Как выглядит теоцентрическая антропологическая концепция?

Общим признаком данного подхода становится отношение к субстанции, выступающей основой как целого мира, так и его части — человека. В теоцентрической концепции субстанцией является Бог, или Ничто. Тождество Бога и Ничто было продемонстрировано нами ранее в параграфе «В каких отношениях пребывает Бог с Небытием?». Механизмом возникновения части из целого, то есть человека из субстанции, становится креационизм. Это религиозно-мистическое учение о сотворении мира Богом из ничего. Его поддерживали философы иудаизма, христианства и ислама. Следовательно, обращаясь к третьему признаку антропологических концепций — образу человека, можем сказать, что он создан по образу и подобию Бога, чьей субстанцией выступает «ничто», подражая которому, человек способен обрести совершенство. Следующий признак — образ человека — становится испорченным либо в результате его грехопадения, либо из-за невежества. Здесь человек утрачивает субстанциональные атрибуты и живет своими случайными несущностными характеристиками — акциденциями.

Продолжительная история апофатического богословия предлагает нам большой выбор примеров отклонения человека от своей подлинной природы. Остановимся на средневековом христианском мыслителе Мейстере Экхарте (1260−1328), создавшем яркий образ человека, возвращающегося к Богу. Экхарт говорил, что Бог, чтобы создать свое подобие, не имел иного материала, кроме «ничто». Поэтому Божество объединяет себя с тварной душой человека через «ничто», которое становится глубинной субстанцией всякой разумной твари. «Ничто» становится не только тайной обителью души, но даже проявляет себя в человеке в виде высшего разума. Разум человека по своему происхождению и по сущности есть безусловное «ничто», ибо только разуму присуще равное божеству блаженство. Однако после грехопадения он пребывает в душе человека в сокрытом состоянии наполненности тварным миром, сохраняя лишь смутную память о нем в виде Бога. Поэтому образ Бога есть продукт падшей из «ничто» души, утратившей свою связь с объективным состоянием божественного блаженства Небытия. С точки зрения Экхарта, когда Христос обращается к своим слушателям со словами: «Я пришел дать вам Истину, которая сделает вас свободными», в этих словах подразумевается, что только разум хранит в себе чистоту, тишину и пустоту божественного.

«ничто», так как оно абсолютно свободно в своем ничем непоколебимом покое. Зато приблизиться и даже раствориться в нем можно, только отказавшись от всякого знания и мудрости мира сего. Ибо, как продолжал Христос, «кто не откажется от себя, не оставит отца и мать и не будет вне всего этого, тот не достоин меня. В том истина». Поэтому душа человека несовершенна, пока она созерцает Бога — Троицу. Вполне блаженной она станет тогда, когда бросится в «пустыню ничто». Все должно быть потеряно душой, ибо в этом цель Бога. Умирание души происходит из-за избавления от способности разума оформлять собой все. Смерть души есть свидетельство достижения ею совершенства, ведь только перестав быть, разум человека приблизится к блаженному «ничто» и его абсолютной свободе покоя. Об этом же состоянии свидетельствует, с точки зрения Экхарта, и Дионисий Ареопагит: «Божество для всех душевных способностей обратилось в ничто. Держись за это „чистое ничто“, ибо поистине ты им и являешься».

Исламской философии были свойственны подобные взгляды, а потому одно из ее мистических учений — суфизм, зародившийся в VIII веке, предлагает похожую антропологическую концепцию, в рамках которой высшая субстанция — Абсолют — обладает одним из главных своих атрибутов — пустотой. Вот как это сложное учение упрощенно передает одна из суфийских притч.

«Однажды на праздник были приглашены знатные гости, каждый из которых занял за столом место, соответствующее своему рангу. Вдруг в зал вошел бродяга и, никого не замечая, занял за столом самое почетное место. Распорядитель застолья раздраженно спросил бродягу:

• — Может быть, ты переодетый визирь какого-нибудь султана?
• — Нет, — ответил бродяга. — Мое положение выше.
• — Тогда, может быть, ты переодетый министр?
• — Нет, мое положение выше, — последовал ответ.
• — Наверное, ты переодетый в лохмотья султан?
• — Нет, мое положение еще выше.
• — Неужели ты сам пророк? — саркастически спросили его.
• — Нет, мое положение выше пророка.
• — Наверное, ты — Бог! — закричали гости в зале.
• — Я еще выше, — спокойно заявил человек.
• — Но что может быть выше Бога? Только ничто!
• — Так и есть, вы узнали меня, — ответил незнакомец. -Я — ничто".

В индийских Упанишадах Брахман персонифицирует собой пустоту, Ничто, Небытие, являющиеся как источником и причиной возникновения всего, так и последней для всех целью. Упанишады буквально изобилуют притчами, в которых мы находим аллегорическое объяснение природы человека. Так, в одной из них ученик, не понимая, что может выступать субстанцией души, после долгих размышлений обратился за помощью к своему учителю, а тот был вынужден использовать простейший пример, чтобы затем по принципу подобия перенести это объяснение и на человека.

«- Видишь ли дом, стоящий напротив нас? Скажи, что является его субстанцией? Может быть, стены?

• — Нет, — последовал ответ ученика.
• — Может быть, крыша является субстанцией дома? — спросил учитель.
• — Нет, — последовал ответ ученика.
• — Может быть, фундамент, или двери, или окна?
• — Нет, — опять ответил ученик.
• — Правильно, — сказал учитель. — Субстанцией этого дома является то пустое пространство, которое ограничивается стенами, крышей, фундаментом. Так и субстанцией человека выступает пустота Брахмана, которая ограничивает себя телом, сознанием и душой человека".

Таким образом, теоцентрическая концепция в антропологии, являясь органическим продолжением мистической картины мира, в крайних своих формах приходит к тотальному отрицанию как бытия в целом — существования мироздания, так и его части — человека, жизнь которого является наказанием за его невежество, полагающее реальностью собственное существование. В более умеренных формах традиционной средневековой христианской мысли мир и жизнь в нем человека реальны, но они остаются лишь временным испытанием за допущенный в раю грех.