Демократия. 
Сравнительный анализ теократии и других форм правления

Нас интересуют духовные первоосновы демократии и социализма, и поэтому я сделаю предметом своего исследования не многообразные формы полудемократии и полусоциализма, а предельные выражения этих типов, их «идеи». Существуют разнообразные переходные формы между демократией и социализмом, их сближения и сочетания. Существуют многочисленные партии, которые именуют себя социал-демократическими. Но правы были большевики, когда они отменили наименование социал-демократов и дали себе имя коммунистов, т. е. вернулись к «Коммунистическому манифесту». Маркс был коммунистом. Он не был социал-демократом. И никогда Маркс не был демократом. Пафос его существенно антидемократический. «Научный» социализм возник и вошел в мысль и жизнь народов Европы не как демократическое учение. Также не демократичен и антидемократичен был и утопический социализм Сен-Симона, который был реакцией против французской революции. Демократия и социализм принципиально противоположны. Русские коммунисты правы в этом своем утверждении. Демократический социализм жоресовского типа, обосновываемый в рамках декларации прав человека и гражданина, не есть настоящий социализм. Это — полусоциализм, не чисто выражающий социалистическую идею. Наши социалисты-революционеры и правые меньшевики тоже, скорее, левые демократы, чем социалисты.

Демократия носит формальный характер, она сама не знает своего содержания и в пределах утверждаемого ею принципа не имеет никакого содержания. Демократия не хочет знать, во имя чего изъявляется воля народа, и не хочет подчинить волю народа никакой высшей цели. В тот момент как демократия познает цель, к которой должна стремиться воля народа, обретет достойный предмет для своей воли, наполнится положительным содержанием, она должна будет эту цель, этот предмет, это содержание поставить выше самого формального принципа волеизъявления, положить в основу общества. Но демократия знает только формальный принцип волеизъявления, которым дорожит превыше всего и который ничему не хочет подчинять. Демократия безразлична к направлению и содержанию народной воли и не имеет в себе никаких критериев для определения истинности или ложности направления, в котором изъявляется народная воля, для определения качеств народной воли. Народовластие — беспредметно, оно не направлено ни на какой объект. Демократия остается равнодушной к добру и злу. Она — терпима, потому что индифферентна, потому что потеряла веру в истину, бессильна избрать истину. Демократия — скептична, она возникает в скептический век, век безверия, кргда народы утеряли твердые критерии истины и бессильны исповедовать какую-либо абсолютную истину. Демократия есть крайний релятивизм, отрицание всего абсолютного. Демократия не знает истины, и потому она предоставляет раскрытие истины решению большинства голосов. Признание власти количества, поклонение всеобщему голосованию возможны лишь при неверии в истину и незнании истины. Верующий в истину и знающий истину не отдает ее на растерзание количественного большинства. Демократия носит секулярный характер, и она противоположна всему сакральному обществу, потому что она формально бессодержательна и скептична. Истина сакральна, и общество, обоснованное на истине, не может быть исключительно секуларным обществом. Секулярная демократия означает отпадение от онтологических основ общества, отпадение общества человеческого от Истины. Она хочет политически устроить человеческое общество так, как будто Истины не существовало бы, это основное предположение чистой демократии. И в этом коренная ложь демократии. В основе демократической идеи лежит гуманистическое самоутверждение человека. Человеческая воля должна направлять человеческие общества, и нужно устранить все, что мешает изъявлению этой человеческой воли и окончательному ее господству. Этим отрицаются духовные основы общества, лежащие глубже формального человеческого волеизъявления, и опрокидывается весь иерархический строй общества. Демократия есть психологизм, противоположный всякому онтологизму.

Предпосылкой демократии является крайний оптимизм. Скептицизм демократического общества — оптимистический, а не пессимистический скептицизм. Демократия не приходит в отчаяние от утери Истины. Она верит, что изъявление воли большинства, механический подсчет голосов всегда должны вести к добрым результатам. Формальное изъявление воли народа ведет к какой-то правде, порождает какое-то благо. В основе демократии лежит оптимистическая предпосылка о естественной доброте и благостности человеческой природы. Духовным отцом демократии был Ж.-Ж. Руссо, и оптимистические представления его о человеческой природе передались демократическим идеологиям. Демократия не хочет знать радикального зла человеческой природы. Она как будто бы не предусматривает того, что воля народа может направиться ко злу, что большинство может стоять за неправду и ложь, а истина и правда могут остаться достоянием небольшого меньшинства. В демократии нет никаких гарантий того, что воля народа будет направлена к добру, что воля народа пожелает свободы и не пожелает истребить всякую свободу без остатка. Во французской революции революционная демократия, начавшая с провозглашения прав и свободы человека, в 1793 году не оставила никаких свобод, истребила свободу без остатка. Воля человеческая, воля народная во зле лежит, и, когда воля эта, самоутверждающаяся, ничему не подчиненная и не просветленная, притязает самодержавно определять судьбы человеческих обществ, она легко сбивается на путь гонения против истины, отрицания всякой правды и угашения всякой свободы духа. Демократия возникла из пафоса свободы, из признания неотъемлемых прав каждого человека, и правдой демократии как будто бы является утверждение свободы совести, свободы выбора. Указывают защитники демократии на то, что демократия духовно родилась в провозглашении свободы совести религиозными обществами эпохи Реформации в Англии. Но формально бессодержательное и негативное понимание свободы таило в себе яд, который разъедал исторические демократии и уготовлял в них гибель свободы духа. Руссо отрицал свободу совести в принципе. Робеспьер истреблял ее на деле. Самодержавный народ может насиловать совесть людей, может лишать какой угодно свободы. Демократия индивидуалистична по своей основе, но по роковой своей диалектике она ведет к антииндивидуализму, к нивелированию человеческих индивидуальностей. Демократия — свободолюбива, но это свободолюбие возникает не из уважения к человеческому духу и человеческой индивидуальности, это — свободолюбие равнодушных к истине. Демократия бывает фанатической лишь в стихии революции. В мирном, нормальном бытии своем она чужда всякого фанатизма, и она находит тысячу мирных и неприметных способов нивелировать человеческие индивидуальности и угасить свободу духа. Истинной свободы духа, быть может, было больше в те времена, когда пылали костры инквизиции, чем в современных буржуазно-демократических республиках, отрицающих дух и религиозную совесть. Формальное, скептическое свободолюбие много сделало для истребления своеобразия человеческой индивидуальности. Демократии не означают непременно свободы духа, свободы выбора, этой свободы может быть больше в обществах не демократических.

Демократия возникает, когда распадается органическое единство народной воли, когда атомизируется общество, когда гибнут народные верования, соединявшие народ в единое целое. Идеология, признающая верховенство и самодержавие народной воли, возникает тогда, когда народной воли уже нет. Демократия есть идеология критической, а не органической эпохи в жизни человеческих обществ. Демократия и ставит своей целью собрать распавшуюся народную волю. Но человеческая личность есть для нее отвлеченный атом, равный всякому другому, и задача воссоединения людей есть механическая задача. Демократия в силах только механически суммировать волю всех, но общей воли, органической воли народа от этого не получается. Органическая воля народа не может быть арифметически выражена, она необнаружима никаким подсчетом голосов. Воля ' эта обнаруживается во всей исторической жизни народа, во всем складе его культуры, и прежде всего и более всего она находит себе выражение в религиозной жизни народа. Вне органической религиозной почвы, вне единства религиозных верований не существует единой, общей воли народа. Когда падает народная воля, народ распадается на атомы. И из атомов нельзя воссоздать никакого единства, никакой общности. Остается только механическая сумма большинства и меньшинства. Происходит борьба партий, борьба социальных классов и групп и образуется равнодействующая в этой борьбе. Демократия и есть арена борьбы, столкновение интересов и направлений. В ней все непрочно, все нетвердо, нет единства и устойчивости. Это — вечное переходное состояние. Демократия создает парламент, самое неорганическое из образований, орган диктатуры политических партий. Все кратковременно в демократическом обществе, все устремлено к чему-то, выходящему за пределы самой демократии. Подлинная онтологическая жизнь находится за пределами демократии. Демократия слишком задерживается на формально бессодержательном моменте свободы выбора. Монархисты и социалисты с разных сторон подтачивают жизнь демократических обществ и требуют, чтобы выбор наконец совершился, чтобы содержание было найдено. Демократия признает суверенным и самодержавным народ, но народа она не знает, в демократиях нет народа. То оторванное человеческое поколение очень краткого отрывка исторического времени, исключительно современное поколение, даже не все оно, а какая-то часть его, возомнившая себя вершительницей исторических судеб, не может быть названо народом. Народ есть великое историческое целое, в него входят все исторические поколения, не только живущие, но и умершие, и отцы, и деды наши. Воля русского народа есть воля тысячелетнего народа, который через Владимира Св. принял христианство, который собирал Россию при великих князьях московских, который нашел выход из Смутной эпохи, прорубил окно в Европу при Петре Великом, который выдвинул великих святых и подвижников и чтил их, создал великое государство и культуру, великую русскую литературу. Это не есть воля нашего поколения, оторвавшегося от поколений предыдущих. Самомнение и самоутверждение современного поколения, превозношение его над умершими отцами и есть коренная ложь демократии. Это есть разрыв прошлого, настоящего и будущего, отрицание вечности, поклонение истребляющему потоку времени. В определении судьбы Россиидолжен быть услышан голос всего русского народа, всех его поколений, а не только поколения живущего. И потому в волю народа, в общую волю, органическую волю входят историческое предание и традиция, историческая память о поколениях, отошедших в вечность. Демократия не хочет этого знать, и потому она не знает воли народа, а знает лишь механическое суммирование воль ничтожной кучки современников. Кризис демократии давно уже начался. Первое разочарование принесла с собой французская революция, которая не осуществила своих обетовании. Новейшие демократии стоят на перепутье в мучительном бессилии и недовольстве. Они растерзаны внутренним раздором. В демократических обществах нет ничего органического, ничего прочного, ничего от духа вечности. Они свободолюбивы лишь в смысле равнодушия к добру и злу, к истине и лжи. Рождаются сомнения во всеобщем избирательном праве, совершенно механическом, рассматривающем человека как бескачественный атом. Ищут выхода в корпоративном представительстве, в возвращении к средневековому цеховому началу. Так думают обрести органические единства, в которых человек не будет уже оторванным атомом. Разочарование в демократии и кризис ее связаны с ее бессодержательно-формальным характером. Начинаются мучительные искания содержания народной воли, искания праведной, истинной, святой народной воли. Важно не то, чтобы народная воля, воля всех была формально изъявлена и количественное большинство определило судьбы общества согласно любому направлению этой воли. Важно, на что направлена воля народа, важно качество этой воли. Социализм подвергает пессимистической критике демократию, скрывает ее бессодержательность и переходит к определенному качественному содержанию. Он знает тот избранный народ, который хочет осуществления социальной правды, который имеет предметную направленность.

Необходимо проследить соотношение теократии и демократии. Такие структурные компоненты теократической государственности, как суверенитет бога, централизация и обожествление власти, духовный элитизм, моноидеологизм находятся в явном противоречии с демократическими началами власти и свидетельствуют о противоположном характере теократической власти. Однако, при отнесении теократического государства к антидемократическим и оценке его, с точки зрения общепризнанных международно-правовых стандартов, как невысоко развитого, необходимо избегать экстраполяции признака слабого развития ко всей социально-культурной системе теократического государства. Следует иметь в виду, что политический режим — категория, характеризующая, главным образом, политическую сферу. При помощи данного понятия невозможно оценить состояние жизни общества в целом. К сожалению, часто бывает, что во взглядах на теократическое государство превалирует априори негативное отношение, которое опирается не на комплексный анализ всей социально-исторической действительности данного вида государства, а на оценку лишь его политической системы. Точка зрения, согласно которой государства оцениваются сквозь призму демократичности и антидемократичности, сформировалась на Западе. На протяжении столетий демократическое устройство государства и общества было здесь одним из главных объектов политико-правовых исследований. Начиная с эпохи Нового времени демократия утвердилась в сознании многих западных мыслителей как наилучшая форма социально-политической жизни. Примерно с этого же момента рассуждения о теократии приобрели крайне негативный смысл. Просветители, осуждавшие опеку католической церкви, отождествляли политическое боговластие с произволом и тиранией. По мнению Руссо, теократия, становясь «исключительной и тираничной, делает народ кровожадным и нетерпимым, так, что он только и дышит, что убийством и резней, и думает, что совершает благочестивое дело, убивая всякого, кто не признает богов» 14. Для Фихте теократия представлялась следствием ограниченности взглядов и слепой веры15. Гегель полагал, что в теократическом великолепии личность заглушается в бесправии16. В настоящее время идея демократии является на Западе общепризнанной ценностью, авторитет которой незыблем и отношение к теократии осталось прежним.

«Теократия же охватывает собой не только политическую сферу, но и отношения культуры, права, религии, этики, отчасти экономики. Теократия — культурно-исторический феномен. В системе культуры отдельных народов, например, тибетских или мусульманских, теократии принадлежит одно из центральных мест, поскольку религия, определяющая смысл и направленность теократических властеотношений, является главным компонентом культуры. Теократические институты обуславливают дух, национальный характер того или иного народа и поэтому не могут не проявляться в его политической системе. Они воспроизводятся людьми из поколения в поколение путем усвоения верований, идеалов, стандартов поведения и наследования всего предшествующего образа жизни. По его мнению, образцы харизматической власти древневосточных народов Египта, Месопотамии, Индии, Китая и других в силу их глубокой укорененности в коллективном сознании, в определенных вариациях унаследовались современными народами и воспроизводятся ими вновь пусть даже в не до конца осознаваемых формах, как коллективное подсознательное» Салыгин Е. Н. Теократическое государство www.gumer.info.

Культурные нормы и ценности организуют людей, обеспечивают целостность и единство общества, формируют чувство принадлежности к одной группе, ориентирует представителей культуры на солидарность, доверие, взаимопонимание. Как первостепенное звено культуры того или иного народа, теократия выступает смыслообразующим фактором общественного порядка, программой социальной деятельности, культурно-ценностной матрицей цивилизации, связующей воедино личность, социум, всемирно-исторический процесс, природу и космос. На ценностной шкале отдельных обществ она объективно занимает более высокое место, чем какие-либо иные политические ценности. На Востоке, как правило, демократические институты власти, если и рассматривались, то не были постоянным объектом научного интереса. Они изучались в привязке с иными проблемами государственного устройства и не являлись, как на Западе, признанными ценностями. Здесь вырабатывались иные модели организации и функционирования государственной власти, в том числе и теократические. Аксиологический потенциал теократической модели власти на Востоке не меньше, чем у идеи демократии на Западе.

Затрагивая вопрос об аксиологических основаниях теократии и демократии, нельзя обойти стороной проблему значимости общественных идеалов для государственной практики. Не являются ли разделяемые сегодня нами и западным обществом либеральные ценности демократии, прав человека, правового государства сродни теократическим ценностям? Безусловно, содержательно они диаметрально противоположны. Но занимаемое ими в обществе место и выполняемые функции очень похожи. В период Нового времени на Западе произошла резкая переориентация целей общественной жизни. На смену религиозным идеалам пришли демократические и либеральные ценности. Особенно ярко это проявилось в творчестве Руссо и в событиях Великой Французской революции. Однако они при всем отличии демократических ценностей от теократических они в общем-то принимаются современным обществом так же, как и в прошлом теократические: мы просто в них верим, считаем их высшими ценностями и устанавливаем массу табу на возможность их пересмотра. Государство и общество не могут обойтись без идеологии. Для существования общества и государства как таковых в принципе не важно, какие это будут идеалы — теократические или демократические, главное, чтобы они были.

Глубокая укорененность теократической модели власти в культуре общества, думается, не является барьером на пути его демократических преобразований. Демократия, как наиболее приемлемая в настоящих условиях форма политического руководства, может быть реализована в последующем и в теократических государствах, причем без нарушения их культурно-исторической, цивилизационной самобытности. Для того, чтобы общество и государство следовали традиционно-религиозным образцам и сохраняли свою культурную идентичность, государству не обязательно быть теократическим. Ранее уже отмечалось, что религиозные предписания, содержащиеся в главных религиозных источниках, в т.н. «священных книгах», практически не регламентируют сферу политико-властных отношений и вопросы политического руководства в теократическом государстве решаются исходя из установившихся еще в древности традиций и моделей отправления власти. Освещая концепцию халифата, Л. Р. Сюкияйнен пишет: «…Мусульманское право знает очень немного норм Корана и сунны, регламентирующих властные отношения. Эти источники не содержат конкретных предписаний, регламентирующих организацию и деятельность мусульманского государства или определяющих его сущность. В них прямо не говорится… ни о монархии, ни о республике, ни о демократии, ни о деспотии, ни о теократии» 19. Абстрактный характер выражения немногочисленных религиозных норм, регулирующих государственное управление и содержащихся в «священных книгах», позволяет легитимно устанавливать различные формы и режимы правления, в том числе и демократические.

Кроме того, народовластие имеет исторические и национально-культурные параметры, определяемые менталитетом и цивилизационными стереотипами конкретного народа. В каждой исторической эпохе, в различных цивилизациях идеи народовластия и боговластия преломлялись, обретая свой особый национально-культурный облик, причем таким образом, что в демократических государствах легко обнаруживаются элементы теократии, а в теократических — демократии. Примером государств, где сочетаются теократия и демократия, служат Израиль и Ливан. В них система народного представительства, идеологический плюрализм и многопартийность, соседствуют с религиозно-политическими структурами. Так, в Израиле последние существуют в виде раввинских судов, состоящих на довольствии государства, поселковых советов и муниципалитетов, в институте религиозных браков и в слиянии религиозного и государственного образования. Все это свидетельствует о потенциальных возможностях теократических государств двигаться по пути совершенствования, приспосабливая многовековые культурные традиции с современными условиями политической жизни.

В связи со сказанным, следует иметь в виду, что политические процессы, происходящие сегодня в Чечне и Тибете, требуют более взвешенного и осторожного подхода. Думается, что с признанием государственной целостности, в первом случае — России, а во втором — Китая, следует предоставить народам данных образований широкую возможность использования традиционных религиозных и обычных норм в урегулировании социальных отношений. Надо полагать, что связь правовой системы метрополии с правовой системой теократического образования в ее составе не всегда должна основываться на принципе верховенства федерального законодательства. В областях семейной, обрядовой и бытовой жизни, т. е. в тех сферах, которые и выступают главным объектом религиозного регулирования, приоритет может быть отдан религиозно-правовым нормам. Гармонизация правовых систем теократий с общегосударственным законодательством сложна и требует учета интересов обеих сторон, поскольку это вопрос не только права, но и религии, культуры, и всего образа жизни народов теократических образований.

В то же время, теократию не следует отождествлять с наиболее развитыми формами демократии. Такой подход встречается в работах мусульманских мыслителей. Аятолла Хомейни, например, писал: «Исламское правление не может быть тоталитарным или деспотичным, оно конституционное и не волей народа, а лишь Кораном и традициями пророка» 20. В числе достоинств демократическое. В этой демократии, однако, законы устанавливаются, возвышающих мусульманское правление над западными моделями парламентаризма, теоретики ислама отмечают ограниченное нормами религии законотворчество, не допускающее произвола и бесправия со стороны власти, неопределенность срока избрания халифа, обеспечивающее стабильность и преемственность государственного строя, участие в органах представительства специалистов-законоведов, гарантирующее от некомпетентности и непрофессионализма в правотворчестве и государственном управлении. Мусульманский государствовед ар-Рейис утверждает, что исламская модель демократии содержит в себе известные Западу принципы народного правления, обеспечения индивидуальных прав и свобод, разделения властей, гармонично сочетая их с материальными, духовными, религиозными и гуманитарными интересами людей. По мнению Мухаммеда Камель Лейла, мусульманская демократия выше и прогрессивнее любой другой, поскольку в ее основе лежат морально-духовные принципы.

Думается, что мусульманская демократия, о которой пока можно рассуждать как о теоретической модели власти, — одна из специфических разновидностей народовластия, а не его высшая форма. Она отличается от иных типов народовластия лишь своеобразием источника, пределов и целей власти. Если традиционное понимание демократии связывает суверенитет власти с нацией, то исламская демократия основывается на представлениях о суверенитете Аллаха и мусульманской общины. Суверенитет Аллаха воплощается в предписаниях Корана и сунны. Их нормы обязательны к соблюдению и ни при каких обстоятельствах изменению или отмене не подлежат. Фактически суверенитет Аллаха устанавливает пределы компетенции и полномочий любых органов власти, в конечном итоге ограничивая народное волеизъявление. Ограничения народного волеизъявления связаны также с представлениями о суверенитете мусульманской общины. Вследствие того, что умма имеет не пространственное (государственно-территориальное) измерение, как нация, а религиозное, выявление ее волеизъявления практически неосуществимо. Целью мусульманской демократии выступает обеспечение духовно-религиозных интересов людей, причем связанных с их существованием в мире земном и небесном. Мусульманская модель демократии представляет собой, таким образом, ограниченное народовластие.

Вследствие того, что понятие теократическое государство по своему логическому объему шире категории «политический режим», можно вести речь также и о видах политического режима в теократическом государстве. Применительно к теократическому государству можно говорить как о наличии, так и об отсутствии в нем демократических или антидемократических признаков, в том числе авторитарных, тоталитарных, деспотических и других. В современных теократических государствах могут проявляться такие элементы демократии, как участие народа в выборе органов власти и местного самоуправления, практическая реализация принципов социальной справедливости, равенство перед законом и судом, обеспечение социально-экономических прав и свобод личности. К антидемократическим признакам относятся: нарушение свободы мысли и слова, свободы совести и вероисповедания, преследование за инакомыслие, отсутствие гласности, многопартийности и реальной оппозиции. Однако практика теократических государств показывает, что процесс становления демократических институтов при главенстве в политике религиозных ценностей и норм очень долог и сложен.