Гоббс считал, что государственная власть никем и ничем не ограничена, она стоит над гражданским законом и подобна человеческой душе в государственном теле: только верховная власть вправе решать, что хорошо для государства. Государственная власть является абсолютной и, по мнению Гоббса, даже мысли и религиозные чувства подданных должны быть подчинены воле суверена. Для него подданные — рабы государства.
Он делает противопоставление: обеспечение мира и безопасности требует возложения на подданных в области политических отношений одних лишь обязанностей, предоставления суверену — только прав. Отсутствие у подданных каких-либо прав по отношению к суверену Гоббс толкует как правовое равенство лиц в их взаимных отношениях. Но в области частноправовых отношений подданным должна предоставляться широкая правовая инициатива, система прав, свобод и их гарантий.
Гоббс не был сторонником феодально-сословного деления общества на привилегированных и непривилегированных, поэтому в отношениях между подданными суверен должен обеспечить равную для всех справедливость («принцип которой гласит, что нельзя отнимать ни у кого того, что ему принадлежит»), незыблемость договоров, беспристрастную защиту для каждого в суде, определить равные налоги, обеспечить сохранность той собственности, «которую люди приобрели путем взаимных договоров взамен отказа от универсального права». Он видел в частной собственности главное условие общежития, «необходимое средство к миру. Частная собственность не гарантирована от посягательств на нее со стороны суверена, но это относится к установлению налогов, которые должны взиматься с подданных без каких-либо исключений и привилегий.
Гоббс считал, что неограниченность власти и прав правителя государства не означает торжества абсолютизма континентального образца, с его сословным неравенством, всеобщей опекой и тотальной регламентацией, и призывал суверена поощрять всякого рода промыслы и все отрасли промышленности.
Гоббсу принадлежит понимание свободы как права делать все то, что не запрещено законом: там, где суверен не предписал никаких правил, подданный свободен делать или не делать согласно своему собственному усмотрению. Цель законов он видел не в том, чтобы удержать от всяких действий, а в том, чтобы дать им правильное направление.
