Учение о выражении в географии

Научные достижения становятся движущей силой развития общества тогда, когда эти достижения передаются для практического использования. Географические модели, прогнозирование, образование с помощью специальных географических языковых средств формируют географическую культуру. Это, в частности, выражается в «географизации» мышления на современном этапе, когда географический (пространственно-временной) подход становится общенаучным.

Проблема языка в географии

Языки — это ключ или вход к наукам и только. Презрение к первым падает на вторые.

Жан Лабрюйер

Место и значение языка науки

Одним из важнейших путей изучения методологических проблем науки является изучение ее языка, так как в определенной мере именно язык науки — своеобразное «окно» в научное мышление, ибо научное знание существует, сохраняется и передается не иначе, как в форме языка. Если бы знание не было выражено с помощью языка, им нельзя было бы оперировать в обществе. Любая информация может быть передана только в том случае, если будет выражена в какой-нибудь чувственно воспринимаемой форме: словесном описании, рисунке, макете, т. е. можно говорить о том, что мысль как идеальная сущность материализуется в языке. Поэтому изучение научной мысли неизбежно приводит к анализу языка науки.

Все общественные науки работают на создание гармонии человека с себе подобными на всех уровнях — от личности и микроколлективов до классов и человечества в целом. Все естественные науки работают на гармонию между человеком и его природной средой, изучая последнюю и создавая промежуточные системы, преобразующие оба взаимодействующих элемента. Изучение языка науки призвано помочь развитию науковедения для правильной организации науки, как силы, ускоряющей научно-технический, а в конечном итоге, социально-экономический прогресс.

В первом приближении можно с достаточным основанием утверждать, что, изучая язык науки, можно вполне адекватно судить о содержании этой науки. Нет других доступных путей исследования научной мысли, кроме как через анализ языка, так как в идеальную область мысли человек не способен проникнуть без материальных посредников — звуков, письменных знаков и др. Поэтому анализ языка науки является объективным методом исследования научной мысли. Однако язык является своеобразным вхождением в научную мысль, причем не прямолинейно, а опосредованно. Поэтому исследование языка определенной науки неспециалистом не может привести к положительному результату.

Любая наука в процессе познания сущности изучаемых объектов и явлений формирует свой собственный набор, или систему, терминов. Последние представляют собой определенные слова, которые вместе с разговорным языком и образуют язык науки, ее специальную лексику (Симонов, 2000). Соотношение обыденных слов и специальных терминов несет в себе информацию о состоянии науки, раскрывают^порой неосознанные тенденции в стратегии научного поиска и текущие его результаты.

Количество терминов в языке, в конечном счете, отражает словарный запас науки. Чем он богаче, тем, вероятно, более сложным он представляется в трудах ученых. В противном случае должна объективно существовать определенная необходимость подчеркивать в изучаемых объектах существующее разнообразие их свойств и тем самым наращивать объем специальных терминов. В разных отраслях знания, даже в рамках одной науки количество терминов неодинаково. Поэтому можно ожидать, что в каждой отрасли знаний существует некоторое соотношение разноплановых терминов. В силу этого можно говорить о наличии в каждой из наук своей системы терминов.

У возникновения каждого нового термина есть своя особая специфика, ведь каждый из них создавался для строго определенных целей.

Любая из наук ставит перед собой и последовательно или параллельно решает пять задач возрастающей сложности: описание, объяснение, прогнозирование поведения, управления поведением и создание объектов с заданными свойствами. Это как бы пять генеральных целей науки. Только три первые цели из них относятся к фундаментальным. Предполагается, что в составе терминов каждой науки существуют свои «описательные», «объяснительные», «прогнозные» и иные термины. Только на базе хорошего и целенаправленного описания может возникнуть объяснение сущности объекта. Решение задач объяснения может потребовать создания новых «объяснительных терминов».

Описательные термины чаще всего являются родовыми понятиями, которые классифицируют и делят иногда на виды, прежде чем думать о том, как, где, когда и каким образом тот или иной объект или явление имели место. Конечный продукт описаний в географических исследованиях — классификация объектов (и, стало быть, соответствующих им понятий) или районирование территорий. Исследования Ю. Г. Симонова показали, и он это подчеркивает, что описательные термины чаще представлены одним словом, которое грамматически является существительным или прилагательным (если главный термин является понятием родовым).

Менее понятно, каким образом можно выделить «объяснительные термины». Любое объяснение должно включать привязку к месту и времени возникновения или к какому-либо способу (механизму) образования. К этой группе относятся все понятия, которые возникли в ходе генетического анализа мира явлений и предметов, интересующих географов.

Например, термины аллювий, пролювий и некоторые другие в литологии и геоморфологии возникли в ходе изучения происхождения некоторых типов рыхлых отложений и соответствующих им форм рельефа. Указанные термины изначально выделялись для того, чтобы с их помощью указать на то, что в образовании были задействованы различные факторы, или на то, что возникали они в различных условиях.

В объяснительных терминах иногда подчеркивается место образования того или иного явления.

Таков термин «конечная морена». Известно, что она образовалась у края ледника. Из этого словосочетания «вычитывается» особый механизм образования термина (она образовалась у края ледника). К «месту» образования явления «привязаны» такие термины, как «береговой вал», «долинные ветры», «бризы» и т. п. Есть еще одна группа «объяснительных терминов», которые мы используем для того, чтобы расположить явления во временной ряд: «пойма», «первая надпойменная терраса», «вторая надпойменная терраса», «третья» и т. д. В геоморфологических описаниях они нужны только для того, чтобы проследить, как шло формирование «речной долины». Если первый из них — «пойма» — имеет описательное содержание, то все последующие образуют относительную хронологическую последовательность в истории событий. И нужны они данной географической науке для того, чтобы «объяснить», как шло формирование долины. Используя их, геоморфолог сможет описать историю развития долины, т. е. раскроет то, каким образом данная долина образовалась. И, наконец, есть еще одна группа терминов, созданных для целей объяснения. Они как бы отвечают на вопрос: «Как образовались те или иные объекты?». В геоморфологии к этому классу терминов относится, например, такой термин, как «конус выноса». Из его описания следует, что конус образовался с помощью «выноса» материала. Такое разделение терминов существует во всех географических науках и, вероятно, во всех науках о Земле.

Анализируя смысловую структуру используемых географией терминов, нельзя не заметить, что практически во всех географических науках преобладают описательные термины, заимствованные из обиходного национального языка и частично переведенные с других языков. Терминов, которые используются для объяснения природы географических явлений, заметно меньше.

Среди объяснительных преобладают термины, связанные с местоположением того или иного явления. Это, вероятно, обусловлено тем, что география всегда несколько более тяготела к пространственному, а не временному анализу явлений. То, что географию вслед за И. Кантом часто относили к хорологическим наукам, имеет определенные основания в ее языке. Объяснительные термины, тяготеющие к историческому анализу (разделяющие объекты по генезису), чаще встречаются в геоморфологии, к которой явно тяготеет палеогеография. В экономической географии они вообще достаточно редки. Термины, раскрывающие особенности механизмов образования изучаемых объектов, в физической географии встречаются чаще всего в гляциологии, а в экономической географии — в географии сельского хозяйства. Причины такого повышенного интереса к «механизмам» географических явлений у этих двух географических дисциплин неочевидны и требуют специальных исследований. Таковы первые итоги проведенного анализа языка географических наук.

Мышление состоит из ряда последовательных процессов: восприятия, познания и выражения, между которыми имеются существенные различия, хотя как процесс они едины. Воспринимая реальный мир, мы отображаем его в чувственных образах, оторванных от реальности, т. е. создаем идеальные сущности. Познаваемый мир отражается в понятиях, в мысленных называниях создаваемых образов. Чтобы передать другому лицу эти названия, мы выражаем их в языке.

Вполне понятно, что не все объекты восприятия могут быть отражены в понятиях, и не все понятия могут быть выражены в языке. Поэтому полагать, что язык науки в полной мере совпадает с содержанием, было бы упрощением. К тому же язык выражает понятия, следовательно и объекты, своеобразно, так как имеет ограничения в средствах, из-за чего язык полон синонимии, омонимии, метафор и других средств, которые никак не связаны с объектом*.

Второй важной особенностью языка, из-за которой он не может считаться абсолютно точным показателем науки, является отсутствие тождества между «словарем» и «энциклопедией». Под «словарем» понимается словарный состав языка, а под «энциклопедией» все «внеречевые силы» — ситуация, знание мира, профессионализм, общественные привычки и т. д.

Сделав эти необходимые ограничения, перейдем к определению понятия языка науки. Под языком науки понимается система знаков, использующихся для выражения умозаключений, понятий, законов и теорий науки. Как указывается в этом определении, язык представляет собой не случайный набор знаков, а их систему, т. е. в языке науки каждый знак имеет свое место и входит в определенные отношения с другими знаками. Под знаком обычно понимают материальное явление, применяемое для указания, замещения, обозначения других предметов.

Чтобы более четко представить связь между восприятием и выражением, нужно иметь в виду, что в результате восприятия возникает образ предмета. Этот образ идеален, но вполне точно отражает предмет и похож на него. Знак же, который призван «заместить» этот предмет, материален, но он может быть похожим на него, может быть и непохожим. Так, например, для выражения образа сосны мы можем нарисовать ее или сказать слово «сосна». Вполне очевидно, что в первом случае знак вполне похож на объект, во втором — нет, но в обоих случаях мы имеем дело с материальными явлениями: рисунком на бумаге и звуковой волной, сотрясавшей частицы воздуха. Как более частный случай знака, в научном языке используется символ, который также материален, но не похож на объект. Пять букв слова «сосна», написанные на бумаге, символизируют реальный предмет, хотя они ни в коем случае не похожи на древесное растение из хвойных. В науке вообще, и в географии в частности, используется широкий спектр логических, математических, химических, картографических символов.

Научный язык создается на базе естественного языка, поэтому избежать синонимии и омонимии не всегда удается. Закрепление определенного значения за знаком идет договорным способом и по мере развития науки. Поэтому более развитые естественные науки и математика обладают языком, состоящим из знаков с достаточно жесткими значениями. Что касается географии, то она оперирует все еще слабо формализованным языком; он еще мало чем отличается от естественного языка.

Надо сказать, что естественной причинной связи между знаком и предметом не бывает. Отсюда проистекает то, что один предмет и одно понятие могут быть названы по-разному даже в пределах одной науки, не говоря уже о различных национальных языках. Например, основное понятие физической географии называется даже в пределах одной работы то природно-территориальный комплекс (ПТК), то геосистема, то ландшафт. Это обстоятельство порождает иллюзию свободы знака. Однако произвольна лишь форма знака, но не обозначаемый им предмет. Это последнее достаточно четко видно на примере картографического языка. Можно подобрать любой цвет для фона, его можно заменить штриховкой или же простым ареальным контуром. Но при всех случаях реальная действительность, в данном случае распространение явления, должна быть отражена в соответствии с реальностью, хотя знак может быть подобран любой.

Многие знаки имеют значение только в кругу определенной деятельности или теоретической системы. Различие профессиональных языков среди ученых — это отражение объективной специализации исследований. Если бы было не так, то любой желающий мог бы понимать тексты из любой области науки точно так же, как мы понимаем тексты о повседневной жизни на любом языке, обратившись к соответствующему словарю. Однако научные тексты, написанные на родном читателю языке, зачастую непонятны непосвященному, ибо, понимая слова, он не понимает их смысла, поскольку не владеет «энциклопедией» той науки, о которой читает.

Все эти нюансы языка, относящиеся к смыслу знаков, т. е. к информации о действительности, заключенной в знаках, изучаются разделом семиотики, называемом семантикой. Язык — это не случайный набор знаков. Он включает и правила, по которым они сочетаются. Сочетание знаков в языке изучается вторым разделом семиотики — синтактикой. Синтаксис различных языков построен по-разному. Однозначным, жестким синтаксисом обладают логический и математический языки, где знаки функционируют по строгим правилам логического и математического исчисления. Сравнительно строг синтаксис картографического языка, где несколько способов изображения сочетаются между собой достаточно однозначно. Например, на послойную окраску вряд ли кто-нибудь будет пытаться наложить цветовой фон. Однако использование разных способов изображения допускает варьирование ими.

Синтаксис естественного языка подчиняется правилам грамматики.

Третьим разделом семиотики является прагматика, которая изучает отношение субъекта познания к знаковой системе. Прагматику обычно связывают с пониманием знаков языка субъектом познания, а в более широком толковании — интерпретатором. В этом последнем случае прагматика выходит на создание информационно-поисковых систем на основе ЭВМ. ЭВМ не является субъектом познания, но служит интерпретатором, и в этом качестве ее отношение к знаковой системе вполне определенно: только наличие полного «словаря» науки, соответствующего ее «энциклопедии», может обеспечить надежную работу информационных систем. Если для человека нет необходимости совпадения «словаря» и «энциклопедии», то для машины это обязательно.