Поколение — движущая сила преемственности
Хотя понятие «поколение» само по себе достаточно расплывчато, в культурологическом отношении оно может быть определено как совокупность сверстников, объединенных общим мироощущением, общими идеалами и общими целями и внесших заметный вклад в историю своего народа. Такими поколениями в нашей истории были, например, поколение времен Великой Отечественной войны или наши «шестидесятники». Классовые… Читать ещё >
Поколение — движущая сила преемственности (реферат, курсовая, диплом, контрольная)
Существует известное выражение: «культура передается из поколения в поколение». В этой формуле заключен большой научный смысл. Действительно, переход культуры из одного состояния в другое происходит не вдруг, как, скажем, замена монархии на республику или капитализма на социализм. Культурные изменения осуществляются гораздо медленнее, исподволь, по мере того как сменится не одно, а несколько поколений. Именно этим объясняется не только сохранение, но и бурное возрождение русской и других национальных культур нашей страны после десятилетий их подавления и насильственного обезличивания, равно как и нынешние трудности по изживанию отрицательного наследия советского периода.
Хотя понятие «поколение» само по себе достаточно расплывчато, в культурологическом отношении оно может быть определено как совокупность сверстников, объединенных общим мироощущением, общими идеалами и общими целями и внесших заметный вклад в историю своего народа. Такими поколениями в нашей истории были, например, поколение времен Великой Отечественной войны или наши «шестидесятники». Классовые, сословные, профессиональные и иные различия между людьми отходят при этом на второй план, и определяющим становится духовное единство данной возрастной группы, которая, как правило, складывается в молодом возрасте. Ортегаи-Гасеттак писал об этом: «Изменения жизненного мироощущения, являющиеся решающими в истории, предстают в форме поколений. Поколение — это и не горсть одиночек, и не просто масса: это как бы новое целостное социальное тело, обладающее и своим избранным большинством, и своей толпой, заброшенное на орбиту существования с определенной жизненной траекторией… Его члены приходят в мир с некими типичными чертами, придающими им общую физиономию, отличающими их от предшествующего поколения. В пределах этой идентичности могут пребывать индивиды, придерживающиеся самых разных установок… Реакционер и революционер XIX в. намного ближе друг к другу, чем к кому-либо из нас»[1].
Если признать, что у большинства людей дети появляются между 20 и 30 годами, а наиболее плодотворный творческий период длится до 60 лет, то выходит, что через каждые 30 лет в качестве «хозяев жизни», творцов культуры выдвигается новое поколение, которое в соответствии с извечным конфликтом «отцов и детей» далеко не во всем разделяет идеи, взгляды и вкусы своих родителей. Дети всегда хотят чего-то нового, более совершенного, чем смогли им оставить предки. Реализуя свои способности в постоянном споре с «отцами», именно «дети» в конечном счете двигают вперед культуру и историю. Если разрыв между идеалами «отцов» и «детей» слишком велик и непримирим, возникает реальная опасность революции. На этом полубиологическом, полусоциальном законе основана, в частности, известная теория Л. Троцкого, согласно которой главной движущей силой всякой революции является молодежь. Подобные взгляды разделяются и некоторыми современными социологами фрейдистского и левацкого толка. Однако так происходит далеко не всегда и не везде. Чем выше уровень культуры того или иного народа, чем гармоничнее отношения между его поколениями — а в наиболее цивилизованных странах это так и есть, — тем вероятнее эволюционный, а не революционный путь развития. Примерами могут служить «консервативные» англичане, шведы, другие скандинавские народы и т. п. В связи с тем что всякая революция наносит наибольший ущерб именно культуре, одной из ее важнейших задач становится не противопоставление поколений, как это делали Троцкий и «новые левые», а создание нормальных условий для творческого сотрудничества людей всех возрастов, всех социальных слоев и всех рас и народов.
Динамика взаимоотношений между поколениями, привлекшая к себе особое внимание в 60-х гг. XX в. — время «молодежной» Кубинской революции и массовых студенческих выступлений в Париже в 1968 г., — имеет применительно к культуре и еще одну очень любопытную сторону. На нес впервые указала известная американская исследовательница Маргарет Мид (1901—1978). Она прославилась не только оригинальными междисциплинарными исследованиями народов Океании с их своеобразным бытом, нравами, возрастной и сексуальной психологией, но и своим активным участием в современных ей общественных движениях за половое, расовое и возрастное равноправие, за охрану окружающей среды, против военной угрозы и растущей вестернизации мира.
Хотя большинство работ Мид связаны скорее с традиционной антропологией и «культурной антропологией», изучением этнопсихологической специфики нецивилизованных племен и народов, се вклад в культурологию как более широкую современную науку также весьма велик и оригинален. Она была последовательницей так называемого культурного детерминизма — научной школы, рассматривающей культуру как относительно автономное образование, независимое от других сфер общественной жизни и направляющее судьбы отдельных этносов. Согласно этой концепции, любой этнос имеет свой «культурный код», который, подобно генетическому коду, и воздействует на развитие каждой, большой и малой человеческой общности.
Она предложила оценивать культуру народа с точки зрения той роли, которую в ней играют соответственно старшее или младшее поколение, «отцы» или «дети», «деды» или «внуки». В соответствии с этим М. Мид различает три основные типа культур, каждому из которых она дает собственное обозначение. «Разграничение, которое я делаю между тремя типами культур — постфигуративной, где дети прежде всего учатся у своих предшественников, кофигуративной, где дети и взрослые учатся у сверстников, и префигуративной, где взрослые учатся также у своих детей, — отражает время, в котором мы живем… Примитивные общества, маленькие религиозные или идеологические анклавы главным образом постфигуративны, основывая свою власть на прошлом. Великие цивилизации, по необходимости разработавшие процедуры внедрения новшеств, обращаются к каким-то формам кофигуративного обучения у сверстников, товарищей по играм, у своих коллег по учебе и труду. Теперь же мы вступаем в период, новый для истории, когда молодежь с ее префигуративным схватыванием еще неизвестного будущего наделяется новыми правами»[2].
Таким образом, по мнению американской исследовательницы, были и все еще сохраняются культуры, где каждое изменение протекает настолько медленно, что «деды, держащие в руках новорожденных внуков, не могут представить себе для них никакого будущего, отличного от их прошлого»; есть культуры — и сейчас таких большинство, — в которых «преобладающей моделью поведения людей, принадлежащих к данному обществу, оказывается поведение их современников»[3]; и, наконец, начинают возникать и проявляют себя в сильнейших молодежных движениях культуры, целиком ориентированные на менталитет молодого поколения. Мид назвала их «префигуративными культурами будущего».
Если попытаться «Привязать» предложенную схему к конкретным народам, то, скажем, современная английская культура с ее подчеркнутым традиционализмом тяготеет к постфигуративности; американская с ее равноправием «отцов» и «детей» в основном кофигуративна; а яркими симптомами грядущей префигуративной культуры являются растущая активность и роль молодежи в решении судеб современного мира, поставленного на грань катастрофы старшими поколениями.