоторые изменения. Вступление российского социума в процесс трансформации мировоззренческой парадигмы началось под воздействием поражения империи в русско-японской войне, а так же в ходе революции 19 051 907 гг.

Император, потеряв часть своего сакрального ореола, продолжал оставаться символом государственного режима. Последующая частичная социально-политическая стабилизация обернулась для официальной идеологии аналогичными процессами в плане воздействия на массовое сознание. Это со всей очевидностью проявилось в ходе празднования 300-летнего юбилея монархической традиции. Однако углубление диспропорций цивилизационного развития продолжалось, что создавало предпосылки для трансформации системы политических представлений российского социума.

С началом Первой мировой войны по отношению к довоенному времени можно наблюдать некоторую метаморфозу в восприятии населением монархической идеи.

Лето и осень 1914 г. являлись тем коротким периодом, на протяжении которого наблюдалась консолидация российского общества вокруг идеи монархизма и его исторической миссии освобождения братских славянских народов. От монарха в дальнейшем ожидали решения и внутриполитических проблем, что в структурах массового сознания выступало своего рода закономерным вознаграждением, «царской милостью» за военную службу. Мощный всплеск патриотических настроений, вызванный началом войны и объявлением мобилизации, в этих условиях был легко прогнозируемым явлением.

Во время осуществления мобилизационных мероприятий, согласно данным проведённого исследования, в Пензенской, Самарской и Симбирской губерниях не было зафиксировано ни одного случая антивоенных выступлений. Все конфликты на сборных пунктах были связаны либо с ошибками в датах сборов, либо имели под собой экономическую основу. К числу причин социально-психологического характера следует отнести ожидание официального подтверждения гарантированности социальной защиты в отношении семей военнослужащих.

Анализ социального состава призывников в изучаемых губерниях, а также исследование массовых поведенческих реакций, позволяют утверждать, что значительная часть населения, поставленная перед необходимостью сменить свой статус, выступила защитником самодержавия и олицетворявшихся с ним политических институтов. Подавляющее большинство жителей региона в период проведения мобилизации оказались охваченными патриотическим порывом и выразили готовность с оружием в руках защищать свое Отечество. Отдельные проявления недовольства, нередко носившие характер социальной агрессии, в частности, столкновения мобилизуемых с полицией, в большинстве случаев, как в селе, так и в городе, происходили на почве требования спиртных напитков. Но ни те, ни другие выступления никакого отношения к антивоенным акциям не имели, скорее, они носили прямо противоположный характер — большинство участников сохраняли представления о прежнем идеале власти.

Несмотря на то, что Российская империя вошла в войну на волне духовного подъема и объединения, получившие дальнейшее развитие социальные противоречия через некоторое время свели на нет патриотическую составляющую массовых настроений.

Народнохозяйственные процессы в Поволжье в период войны приобретают отрицательную динамику. Кризис, поразивший гражданские отрасли экономики, разбалансированность в вопросах снабжения, имели решающее значение в плане возникновения причин для недовольства государственной политикой. Подобного рода обстоятельства опосредовали появление социальных конфликтов, являвшихся благоприятной средой для зарождения отрицательного отношения к войне и монарху.

В условиях разразившегося в Среднем Поволжье продовольственного кризиса идеология не могла существовать на пустом месте, не подкреплённая определёнными материальными основаниями. Забота и покровительство со стороны государства рассматривались обществом как естественная функциональная обязанность верховной власти. В этом случае острые социальные конфликты, особенно заметные в поволжском регионе, несмотря на противодействие властей, являлись своего рода индикатором развития процесса дискредитации монарха в структурах массового сознания.

Все более заметной эта тенденция становится в крестьянской среде, где восприятие верховной власти, характеризовавшееся на протяжении долгого времени как наивный монархизм, перешло в свою полную противоположность. Это обстоятельство было вызвано тем, что преобладавшее в Среднем Поволжье крестьянство и мобилизация подавляющего его числа привели в противоречие интересы крестьянской экономики и внешнеполитические устремления монархической власти, что предопределило трансформацию в групповом сознании образа самого императора Николая II в сторону отрицания его прежнего значения.

Анализ источников свидетельствует, что рубеж 1915;1916 гг. был переломным в мировоззрении не только крестьян, но и других социальных групп, в отношении восприятия образа царя.

Монархический образ, преломляясь через кризисное восприятие периода войны, через личностное осознание действительности, большинством населения оценивался через призму проблем бытового характера, идеологические приоритеты уступали место обыденным повседневным интересам.

Интенсивность десакрализации образа императора и его семьи, превращение царя из наделенного сверхъестественной силой в обычного слабого и безвольного человека, попавшего в зависимость от «темных сил», определялись многими факторами — принадлежностью к той или иной социальной группе, повседневными потребностями, нуждами, условиями и образом жизни.

Непонимание администрацией на местах всей важности социальной политики в условиях войны, низкая степень ее эффективности в отношении некоторых категорий населения, что с особенной очевидностью проявилось на территории Среднего Поволжья, способствовало эскалации социальной напряжённости, повлекшей за собой изменение массовых настроений. Личность царя в таких условиях стала жертвой регуляции психологического состояния социума в условиях кризиса.

Исследование показало, что общественное мнение как совокупность многообразных оценок и суждений в ситуации, близкой к экономическому коллапсу, отличалось чрезвычайным критицизмом.

Инертность и несогласованность действий местных губернских властей привели к обширному дисбалансу в социальной сфере, усугубление в провинции недоверия к официальным политическим институтам увеличивало пропасть отчуждения людей от власти. Всё более отчётливо проявлялся системный кризис, вызванный войной. А разрушение привычной «картины мира» стало началом социально-политической дезинтеграции, на этой почве и возникла устойчивая антимонархическая установка, что формировало готовность к соответствующему поведению.

Радикализация взглядов стала отражением пограничного состояния российского общества в плане восприятия положения России в войне: сначала как победительницы, а, дальнейшем, как терпящей постоянные поражения. Нарастание социально-политического кризиса привело к разрушению традиционных общественных структур и формированию новых, обладавших определённой нестабильностью.

Трансформация мировоззрения, идеалов и ценностей, в свою очередь, побуждала провинциальное общество к социальной и политической активности. Самодержавие, выпустившее из рук политическую инициативу, проявившее слабость и бессилие в деле управления социокультурными процессами, стало расцениваться современниками как анахронизм. Обострившиеся политические противоречия вписывались в общий контекст экономического, социального и идейного противостояния народных масс и власти.

Отторжение обществом самодержавного режима и потеря личной мотивации верноподданнических чувств породили ценностно-идеологический дефицит, возникла потребность в новом идеале, более подходящим к конкретным историческим условиям.

Именно потому, что вера в царя-избавителя порождалась спецификой российской ментальности, она так быстро уступила место в массовом сознании крестьянства убеждению, что верховная власть никогда не согласится на отчуждение помещичьей земли в ответ на их самопожертвование во имя царя и отечества. Неся возросшие мобилизационные обязанности, крестьяне выполняли и другие повинности, связанные с обеспечением армии. На почве же обострившейся нужды и хронического малоземелья недовольство крестьян политикой, ассоциировавшейся с действиями верховной власти, становится особенно заметным. За какие-то три года российская деревня прошла путь от восторженного верноподданнического ликования и надежд на землю до открытого и порой непристойного повсеместного и огульного «хуления» императора и его семьи.

Идея о традиционной опоре самодержца на армию, в соответствии с изменившейся ситуацией, уже не могла служить ориентиром социального поведения. Гарнизоны, имея в основном переменный состав солдат нижних чинов и офицеров, были не способны обеспечить достойную подготовку: не только военную, но и идейную. Воинские части, состоявшие из новобранцев, а также из солдат, вернувшихся после госпиталей, оказались к 1917 г. почти полностью разидеологизированными с точки зрения приверженности монархическим принципам. В кризисный период, когда особые надежды возлагались на монарха, общество не смогло увидеть в Николае II качеств, необходимых для политического лидера, стоящего во главе не только государства, но и армии, участвующей в войне.

Вместе с официальной идеологией кризис переживало и национальное сознание. Вполне очевидно, что трудности, возникшие в ходе войны в национальном вопросе, явились отражением глубоких социально-политических и национальных противоречий, обострившихся в ходе войны в российском обществе. В обстановке, когда политика проникала в мельчайшие поры российской действительности, власти на местах стали заложниками государственной политики, а «послабления» в национальном вопросе в период войны были восприняты как дополнительные доказательства слабости власти.

Кризисные процессы не могли не отразиться и на деятельности политических партий. Образовавшийся дисбаланс между реально проводимой государственной политикой и идеологической доктриной монархических движений подорвал авторитет и ускорил распад правых партий. В начале войны угроза утраты государственности, казалось бы, реанимировала черносотенное движение в Поволжье, начавшееся как стихийное выражение верноподданнических чувств и превратившееся в дальнейшем в массовое, всесословное, консервативное по целям и радикальное до экстремизма по формам борьбы, но это был последний вздох, за которым последовала политическая агония.

Потерю опоры среди населения переживали и периферийные структуры либеральных партий. В конечном счёте, либералам не удалось найти общего языка, с широкими массами рабочих и крестьян в Среднем Поволжье, так как неопределённость их позиции по ключевым для общества того периода вопросам способствовала переориентации населения на политические силы, более активные по своему идейно-политическому воздействию.

Характерно, что либералы Поволжья не смогли привлечь на свою сторону и подчинить своему идейному влиянию даже реформистских настроенные элементы среди рабочих, которые утвердились в своём убеждении в неэффективности политики местных и центральных властей, но вместе с тем видели нежелание либералов использовать радикальные методы борьбы, как с царским режимом, так и с местными фабрикантами и промышленниками. Лишь ненадолго либеральная оппозиция укрепила и расширила своё влияние в кругах средней и мелкой буржуазии, среди интеллигенции и демократических городских слоев населения.

Безусловно, социалистические партии имели больше оснований влиять на формирование массовых настроений, привлекая сторонников в свои ряды крайним радикализмом лозунгов, в целом отвечавших социальным чаяниям низших слоев провинциального общества. Однако превентивные меры самодержавия, направленные на подавление деятельности революционных партий, привели к тому, что позиции этих организаций в годы войны были серьезно подорваны. Фактическое отсутствие большевистских организаций в регионе, низкая численность рабочих и незначительная политическая активность последних не позволили революционным партиям установить контроль над общественно-политической ситуацией в регионе в феврале 1917 г.

Таким образом, большинство населения региона, невзирая на различия в социальном положении и статусе, преследуя различные цели, составляли пёстрый, политически неоформившийся конгломерат радикально настроенных оппозиционных сил, выразивших «вотум недоверия» монарху и всей системе управления в целом. Вышедшая наружу и ставшая теперь весьма ощутимой предельная поляризация социальной структуры российского общества и вопиющая контрастность жизненного уровня верхов и низов, традиционно видящих друг в друге непримиримых классовых врагов, лишь усилили напряжённость провинциального общества, и обусловили, тем самым, динамику общественно-политических процессов, к которым губернские администрации оказались не готовы.

Отсутствие гибкой системы регулирования общественных процессов, использования адекватных механизмов разрешения конфликтов, неспособность и нежелание вступать в диалог с представителями тех слоев населения, которые в наибольшей степени пострадали от войны и которые испытывали сильнейший стресс, усилили радикальность и негативную колоритность в восприятии верховной власти, и, прежде всего, императора, что уничтожило все психологические основания для сдерживания общества от проявлений массовой социальной агрессии и подготовило тот взрывоопасный материал, который обусловил катаклизм революционных событий февраля 1917 г.