Кратическая роль языка в современной культуре

Актуальность темы

исследования. В ХХ-ХХ1 вв. особый интерес со стороны гуманитаристики обретает проблема влияния языка как на обыденную, так и на «официальную» деятельность людей. На протяжении всей своей жизнедеятельности индивид и общество в целом используют различные языковые средства для достижения своих целей. С развитием демократических политических институтов, партийной конкуренции, средств массовой информации воздействие языка на все сферы жизни человека расширяется. Функции языка весьма многообразны. Так, например, язык выступает средством для поддержания жизни, спасения человека. С. Жижек приводит такой пример: когда из всех пассажиров затонувшего лайнера спаслись только два человека, у них спросили, каким образом они смогли продержаться столь долгое время, не обладая пи особыми физическими данными, ни средствами спасения? Ответ был таков: «Мы разговаривали». С. Жижек подчеркивает, что в нашей жизни язык часто выполняет роль «спасательного круга». И наоборот, при помощи языка, как показал В. Руднев, можно совершить убийство, довести человека до смерти1.

Традиция представления языка как одного из определяющих средств влияния на сознание народа принадлежит В.Гумбольдту. Из своего «круга языка», который «окружает» народ, можно выйти только тогда, когда человек пересекает эту языковую границу и «входит» в культуру другого народа, другого языка. Гумбольдтовские идеи развивал российский лингвист А. А. Потебня, который считал, что не только народное сознание формируется и существует через язык, но и сама’логика, и стиль мышления связаны с языком. С его точки зрения, владение двумя языками означает, что индивид не формирует некий синтетический образ и стиль мышления, единую культуру, а может, переходя с одного языка на другой, изменить «колею своей мысли». А. А. Потебня сравнивает владение двумя языками с двумя железнодорожными путями, которые расходятся в разных направлениях,.

1 См.: Руднев В. П. Язык и смерть // Логос. — 2000. — # 1(22). двигаются по разной местности, и человек, говорящий то на одном, то на другом языке, сравнивается со стрелочником, который отправляет поезд своей мысли то в одном направлении, то в другом.

Конечно, нельзя говорить, что индивид полностью «порабощен» языком. Но никто, пожалуй, не будет оспаривать мысль М. Хайдеггера о том, что язык родной культуры является для индивида домом его бытия и «самым интимным лоном культуры».

В настоящее время особо актуальной становится задача исследования когерентности социокультурного и языкового образов мира, опыта обыденной жизни и опыта, связанного с глобальной языковой коммуникацией. По-видимому, дальнейшей тенденцией развития философских исследований в области языка будет поиск нередукционистской и недуалистической характеристики соотношения языка и мира, языка и культуры. Нас в рамках заявленной в работе темы будет интересовать прежде всего вопрос о прагматическом аспекте данного взаимодействия, т. е. проблема связи внеязыковых форм опыта и языковых форм опыта в контексте властных отношений в культуре.

В настоящее время проблемы глобализации современного социума наиболее явно отражаются в сфере изменения языковой культуры личности и социума. Именно здесь происходит активный процесс взаимодействия социокультурных, ментальных, политико-организационных и т. д. факторов, связанных с глобальной информатизацией общества, становлением нового типа экономики и культуры.

Данная ситуация, как считают многие специалисты, может иметь и негативные последствия. Так, в связи с глобальной экспансией английского языка возникают лингвистические элиты — люди, для которых английский является родным. В результате появляется возможность манипулировать сознанием других людей. В конце концов данное обстоятельство ведет к тому, что возникает нежелание как в самих англоговорящих странах, так и в других изучать другие иностранные языки.

Дж.Стайнер отмечал, что умышленная или неумышленная экспансия английского языка оказывается средством разрушения естественного лингвистического разнообразия, и данный процесс является мощной экологической угрозой для культуры нашего времени.

Рассуждая в этом же духе, культурологи и лингвисты заговорили о «вестернизированной элите» (Б.С.Ерасов), «интеллектуальном колониализме» (А.Воронов), «интеллектуальном гетто» (Д.Кристал). Однако, как считает И. Клюканов, глобализация власти так называемого «базового» английского ведет к эрозии не только национальных языков и культур, но и к упрощению самого английского, ибо культура, разрушающая другие культуры, подрывает основы собственного существования, лишаясь источника новой социокультурной информации.

Кроме того, не могут не настораживать многочисленные факты возрождения архаических форм культуры в ходе бездумной модернизации, столкновения и жесткого противостояния инновационного и традиционного в культуре, кризисного развития современного социума, что отражается соответствующим образом в языке и культуре. При помощи языка архаика утверждает свою власть в культуре, легитимизирует в глазах людей примитивизированные властные отношения.

Таким образом, в современных условиях актуализируется задача теоретического осмысления проблем кратического статуса языка в культуре глобального общества.

Степень разработанности проблемы. В классических философских исследованиях власть понималась как такое отношение между людьми, которое давало возможность осуществлять свою волю одним по отношению к другим. Еще Платон и Аристотель, исследуя дихотомию «господин — раб», выводили истоки власти из понятия воли. В эпоху средневековья власть сакрализировалась, а начиная с Макиавелли возникла проблема светского характера власти. В европейском либерализме еще Локком и Гоббсом власть рассматривалась сугубо рационалистическим образом. У К. Маркса и.

Ф.Энгельса проблема власти была сконцентрирована вокруг политической власти, являющейся в конечном счете отражением экономических производственных отношений. В настоящее время исследуются самые различные виды власти — начиная от политической и заканчивая семейной.

Феномен власти языка в языковой культуре зафиксирован многими известными учеными — начиная с В. фон Гумбольдта и заканчивая Р.Бартом.

По мнению Э. Сепира, было бы большой ошибкой считать, что мы полностью осознаем действительность, не прибегая к языку, и что язык является не главным, а побочным средством, которое предназначено для решения частных проблем, связанных с общением и мышлением. В действительности, по мнению классика лингвистики XX века, реальный мир на бессознательном уровне «строится» индивидом на основе языковых норм данной социокультурной группы. Именно языковые нормы социума дают возможность нам определенным образом видеть, слышать и воспринимать окружающую действительность. Эту точку зрения поддерживает Б. Уорф, считающий, что большинство специалистов, говоря о влиянии норм употребления слов, не идут дальше признания некой гипнотической силы философского или научного языка, а также различного рода модных слов и лозунгов. «Ограничиться только этим — значит не принимать сути одной из важнейших форм связи, которую Сепир усматривал между языком, культурой и психологией. Мы должны признать влияние языка на различные виды деятельности людей не столько в особых случаях употребления языка, сколько в его постоянно действующих общих законах и повседненой оценкё им тех или иных явлений"2.

О мощнейшем влиянии второй сигнальной системы, связанной с речью человека, на возникновение и развитие социума и культуры писал Б. Ф. Поршнев. Именно его перу принадлежит гипотеза о социогенезе человека, где важнейшую роль играет суггестивное воздействие, через.

2 Уорф Б. Отношение норм поведения и мышления к языку//Языки как образ мира. М.-СПб., 2003. С. 158. которое одна часть палеоантропов подчиняла себе другую. В его работах синтетическим образом объединены данные из антропологии, психологии, археологии, истории языка и истории культуры, эволюционных теорий, и возникновение речи, мышления, искусства связывалось прежде всего с феноменом суггестии. Он считал, что вторая сигнальная система изначально возникла как система принуждения: «Вначале, в истоке, вторая сигнальная система находилась к первой сигнальной системе в полном функциональном биологическом антагонизме. Перед нашим умственным взором отнюдь не „добрые дикари“, которые добровольно подавляют в себе вожделения и потребности для блага другого: они обращаются друг к другу средствами инфлюации, к каковым принадлежит и суггестия, для того чтобы подавлять у другого биологически полезную тому информацию, идущую по первой сигнальной системе, и заменить ее побуждениями, полезными себе». Недаром в культуре первобытного общества утверждалась идея магической связи между словом и вещью, между именем и родовой сущностью человека. Именной код культуры, о котором писал М. К. Петров, имел в своей основе первобытные представления о «телесности слова и словесности тела».

Языковая суггестия, существующая в настоящее время в различных формах и пронизывающая собой все сферы человеческого взаимодействия и общения — от бессознательного до сознательного уровня, — усиливается при помощи специальных языковых маркеров — суггестем, которые активно воздействуют на поведение индивидов, на их предпочтения в выборе тех или иных смыслов культуры. При этом следует особенно подчеркнуть, что этот выбор часто осуществляется помимо нашего интеллектуального контроля. Власть языка, проявляющаяся в формировании того или иного образа и культурной картины мира человека, которая вплетена «естественным» образом в ткань межкультурной коммуникации, может существовать и в социально-организованной форме. Тождество слова и дела, исходящее из.

3 Поршнев Б. Ф. О начале человеческой истории. М., 1974. С. 417. максимы «сказать что-либо — значит сделать что-либо», реализуется как в старых как мир формах заговоров, заклятий, магических ритуалов, так и в современных аутогенных тренировках, рекламе и т. п. Особенно ярко выражается власть слова в политической сфере. Еще Муссолини, один из родоначальников фашистской идеологии и фашистского движения, говорил: «Слова имеют огромную колдовскую силу». Его программу «фашизации масс» называли «семантическим терроризмом», который привел в конце концов к возникновению тоталитарного «антиязыка».

О мощном воздействии языка на «программирование» действий человека, морфологию его культуры, говорили Ф. де Соссюр, А. А. Потебня, М. М. Бахтин и др. Недаром К. Маркс утверждал: «Мы — рабы слов».

Формирование языковых стереотипов является необходимым элементом установления властных отношений как в социальной группе, так и в социуме в целом. Эти стереотипы играют роль своеобразного социокультурного фильтра, который не дает возможности осознать множество мыслей и переживаний, способных помешать включенности личности в данную властную структуру4. Говоря о «надзирающей» и «направляющей» функции языка Э. Фромм писал: «Наш язык не обеспечивает нас словами, необходимыми для описания многих внутренних переживаний, не соответствующих схеме наших мыслей"5.

Л.Витгенштейн подчеркивал, что значение слова есть не что иное, как его «употребление в языке». Отсюда и само произнесение слов, с его точки зрения, это лишь часть разнообразных социальных практик, которые и образуют оригинальные «формы, жизни». Само понимание тех или иных языковых выражений — это не чисто познавательный процесс, а, напротив, направленное вовне действие. Отсюда для нас важно в теории языка подчеркнуть приоритет «содержательно-фактических» характеристик.

4 Иванов A.B. Университетские лекции по метафизике. М., 2004. С. 424.

5 Фромм Э. Из плена иллюзий//Фромм. Э. Душа человека. — М., 1992. С. 346. языкового опыта, уменьшение значимости его «формально-структурного» измерения.

Различие между когнитивными и перформативными высказываниями, введенное Остином, имеет значение для данной диссертационной работы прежде всего в следующем аспекте: перформативные высказывания существуют не просто автономно от мира и действительности, но и обладают особым творческим воздействием на внешний мир. Ведь «эксплицитные» перформативы, т. е. те высказывания, которые реализуются во время выполнения различных ритуалов — бракосочетания, оглашения судебного приговора и т. д. — являются не просто неким внешним сопровождением этих процессов, а производят вполне реальные изменения в них. Власть языка здесь проявляется в том, что произнесенные определенным образом слова и фразы в некоторых условиях ведут к «переформатированию» самой социокультурной действительности.

Отсюда и возникает задача построения философии языка вне лингвоцентризма. Эта идея была разработана в феноменологической герменевтике Х. Липпса и Х. Г. Гадамера. Иначе говоря, в контексте этих идей можно утверждать, что речь есть не просто отражение некой социокультурной реальности, а ее необходимый модус.

В неклассической философии сама природа власти как идеологической рациональной конструкции, подконтрольной разуму, пересматривается. Этот пересмотр начался с Ф. Ницше, для которого в основании существования лежит безличная воля к власти. Различные формы деятельности, например, познавательной деятельности, оказываются отражением этой воли — в1 форме воли к истине. В структурализме и постструктурализме эти идеи Ф. Ницше были восприняты и развиты на новой основе. У М. Фуко в его исследованиях археологии знания структуры власти были показаны как принципиально децентрализованные и лишенные иерархической структуры с возглавляющим их центром — Сувереном. Власть оказывается вездесущей и, по мнению М. Фуко, относится к сфере бессознательного, раскрывается на микросоциальном уровне, в ходе самораскрытия индивида и кристаллизуется в социокультурных институтах и политической гегемонии6. Для Р. Барта власть кроется «в самом начале языка». Язык — это отнюдь не нейтральное средство коммуникации, он имеет идеологическую природу, которая и обеспечивает языку социальную и культурную действенность, т. е. дискурсивность. Для этого и предназначены механизмы вторичного означивания. Индивид оказывается втянутым во властные отношения благодаря собственно употреблению языка, который и является одной из первичных форм принуждения.

Р.Барт определяет логосферу как вербально-дискурсивную сферу культуры. Именно она проявляется в языковом строе и является четко выраженной характеристикой специфики ментальной и коммуникативной парадигм, лежащих в основе культурных и властных отношений. Р. Барт выделяет два типа социолектов: это внутривластные и вневластные, или энкратические и акратические. Связь власти и дискурса далеко не всегда бывает прямой и очевидной. Если в законодательстве фиксируется какой-либо запрет, то его дискурс уже бытийствует через систему ценностей и норм правовой культуры. Собственно язык власти всегда идеологичен, он «оснащен», если вспомнить К. Маркса, структурами преобразования, переворачивания с ног на голову. Однако и акратический дискурс не оппонирует открыто власти. К примеру, психоаналитический акратический дискурс напрямую никоим образом не полемизирует с властью. Это связано с тем, что язык и власть не скованы воедино политическими отношениями, в действительности они связаны через механизм культуры. Речь власти осуществляется, если использовать язык Аристотеля, через доксу (мнение), т. е. через то, что кажется в сфере обыденного сознания естественным, само собой разумеющимся, хотя и недоказанным. Если акратический дискурс всегда направлен против доксы, ибо он парадоксален, то энкратический структурируется в соответствии с ней.

6 См.: Фуко М. Археология знания. Киев, 1996.

В дальнейшем проблема власти исследовалась Ж. Делезом и Ф. Гваттари, которые радикализировали постмодернистскую концепцию власти языка, представленную как вторичный продукт «производства желания». В целом постмодернизм пытался исследовать власть через различные формы принуждения, которые реализуются помимо сознания человека. Отсюда в методологическом плане постмодернисты центр своего исследовательского внимания концентрируют не на дефиниции власти языка, а на его систематическом описании.

В социолингвистике и лингвокультурологии одним из главных признаков дискурса является контекст, который связан с противопоставлением того, что сказано, и того, что имелось в виду. Отсюда определяется ситуация общения, и интерпретация дискурса связана с учетом социокультурных условий, в которых осуществляется сам процесс коммуникации.

В социальной семиотике Р. Ходжа и Г. Кресса создана модель «логономической» системы, в которой формируются языковые условия осуществления власти одной социальной группы над другой. Эта логономическая система является своеобразным набором предписывающих правил, в рамках которых производятся и воспринимаются смыслы передаваемой языковой информации. В ней определяются следующие условия: кто имеет право устанавливать, а кто — получать эти смыслы, какие темы могут наделяться смыслами и в каких модальностях происходит «распредмечивание» данных смыслов. Данные элементы власти в культуре, реализуемой через язык, стандартизированы в. этикете поведения, в законодательстве, в нормах производственного и социального общения.

Согласно идеям П. Бурдье, у низших и высших социальных слоев общества существуют различные права на речь, что означает возможность узурпации в обществе права свободно говорить в той или иной среде или ситуации, осуществлять цензуру, сообщать новости и выносить необходимые оценочные суждения. П. Бурдье, говоря о трех видах капитала — экономическом, культурном и символическом — выдвигает идею существования лингвистического рынка, где появляется возможность торговать так называемым символическим товаром, превращая его в экономический капитал. Различные социокультурные группы имеют и различное право на речь, в связи с чем и формируется стратегия поведения на лингвистическом рынке. Социокультурный статус индивида или группы людей в обществе дает им преимущество в формировании и осуществлении символической власти благодаря их «монополии на слово».

Таким образом, в философии культуры, лингвокультурологии, социолингвистике, антропологической и политической лингвистике накоплен обширный материал по вопросам кратической функции языка в социальной, политической, обыденной и т. д. сферах жизни человека и общества. Однако можно констатировать, что обобщающих работ в рамках специальности 24.00.01 — теория и история культуры (философские науки), связанных с анализом различных модусов языковой власти в современной культуре глобализирующегося общества, нет.

Объектом исследования является взаимосвязь языка и культуры.

Предметом исследования выступает кратический статус языка в современной культуре.

Цель диссертационной работы заключается в определении значимости модусов языковой власти в культуре современного транзитивного, глобализирующегося общества. Данная цель реализуется в решении следующих задач:

— описание теоретико-методологических основ исследования;

— анализ власти дискурса в жизнедеятельности «языковой личности»;

— изучение сущности языковой власти в культуре современного общества;

— исследование языка власти в моностилистической культуре;

— определение власти архаики в культуре транзитивного обществафиксация тенденций развития власти языка в культуре глобализирующегося общества.

Теоретико-методологические основы исследования. В данной работе мы исходим из представления о культуре как внегенетическом механизме наследования социокультурного опыта (Ю.М.Лотман), основываемся также на деятельностной концепции культуры, включающей в себя и аксиологическую составляющую (Ю.А.Жданов, В. Е. Давидович, Г. В.Драч). Опора на идеи Г. Фреге, Л. Витгенштейна, Дж. Остина, специалистов в области языковой прагматики позволило вывести наш исследовательский интерес за пределы языка как замкнутой языковой системы. В результате в центре внимания оказались также формы социокультурного опыта, не обладающие явными языковыми чертами, — такие как властные отношения, межкультурная коммуникация. Активная роль языка в культуре проявляется в реализации последним кратических функций, что было рассмотрено в концепциях Р. Барта, П. Бурдье, теории «л огоном ической системы» Р. Ходжа и Г. Кресса и др.

В качестве одной из базовых методологических составляющих диссертационной работы служит понятие «языковая личность». В культурологии языковая личность, рассматриваемая на основе триады «личность — язык — культура», исследуется как целостность, содержащая в себе и духовный, и психический, и социальный, и этический компоненты. Специфика личностного определения индивида в языке заключается в том, что сама речедеятельностная способность рссматривается не просто как использование языка в речи вообще, а как акт личностной самореализации в речевом поступке (Ф.Растье). Данное понятие — «языковая личность» -возникает в последние десятилетия в рамках антропологической лингвистики. Наш подход к определению понятия «культура языковой личности» прежде всего связан с понятием «логосфера культуры», которое разрабатывал Р.Барт.

Важнейшим методологическим принципом диссертационного исследования является принцип комплементарности, исходя из которого кратическая роль языка в культуре рассматривается на основе как классических, так и постмодернистских взглядов на власть языка.

В работе также использовался социокультурный, диалектический, историко-культурный, компаративистский методы исследования, теоретические концепты, сложившиеся в теории культуры, лингвокультурологии и социолингвистике.

Научная новизна диссертации выражается в следующих положениях:

— показано, что кратическая роль языка в современной культуре, реализуемая через систему институциональных и неинституциональных дискурсов, механизмов массированного суггестивного воздействия на сознание людей, монополизации и демонополизации «права на речь», проявляется в ходе формирования моностилизма или полистилизма в культуре;

— зафиксировано, что постмодернистская языковая революция, разрушающая четкую рубрикацию языковых дискурсов, их власть над личностью, является выражением в логосфере культуры транзитивности, неопределенности современного развития;

— доказано, что процессы деградации социума в условиях современного кризиса отражаются в языковой культуре и ведут к воспроизводству власти архаики в культуре современного общества;

— определено, что язык власти в тоталитарном обществе является эффективным инструментом культурной легитимизации, идей и ценностей тоталитаризма и, одновременно, вербальным индикатором социокультурной полноты построения соответствующих социальных и политических структур;

— продемонстрировано, что политика языкового империализма, утверждающего власть английского языка в его американизированном варианте в пространстве глобальной культуры, ведет к дискриминации национальных культур, укреплению власти англоговорящих элит и, парадоксальным образом, к примитивизации самого английского языка.

Тезисы, выносимые на защиту:

1 .В аналитической и феноменологической философии XX в. произошло переосмысление методологических и теоретических позиций, связанное с глубоким и всеобъемлющим интересом к языку, его отношению к культуре и социальной действительности. «Лингвистический поворот» в философии и философии культуры привел в конце концов к выходу философии языка в его различных вариантах за пределы собственно языковой проблематики, к представлению о неразрывности языковых и неязыковых форм социокультурного опыта, формально-структурных и содержательных аспектов языка. С этой точки зрения — преодоления «лингвоцентризма» — власть языка есть необходимый атрибут социокультурной действительности. Язык в данном контексте не только отражает, но и «переформатирует» ее.

2.В ходе рационализации и секуляризации общества и культуры терялась власть священных слов и тех социальных слоев, кому делегировалось право их произносить, и язык тем самым, потеряв свою смысловую сакральную окраску, становится, с одной стороны, главным средством манипуляции массовым сознанием, и, с другой стороны, рационализированным продуктом массового производства, частью символического капитала. В результате логосфера культуры оказывается не только пространством инкультурации индивида, формирования развитой «языковой личности», сферой1 введения ее в мир институализированных и неинституализированных дискурсов, но и средой, в которой осуществляется массированное суггестивное воздействие на сознание человека при помощи индустрии моды, политической рекламы, средств массовой информации и т. д. Различные социальные слои теряют свое «право на речь», возникает возможность подавления их языковых практик.

3.Монополизация «права на речь» той или иной социальной группой или классом, создание действенного механизма политической цензуры, подавление прав и свобод личности, укрепление диктатуры одной партии и т. д. ведет к формированию моностилистического языкового дискурсивного пространства, поддерживаемого всеми силами аппарата управления и принуждения и репрезентативностью той групповой культуры, которая распространяется на весь социум. Язык не просто изменяется в пространстве тоталитарного общества, но и сам становится орудием установления новых культурных ценностей и идеалов, укрепления господствующей власти. «Новояз» тоталитаризма является вербальным индикатором завершенности построения социокультурной структуры тоталитаризма и, одновременно, моделью, своеобразной «абсолютной идеей», по образцу которой «формуются» отношения между людьми во всех сферах социальной жизни.

4. Наличие и количество в логосфере культуры тех или иных акратических и энкратических языковых дискурсов, степень их влияния на действия индивидов зависит от конкретной исторической и социокультурной ситуации. В эпоху постмодерна, «дефицита реальности» происходит «атомизация» общества, разрушение макронарративов, фрагментация и деиерархизация социокультурного пространства, в результате чего трансформируются коренным образом взаимодействия участников социокультурной коммуникации, являющихся ядром того или иного институционального языкового дискурса. В связи с этим в современной культуре происходит своеобразная языковая революция, разрушающая и размывающая четкую рубрикацию языковых дискурсов, их власть над личностью. Свобода в обращении со словом становится структурирующим элементом в полистилистической культуре.

5. «Рисковая» парадигма развития современной цивилизации чревата многочисленными кризисами, связанными с разрушительным противостоянием глобализации и глокализации, «инновационным хаосом», утратой доверия к финансово-экономическим и политическим институтам общества. В кризисные периоды развития социума деструкция логосферы приводит к «варваризации» общества, к активизации архаических дискурсов и социальных слоев, находившихся на периферии социокультурного космоса. В условиях «культурного вакуума» архаические элементы культуры начинают осуществлять регулирующую роль в социуме, что ведет к дальнейшей примитивизации, регрессу языковых дискурсов и усилению власти языковой архаики.

6.Глобализация социокультурных и экономических контактов связана в настоящее время с установлением власти английского языка в качестве языка межцивилизационного общения. Экспансия английского в его «базовом» варианте имеет не только позитивное значение, но и может привести к «лингвистическому империализму», «лингвофагии», утверждению власти вестернизированной культуры. Однако в результате «имперского» воздействия и сам «базовый английский» теряет свою национально-культурную специфику, распадается на множество вариантов, что не способствует реальному диалогу культур.

Научно-практическая значимость исследования. Результаты диссертационной работы позволяют углубить теоретические представления в области теории и истории культуры, лингвокультурологии, социальной философии, политической философии, связанные с проблемами влияния языка на культуру.

Полученные результаты можно использовать в преподавании общих и специальных курсов по культурологии, лингвокультурологии и философии. Они имеют значение для* преподавателей иностранных языков, политиков и дипломатов.

Апробация работы. Основные положения диссертационного исследования отражены в 7-ми публикациях общим объемом 1,9 п.л. и выносились на обсуждение на 3-х конференциях: V Российском философском конгрессе (Новосибирск, 2009), международной научно-практической конференции «Человеческий капитал и перспективы инновационного развития России» (Ростов н/Дону, 15 мая 2008 г.) и Всероссийской научно-практической конференции «Современные проблемы межкультурных коммуникаций: язык, культура, общество» (Ростов н/Дону, 2009).

Результаты, полученные в ходе исследования, использовались в ходе преподавания курсов, связанных с изучением английского языка и культуры в Южном федеральном университете.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, двух глав, включающих семь параграфов, заключения и списка литературы.

Заключение

.

Язык в ходе нашего исследования рассматривался не только как средство инкультурации индивида, овладения им логосферой культуры, различными институциональными и неинституциональными дискурсами в социуме. Выяснилось, что «языковая личность» подвержена мощному суггестивному влиянию, сознание индивида и общества организуется институциональным образом, где важную роль играет язык моды, политических организаций, средств массовой информации, государства, образования и т. д.

Процессы секуляризации общества привели к тому, что власть священных слов и людей, которым делегировалось право их произносить, терялась. В результате множество содержательных смыслов, слов и понятий исчезали, преобразовывались. Если в традиционном обществе язык был «самой священной из всех ценностей» (М.Хайдеггер), то процессы рационализации языка в Новое время привели к тому, что он, потеряв свой трансцендентальный смысл, стал главным средством манипуляции сознанием людей, средством осуществления власти одних социальных групп над другими. Устанавливаемая в европейских странах демократия под лозунгом свободы слова превращала язык в систему безличных элементов, слова теряли свою «священную», «божественную», одухотворяющую силу. Именно это дало возможность превратить язык в орудие власти, господства одних социокультурных групп населения над другими.

Принципиальным" образом* изменился* и сам язык: Он из элемента символического >, капитала стал рационализированным продуктом массового производства. Возникновение общества массового. потребления ознаменовалось появлением большого, количества работ лингвистов, психологов, социологов, специалистов по маркетингу и т. д., в которых подробнейшим образом разбирались самые различные аспекты языкового воздействия на избирателя, покупателя и другой целевой аудитории. Специалисты в области рекламного дела выявили даже архетипические корни и образы сознания, которые использовались для манипуляции поведением людей. Социокультурные механизмы моды и рекламы, использующие эту «магию слов», превратились в механизмы осуществления языковой власти над поведением, ценностными предпочтениями, идеалами современного человека. Политическая пропаганда в современной культуре приобретает самый изощренный характер, благодаря чему выигрываются выборы, утверждается тот или иной государственный строй, легитимизируется в глазах избирателей политика господствующих классов.

В современном обществе и культуре различные социокультурные группы обладают своим правом на речь. Отсюда и появляется возможность подавления речевых практик со стороны социальных групп, обладающих или претендующих на власть. В сфере политической пропаганды тоталитарные режимы XX века — например, национал-социалистский — весьма преуспели. Для обеспечения языковой власти эффективно действовала политическая цензура и цензура в средствах массовой информации. Все это приводило к господству единой идеологии, что продуцировало создание моностилистического культурного языкового пространства. В моностилистическом обществе одна социальная группа или политическое движение присваивает себе право выдвигать и отстаивать определенные идеи и ценности, создает свой язык, свое искусство, формы общения между людьми. В результате формируется тоталитарная логосфера культуры. Тот языковой дискурс, который является здесь господствующим, поддерживается всеми силами< и материальнымивозможностями состороны аппарата принуждения и подавления. Полистилизм в культуре исчезает, уступая место единому дискурсивному пространству. При этом важно отметить, что подобное единообразие основывается не только на силовом подавлении и принуждении несогласных элементов, но и на репрезентативности культуры той группы, которая распространяет свое властное влияние на весь социум в целом. Тоталитарный режим основывается, по крайней мере, временно на признании базовых ценностей, понятий языковой логосферы культуры большинством членов общества, поскольку отражает умонастроения людей, существующие социокультурные способы поведения и осознания действительности.

Власть языка в тоталитарных социумах проявляется не только в том, что он изменяется в результате адаптации к новой социокультурной ситуации, но и в том, что сам язык становится одним из наиболее мощных инструментов установления, утверждения, легитимизации власти нового господствующего класса. В определенной степени можно сказать, что язык, являясь орудием идеологического воздействия, одновременно и конструирует саму социокультурную моностилистическую тоталитарную реальность. Изучая язык тоталитаризма, можно выявить ту модель, по образцу которой формируется культура и общество. Когда «новояз» моностилистической культуры приобретает законченную форму, то это является вербальным индикатором завершения социального и политического строительства тоталитарного общества. Системный анализ логосферы позволяет определить социокультурную статусность слов, эффективность их властного воздействия на сознание людей, что и дает возможность определить сущность тех или иных исторически сложившихся социокультурных систем. Язык тоталитаризма есть наиболее явная, чувственно воспринимаемая картина тоталитарного сознания и культуры, изучая которую можно четко выявить каналы языкового властного воздействия на людей.

Развитие культуры, связанное с диалектикойвзаимодействия, взаимообусловленности-. и взаимоотторженияакратическош и энкратического языковых дискурсов, исследовалось вдиссертации на примере транзитивных эпох и кризисных обществ. Модернизационные процессы в современном мире породили самые разнообразные формы кризисов. Инновация становится, начиная с 90-х гг. XX столетия, ведущей глобальной тенденцией развития. Однако эти процессы чреваты рисковой неопределенностью, возможностью хаотизации социокультурной жизни, активизацией борьбы между традицией и новацией. Это парадоксальным образом может привести к варваризации или архаизации социума и культуры, когда в условиях разрушения господствующих ранее культурных ценностей, норм и идеалов образуется так называемый культурный вакуум, который заполняется элементами архаической, уже, казалось бы, преодоленной в ходе цивилизационного развития, культуры. Архаизация языковых дискурсов сопровождается активизацией архаического страта общества, который берет на себя все больше социально значимых функций. Власть языковой архаики непосредственным образом отражается в системе языковых дискурсов логосферы культуры, в результате чего соответствующим образом смещаются ценности и смыслы. Непосредственным индикатором данных процессов является, например, широкое распространение уголовного арго в обществе. Следует отметить, что формы языковой архаизации различны и проявляются специфическим образом во всем многообразии властных отношений, формирующихся в обществе и культуре.

Процессы глобализации привели и к возникновению того явления, которое называют «языковой империализм». Экономическая и политическая мощь англоязычных стран привела к тому, что английский язык стал языком межнационального общения. В обществе глобального типа рушатся языковые барьеры и возникает противоречивое взаимодействие между языковыми культурами, являющимися, в конечном счете, проводниками властных отношений-. Отметим-, что первенство принадлежит языку, тиражируемому массовой культурой.

Языковая культура' общества характеризуется наличием такого феномена, которое называется диглоссией. Языковая диглоссия* является показателем значимости языка как престижной и символической формы общения. Способа, при помощи которого фиксируется культурный и социальный статус индивида, подчеркиваются его властные возможности. Диглоссия означает не просто существование в социуме двух языков или двух форм одного языка, а то, что так называемая «низкая» форма языка является принадлежностью той части населения социума, которая находится внизу социальной лестницы, в непривилегированном положении. Язык существует и в «высокой» форме, в первую очередь в сфере науки, политики, идеологии, искусства и т. д.

Глобализация английского языка чревата и другими противоречиями. Ведь он существует в разных вариантах: австралийском, американском, ирландском, канадском, индийском, южно-африканском и т. д. Дробление английского по «национальным квартирам» отнюдь не способствует межнациональному общению, а довольно-таки часто является его тормозом. Размывается и само национально-культурное своеобразие английского. Кроме того, широкое распространение обедненного в культурном, символическом и когнитивном планах «базового» английского, используемого, как правило, в официальных контактах — политических, научных, культурных — ведет к обеднению смысловой культурно-значимой специфики самого английского языка. Его распространение в глобальных масштабах, поддерживаемое, в первую очередь, доминированием экономики США и активной политикой американского правительства, является каналом, проводником власти англоязычной правящей элиты и ведет не только к дискриминации национальных языковых культур, но и к духовному оскудению носителей английской культуры.