Н. Кузанский.
Избранные философские сочинения
Гермес говорит, что все животные и неживотные; имеют два пола, вот почему причина всех вещей — бог — заключает пол мужской и пол женский, — факт, объяснение которому Гермес видел в Купидоне и Венере, Даже римлянин Валерий, утверждая то же самое, воспевал всемогущего Юпитера, бога-отца и мать, находя, что Купидон поскольку одна вещь стремится к другой, есть дочь Венеры, т. е. сама естественная… Читать ещё >
Н. Кузанский. Избранные философские сочинения (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
КУЗАНСКИЙ Николай (1401 — 1464) — представитель натурфилософии эпохи Возрождения, немецкий кардинал. Настоящая фамилия — Кребс, псевдоним «Кузанский» он взял по месту рождения. Философия Кузанского не выходила за пределы религии. Как иерарх церкви, он подчинялся конкордату средневекового порядка, но его понимание мира и человека было устремлено в будущее.
В своих трактатах Кузанский отвергал средневековую рационалистическую систему аристотелизма, был уверен, что познание вещей возможно при помощи чувств, разума и интеллекта, однако знание о конечных вещах всегда выходит за свои пределы.
Кузанский решал главную проблему — отношения бога и мира — с позиций геоцентризма.
Суть своих взглядов Николай Кузанский выразил в формуле " Бог во всем и все в Боге" . Большое внимание он уделял проблеме места человека в мире.
Основные труды: «Об ученом незнании», «О не ином» и др.
Глава XXIII[1]. Бог — единственная простейшая основа целой вселенной и, как сфера проистекает от бесконечных вращений, так бог, как максимальная сфера, есть наипростейшая мера из всех измерений. На деле всякое оживление, всякое движение, всякое разумение исходят от бога, находятся в нем, существуют через него. Наряду с ним вращение восьмой сферы не меньше, чем вращение бесконечной сферы, потому что бог — конец всех движений, потому что в нем всякое движение пребывает в покое, как в своем конце.
Действительно, бог является максимальным покоем; в нем всякое движение есть покой. Так, максимальный покой есть мера всех движений, как максимальная прямизна — мера всех окружностей и максимальное присутствие или вечность — мера всех времен.
В максимальном покое все естественные движения, как в своем конце, пребывают в покое, и всякая возможность совершенствуется в нем, как в бесконечном действии.
Итак, в нем самом все движения, природой произведенные, покоятся в конце движения; всякая возможность в нем приводит к конечному движению. Все существа стремятся к нему, но, так как они конечны и не могут быть равным образом причастны одно к другому, некоторые только оказываются причастными к этому концу при посредстве других, как линия приходит к сфере при посредстве треугольника и круга, а треугольник — при посредстве круга, круг же приходит к сфере через самого себя.
* * *
Если говорят, что бог — истина, то навстречу выступает ложь, если говорят — добродетель, то приходит порок, субстанции противостоит акциденция и т. д.
Но, как сам бог не является субстанцией, которая, однако, не все и не такая, что ничто ей не противоположно и что, далее, бог не есть истина, которая не была бы всем, вне всякой противоположности, — эти отдельные слова могут подойти богу, лишь бесконечно умаляя его.
Действительно, всякое имя оставляет нечто от его значения, однако ни одно из имен не может подойти богу, который является также не чем иным, как всем. Вот почему положительные имена, если и подходили бы богу, то лишь в отношении его творений. Не то, чтобы творения были причиной, по которой они подходят богу, так как максимум ничего нс может позаимствовать от творений, но подходят ему через бесконечное могущество в отношении творений.
Бог извечно мог творить, потому что, если бы он не мог этого делать, он не обладал бы всемогуществом. Имя «творец» хотя и подходит богу, в отношении им созданного, но подобало ему лишь до того, как возникло какое-либо творение, потому что он мог творить извечно. Так же это относится к «справедливости» и ко всем положительным именам, приписываемым нами богу и заимствованным от живых существ, потому что эти названия обозначают некоторое совершенство. И это так, несмотря на то что все эти имена были, — до того, как мы наделили ими бога, — извечно заключены в его высочайшем совершенстве и в его бесконечном имени, как все вещи, обозначенные такими названиями, которые мы переносим на бога.
Действительно, творение начинает свое бытие из того, что бог есть отец; из того факта, что он: есть сын, оно завершает, себя; из того факта, что он есть дух святой, творение согласовывается со всеобщим, универсальным порядком вещей: таковы в каждой вещи следы троичности. Вот еще мысли на этот предмет Аврелия Августина, высказанные им при передаче следующих слов из книги «Бытия»: «Вначале бог сотворил небо и землю»; эти слова Августин толкует, так: «бог создал основы вещей тем фактом, что он — отец» .
Вот почему некоторое утверждение, высказываемое о боге в теологии, основано на применении к творениям, живым существам, даже божественных наименований, в которых скрыты самые глубокие таинства познавания бога. Имена эти приняты у евреев и халдеев; из этих имен ни одно не выражает бога, если не относится к отдельному свойству, исключая имени в четыре буквы, которые суть йот-хе-вау-хе (Йе-х-в-х); это неизреченное имя[2].
Глава XXV[3]. Народы различно именовали бога во внимание к творениям.
Язычники называли бога в зависимости от различных представлений о творениях: Юпитером — за сто удивительную доброту (Юлий Фирмикус говорит, что Юпитер — столь благоприятное небесное светило, что, если бы Юпитер царил один в небе, люди были бы бессмертны); Сатурном — по глубине мыслей и изобретению необходимых в жизни вещей; называли бога Марсом — на основании побед в войнах; Меркурием — вследствие осторожности в советах; Венерой — как носительницей любви, сохраняющей природу; Солнцем — по причине жизненной силы для всего, рожденного природой; Луной — по причине сохранения соков, от которых зависит жизнь; Купидоном — вследствие дружбы обоих полов; и называли его даже Природой, потому что он сохраняет виды вещей посредством двойственности полов.
Гермес говорит, что все животные и неживотные; имеют два пола, вот почему причина всех вещей — бог — заключает пол мужской и пол женский, — факт, объяснение которому Гермес видел в Купидоне и Венере, Даже римлянин Валерий, утверждая то же самое, воспевал всемогущего Юпитера, бога-отца и мать, находя, что Купидон поскольку одна вещь стремится к другой, есть дочь Венеры, т. е. сама естественная красота. Говорили, что Венера была дочерью всемогущего Юпитера, от которого происходит природа, так же как и все, что к ней относится. Даже храм мира, вечности и согласия, Пантеон, в котором находился алтарь бесконечного Терминуса, не имеющего границы, стоявший посредине храма под открытым небом, и другие подобные факты, показывают нам, что язычники называли бога различным образом в применении к пониманию живых существ.
(О человеке)[4]. Человека в общем порядке представь через единство света — человеческую природу — и инаковость телесной тьмы…
Оставаясь человечески конкретным, единство человечности явно свертывает в себе сообразно природе своей определенности все в мире. Сила ее единства все охватывает, все замыкает в пределах своей области, и ничто в мире не избегает ее потенции. Догадываясь, что чувством, или рассудком, или интеллектом достигается все, и, замечая, что она свертывает эти силы в собственном единстве, она предполагает в себе способность человеческим образом прийти ко всему. В самом деле, человек есть бог, только не абсолютно, раз он человек; он — человеческий бог (humanus cleus). Человек есть также мир, но не конкретно все вещи раз он человек; он — микрокосм, или человеческий мир. Область человечности охватывает, таким образом, своей человеческой потенцией бога и весь мир. Человек может быть человеческим богом; а в качестве бога он по-человечески может быть человеческим ангелом, человеческим зверем, человеческим львом, или медведем, или чем угодно другим: внутри человеческой потенции есть по-своему все.
В человечности человеческим образом, как во Вселенной универсальным образом, развернуто все, раз она есть человеческий мир. В ней же человеческим образом и свернуто все, раз она есть человеческий бог. Человечность есть человечески определенным образом единство, оно же и бесконечность, и если свойство единства — развертывать из себя сущее, поскольку единство есть бытие, свертывающее в своей простоте все сущее, то человек обладает силой развертывать из себя все в круге своей области, все производить из потенции своего центра. Но единству свойственно еще и ставить конечной целью своих развертываний самого себя, раз оно есть бесконечность; соответственно у творческой деятельности человека нет другой конечной цели, кроме человека. Он не выходит за свои пределы, когда творит, но, развертывая свою силу, достигает самого себя; и он не производит чего-то нового, но обнаруживает, что все творимое им при развертывании заранее уже было в нем самом, ведь человеческим образом, как мы сказали, в нем существует целый мир. Как сила человека человеческим образом способна прийти ко всему, так все в мире приходит к нему, и стремление этой чудесной силы охватить весь мир есть не что иное, как свертывание в ней человеческим образом вселенского целого.