Традиции культуры управления в исламе и их современное значение

Актуальность темы

исследования определяется тем, что в эпоху глобализации с повестки дня не сходит проблема нахождения оптимального баланса между универсальными ценностями, общезначимыми для всего человечества, и исторически складывавшимся достоянием отдельных цивилизаций и культур. В переносе на практику современного политического и социально-экономического развития отдельных государств мусульманского Востока решение данной проблемы предполагает не только ориентацию на освоение мирового опыта рационализации системы государственного управления, а также общественного устройства по тем сущностным характеристикам, которые находились в основе продвижения западноевропейских государств и США по пути конституционализма и демократии. Не меньшее значение имеет осмысление возможностей и пределов использования данного опыта, генетически отмеченного собственной цивилизационной спецификой.

С конца 60-х — начала 70-х гг. XX в. к такому осмыслению вынуждены были приступить правящие круги многих афро-азиатских стран, где двумя-тремя десятилетиями ранее был сделан выбор в пользу стратегии «догоняющего Запад развития». Иными словами, была предпринята попытка преодолеть унаследованную от колониального или же полуколониального прошлого отсталость и построить государство современного типа, реализуя модели экономического роста и политической институционализации либо Западной Европы и США, либо Советского Союза (в последнем случае — в форме «некапиталистического развития», а также «социалистической ориентации»).

Отклик на провал «прозападного» курса, на его тяжелые экономические, социальные и иные последствия нашел бурный выход в выступлениях различных мусульманских группировок. Все они ратовали за духовно-нравственное оздоровление мира ислама, за «возврат к Корану» и к его «генеральным ценностям». На лидирующие позиции зачастую небезуспешно претендовали так называемые исламисты — сторонники реставрации «государства ислама» времен пророка Мухаммада (570−632) и его ближайших преемников — «праведных халифов». Связывая с «возрождением ислама» избавление от авторитарных режимов, разъедаемых коррупцией и потерпевших неудачу в том, что касалось обещанного ими развития, а также ограждение мусульман от «вестоксикации», т. е. от массированного экспорта на Восток стереотипов западной, главным образом, американской массовой культуры, исламистские лидеры приписывали себе способность «исламского» решения всех проблем современности.

В этих непростых условиях за разработку новой стратегии развития и за идейный отпор исламизму взялись видные представители мусульманской интеллектуальной элиты из университетской, главным образом, профессуры. На рубеже ХХ-ХХ1 вв. к этой деятельности стали подключаться идеологи мусульманского крупного бизнеса. Результатом их общих усилий явилось идейное обоснование стратегии модернизации и демократизации афро-азиатских государств при опоре на культурное достояние народов, традиционно приверженных исламу.

В настоящее время мусульманский Восток дает немало примеров административно-правовых и социальных преобразований, чья реализация прямо или опосредованно связана с обращением к исторически сложившейся в исламе управленческой культуре, с видоизменением ее отдельных элементов применительно к запросам и требованиям современности. Хотя данный процесс не отличается ни синхронностью, ни однозначностью, он не обойден действием общемировой тенденции: поиском новых резервов повышения эффективности государственного управления в историко-культурном наследии с его многовековыми традициями администрирования, социальной самоорганизации и самоуправления.

Проблематика, касающаяся многообразных и неоднозначных проявлений ислама в жизни государства и общества, остается чрезвычайно важной для современной России. И не только потому, что наряду с православием ислам является традиционным для страны вероисповеданием, а мусульманское сообщество страны представлено коренными народами с многовековой историей. Российская Федерацияактивный участник международных отношений, субъектами и объектами которых являются государства с исповедующим ислам населением, а также исламские межгосударственные и межправительственные организации. От того, каким образом будет учитываться исламский фактор во внутренней и внешней политике России, будет зависеть не только обеспечение национальной безопасности и территориальной целостности нашей страны, но и способность эффективно отстаивать национальные интересы за ее пределами.

Объект диссертационного исследования — цивилизационные особенности сложившейся в исламе культуры управления государством и обществом и их преломление в исторических судьбах стран мусульманского Востока.

Предмет исследования — современные подходы к традициям исламской управленческой культуры в процессе государственного строительства «сверху» (через рационализацию системы власти и управления) и «снизу» (через комплекс официальных мер, призванных способствовать модернизации общественного устройства на гражданско-правовой основе).

Цель исследования — изучение тех проблем государственного строительства и развития, которые напрямую или опосредованно связаны с исламским фактором.

Достижению поставленной цели служило решение комплекса задач, в числе которых:

— уяснение тех особенностей и принципов формирования раннеисламской государственности, которые предопределили наличие цивилизационной специфики в мусульманском понимании государства и его функций;

— аналитический обзор последующего оформления и поэтапной эволюции исламской управленческой культуры в средневековый период на примере Арабского халифата, Османской и Могольской империй;

— выявление основных причин, форм и последствий актуализации религиозно-политических идеалов, ценностей и символов раннеисламского прошлого (за основу взят опыт Турции в формировании административно-правовой системы на светской основе и опыт Пакистана с его многовариантной и избирательной по конечным результатам опорой на отдельные традиции культуры управления в исламе);

— обобщение концептуальных положений и практических рекомендаций, выдвинутых зарубежными мусульманскими мыслителями и учеными относительно учета исламской цивилизационно-культурной специфики в процессе демократизации государственного устройства и модернизации общества.

Теоретико-методологические основы диссертационного исследования определялись тем, что исторически сложившаяся в исламе культура управления государством и обществом рассматривалась в качестве системного и многомерного образования, сочетающего в себе универсальные и временные характеристики. При этом использовалась методы системного, структурно-функционального и историко-сравнительного анализа1.

Поскольку именно в средневековый период данная культура в ее традиционном варианте прошла сравнительно полный цикл развития (от зарождения, становления на эволюционной и вызревания на инволюционной основе до появления симптомов регресса), то ее изучение потребовало обращения к исследовательским методам, принятым в области герменевтики, медиевистики, исламоведения2.

Все это позволило выделить совокупность типологически значимых элементов культуры управления в исламе и исследовать их с учетом временной дистанции, отделяющей тот или иной этап ее развития от современности.

Методологически значимой для системно-комплексного изучения культуры управления в исламе, а также ее современной роли, явилась фиксация рядом видных отечественных исследователей (в их числе.

1 Существенным подспорьем в их применении явились труды ряда отечественных ученых (в первую очередь, А. Д. Воскресенского, Ю. М. Кобищанова, Р.Г. Ланды), в которых данный аналитический инструментарий был использован для выявления закономерностей общественно-политического развития афро-азиатского мира, а также особенностей его культурно-цивилизационных составляющих — см.: Воскресенский А. Д. Сравнительный анализ политических систем, политических культур и политических процессов на Востоке как часть дискурса мирового комплексного регионоведения: общие закономерности и специфика их региональной трансформации // Политические системы и политические культуры стран Востока / под ред. А. Д. Воскресенского. -М.: Восток-Запад, 2006. — С. 5−31- Кобищанов Ю. М. Африканские цивилизациистановление и развитие // Африка: Культурное наследие и современность. — М.: Наука, 1985. — С. 6−131- Ланда Р. Г. Социология современного Востока. — М.: Восточный университет, 2006.

2 Так, немецкий философ Х.-Г. Гадамер, труды которого внесли весомый вклад в развитие герменевтики, при оценке исторических событий призывал «видеть прошедшее в его собственном бытии: не через призму наших современных масштабов и предрассудков, но в его собственных исторических горизонтах», «всегда заботиться о том, чтобы предотвратить чересчур поспешное уподобление прошедшего нашим смыслоожиданиям» для того, чтобы увидеть действительно верные его пропорции в рамках более значительного целого — см.: Гадамер Х.-Г. Истина и метод. Основы философской герменевтики. — М.: Прогресс, 1988. — С. 358, 362.

А.Я. Гуревич, составивший себе имя обстоятельными трудами о культурном облике средневековой Европы, отмечал, что применение метода системного подхода к истории цивилизации и культуры обязывает к тому, чтобы каждый этап их развития рассматривался «не в его относительной ценности по сравнению с предшествующим или последующим этапом, а в своей внутренней системности». Он полагал необходимым «разграничивать относительно статичные, повторяющиеся и в этом смысле как бы „вневременные“ структуры и более динамичные, индивидуализированные и неповторимые феномены» — см. подробнее: Гуревич А. Я. Средневековый мир: культура безмолвствующего большинства. — М.: Искусство, 1990. — С. 147, 345.

JI.M. Ефимова, С. Б. Дружиловский, Т. К. Ибрагим, A.A. Игнатенко, Ю. М. Кобищанов, Г. Г. Косач, Р. Г. Ланда, М. С. Мейер, В. В. Наумкин, A.B. Сагадеев, И. М. Смилянская, A.B. Смирнов, И. Л. Фадеева, В.Э. Ша-галь) черт логико-смысловой и содержательной «инаковости» тех процессов и явлений на мусульманском Востоке, которые в принципе имели аналоги в Европе средневекового периода, Нового и Новейшего времени.

Многие из вышеперечисленных авторов, а также В. И. Данилов, Н. Г. Киреев, A.B. Малашенко, Д. Б. Малышева, Г. И. Мирский, В. Н. Москаленко, В. В. Наумкин немало потрудились над тем, чтобы исключить из научно-исследовательского арсенала европоцентристские (западно-центристские) теории с их установкой на однолинейную траекторию общемирового прогресса в виде так называемой европеизации (вестернизации), с автоматическим перенесением на ислам категорий и понятий, исторически восходивших к неисламской (в первую очередь, к европейской) культурной среде и отражавших ее цивилизационное своеобразие.

Концептуально значимым явился вывод о том, что «европейская цивилизация представляет современный этап многовекового развития мира, в котором синтезированы достижения и духовные ценности всего человечества. Только при таком понимании термины «европеизация», «вестернизация», «модернизация» и т. п. адекватно отражают содержание поступательного развития всего мирового сообщества, а не только лишь Европы или Запада в целом. И сейчас, не говоря уже о прошлых столетиях, мировая цивилизация обогащается достижениями не только западных стран"1.

Знаменательными вехами на пути постижения многообразия и своеобразия восточных цивилизаций, включая исламскую, явились.

1 Киреев Н. Проблемы утверждения в Турции светской модели общества // От Стамбула до Москвы: сборник статей. — М., 2003. — С. 211—212. многотомное академическое издание «История Востока"1, а также фундаментальный коллективный труд — «Очерки истории распространения исламской цивилизации"2.

Благодаря изданию «Очерков» существенно восполнилось и углубилось представление о том, где, как и когда происходило цивилизационно-культурное воздействие ислама на жизнь различных народов Азии и Африки. Обозначились основные направления эволюции самой исламской цивилизации, а также ее региональных ответвлений. Была внесена ясность в понимание особенностей их поэтапного развития и взаимодействия на различных уровнях духовно-религиозной, общественно-политической, хозяйственной жизни разных мусульманских сообществ.

Степень научной изученности проблематики диссертационного исследования невысока. Хотя и мусульманская традиция, и видные представители современной науки высоко оценивают роль Мухаммада в качестве выдающегося религиозного и государственного деятеля, до настоящего времени комплексно не освещались те направления его религиозно-политической деятельности, благодаря которым происходила трансформация мусульманской общины в социально-политическую общность с признаками государства. Не ставился вопрос о складывавшейся под эгидой ислама культуре управления, о ее последующем превращении в несущую конструкцию культуры государственного управ.

1 См.: История Востока: в 6 т. Т. II. Восток в средние века / отв. ред.: Л. Б. Алаев, К. З. Ашрафян. — М.: Восточная литература, 1995; T.III. Восток на рубеже средневековья и нового времени, XVI—XVIII вв. / отв. ред. Л. Б. Алаев, К. З. Ашрафян, Н. И. Иванов. — М.: Восточная литература, 1999; Т. IV: Восток в новое время (конец XVIII — начало XX вв.): Кн. 1 / отв. ред. Л. Б. Алаев и др. — М.: Восточная литература, 2004; Т. IV. Восток в новое время (конец XVIII — начало XX вв.): Кн. 2. / отв. ред. Л. Б. Алаев и др. — М.: Восточная литература, 2005; Т. V. Восток в новейшее время: 1914—1945 гг. / отв. ред.: Р. Г. Ланда. — М.: Восточная литература, 2006; Т. VI. Восток в новейшее время: 1945;2000 гг. / отв. ред. В. Я. Белокреницкий, В. В. Наумкин. — М.: Восточная литература, 2008.

2 Очерки распространения исламской цивилизации: в 3 т. Т. I: От рождения исламской цивилизации до монгольского завоевания / под общ. ред. Ю. М. Кобищанова. М.: РОССПЭН, 2008; Т. II. Эпоха великих мусульманских империй и Каирского Аббасидского халифата (середина XIIIсередина XVI вв.) / под общ. ред. Ю. М. Кобищанова. — М.: РОССПЭН, 2008. ления в разных странах Востока.

На этом фоне заметно выделяются достижения отечественных специалистов в области изучения мусульманской правовой культуры. Г. М. Керимов внес значительный вклад в исследование шариатских нормативов регулирования различных сфер общественной жизни, а также привлек внимание к своеобразию раннеисламской государственности1.

Исходя из анализа теории и практики мусульманского права, Л. Р. Сюкияйнен охарактеризовал сущность и историческое значение мусульманской правовой культуры, отметил ее роль в формировании мусульманской политико-правовой культуры, а также возможность опоры на ее конструктивный потенциал в условиях модернизации и демократизации стран традиционного распространения ислама2.

Р.И. Беккин исследовал мусульманское право в свете отражения им специфики политико-правовой культуры исламского мира3.

М.А. Сапронова обстоятельно проанализировала воздействие ислама и норм мусульманского права на процесс конституционного развития и систему законодательства в арабских странах4.

1 Керимов Г. М. Шариат и его социальная сущность. М.: Наука, 1978; Он же: Учение ислама о государстве // Мировой опыт государственно-церковных отношений. — М.: РАГС, 1998. — С. 207−211- Он же: Шариат: закон жизни мусульман. Ответы Шариата на проблемы современности. — СПб.: ДИЛЯ, 2007.

2 Сюкияйнен Л. Р. Концепции халифата и современное государственно-правовое развитие зарубежного Востока// Ислам: проблемы идеологии, права, политики и экономики. — М.: Наука, 1985. — С. 139−159- Он же: Мусульманское право. Вопросы теории и практики. — М.: Наука, 1986; Он же: Шариат и мусульманско-правовая культура. — М.: Ин-т государства и права РАН, 1997; Он же: Исламские и западные правовые ценности: столкновение или взаимодействие // Dialog avrasya. Istanbul, 2007, № 17. — P. 14−17- Он же: Исламская политико-правовая культура и демократизация в мусульманском мире: конфликт или совместимость // Религия и конфликт. — М.: РОССПЭН, 2007. -С. 85−106.

3 Беккин Р. И. Мусульманское право как отражение специфики политико-правовой культуры мусульманского мира // Политические системы и политические культуры стран Востока / под ред. А. Д. Воскресенского. — М.: АСТ-Восток, 2007. — С. 232−283.

4 Сапронова М. А. Арабский Восток: власть и конституции. М.: РОССПЭН, 2001; Она же: Конституционная регламентация ислама в арабских странах // Ислам и общественное развитие в начале XXI века. — М.: ИВ РАНКрафи-, 2005. — С. 319−330- Она же: Политический процесс в арабских странах. — М.: МГИМО-Университет, 2008 и др.

Что касается мусульманской политико-правовой культуры, то отдельные ее проявления находили отражение в некоторых странно-ведческих исследованиях. Но в большинстве работ ее современное состояние рассматривалось в отрыве от предшествующих этапов многовекового развития исламской цивилизации, от генетически связанных с ней управленческих традиций, вне должного учета особенностей взаимодействия данных традиций с культурой народов, принявших ислам, вне учета культурно-политических последствий пребывания многих стран Востока в состоянии колониальной или полуколониальной зависимости от западных держав.

В связи с этим особую ценность имеют, во-первых, осуществленный Ю. М. Кобищановым экскурс в историю пространственного расширения зоны влияния политической культуры, которая возникла и развивалась в лоне исламской цивилизации1. Во-вторых, труды тех исследователей (в их числе А. Ю. Другов, JI.M. Ефимова, Г. Г. Косач, Р. Г. Ланда, О. В Плешов), где прослежены истоки формирования политической культуры отдельных стран мусульманского Востока и проанализировано их современное состояние.

Выход в свет коллектного труда «Политические системы и политические культуры Востока» ознаменовал собой важный вклад в развитие мирового комплексного регионоведения. Авторскому коллективу удалось существенно расширить представления об общем и особенном в современном развитии политических процессов на.

1 Кобищанов Ю. М. Распространение политической культуры ислама // Очерки распространения исламской цивилизации". В 3-х т. Т. I. С. 209−210.

2 Другов А. Ю. Индонезия: политическая культура и политический режим. — М.: ИВ РАН, 1997; Ефимова Л. М. Религиозные традиции в политической жизни современной Индонезии. — М.: МГИМО, 1992; Косач Г. Г. Терроризм и политическая культура Саудовской Аравии // Ислам и общественное развитие в начале XXI века. — М.: ИВ РАНКрафт+, 2005. С. 171−196- Ланда Р. Г. Политический ислам: предварительные итоги. — М.: Институт Ближнего Востока, 2005; Плешов О. В. Ислам и политическая культура в Пакистане. — М.: ИВ РАН, 2003.

3 Эта работа была подготовлена на кафедре востоковедения МГИМО, первое издание увидело в свет в 2006 г., второе — в 2007 г.

Ближнем, Среднем и Дальнем Востоке, в Южной и Юго-Восточной Азии. Новые концептуально значимые подходы к пониманию специфики политической культуры Востока представлены Л.М. Ефимовой1. Регионоведческие аспекты проблематики, касающейся воздействия политических культур на политические системы государств с мусульманским населением, освещены В. Я. Белокреницким и Л. М. Ефимовой. Отдельные звенья механизма такого воздействия на конкретно-страновом уровне попадали в поле зрения В. М. Ахмедова, В. Е. Донцова, Т. А. Чурилиной, С. Б. Дружиловского, И. В. Кудряшовой, Ю.П. Лале-тина, М. А Сапроновой, Б. С. Старостина и П. Б. Старостина.

Достижению главной цели диссертационного исследования — изучения тех проблем стран Востока, чье решение связано с учетом традиций исламской управленческой культуры, — послужила опора на теоретические обобщения и фактологический материал ряда научных работ. Обращение к трудам В. В. Бартольда, Е. А. Беляева, О. Г. Большакова, П. А. Грязневича, Т. К. Ибрагима, С. Х. Кямилева, М. Б. Пиотровского, С. М. Прозорова, Е. А. Резвана, И. М. Филыптинского, а также современных арабских ученых Аббаса аль-Джирари, Мухаммада Сейида Тантави, Мухаммада Хайсама аль-Хаййата, где рассматривались узловые вопросы догматики ислама и становления исламской государственности, помогло составить сравнительно целостное представление о ее духовно-ценностных и этико-нормативных основах.

Вхождению в мир арабо-мусульманской культуры способствовали работы ее глубоких и авторитетных знатоков из числа отечественных.

1 Ефимова Л. М. Особенности политической культуры современного Востока// Политические системы и политические культуры Востока. — М.: Восток-Запад, 2006. — С. 97−113. В рамках данного анализа получили дальнейшее развитие теоретические подходы, ранее обозначившиеся в иных публикациях — см., например, Ефимова Л. М. Современный ислам и политика на зарубежном Востоке: Учебное пособие. — М.: МГИМО, 1986. -С. 83.

2 Белокреницкий В. Я. Политическая система и политическая культура мусульманских стран Южной Азии // Политические системы и политические культуры Востока. — М.: Восток-Запад, 2006. -С. 432−453- Ефимова Л. М. Политические системы и политические культуры стран Юго-Восточной Азии: Малайзия, Индонезия, Сингапур // Там же. С. 454−471. востоковедов — Т. К. Ибрагима, A.A. Игнатенко, Д. В. Микульского, В. В. Наумкина, A.B. Сагадеева, И. М. Филыптинского, Е. А. Фроловой, Б .Я. Шидфар, а также зарубежных исследователей — Г. Э. Грюнебаума, А. Меца, Ф. Роузенталя и др.

При уяснении современного значения исламской управленческой культуры, а также мусульманской политико-правовой культуры на примере Турции и Пакистана, широко использовались труды отечественных и зарубежных специалистов в области османистики и тюркологии, а также индологии и пакистановедения. Взятые вместе, извлечения из исследований отечественных специалистов в области изучения истории Османской империи в период средневековья и Нового времени (в их числе — Г. З. Алиев, Э. Ю. Гасанова, В. Г. Гордлевский, А. Д. Желтяков, Т. Ю. Кобищанов, М. С. Мейер, А. Д. Новичев, С.Ф. Ореш-кова, Ю. А. Петросян, И. Е. Петросян, Ф. Ш. Шабанов, В. И. Шпилькова, И. Л. Фадеева, Б.М. Ягудин), а также турецкие ученые — Бахаеддин о.

Иедийылдыз, Ильбер Ортайлы, Мехмет Акиф Айдын, Мехмет Ипширли, Феридун Эмеджен и др.), помогли составить картину укоренения на османской почве управленческих традиций раннеисламской государственности и представить их роль в политической судьбе империи.

Ценные сведения о некоторых аспектах политики республиканской Турции в исламском вопросе были почерпнуты из работ отечественных тюркологов А. Г. Башировой, Э. А. Георгияна, Т.П. Дада-шева, В. И. Данилова, Г. К. Зиганшиной, Н. Г. Киреева, A.A. Колесникова, Ю. А. Ли, А. Ф. Миллера, A.M. Шамсутдинова, Н. Ю. Ульченко, а также из публикаций западных авторов — Х. Е. Аллена, В. Ф. Вайкера, А. Жива-хова, Д. П. Кинросса и др. Особый интерес представили суждения ряда турецких ученых (Мардина Шерифа, Ниязи Беркеса, Суна Кили, Фероза Ахмада, Хамзы Элеви, Чинара Элева) относительно соотнесения общего хода политической модернизации страны и развития секуляризацион-ного процесса.

Предыстория образования Пакистана в качестве «государства для мусульман» получила освещение в работах С. А. Азимджановой, Л. Б. Алаева, К. А. Антоновой, К. З. Ашрафян, Е. Ю. Ваниной, А. Г. Володина, Л.Р. Гордон-Полонской, Н. Р. Микаэлян. Воздействие ислама на государственно-политическую и общественную жизнь этой страны нашло отражение в работах В. Я. Белокреницкого, Ю. В. Ганковского, И. В. Жмуйды, З. И. Левина, С. Н. Каменева, В. Н. Москаленко, О. В. Плешова, Ю. А. Пономарева, Р. И. Шерковиной, И. В. Серенко, М. Т. Степанянц, В. В. Сумского и др.

Из обширного круга зарубежных работ, где в той или иной мере исследованы исламские аспекты развития современной пакистанской государственности, наибольшее значение для раскрытия темы диссертационного исследования имели работы Аббаса Рашида, Асафа Хусейна, Л. Биндера, С. М. Зафара, Д. Икбала, Ахмеда Иштиака, Фаззане Шейх и др.

Источниковую базу диссертации составили три группы источников. Во главе первой группы находится Коран и Сунна. По своему смысловому содержанию к ним примыкают труды мусульманских ученых и богословов, где освещены коранические принципы становления раннеисламской государственности.

Вторую группу источников составляют конституционно-правовые акты и иные официальные документы, тексты речей и выступлений государственных лидеров стран мусульманского Востока. Поскольку за основу исследования взят опыт Османской империи и Турции, Британской Индии и Пакистана, то в этой группе численно преобладают документальные акты и иные первоисточники, относящиеся к данным странам.

Третья группа источников включает в себя работы ведущих представителей современной зарубежной мусульманской общественно-политической и научной мысли, которые выступают с позиций осмысления роли и значения духовно-ценностных и этико-нормативных установлений ислама для современного государственного и социокультурного развития афро-азиатских стран. Среди авторов таких работ — Фазлур Рахман, Фуад Закария, Мохамед Шарфи, Абдуллахи Ахмед ан-Наим, Мохамад Умер Чапра1.

Научная новизна и основные результаты, полученные лично автором диссертации, состоят в том, что:

— впервые предметом специального исследования явилось изучение историко-цивилизационных предпосылок возникновения культуры управления государством и обществом в исламе;

— применение инструментария исламоведческого анализа, а также методологиии системно-структурной компаративистики, имело своим результатом определение и тщательное исследование черт логико-смысловой и содержательной цивилизационной специфики в культуре государственного управления стран традиционного распространения ислама;

— в историческую науку введен новый, значительный по объему пласт исламоведческого фактологического материала, что дало возможность проследить процесс превращения исламской культуры управления в несущую конструкцию культуры государственного управления в тех странах Востока, где мусульманская община закрепляла за собой статус.

1 Rahman Fazlur. Islam. — New YorkChicagoSan Francisco: Rinehart and Winster, 1966; Он же Islam and Modernity: Transformation of an Intellectual Tradition. — Chicago: University of Chicago Press, 1982; Zakariya Fouad. Laicite ou islamisme. Les arabes a l’heure du choix. — ParisCaire: La decouverteAl-Fikr, 1991; Charfi Mohamed. Islam and Liberty. The historical misunderstanding. — LondonNew York: Zed books, 2005; Ан-Наим Абдуллахи Ахмед. На пути к исламской реформации. Гражданские свободы, права человека и международное право (пер. с англ.). — М.: Музей и общественный центр им. А. Сахарова, 1999; Chapra M. Утег. Muslim civilization. The causes of decline and the need for reform. -Leicestershire: Islamic foundation, 2008. доминантной государствообразующей общности;

— всесторонне охарактеризован механизм многовекового воспроизводства традиций раннеисламской государственности в их первоначальном или же в модифицированном виде;

— исследована динамика такого воспроизводства на различных этапах исторического развития;

— выявлено, каким образом проявлялось в прошлом и проявляется в настоящем исходная неоднозначность религиозно-политического наследия Мухаммада, которое включало в себя предписания, преломляющие собой и непосредственный отклик на «текущий момент» в жизни мусульманской общины-государства, и «генеральные ценности ислама», где нашли отражение универсалии общечеловеческого существования;

— сделан вывод о необходимости дифференцированного подхода к многовековому наследию ислама, к его культурным накоплениям в административно-управленческой сфере;

— выявлена специфика исторически сложившегося традиционно-мусульманского понимания государства и его функций, которое поныне свойственно массовому мусульманскому сознанию, находит отражение в официальных программных документах, во внутренней политике правящих кругов, в их внешнеполитических акциях;

— выявлены и описаны методы использования различных исламских управленческих традиций как в институционально-нормативном, так и в духовно-ценностном обеспечении задач современного государственного строительства и управления на примере Пакистана и Турции;

— определен комплекс факторов, в силу которых последние десятилетия ХХ-ХХ1 вв. ознаменовались тем, что в центр официальной разработки стратегии развития стран мусульманского Востока заметно смещалась проблематика, касавшаяся определения меры сбалансированности происходивших там реформ с местными (национальными) культурными традициями, с их духовным, прежде всего исламским компонентомобобщены концептуальные положения и практические рекомендации зарубежных мусульманских мыслителей и ученых относительно характера и методов опоры на цивилизационно-культурного достояние ислама в процессе демократизации государственного устройства и модернизации обществасделан вывод, что одним из важнейших условий успешного и устойчивого развития стран и регионов традиционного распространения ислама является сбалансированное сочетание секуляристских мер с активным содействием государства качественному обновлению общественного (массового) сознания через систему светского и религиозного образования, через разветвленную сеть гражданского воспитания, через кардинальное реформирование мусульманской семьи традиционно-патриархального типасопоставлены «исламские уроки» зарубежного и российского опыта формирования государственной политики в отношении исповедующего ислам населения.

Практическая значимость исследования заключается в том, что оно расширяет возможности глубинного познания и многообразного неоднозначного проявления исламского фактора как в прошлом, так и в современной жизни стран и регионов традиционного распространения ислама. Тем самым вносится должная корректность в оценку данного фактора.

Исследование подводит к пониманию логико-смыслового и содержательного своеобразия общественно-политических процессов на мусульманском Востоке, что исключительно важно для всесторонней оценки ситуации в отдельных государствах с исповедующим ислам населением, для определения вектора их дальнейшего развития. Наконец, это позволяет осуществлять более основательное прогнозирование внешнеполитических акций этих стран.

Результаты исследования могут представить практически значимый интерес для тех государственных и муниципальных служащих Российской Федерации, а также общественных организаций, которые по роду своей деятельности сопричастны к решению вопросов, касающихся различных аспектов конфессиональной (этноконфессиональной) проблематики.

Материалы диссертационного исследования могут найти применение при подготовке лекционных курсов исторического, исламоведческого, востоковедного, политологического направления.

Апробация исследования. Результаты исследования были представлены в докладах и сообщениях на международных, общероссийских конференциях, выступлениях на семинарах и круглых столах, в том числе: межвузовской и межакадемической конференции «Ломоносовские чтения, 2000» (МГУ, Москва, 26 апреля 2000 г.) — международной конференции «Ислам — религия мира» (Москва, МГИМО МИД РФМинистерство исламских дел, вакуфов и призыва Королевства Саудовской Аравии, 24—25 мая 2005 г.) — международной конференции «Религия и гражданское общество» (Москва, РАГС, 9 февраля 2006 г.) — международной конференции «Россия, исламский мир и глобальные процессы в исторической ретроспективе и современных тенденциях» (Москва, Институт востоковедения РАН, 27—29 ноября 2006 г.) — межрегиональном семинаре «Религиозная ситуация в ЮФО и профилактика религиозного экстремизма» (Краснодарский край, 15−18 мая 2007 г.) — международной конференции «Мир ислама: история, общество, культура» (РГГУ, 11−13 декабря 2007 г.) — международной конференции «Развитие исламского теологического и религиозного образования в России и за рубежом» (Московский исламский университет, 13−14 ноября 2008 г.).

Материалы диссертации широко использовались при чтении лекций на кафедре государственно-конфессиональных отношений по курсам «Мировой опыт государственно-конфессиональных отношений», «История религий», «Психология религии», а также при чтении спецкурса «Ислам в истории народов Ближнего и Среднего Востока» на кафедре философии, истории и права МФТИ.

Результаты исследований вошли в учебно-методические материалы и пособия: «Ислам и государство на зарубежном Востоке», «Мусульманское право», «Мусульманское право и правовая культура», «Ислам и государственное строительство России (вторая половина XVI в. — февраль 1917 г.)».

По теме диссертации изданы две монографии: «Современное государство и традиции культуры управления в исламе», «Ислам и проблемы становления современной государственности на мусульманском Востоке», а также ряд статей. Объем научных статей и публикаций по теме диссертации — 45 п.л.

Диссертация обсуждена на кафедре государственно-конфессиональных отношений РАГС и рекомендована к защите.

Структура диссертации определяется поставленными целью и задачами исследования, а также логикой изложения материала, в основу положен проблемный принцип в его историческом и цивилизационном срезе. Диссертация состоит из введения, двух разделов (первый — из четырех глав, второй — из трех глав), заключения, списка использованных источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

В свете ныне идущих процессов глобализации и регионализации анализ роли исламского фактора в современном развитии стран и регионов с исповедующим ислам населением неотделим от учета общих закономерностей мирового прогресса и таких его показателей, как правовая государственность, зрелая рыночная экономика, сформировавшееся гражданское общество. Решение проблем такого развития зависит не только от историко-культурных традиций, но также от уровня духовно-ценностного наполнения государственного управления, от того, насколько само оно согласуется с цивилизационно-культурной спецификой населения страны.

Формирование традиционно-исламского наследия принято связывать с эпохой средневековья. Ключевое значение имели события раннесредневе-кового периода, в центре которых находился Мухаммад, провозвестник ислама и основатель мусульманской общины — государства. Духовно-ценностные, нормативно-правовые, социально-регулятивные компоненты его административно-управленческой практики составили ядро исламской культуры управления в исламе.

Деятельность Мухаммада и его ближайших преемников — четырех «праведных халифов» воспринималась и поныне воспринимается в мусульманской среде в качестве идеального «исламского правления». Во многом это обусловливается тем, что в основе этого правления находились такие гуманистические начала, как признание особой значимости человека и человечества в свете предначертаний Богапринцип реализации освященной свыше справедливости в действиях власти, в жизни общества.

То, что Мухаммад взял на себя ответственность за воплощение Божественного предначертания в жизни его последователей — мусульман, способствовало укреплению религиозно-политической целостности уммы, и одновременно предопределило этико-нормативный характер изложенных им «столпов веры». Если в осуществлении духовного руководства мусульманской общиной неукоснительно действовал метод императивных воздействий, то в решении сугубо административных вопросов временами имела место практика консультаций, а также договорных отношений как с мусульманами, так и с приверженцами иных монотеистических верований.

Духовное водительство мусульманской общиной и одновременное выполнение Мухаммадом административных функций не сводилось к теократии. Утверждая приоритетность конфессиональных уз над родоплеменными лояльностями, он не упускал из вида значение родственных связей, но первоочередную ставку делал на семью, точнее на обновленную семью как базовую ячейку мусульманской общины-государства.

Подвергнув кардинальному пересмотру аравийские обычаи, касавшиеся положения женщин и детей, Мухаммад наложил запрет на умерщвление новорожденных, в первую очередь девочек, ограничил полигамию, предоставил женщинам право наследования, право свидетельствования в суде (доля наследниц была все же вдвое ниже, чем наследников, а свидетельство двух женщин приравнивалось к свидетельству одного мужчины), наконец, право владения отдельным от мужа имуществом.

В прямой связи со ставкой на обновленную мусульманскую семью находилось внедрение в исламскую административную практику патриархально-патронажного стиля управления. Являясь привычным для аравийского родового общества, он наполнялся новым религиозно-политическим и этико-нормативным смыслом: на первый план выходил принцип взаимной ответственности и, стало быть, взаимных обязательств носителя власти, с одной стороны, с другой — подвластного люда.

Мухаммадом были апробированы методы политического административного воздействия, которые поныне находят применение во многих странах мусульманского Востока в своем изначальном или же в модифицированном виде. В их числе — принесение носителю власти клятвенной присяге в верности (байЬ), метод консультаций и совещательности при принятии решений, касающихся сугубо мирской жизни (шура наконец, практика договорных отношений и с мусульманами, и с приверженцами иных монотеистических вероучений.

С именем Мухаммада было связано утверждение новой системы социальной лояльности: принадлежность к родо-племенному и клановому объединению была дополнена лояльностью в отношении конфессиональной общности, мусульманской уммы. В дальнейшем это способствовало утверждению такой модели взаимоотношения государства, общества и личности в арабском обществе, которая «имеет в качестве отправной точки общность, а не отдельного индивида, личность"1.

Последующее развитие заложенных Мухаммадом традиций исламской управленческой культуры было связано с тем, что они становились интегральной частью культуры государственного управления в тех странах, где мусульманская община закрепляла за собой статус государствообразующей (доминантной) общности. Именно так обстояло дело в эпоху средневековья вначале в Арабском халифате, затем — в Османской и Могольской империях. Вбирая в себя огромную территорию с населением, различавшимся не только по уровню социокультурного.

1 Шагаль В. Э. Арабский мир: пути познания. — М.: Ин-т востоковедения РАН, 2001. — С.281. развития, но порой и по вере, все они нуждались в крепких и одновременно упругих религиозно-правовых скрепах.

Особое значение в поддержании преемственности с административной практикой Мухаммада отводилось закреплению ее духовно-нормативных основ в рамках мусульманского права.

При создании центров власти в завоеванных областях со сравнительно развитыми феодальными устоями в состав военной и гражданской администрации нередко включались выходцы из местной, по преимуществу аристократической среды, которые привносили в работу различных халифатских ведомств традиции и порядки как покоренных, так и соседних феодальных государств. Как правило, не разрушалась прежняя система управления, поскольку она была хорошо отлажена, особенно по части сбора налогов.

Однако на исходе позднего средневековья эволюционное развитие мусульманской культуры управления по восходящей линии постепенно сменилось этапом ее инволюционного развития. В Османской и Могольской империях все более проявлялись расхождения между принципами и нормативами раннеисламской государственности и постепенно утверждавшейся административной практикой, свойственной восточным феодальным деспотиям. Претерпевало существенные изменения содержание халифской власти: на фоне ее сакрализации неуклонно шло фактическое сокращение реального объема властных функций халифа в сравнении с периодом правления «праведных халифов».

Внутреннее усложнение государственно-административной структуры, ее состава и функций практически не вели к повышению эффективности ни властных воздействий, ни управляемости в целом. Соответственно шла на убыль способность оперативного реагирования правящих кругов на меняющиеся условия жизни, в том числе — на неблагоприятное для многих восточных государств стечение обстоятельств военно-политического, экономического, демографического свойства. Общее ослабление позиций Османской и Могольской империй имело роковые последствия для всего мусульманского Востока, поскольку оно совпало с активизацией колониальной политики ряда европейских держав.

С наступлением эпохи Нового времени (она датируется для Востока концом XVII — началом XIX в.) начался новый этап в развитии культуры управления в исламе. Он характеризовался тем, что в условиях стремительного наступления колониализма восточные государства вынуждены были проходить школу модернизации своего государственного устройства и общественных отношений по примеру Европы.

Как правило, инициатором обновленческих преобразований в административно-управленческой сфере выступало государство или нуждавшаяся в этих начинаниях метрополия. В колониях, где модернизация осуществлялась самими колонизаторами, на официальном уровне происходил полный разрыв с исламской культурой управления. Верховная власть переходила к метрополии, а исполнительные и распорядительные функции передавались колониальной администрации, причем прежние правители либо попадали под ее начало, либо лишались трона. Инициатива обновленческих преобразований в полуколониях исходила от самих мусульманских правителей, которые пытались отвести угрозу колониализма от своего трона и государства, обращаясь к частичному освоению европейских достижений.

Весьма впечатляющие и яркие примеры тех различий в политико-культурной составляющей модернизационного процесса, которые возникали еще на его начальной стадии, дает история сохранявшей тогда суверенную государственность Османской империи, с одной стороны, история английского завоевания Могольской империи и последующего вхождения ее земель в состав британской колонии Индии — с другой.

Сохранение в Османской империи курса на поддержание преемственности с традициями культуры управления в исламе во многом обеспечило сравнительную стабильность процессу обновленческих преобразований в Османской империи. В преодолении противодействия реформам со стороны подавляющего большинства улемов, иных мусульманских духовных лиц, ратовавших за охрану чистоты вероучения и недопустимость нововведений в исламе, большую роль сыграл, в частности, исключительно высокий авторитет носителя «богоданной власти» султана, с именем которого они связывались. В значительной степени задача облегчалась тем, что часть мусульманских духовных лиц находилась на службе в государственных управленческих ведомствах.

Между тем успех реформаторских начинаний в значительной степени зависел от того, насколько их обоснование было соотнесено с привычными для мусульманских масс политико-правовыми принципами, установками, культурно-религиозными ценностями и идеалами. Вместе с освоением навыков тактически маневренного выстраивания государственных отношений с улемами и иными духовными лицами, а также методов социально-психологической переориентации мусульманских поведенческих нормативов на достаточно спокойное восприятие иноциви-лизационных (европейских) культурных заимствований, это способствовало тому, что Османской империи удалось избежать долговременных и кровопролитных войн традиционалистского типа.

В Британской Индии модернизация осуществлялась по инициативе колониальных властей, и ее главная цель состояла в организации системы управления, способной обеспечивать незыблемость власти и экономические интересы метрополии. Институционально-правовая основа подобной модернизации была заложена созданием централизованного аппарата административного управления, который функционировал на светской основе и формировался по британской (вестминстерской) модели.

Несмотря на то, что уже с середины XIX в. в составе централизованного управленческого аппарата Британской Индии постепенно возрастала численность чиновников из местного населения, это не способствовало формированию у них навыков управления, отвечавших требованиям европейского уровня. Таким чиновникам доставались лишь низшие административные должности, замещение которых не было связано с достаточно высоким уровнем квалификации и образования.

В начале XX в. Великобритания осуществила ряд реформ, способствовавших отделению судебной ветви власти от исполнительной. На территории с исповедующим ислам населением распространялось действие колониальной юстиции, которая руководствовалась нормами административного, гражданского, уголовного права Великобритании. За шариатом сохранялась лишь правовая регламентация мусульманских семейно-брачных и имущественных отношений.

Разрыв с исламскими традициями управления придал особую остроту внутреннему расколу мусульманского сообщества Индии и рассредоточению на разных полюсах, с одной стороны, сторонников освобождения от пут средневековья с помощью и по примеру метрополии, с другойбескомпромиссных борцов за возрождение «государства ислама».

Историческое значение для стран мусульманского Востока имело то, что со второй половины XIX в. политическая модернизация осуществлялась не только на официальном, но и на неофициальном уровне, вначале стараниями просветителей и реформаторов ислама, а позже идеологов и лидеров движения за современное государственное обустройство на началах конституционализма. Трудно переоценить усилия тех из них, которые настаивали на дополнении модернизационного процесса учетом исламской цивилизационно-культурной специфики. Благодаря их деятельности наряду с традиционно-средневековым компонентом мусульманской политико-правовой культуры выстраивался комплекс новых религиозно-политических воззрений и представлений, а также организационно-поведенческих навыков участия в общественной жизни и в политике. Главное же, логику такого участия все явственнее и очевиднее определяла ориентация на пример Европы с ее опытом государственно-национального строительства на конституционно-правовой основе.

Хотя ростки конституционализма пробивались и в Османской империи и в Британской Индии, имелись существенные различия в условиях политического старта османских и индийских конституционалистов — мусульман, а также в том, когда и с какими результатами им удалось подойти ко времени становления суверенной государственности (турецкой и пакистанской).

Османская империя первенствовала и в постановке вопроса о конституционном развитии, и в попытках его решения. Благодаря борьбе «новых османов» за принятие Конституции 1876 г., а также деятельности младотурок по ее возобновлению после периода зулума (режима султанской тирании) были заложены основы для этатизма как политики широкого вмешательства государства в общественную жизнь, для функционального разграничения сферы руководства религиозно-культовой жизнедеятельностью и сферы государственного управления при одновременном учреждении новых светских административных органов, наконец, для юридического закрепления элементов гражданско-правового подхода к статусу личности и его независимости от национальной и конфессиональной (этноконфессиональной) принадлежности.

На этом фоне меры Великобритании по конституционно-правовому обустройству Индии явно запаздывали и осуществлялись не без давления с индийской стороны. Хотя механизм колониального управления Британской Индией был в достаточной степени отлажен, метрополии все же пришлось столкнуться с тем, что она не в силах управлять прежними методами военно-политического диктата. В результате Великобритания вынуждена была приступить к организации постепенного допуска представителей местного населения к выборам в консультативно-законодательные органы при центральной и провинциальных администрациях. В их основу был положен куриальный принцип с избирательной дифференциацией по религиозному и этническому признаку. Само представительство носило узко-элитарный характер.

Ко времени краха Османской империи видному турецкому мыслителю Зие Гекальпу (1876−1924) удалось разработать программу кардинального обновления страны, многими положениями которой руководствовался Мустафа Кемаль (Ататюрк), признанный архитектор новой Турции. Индийские мусульмане такой программы не имели, но с именем Мухаммада Икбала (1873−1938), признанного властителя дум мусульманской интеллигенции Индостана была связана идея образования Пакистана как отделившегося от Индии «государства для мусульман».

Накануне ликвидации британского господства мусульманская политическая элита Индии не имела того опыта государственного управления, который традиционно накапливается многими поколениями и приобретается, в первую очередь, на должностях высшего ранга. Иначе обстояло дело в Османской империи, где из среды местных конституционалистов выходили не только лидеры оппозиции султанскому деспотизму, но также видные государственные деятели — инициаторы реформаторских преобразований.

Исследование процесса преобразования Османской империиотсталой полуколонии с султанско-халифатским (теократическим) правлением в аграрно-промышленное государство со средним (по мировым меркам) уровнем развития, с организацией системы государственной власти и управления на началах республиканизма, парламентаризма, многопартийности и светскости, в числе многих иных факторов такой трансформации позволяет выделить ее политико-культурную составляющую.

Усилиями Мустафы Кемаля Ататюрка, основоположника и первого президента этого государства решались труднейшие, исторически значимые для всего мусульманского Востока задачи: кардинальное обновление административно-правовой структуры страны, упразднение султаната и халифата, постепенный перевод культуры государственного управления на светскую основу, подведение правового, идейно-ценностного и социокультурного фундамента под реформирование турецкого обществ на светской и отчасти на религиозно-реформаторской основе.

Стратегический талант Ататюрка как общепризнанного «архитектора новой Турции» проявился не только в умении поддерживать преемственность с институциональными, нормативно-правовыми и культурными преобразованиями предшественников — реформаторов. Целенаправленно, с неизменным учетом объективных обстоятельств и возможностей «текущего момента» он и его соратники перестраивали государственноправовую систему, экономику, общество и культуру, внедряли качественно новую светскую доминанту в духовный мир, правосознание и политическую культуру соотечественников.

Развитие светской системы просвещения и образования являлось важнейшим направлением кемалистской стратегии преодоления социокультурной разобщенности турецкого общества через подтягивание его различных слоев к планке современных образовательных требований, посредством подключения патриотически настроенной «мыслящей Турции», прежде всего ее молодого поколения к делу кардинального обновления массового сознания.

Взятые в целом, кемалистские законодательные акции второготретьего десятилетия XX в. формировали политико-правовой режим, способствовавший полному переводу на светскую основу системы государственного управления, законодательства и судопроизводстваформированию национальной светской системы образования как главного оплота консолидации нации и созидания гражданского обществазакреплению за государством ведущей роли в управлении общим ходом социокультурных преобразований, в том числе в духовно-религиозной сференаконец, фронтальному наступлению на позиции консервативно настроенных служителей ислама, приверженных стереотипам средневеково-схоластического догматизма.

Судьба политического наследия Ататюрка неоднозначна. Что касается конституционно-правового развития во второй половине XXначале XXI вв., то сопоставление конституционных положений 1924 г., 1961 г. и 1982 г. убеждало в сохранении преемственности с такими важными компонентами политического наследия Ататюрка, как приверженность светской форме государственной власти и управленияпровозглашение гражданского равноправия, демократических прав и свобод при общей обязанности граждан и государственных служащих хранить верность (лояльность) государству. Подтверждалась светская форма присяги президента и депутатов парламента. Все три конституции пронизывало положение о недопустимости использования религии в личных и политических целях.

В преамбуле конституции 1982 г. впервые давалось официальное определение секуляризма как категории, в основе которой находится принцип «невмешательства священных религиозных чувств в государственные дела и в политику».

Конституцией 1982 г. подтверждалось положение конституции 1961 г. о придании Управлению по делам религии статуса административного органа, при этом на него возлагалась обязанность содействовать «национальной солидарности и интеграции», соблюдая принцип секуляризма и политической нейтральности.

Получили расширение и приблизились к уровню международо-правовых стандартов ряд конституционных установлений относительно демократизации общественно-политической жизни и защиты прав человека.

В том, что Турция оказалась одной из немногих стран мусульманского Востока, где исламистское движение не стало массовым, имелась немалая заслуга кемалистской политики 20-х — 30-х гг. XX в. по фактическому выведению религии из сферы публичного (государственного) права, функциональному разграничению сфер государственного управления и конфессиональной жизнедеятельности. Немаловажно и то, что в настоящее время защиту от исламистских посягательств на политическое наследие Ататюрка взяла на себя также и армия, которая традиционно занимает значительное место в жизни Турецкой Республики.

На начальном этапе становления суверенного Пакистана (со дня провозглашения независимости 14 августа 1947 г. и до принятия первой конституции 2 марта 1956 г. он находился на положении британского доминиона) деятельность пакистанских органов исполнительной, представительной (законодательной) и судебной ветвей власти организовывалась с учетом таких элементов британского наследия, как конституционализм и светские основы административной системы. Это сразу же вызвало напряженное противостояние реформаторов сторонников «государства для мусульман», с одной стороны, и ревнителей теократически организованного «исламского государства», с другой. Для реформаторов, в том числе государственных руководителей, политиков и идеологов, неизменно актуальной оставалась проблема соотнесения ислама с задачей выведения страны на рубежи современного прогресса. При этом выдвигаемые ими программы, проекты и идеи представали, как правило, в своеобразной исламской упаковке.

В результате создание и упрочение пакистанской государственности находились в прямой зависимости и от той роли, которую играл ислам в конституционном развитии Пакистана, в формировании официальной идеологии, и от динамики соотношения исламских и светских начал в системе государственной власти и управления.

Есть все основания выделить три этапа государственного развития, которые определялись переменами в характере и степени официальной опоры на ислам. Первый приходился на конец 40-х — середину 70-х годов XX в., когда Пакистан обустраивался как «государство для мусульман», проживавших на территории Британской Индии. Реформаторскообновленческая интерпретация ислама соотносилась в этот период со стратегией ускоренной модернизации страны по примеру Запада.

Суть второго этапа, длившегося с конца 70-х до конца 90-х годов XX в., составлял отказ правящих кругов от предшествовавшего курса и переход к «исламизации» общественно-политической структуры по традиционно-каноническим нормативам «исламского образа жизни».

Третий этап брал начало с рубежа XX—XXI вв. и характеризовался опорой на реформаторски трактуемые ценности исламской цивилизации, призванные сориентировать мусульманские массы на освоение современных стандартов общественной жизнедеятельности.

Подлинным лейтмотивом политики всех правящих режимов являлась апелляция к исламу в целях легитимизации властных правомочий и проводимого ими курса. Исключительное значение имели усилия отдельных государственных руководителей по реформированию исламских установлений и учреждений применительно к запросам современного государственного строительства.

История Пакистана представляет немалый интерес ввиду многообразия тактических приемов при использовании религии в политических целях и правящими режимами, и различными оппозиционными, прежде всего исламистскими группировками. Она содержит немало примеров гибкости официальной политики в отношении определения пределов допустимых уступок умеренным исламистам, условий их допуска к участию в процессе конституционного развития, отчасти — к структурированию и деятельности органов государственной власти. Благодаря этому пакистанскому руководству в целом удавалось блокировать исламистские посягательства на всю полноту власти в стране, а в отдельные периоды — обеспечивать продвижение по пути формирования политико-правовых и политико-идеологических основ современного общества. Нельзя оставить без внимания и сдерживающую роль армии в противостоянии исламистским выступлениям.

Рассматривая традиции управления государством и обществом в исламе в историко-цивилизационном срезе, выявляя их современное значение, имеет смысл обратить внимание на то, что провал «стратегии догоняющего Запад развития», обернулся для мусульманского Востока не только подъемом исламистских выступлений, но также тем, что к разработке новой стратегии развития стали подключаться представители мусульманской общественной и научной мысли.

Разрабатывая вопрос об «интеллектуальном наследии ислама» как мощном ресурсе грядущего вступления афро-азиатских стран на путь радикальных общественно-политических, экономических и культурных преобразований и демократизации, они придают большое значение поиску методов изживания старых и утверждения новых форм массового сознания. С той или иной степенью последовательности проводится мысль о том, е «рывок в современность» может быть результативен лишь при сбалансированном сочетании секуляристских мер с активным содействием государства гигантской работе по «осмыслению ислама в современных терминах». Реформа в преобразовании человеческого бытия, самого человека, наконец, реформа мусульманской семьи традиционно-патриархального типа ставится в один ряд с институциональными и иными преобразованиями, призванными обеспечить демократизацию государственного устройства и эффективное управление.

На очередь дня, таким образом, со всей определенностью и категоричностью встала проблема культуросообразности процессов модернизации и демократизации в странах и регионах традиционного распространения ислама. Ее решение неотделимо от поиска меры должной сбалансированности данных процессов с местной (национальной) культурой и ее духовным компонентом.

Главная трудность состоит не только в том, что мусульманский Восток еще далек от уровня институционализации и самоорганизации гражданского общества, благодаря которому преодолеваются противоречия и сложности, имманентно присущие демократии западного образца. Принципиально важно избегать как абсолютизации исламской цивилизационной специфики, так и недооценки тенденций общемирового цивилизационного прогресса и их преломления в развитии отдельных региональных цивилизаций. В обоих случаях важно видеть не только новое содержание в традиционной форме, но также традиционное содержание под внешне новой оболочкой. Говоря словами Ибн Халдуна (1332−1406), одного из блистательных умов мусульманского средневековья, необходимо постигать соотношение между видимостью и действительностью.

Учитывая то, что наряду с православием ислам является традиционной для России религией, а мусульманское сообщество страны представлено коренными народами с многовековой историей, что ко времени их вхождения в состав Руси восходит начало формирования российского государства в качестве полиэтнического и поликонфессионального образования, имеет смысл задаться вопросом: какие уроки можно извлечь из исследования многовековых традиций культуры управления в исламе и их современного значения в странах Востока с тем, чтобы совершенствовать государственно-конфессиональные отношения, достигать оптимального решения внутрии внешнеполитических проблем, связанных с многообразным и неоднозначным проявлением «исламского фактора».

Но тогда обозначается необходимость ответа еще на один вопрос: как уроки зарубежного опыта соотносятся с теми, которые запечатлелись на страницах Руси, а затем и России.

Один из важных уроков состоит в том, что учет исламских культурных традиций играл немалую роль в государственной политике, в административно-правовом обустройстве страны, в конструировании ее этносоциального и культурного облика и т. д.

Находясь в территориальном соседстве с государствами, чье население исповедовало ислам, вначале Киевская, затем Московская Русь и Россия неизменно добивались успеха в налаживании добрососедских отношений в том случае, когда их действия в глазах мусульман хотя бы внешне формально не выбивались из исламских культурных традиций.

Именно таковой изначально была практика договорных отношений в форме военно-политических союзов с мусульманским приграничьем. Еще на этапе распада Золотой Орды эти союзы способствовали появлению в границах исконно русских земель административно-территориальных образований с мусульманским населением. История их возникновения начиналась с того, что, спасаясь от междоусобной вражды, выходцы из золотоордынской знати поступали на службу к русским князьям и получали в «кормление» уделы в Боровске, в окрестностях Каширы, Серпухова и т. д. Примечательна история Касимовского царства (вторая половина ХУ-ХУП вв.), которое располагалось на землях, подаренных Василием II сыну золотоордынского хана. Оставаясь мусульманами, правители царства помогали Руси в ее противостоянии Золотой Орде. Тем самым, отмечал известный татарский историк Д. З. Хайретдинов, отношения с мусульманским населением вводились в русло стратегии укрепления независимости Русского государства1.

На договорных отношениях основывалось добровольное вхождение в состав Московской Руси ряда народов Поволжья и Северного Кавказа (башкир, кабардинцев, ингушей и др.). Это вхождение сопровождалось принесением клятвы верности на Коране.

В силу изначальной договоренности о невмешательстве русских властей во внутренние дела новых подданных, на землях их обитания допускалось сравнительно долговременное сосуществование отдельных звеньев центральной власти с местной автономией, которая базировалась на традиционных устоях, в том числе — на действии норм обычного или же мусульманского права.

Хотя власти не торопились с унификацией административно-территориального и административно-правового обустройства этих земель по общегосударственным стандартам, это не позволяло Московской Руси, затем Российской империи обойти стороной необходимость решения сложнейшей дилеммы. Речь идет о том, что, оказываясь в русских (российских) границах, мусульманские народы попадали под административно-управленческие воздействия, которые восходили к русской политической культуре, исторически связанной с православием. Тем временем в регионах традиционного распространения ислама бытовали, по крайней мере, две разновидности массового правосознания, имевшие за собой разные историко-культурные традиции. Там, где сохраняли силу родоплеменные устои (горные районы Северного Кавказа), доминировало обычное право, а влияние ислама в целом не являлось значительным. Там, где ранее существовали феодально-государственные.

1 Хайретдинов Д. 3.Мусульманская община Москвы в XVIначале XX в. — Нижний Новгород, 2002. — С. 62. образования, приобщенные к миру мусульманской цивилизации (в первую очередь, это касалось казанских татар) сохранялась приверженность шариату, а ислам воспринимался как символ былой независимой государственности. В силу подобного положения возникали немалые расхождения в ракурсе «видения» действий центральных властей с их собственной стороны и со стороны подвластного населения.

Российский поиск выхода из столь непростой ситуации включал в себя некоторые аналоги с зарубежным опытом. Прежде всего — по линии политики веротерпимости.

Хотя ее официальное провозглашение состоялось в 1773 г., еще в ХУ1-ХУН вв. на фоне западноевропейских стран Русь выделяли отсутствие инквизиции, а также массовых расправ и убийств в мирное время по причине «иноверия», «инаковерия" — отсутствовала идея расового превосходства. Во многом это объяснялось житейской мудростью долговременного соседства русских людей с мусульманскими народами. Определенное значение имело и то, что одной из ценностных основ русско-православной культуры являлись такие категории, как «справедливость» и «человеколюбие», которое означало общечеловеческую обязанность «любить в каждом живом человеке, будь он личный враг или последний из глубоко падших людей, не то, что он есть в действительности, а то, чем мог и должен быть в качестве человека"1. Взятые вместе, в своем этико-ценностном значении обе категории близко подходили к исламскому пониманию «справедливости» и «равенства».

На некоторые параллели с османской системой миллетов наводит ознакомление с деятельностью Духовного собрания магометанского закона (1788 г.). Благодаря его учреждению российским мусульманам предостав.

1 Кавелин К. Д. Задачи этики. Учение о нравственности при современном состоянии знании. -СПб., 1886.-С. 89. лялась автономия в том, что касалось проведения богослужений и отправления культа, организации религиозной благотворительности, обучения в исламских религиозных школах, а также осуществления шариатского судопроизводства в пределах семейного и наследственного права.

Последующий опыт имперской России был отмечен, во-первых, поступательным движением к таким элементам гражданско-правового обустройства общества, как уравнение мусульман с русским православным населением по сословно-статусной градации (конец ХУШ — 30−40-е годы XIX в.), по гражданским правам (1905 г.), допуск лиц мусульманского вероисповедания к системе государственного управления (с конца XVIII в.), участие мусульманской фракции в законодательной деятельности Государственной Думы всех четырех созывов (нач. XX в.). Во-вторых, формированием такого правового режима, который основывался на унификации законодательного регулирования всего многосоставного государственного организма при одновременном учете специфики местных правовых культур, благодаря чему этот организм выходил из состояния чисто механического соединения отдельных территорий.

Есть основания полагать, что применение отдельных элементов этого опыта будет способствовать повышению эффективности государственно-правовой политики современной России, а также укреплению правопорядка в стране. В данном случае автор диссертации солидаризируется с позицией известного российского специалиста в области права Л. Р. Сюкияйнена.

Зарубежный опыт важен для современной России не только тем, что дает веские доказательства в пользу неукоснительного соблюдения принцип отделения религии от политики, но не государства от его верующих граждан, особенно — по линии их гражданского воспитания, поддержания их образовательного уровня в соответствии с государственными стандартами. Он дает возможность того «взгляда со стороны», который позволяет многое сравнить, сопоставить, оценить, объяснить. Важен, однако, и «взгляд вглубь», основанный на умении видеть современные события в их историко-цивилизационном срезе.