Пореформенная аграрная политика российского самодержавия и крестьянский вопрос в отечественной историографии второй половины ХХ в

Аграрно-крестьянский вопрос в XIX — начале XX в. составлял сердцевину социально-экономического развития России и был теснейшим образом связан со всей гаммой направлений внутренней политики самодержавия. От его решения зависела перспектива развития всех отраслей народного хозяйства страны. Состояние аграрно-крестьянского вопроса неизменно являлось в этот период определяющим для характера политической ситуации в стране, оказывало самое существенное и непосредственное влияние на взгляды, настроения и политические действия разных сословий и групп российского общества. Длительные и острые споры о путях и способах решения аграрного вопроса велись в правительственных кругах.

Особая роль государства в проведении радикальных аграрных преобразований на тех этапах отечественной истории, когда таковые явно назрели, обращает на себя пристальное внимание исследователей. Вся история Российского государства — это история постепенной концентрации власти в одних руках, история формирования политической системы, в которой самодержавная власть монарха опирается на мощный и громоздкий военно-бюрократический аппарат. Гипертрофированная государственная власть вынуждена была сама выступать инициатором и исполнителем необходимых изменений в социально-экономической и политической организации общества, лишая само общество возможности реализовывать свой реформаторский потенциал. Учет этого обстоятельства многое объясняет при анализе хода аграрно-крестьянских преобразований в.

России в эпоху модернизации. В частности, это помогает осмысливать природу сильнейшего влияния посторонних интересов на характер этих преобразований — посторонних тем задачам, которые аграрно-крестьянские реформы призваны были решать: интересы государственные, • господствующих классов и групп и т. п. Осуществление реформ в интересующий нас период во многом вопреки этим интересам позволяет говорить о вынужденном характере преобразований, на которые верхушке государственной власти приходилось идти из-за военных поражений, кризисных явлений в экономике, социальных конфликтов и действия целого ряда других разнообразных причин и предпосылок.

Роль государства, влияние посторонних интересов, вынужденный характер стали своего рода постоянными факторами всех крупных российских аграрных программ, с неизбежностью обусловливая глубокую внутреннюю противоречивость и самих программ, и связанных с ними политических действий. Поэтому аграрным реформам, проводившимся в России «сверху» и в огромной мере вынужденно на протяжении рассматриваемого нами периода, свойственны отчетливые закономерности и тенденции, которые отмечались исследователями во все времена, хотя порой и трактовались по-разному, вызывая острые споры уже историографического порядка. Это, прежде всего, вопрос о том, в какой степени действие социально-экономических факторов предопределяло изменение в экономическом положении общинного крестьянства и его социальном статусе и насколько при этом возможно было сохранение прав частновладельческих дворян на землю. Правительство пыталось сочетать максимальное соблюдение экономических и политических интересов дворянства с реализацией идеи постепенного выведения крестьян из состояния крепостной зависимости и общинной организации с превращением их в частновладельческое сословие. Насколько такая линия общего курса внутренней политики была перспективна и эффективна на исходе XIX — в начале XX вв., не содержала ли онав себе механизмов самоуничтожения и полного краха осуществлявшей ее государственной машины, а также присутствовали ли в обществе потенциально иные решения аграрного вопроса в России по сравнению с тем, что осуществилось на практике, определив остроту и драматизм путей развития российского общества в XX столетии, — вот в целом та проблематика, полемика по которой в исторической науке не прекращается и не утрачивает своей политической и мировоззренческой актуальности.

Одна из характерных тенденций в правительственной политике по аграрно-крестьянскому вопросу в рассматриваемый период сводилась к следующему: когда внутренние проблемы российского общества достигали критической точки, совершался рывок к новому политическому и экономическому состоянию общества путем проведения реформ. Таким рывком в 1861 г. явилась отмена крепостного права в Россииэтой же цели, по замыслу П. А. Столыпина, должна была служить радикальная аграрная реформа в начале XX в. Однако на внутреннее содержание этих исторических рывков свой отчетливый отпечаток накладывало известное чередование периодов прогресса и реакции во внутренней политике самодержавия, связанное очевидно с упомянутым выше вынужденным с точки зрения правящей элиты характером главных для России преобразований — аграрно-крестьянских.

Некоторые существенные особенности общего состояния отечественной историографии к середине — второй половине 1980;х гг., идейные и политические предпосылки возникновения кризиса нашего исторического знания, противоречивость попыток историков в начале 1990;х гг. вывести свою науку из кризиса анализирует во вводной статье к книге «Судьбы российского крестьянства» Ю. Н. Афанасьев. Он также намечает основные перспективы желательного дальнейшего развития историографии, среди которых — методологический плюрализм, усиление внимания к устной истории, структурный" и немодельный подходы, а также сознательное и целенаправленное преодоление прежней и новой мифологии. Ученый подчеркивает, насколько непросто историкам разных поколений, в частности его поколения, конструктивно переосмысливать прошлое, преодолевая сковывающее влияние формационного членения истории. Часто эти попытки «напрочь разбиваются об углы и косяки ранее выстроенных схем», и исследователи меняют «лишь идолов да знаки с минуса на плюс и наоборот."1.

Предлагая сосредоточить внимание современной историографии на преодолении «разрывности» мышления, когда все, что было до 1917 г. и происходило после, рассматривается под принципиально разными углами зрения, Ю. Н. Афанасьев подчеркивает значительно большую плодотворность подхода с позиций того, что продолжилось, а не что прервалось в России в том году. «Если мы посмотрим на Октябрьскую революцию, — пишет он, — с точки зрения длительной перспективы, 1917 год покажется нам катаклизмом, который вместо того, чтобы радикально изменить социальную жизнь, усилил ее архаическую и традиционную структуру. И это проявилось независимо от воли людей, их идеалов. Реальной и преобладающей силой 1917 года было в действительности крестьянство России с его консервативной реакцией,.

1 Афанасьев Ю. Н. Как России заново обрести свою историю // Судьбы российского направленной против изменений, происходивших в конце XIX — начале XX века: распространения частной собственности и роста рыночного производства, то есть развития того, что мы называем в историческом, а не строго политическом смысле капиталистической цивилизацией. Такая реакция крестьянской России на происходившие в стране позитивные изменения означала отказ от возможности преодолеть прошлое страны и пережить модернизацию"2.

Отметим, что последнее является излишне категорической постановкой вопроса, особенно в свете призыва самого Ю. Н. Афанасьева более внимательно и скрупулезно разбираться в сущности происходивших в прошлом социально-экономических процессов, культурных и ментальных сдвигов и т. д. Впрочем, сам ученый здесь же пишет, что «для более углубленного анализа следовало бы рассмотреть значительный период, в течение которого были возможности выбора развития, скажем, начиная в 80-х годов XIX века. до 1929 года."3. А это уже постановка проблемы исторических альтернатив в отечественной историографии, совершенно немыслимая прежде в связи с господствующим представлением о том, что в конечном итоге реализовался закономерный и правильный вариант исторического развития страны, и все более актуальная сегодня, когда страна очевидно вновь находится на историческом распутье, а направление и характер крестьянства / Под общ. ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996. С. XXVI.

2 Там же. С. XX-XXI.

3 Там же. С. XXI. О проблеме преодоления «разрывности» мышления в историографии вообще и в советско-российской, в частности, говорил на одном из заседаний семинара «Современные концепции аграрного развития» известный американский специалист по аграрной истории России М. Левин: «Хочу сказать несколько слов и еще об одном исследовательском методе и принципе. Назовем это „смыканием периодов“. Наиболее ярким примером тут может стать то, как 1917 год на долгое время разделил историков на специалистов по дореволюционному и советскому периодам. Со временем стало ясно, насколько неудачна такая специализация. У нас в Филадельфии был организован ряд конференций, на которых условием обсуждения тех или иных послереволюционных проблем (скажем, гражданская война) было участие знатоков царской общественно-политической системы». — Отечественная история. 1994. № 4−5. С. 75. разрешения земельного вопроса по-прежнему остается во главе угла теоретиков, разработчиков политики, ученых-историков4. Актуальность проблемы анализа современного состояния отечественной историографии аграрных отношений пореформенной России, таким образом, не вызывает сомнений. Современное состояние этой области исторического знания находится в прямой связи с характером развития нашей аграрной историографии последних десятилетий, когда бесспорные ее завоевания, связанные с накоплением исторической информации, документов, данных и фактов в научном обороте, существенно модулировались господствующими теориями, политическими доктринами. Существовали идеологические табу, преодолевая которые, исследователи порой по некой инерции начинали отрицать предлагаемую логику обобщений, уверовав в то, что адекватными являются лишь их альтернативные подходы.

Здесь мы вновь, обосновывая актуальность темы диссертации, выходим на проблему альтернатив — на этот раз, историографических. И в этом есть своя закономерность, поскольку развитие историографии, т. е. процесс накопления исторического знания, содержание и качество этого знания составляют один из важных фактов и факторов исторического развития нашей страны5. Что же касается историографии.

4 О постановке проблемы альтернатив в отечественной историографии см.: В. П. Данилов. Там же. С. 47−48- его же. Бухаринская альтернатива // Бухарин: человек, политик, ученый. М., 1990. С. 85−56. Он же отстаивает ту точку зрения, что разрешение аграрно-крестьянского вопроса в стране могло пойти по другому пути в связи с деятельность Н. Х. Бунге: «Имеется достаточно оснований считать, что реализация предложений Н. Х. Бунге могла быть успешной. Впереди было время, необходимое для того, чтобы заложить основы новых социально-экономических структур в деревне, выйти на путь интенсивной капиталистической модернизации сельского хозяйства» — Данилов В. П. Аграрные реформы и аграрная ренволюция в России // Великий незнакомец: крестьяне и фермеры в современном мире. М., 1992. С. 313. Об актуальности историографии аграрного вопроса в России см.: Земельный вопрос / Под ред. Е. С. Строева. М., 1999. С. 7−12.

5 Именно поэтому одной из сопутствующих целей настоящего историографического исследования мы ставим перед собой рассмотрение вопроса о том, какое отражение получают важнейшие проблемы аграрного развития страны интересующего нас периода в аграрных отношений в России в любой период исторического развития страны (в особенности в пореформенный период), проблема актуальна вдвойне. Дело в том, что в связи с политическими доктринами и идеологическими установками советского периода нашей истории, наиболее актуальной считалась проблематика историко-партийная, а также затрагивающая развитие городской промышленности, рабочего класса, иначе говоря, всего того, что связывалось" с историческим прогрессом советского общества. Поэтому в области аграрной историографии как бы поощрялось мышление, основанное на упомянутой «разрывности»: досоветское крестьянство представляло в своем историческом развитии одно качественное, стадиальное состояние, а советское — особенно колхозно-совхозное — совсем другое. Между тем, речь идет об огромном большинстве населения страны, которое оставалось таковым даже в период бума урбанизации в 1930 -50-е гг. Подчеркнем, что фундаментальные исследования видных отечественных историков-аграрников всегда находились в явно противоречии с подобными заданными идейно-политическими схемами. Вероятно поэтому они и не считались официально передним краем отечественной исторической науки и не находили адекватного отражения в учебниках истории для школ и вузов.

Научная новизна диссертации состоит в том, что к историографическому анализу привлекается круг вопросов, послуживший основой острых творческих дискуссий конца 1950 -начала 60-х гг. среди исследователей аграрной истории пореформенной России. Это было интересное время в развитии отечественной исторической науки, когда «оттепель», с одной стороны, открыла недоступные прежде архивные материалы, с другой стороны, дала учебно-исторической литературе, прежде всего в учебных пособиях для студентоввозможность высказывать в печати немыслимые прежде суждения (например, вывод A.M. Анфимова об излишне поспешных суждениях В. И. Ленина в «Развитии капитализма в России6), когда представители «нового направления» в советской историографии стали высказывать об исторической подготовленности октябрьских событий 1917 г., их характере и реальных последствиях мнение, существенно корректировавшее устоявшееся. Мы не ставим ' своей задачей рассмотрение развития отечественной аграрной историографии предшествующих лет по интересующей нас проблематике, поскольку во многом это уже получило анализ в отечественной историографической п литературе. При этом развитие споров историков по вопросам пореформенной аграрной эволюции России само по себе столь многопланово, интересно и драматично, что, по нашему убеждению, составляет отдельный и очень сложный предмет научного исследования. Многие аспекты данной проблемы так или иначе попадали в круг внимания коллег, осуществляющих о историографический анализ. Мы стараемся учитывать в своем историков.

6 См.: Анфимов A.M. Неоконченные споры // Вопросы истории. 1997. № 5. С. 53.

7 См., напр.: Зайончковский П. А. Советская историография реформы 1861 г. // Вопросы истории. 1961. № 2. С. 85−104- Литвак Б. Г. Советская историография реформы 19 февраля 1861 г. // Вопросы истории. 1960. № 6. С. 99−120- Захарова Л. Г. Отечественная историография о подготовке крестьянской реформы 1861 г. // История СССР. 1976. № 4. С. 54−76. Тарновский К. Н. Проблемы аграрной истории России в период империализма в советской историографии (1917 — начало 1930;х годов). Исторические записки. 1965. Т. 78. С. 31−62- его же. Проблемы аграрной истории России в период империализма в советской историографии (конец 1930;хпервая половина 1950;х годов). Исторические записки. 1969. Т. 83. С. 196−221- Теляк JI.B. Столыпинская аграрная реформа: историография (1906;1917 гг.). Самара, 1995; Тютюкин С. В. Первая российская революция в отечественной историографии 90-х годов // Отечественная история. 1996. № 4. С. 72−85- Симонова М. С. Крестьянское движение 1905;1907 гг. в советской историографии // Исторические записки. 1975. № 95 и др.

8 См.: Советская историография / Под ред. Ю. Н. Афанасьева. М., 1996. Зырянов П. Н. Полтора века споров о русской сельской общине // Проблемы социально-экономической и политической истории России XIX—XX вв.еков. СПб., 1999; его же. Современная англо-американская историография столыпинской аграрной реформы // История СССР. 1973. № 6- Ковальченко И. Д., Селунская Н. Б. Американские историки о исследовании эти материалы, но круг нашего историографического интереса более широк: и мы стремимся дать представление о потенциальной возможности некоего интегрирующего взгляда по каждой из тех больших исторических проблем, по которым имеют место споры в отечественной аграрной историографии последних десятилетий.

Цель нашего историографического исследования однако состоит не только в этом. Цель именно в том, чтобы показать, какие споры в отечественной исторической науке по проблематике аграрной истории пореформенной России имели и имеют место в последние десятилетия как показатель острой актуальности данной проблематики. А кроме того, мы хотели бы показать, обнаруживая сильные стороны аргументации всех сторон, принимающих участие в полемике, что адекватные представления по принципиальным вопросам аграрной истории страны пореформенного периода могут существовать только в виде живой полемики, столкновения точек зрения. Любая попытка политико-административными средствами утвердить правду одной из таких позиций в ущерб другим вредит обеим сторонам спора. Впрочем это можно было бы рассматривать как некий катализатор исторических исследований, если бы не тот драматизм, какой это принимает на отечественной почве.

Основные задачи настоящего исследования, таким образом, определяются целью его и соответствуют разделам диссертации. Историографический материал, с которым мы имели дело, диктует нам выделение именно таких разделов. русском крестьянстве XIX в. // История СССР. 1971. № 5- Шашина Е. Б. Основные направления россиеведения в США. 1960 — начало 1990;х гг. Дисс. канд. ист. наук. М., 1993.

Вопрос о предпосылках реформы 1861 г. мы сочли необходимым выделить в самостоятельный раздел, поскольку, по нашему убеждению, этотвопрос во многих исследованиях пореформенного аграрного развития рассматривается несколько бегло, можно сказать, дежурно. К предпосылкам реформы принято относить и бедственные показатели экономического производства России (акцентированные Крымской войной), и несоответствие этих последних непомерным политическим амбициями империи, и общественное мнение (непосредственно связанное и с тем, и другим). Но самым главным в этом плане считается социально-политическое давление крестьянства, которое готово было подняться на борьбу за свое социальное освобождение. Нам представляется, что материалы современных исследований по проблемам предпосылок эмансипации как главного события истории России XIX в. дают возможность несколько иначе представить подоплеку этого события.

Правительственная политика в отношении крестьянства и в направлении разрешения аграрного вопроса в период реформ 1860 — 70-х гг. и контрреформ 1880-х гг. освещается в разных исследованиях по-разному. Однако же некая идеологическая заданность определяет рассмотрение всех действий правительства в направлении ограничения социально-экономического интереса дворянства и развития частной инициативы крестьянства с позиций социального прогресса, и наоборот, правительственная политика по консервации институтов поземельной общины представляется как проявление реакции. Современные исследования, на наш взгляд, дают достаточно материала для размышления о том, насколько непросто обстояло дело в действительности и с крестьянскими ожиданиями, и с правительственной политикой относительно этих ожиданий.

Основная задача, с которой связано выделение проблематики второго раздела, сводится к тому, чтобы рассмотреть, как в отечественной историографии трактуются смысл и результаты реформ 1860 — 70-х гг. и контрреформ, связанных с деятельностью администрации Александра III. Представляется, что привычный подход, согласно которому аграрные реформы этого периода предстают в целом как прогрессивные и назревшие, однако с элементами сословно-классовой ограниченности, в то время как контрреформы отождествляются с чистой реакцией, несколько упрощает действительный смысл и ход исторических событий. Современная исследовательская литература содержит более сложный анализ данной проблематики.

Аграрная политика российского правительства начала XX столетия составляет едва ли не самую популярную проблему в современной отечественной историографии и исторической публицистике. Это в общем понятно. И хотя тот ажиотаж, который присутствовал в литературе по данной проблеме на рубеже 1980 — 1990;х гг. уже в прошлом, и в специальной литературе устоялись довольно стабильные представления об экономическом и социально-политическом содержании осуществления столыпинской аграрной реформы, нельзя недооценивать мировоззренческую составляющую тех споров, мнений и суждений, которые продолжают существовать в этой связи. Поэтому в качестве одной из сопутствующих задач мы ставим перед собою выяснение, каким образом проблематика осуществления аграрной реформы правительством П. А. Столыпина получила отражение в учебно-исторической литературе 1990;х гг.

Вопрос о принципиальных изменениях, которые претерпел характер крестьянского движения в пореформенный период является важнейшим для отечественной историографии, поскольку непосредственным образом затрагивает повседневную жизнь огромного большинства населения страны в интересующее нас время. В свою очередь, вопрос этот естественным порядком хронологически распадается на два больших подвопроса, рубеж между которыми примерно пролегает на рубеже веков, а точнее в самом начале XX в., когда лицемерие и скрытность, характерные для крестьянского противостояния структурам власти и действиям администрации как общая закономерность развития аграрных обществ, были отброшены, и крестьяне пошли на открытые организованные массовые действия в борьбе за достижение очень хорошо и ясно осознаваемых целей. Не случайно вопрос о крестьянском движении в отечественной историографии столь прочно опирается на документальные издания, за научной публикацией которых стоит огромная историков в архивах.

Понятие «аграрный строй» России применительно к изучению разным этапах исторического развития страны считается общепризнанным в историографии, хотя определенные разночтения в трактовке данной научной категории разными исследователями-специалистами до сих пор имеют место. Это связано прежде всего с различиями в методологическом подходе к анализу социально-экономической проблематики. Здесь играет свою роль и тот круг вопросов, которые разными исследователями втягиваются в анализ аграрного строя и считаются принципиальными для такого анализа. Например, обобщенные оценки удельного веса капиталистической составляющей в аграрном строе страны во многом связаны с тем, насколько в данные исследования втянута проблематика поземельной общины. Другим примером могут служить споры в историографии по поводу того, что и до какой степени в крестьянском и помещичьем хозяйстве на разных этапах пореформенного периода и разных регионах огромной страны следует считать элементами и проявлениями аграрного капитализма. Наконец, классический вопрос: кто из исследователей аграрного строя пореформенной России ближе к исторической истине — те, кто характеризуют его с позиций устойчивой социально-экономической многоукладности, или сторонники постановки вопроса об устойчивом же сочетании разных стадий развития капитализма в российском сельском хозяйстве? Отметим, что аргументы и доводы с обеих сторон приводятся весьма убедительные.

Исследования, посвященные крестьянской поземельной общине пореформенного периода, имеют непростую судьбу в отечественной историографии. Традиция рассмотрения этого крестьянского института под углом зрения его «пережиточности», свидетельства сохранения докапиталистических отношений в российском сельском хозяйстве сыграла в этой судьбе свою роль. Когда в связи с исследованиями общины в историографии стала все более отчетливо просматриваться необходимость постановки вопроса об уровне развития капитализма в экономике страны в целом, которая прежде всего была аграрной, эти исследования мгновенно столкнулись с политико-административными препятствиями. Впрочем интерес отечественных историков и их зарубежных коллег к данному институту был всегда высок, о чем свидетельствуют научные статьи и монографии. Степень изученности связанного с общиной круга проблем позволяет, на наш взгляд, делать принципиальные выводы и о характере общественного строя предреволюционной России в целом, и о типичности российской поземельной общины и форм ее эволюции в пореформенный период для аграрных обществ, и о тех потенциальных возможностях социально-экономического развития, которые обнаруживала община, приспосабливаясь и к условиям развития аграрного капитализма в стране, и форм сельскохозяйственной кооперации и т. п.

• Наконец, одна из важных основных задач, которую мы стремимся решить, реализуя цель исследования, это рассмотрение проблематики, попавшей в круг интереса зарубежной историографии аграрной истории пореформенной России. Здесь существует своя ярко выраженная специфика. К счастью, прошли времена, когда исследования западных историков-россиеведов или советологов почти автоматически относились к разряду фальсификаторских на том лишь основании, что были сделаны в университетах и исследовательских центрах Великобритании или США. Но специфика, о которой мы ведем речь, определяется не только и не столько особенностями официального отношения в советский период к тому, что писалось западными исследователями истории нашей страны. Специфика связана с относительно высокой развитостью на Западе таких областей исторического знания, как социальная история, история менталитета, историческая социология, крестьяноведение. Последнее существует и в отечественной историографии, однако характерной чертой его является некоторая самоустраненность от теоретических обобщений, исторических аналогий и типологий, в то время как для западных крестьяноведческих исследований характерна именно социологичность, концептуальное осмысление явлений и процессов аграрной истории. Сравнительный анализ материалов западной и отечественной историографии последних десятилетий по интересующей нас проблематике позволяет увидеть взаимообогащающее влияние той и другой, рост уровня интеграции научных исследований, стремление российских и западных ученых к открытой, порой довольно острой полемике.