Практическая часть. 
Жанрово-стилистические особености прозы Эдгара Аллана По

Слава Эдгара По как основоположника детективного жанра опирается всего на четыре рассказа: «Убийство на улице Морг», «Тайна Мари Роже», «Золотой жук» и «Похищенное письмо». Три из них имеют своим предметом раскрытие преступления, четвертый — дешифровку старинной рукописи, в которой содержатся сведения о местонахождении клада, зарытого пиратами в отдаленные времена.

Действие своих рассказов он перенес в Париж, а героем сделал француза Дюпена. «Еще молодой человек, потомок знатного и даже прославленного рода, он испытывал превратности судьбы… Поразила меня и обширная начитанность Дюпена» («Убийство на улице Морг»). И даже в том случае, когда повествование было основано на реальных событиях, имевших место в Соединенных Штатах (убийство продавщицы Мэри Роджерс), он не нарушил принципа, переименовав главную героиню в Мари Роже, а все события переместил на берега Сены.

В детективных рассказах Эдгара По прослеживается единственный сюжетный мотив: раскрытие тайны или преступления. Кто убил некую мадам Л’Эспане и ее незамужней дочери мадемуазель Камиллу Л’Эспане («Убийства на улице Морг»)? Кто убил мадам Роже, дочь вдовы Эстель Роже. («Тайна Мари Роже»)? Куда исчезло похищенное письмо («Похищенное письмо»)?

Сохранился и тип повествования: рассказ-задача, подлежащая логическому решению. При этом автор сообщает читателю все условия задачи, не скрывая ни одного факта или обстоятельства, без знания которых задача не может быть решена. Мы как читатели поставлены в те же условия, что и герой, что обеспечивает нам возможность честного соревнования интеллектов, в этом, наверное, и есть главная привлекательность детективного жанра; мы знаем ровно столько, сколько знает герой. У нас есть возможность самостоятельно сообразить, разгадать, вычислить, умозаключить… то есть, говоря иными словами, найти решение задачи. «Рисунок, как вы можете судить,…Тщетные попытки! Мои пальцы не совпадали с отпечатками … Наложите на него рисунок и попробуйте еще раз… Похоже, что это отпечаток не человеческой руки» («Убийство на улице Морг»).

«Десять шансов против одного, что она снова послушалась именно того, к кому однажды уже бежала, а не поддалась уговорам другого. Кстати,…Обо всем этом мы не знаем ничего». («Тайна Мари Роже»).

" У префекта есть ряд чрезвычайно хитроумных приемов, некое подобие прокрустова ложа, в которое он старается втиснуть все свои замыслы. Однако он то и дело попадает впросак — забирая то слишком глубоко, то слишком мелко. Так что нередко любой мальчишка проявит больше сообразительности, чем он". («Похищенное письмо»).

Первая редакция «Убийств на улице Морг» открывалась следующей фразой: «Процесс воображения или творения весьма близок процессу анализа; первый во многом, если не во всем, обратен второму». При переиздании рассказа Эдгар По убрал эту фразу и заменил ее другой: «Так называемые аналитические способности нашего ума сами по себе мало доступны анализу». Отчего так? Скорее всего оттого, что с первых же строк рассказчик демонстрировал интеллект, способный понимать диалектическое единство анализа и творческого воображения, иными словам — интеллект слишком глубокий для тривиального сознания. Новый зачин рассказа весьма примечателен. Рассказчик не говорит: «Я не могу определить, что есть аналитические способности» или «Я не в состоянии установить природу аналитических способностей ума». Он просто отодвигает проблему в область странного, необъяснимого, загадочного, и конец делу. «Так называемые… мало доступны…» Все. Точка. [16].

Рассказчик — симпатичен, энергичен, простоват, хотя и благороден. Он не лишен способности к аналитическому мышлению, но способность эта на порядок ниже возможностей героя. «Наблюдая его в эти минуты, я часто вспоминал старинное учение о двойственности души и забавлялся мыслью о двух Дюпенах: созидающем и расчленяющем». («Убийство на улице Морг»).

Функция героя — раскрывать тайну, находить преступника; функция рассказчика — повествователя у По — строить неверные предположения, на фоне которых проницательность героя кажется гениальной, восхищаться наблюдательностью, интеллектом, способностью к дедукции и железной логикой рассуждений героя. «Я смотрел на Дюпена в немом изумлении» («Убийство на улице Морг»), «Имя Дюпена вошло у ее ищеек в поговорку. Поскольку простота умозаключений, путем которых он пришел к разгадке тайны… на него взирали чуть ли не как на мага и чародея, а исключительные аналитические способности сочли за интуицию» («Тайна Мари Роже»), «Однако теперь роли переменились, ибо он, не подозревая о том, что письма у него больше нет, будет конечно, как и прежде ее шантажировать и тем вернее навлечет на себя полное политическое банкротство» («Похищенное письмо»).

Характерно, что тон повествования там, где рассказчик берется рассуждать о Дюпене сплошь и рядом приобретает оттенок снисходительности. «В такие минуты я не мог не восхищаться аналитическим дарованием Дюпена, хотя и понимал, что это лишь неотъемлемое следствие ярко выраженной умозрительности его мышления». И происходит это не потому, что он умнее героя, но как раз напротив, — потому, что он не в силах понять его до конца. Он смутно чувствует, что в операциях дюпеновского интеллекта присутствует нечто большее, нежели чистая логика, разматывающая цепи индукции и дедукции, но не может уловить, что именно. Мысль о «чудесах интуиции» представляется ему сомнительной. Поразительный успех Дюпена в раскрытии тайны он относит за счет «аналитических способностей», проявляющих себя через безупречно строгие и тонкие индуктивно-дедуктивные построения. Все остальное, в его глазах, — не более как «следствие перевозбужденного, а может быть больного ума». Когда он точно передает рассуждения героя, он нередко сообщает читателю больше того, что понимает сам. Недаром «феноменальные» результаты расследования, проводимого героем, неизменно ошеломляют его.

В сущности, говоря, пресловутый метод Дюпена — не более чем логическая проверка интуитивно возникшего предположения. В «Убийствах на улице Морг» Дюпен догадался, что зверское преступление совершено не человеком; в «Похищенном письме» его осенило, что письмо следует искать на самом видном месте; в «Золотом жуке» Легран предположил, что имеет дело с тайнописью. Все остальное — индуктивные и дедуктивные логические цепи, строгие остроумные «метафизические» рассуждения — обоснование и уточнение интуитивной догадки.

Таким образом, «аналитические способности» Дюпена — это продукт сознания, которому доступны интуитивные прозрения и которое способно поставить их под железный контроль логического анализа. Эдгар По высоко ценил этот тип сознания. С этой точки зрения представляется особенно абсурдной попытка отождествить писателя с рассказчиком или с героем. Рассказчик способен поведать о Дюпене, но неспособен раскрыть тайну; Дюпен способен раскрыть тайну, которая помимо его воли возникает перед ним как задача, нуждающаяся в решении; писатель создает тайну, создает Дюпена, раскрывающего ее, и создает рассказчика, повествующего о таланте Дюпена. Он один обладает творческим сознанием.

Холодно и жутко в этом мире ночи, куда не пробиваются лучи солнца. Мир этот не согревается ни юмором, ощутимым в некоторых, даже самых страшных, новеллах, ни изяществом логических умозаключений Огюста Дюпена — ему доступно обнаружение механизмов зла, но не искоренение его причин, ему важно найти убийцу Марии Роже — судьба же несчастной девушки его ничуть не волнует. Его ум блестящ, но бесстрастен. «Но сейчас меня интересует другое… ясно, что в дело употребили именно эту повязку, а не платок, который гораздо больше подходил для такой цели… Так ее и скрутили». [17].

Главным предметом, на котором сосредоточено внимание автора, оказывается не расследование, а человек, ведущий его. В центре повествования поставлен характер, но характер скорее романтический (затворничество Дюпена, его склонность к уединению, настоятельная потребность в одиночестве его пристрастие к ночной жизни, темные очки, неудержимая склонность к уединению, к самоизоляции и, наконец, способность «впадать в транс» во время размышлений.) «Одной из фантастических причуд моего друга — ибо как еще это назвать? — была влюбленность в ночь, в ее особое очарование; и я покорно принял эту bizarrerie, как принимал и все другие, самозабвенно отдаваясь прихотям друг друга».

При чтении детективных рассказов обращает на себя внимание почти полное отсутствие внешнего действия. Их сюжетная структура имеет два слоя — поверхностный и глубинный. На поверхности — поступки Дюпена, в глубине — работа его мысли. Эдгар По не просто говорит об интеллектуальной деятельности героя, но показывает ее в подробностях и деталях, раскрывая процесс мышления, его принципы и логику.

Необходимо помнить, что детективные новеллы По, при всем их рационализме, относятся к области романтической прозы. Напрасно было бы искать в них реалистического осмысления действительности.

Дюпен не просто читает документы и газетные репортажи или осматривает место преступления. Он анализирует, сопоставляет, подвергает сомнению всякую деталь и всякое предположение. В ход идут его огромная эрудиция, мощная способность к логическому рассуждению, «дедукция, индукция или комбинация обеих». Его интеллект разрушает ошибочные построения и на их месте возводит неуязвимую концепцию, содержащую решение задачи.

Существенно, что Эдгар По не просто говорит об интеллектуальной деятельности героя, но показывает ее в подробностях и деталях, раскрывая процесс мышления, его принципы и логику. Именно здесь и сосредоточено главное действие рациоцинаций, их глубинная динамика. Говоря о пафосе детективных рассказов По, следует признать, что он не только в раскрытии тайны. Блистательное решение загадки демонстрирует красоту и огромные возможности разума, торжествующего над анархическим миром «необъяснимого». Детективные рассказы По — это гимн интеллекту.