Повседневная жизнь. 
История россии в 2 ч. Часть 1. 1914—1941

Новая экономическая политика характеризовалась отказом от характерных для военного времени «чрезвычайных» форм быта и постепенным возвращением к традиционному, нормальному стилю повседневной жизни.

В ноябре 1921 г. НКВД предложил «новую жилищную политику», которая предоставляла «коллективам жильцов, арендаторам и домовладельцам определенную самостоятельность в эксплуатации помещений» и освобождала население «от излишних стеснений и регламентаций в занятии жилищ». Это могло обеспечить перспективу возвращения части помещений и зданий бывшим собственникам. Таким способом государство хотело переложить на возможных арендаторов и владельцев обязанность ремонта и восстановления разрушенных зданий. Однако это еще не означало возвращения к демуниципализации жилого фонда.

Обыкновенные люди отказ от военно-коммунистической практики в жилищной сфере ощутили с возвращением платы за квартиру. Это произошло в январе 1922 г. Но до весны 1922 г. власти не решались законодательно признать куплю-продажу недвижимости. Только в мае 1922 г., через год и два месяца после официального введения нэпа, В ЦИК принял постановление, признающее частную собственность на жилые строения. Почти одновременно в большинстве домов были организованы жилищные товарищества, заменившие домовые комитеты бедноты. По уставу членами жилтовариществ могли быть все жильцы дома. К середине 1920;х гг. жилтоварищества сменили жилищно-арендные кооперативные товарищества, более известные как ЖАКТы. Они имели право распоряжаться финансами конкретного дома и распределением жилой площади в нем. Такая самостоятельность — еще одно доказательство многообразия повседневной жизни в эпоху нэпа.

Начавшаяся демуниципализация домов и квартир позволила вернуться к привычной системе найма жилой площади. Одновременно возродилась и традиционная практика сдачи комнат в квартирах. Нэп реанимировал и практику покупки жилья. К середине 1920;х гг., во время пика нэпа, куплю-продажу или съем-сдачу квартир и комнат совершало более половины городского населения. В это же время появились и вновь построенные кооперативные дома. Строительные кооперативы были призваны в первую очередь решить проблемы жилья рабочих. Ведь «квартирный передел» времен «военного коммунизма» почти не улучшил их жилищных условий. В годы нэпа власти все же не забывали о своей социальной опоре — рабочем классе и людях, имевших заслуги перед революцией. Это выражалось в усиливавшейся дифференциации квартплаты. В июне 1923 г. правительство законодательным образом определило категории населения советского общества, имеющие жилищные привилегии. Они предоставлялись больным, требующим изоляции, ответственным советским работникам и ученым, состоящим на учете в Комиссии по улучшению быта ученых. В 1926 г. существовало уже более 10 категорий лиц, пользующихся льготами на оплату жилой площади.

Нэп оказал влияние и на продовольственные проблемы. Хотя весь 1921 г. ознаменовался угрозой голода для крупных городов Советской России и вполне реальным голодом в Поволжье, следует признать, что часть законодательных актов советской власти, в частности декрет СЛ1К «Об обмене», принятый в мае 1921 г., облегчали ситуацию с продуктами. В конце июля 1921 г. появилась инструкция СНК о разрешении открывать специальные заведения для организации там торговли продовольствием. В начале осени 1921 г. была наконец разрешена свободная торговля хлебом. Восстанавливалась торговая сеть, и к концу 1922 г. горожане могли уже приобретать продукты на рынке, в государственном магазине или в кооперативе. Новая экономическая политика дала толчок развитию в первую очередь кооперативной торговли, которая заняла важное место в снабжении населения продуктами питания. В руках кооперации в середине 1920;х гг. было сосредоточено почти две трети хлебопекарен. Кооперативная, государственная и частная торговля находились в состоянии постоянной войны друг с другом. К этому побуждала необходимость выживать в условиях конкуренции. Способы конкурентной борьбы использовались самые разнообразные, вплоть до доносов. Но обычному человеку было в общем-то все равно, у кого он покупает продукты. Главное, чтобы они были недорогими и доброкачественными.

Развитие разнообразных форм торговли способствовало улучшению питания населения. К концу 1926 г. по сравнению с 1922 г. в четыре раза увеличилось ежедневное потребление сахара, в два раза жиров и мяса. Пик нэпа запомнился обилием продуктов, правда, нс всегда и не всем доступных. Признаком возрождения традиционных повседневных практик после введения новой экономической политики явилось открытие частных и кооперативных заведений общественного питания, число которых стремительно росло.

11эп внес изменения и в систему обеспечения населения предметами одежды. В годы «военного коммунизма» выдача вещей составляла натуральную часть заработной платы. Однако в условиях разрухи и нищеты никакая система распределения не могла обеспечить нормального существования даже «классово полноценным элементам». Ощущение неравенства в «пайковом» обществе усиливалось. Это отчетливо проявилось в остром конфликте в конце зимы — начале весны 1921 г.

Рабочие выражали недовольство военно-коммунистической распределительной системой и привилегиями для большевистской номенклатуры. Стремясь урегулировать кризисную ситуацию, властные и идеологические структуры не уповали лишь на умиротворяющее воздействие решений X съезда РКП (б) о замене продразверстки продналогом. В середине 1921 г. было решено наладить процесс снабжения рабочих предметами быта. Практика вещевых выдач продолжала развиваться. Распределяемые по классовому признаку одежда и обувь но-нрежнему представляли собой натуральную часть заработной платы, которая даже в январе 1922 г. в полтора раза превышала денежную. Как и во времена «военного коммунизма», в 1921—1922 гг. горожане продолжали обменивать вещи на продукты питания на импровизированных толкучках и городских рынках, а также выезжать для обмена в деревни. Выдачи обуви, верхней одежды, белья по талонам продолжались до середины.

• 1922 г. Формально прекращение выдачи вещей по талонам можно считать реальным переходом к нэпу в повседневной жизни. Но материальное положение основной массы населения улучшалось медленно. Свидетельством плохого состояния гардероба горожан в первые годы нэпа являлся их практически каждодневный труд, но починке обуви и одежды. По данным С. Г. Струмилина, в декабре
• 1923 г. в будние дни служащие посвящали латанию дыр на своих вещах 0,9, а рабочие — 0,7 часа. На различного рода развлечения они отводили значительно меньше времени.

Примерно до 1924 г. престижным видом одежды оставались кожаные куртки. Но во второй половине 1920;х гг. ситуация изменилась. Кожанка перестала считаться модной. Отказ от нее демонстрировал не только усталость от психологического напряжения военного коммунизма, но и повышение уровня жизни населения. К середине 1920;х гг. новая экономическая политика дала первые результаты. Заработали текстильные и швейные фабрики города. В 1925 г. обувщики уже шили столько же обуви, сколько в 1913 г. Одновременно стало явно улучшаться материальное благосостояние части населения, имевшей работу. Горожане вновь обрели не только возможность, но и вкус к приобретению одежды и обуви. Хорошая, модная одежда становилась признаком благополучия и социальной стабильности нэпманской буржуазии. Это понимали и представители власти. Фасоны платьев и обуви казались им с идеологической точки зрения более опасными, нежели труды философов и политических деятелей, окрещенных представителями мелкобуржуазной стихии. В конце 1924 — начале 1925 гг. в момент стабилизации нэпа партийные и комсомольские активисты развернули настоящую войну с «мелкобуржуазной, нэпманской» модой. Сигнал к началу этой войны был дан в октябре 1924 г. на Пленуме Центральной контрольной комиссии (ЦКК), посвященном вопросам партийной этики.

В годы нэпа в стране развернулись бурные дискуссии, касающиеся устройства семьи в новом обществе. Скандальной известностью пользовалась точка зрения А. М. Коллонтай, скептически настроенной по отношению к традиционному браку. Еще в 1919 г. она писала: «Семья отмирает, она не нужна ни государству, ни людям… на месте эгоистической замкнутой семейной ячейки вырастает большая всемирная, трудовая семья…». Л. Д. Троцкий критиковал требование признать правомочными лишь зарегистрированные браки. Он прямо называл подобные взгляды «дремучими». В высших партийных кругах в начале 1920;х гг. допускалась даже возможность полигамии. Заведующая Женотделом ЦК партии П. Виноградская называла обывательским призыв одного из своих соратников: «не живи с тремя женами». «Многомужество» и «многоженство», по мнению П. Виноградской, имело право на существование, если подобная организация семьи коммуниста не противоречила интересам советского государства. Мысли о несовместимости длительного, официального брачного союза и задач революционного преобразования общества в первой половине 1920;х гг. высказывались и на страницах комсомольской печати. В одном из номеров журнала «Молодая гвардия» за 1923 г. можно было прочесть следующее: «Социальное положение рабочего парня и девушки… нс позволяет им жить вместе или, как говорят, пожениться. Да, эта женитьба — это обрастание целым рядом мещанских наслоений, кухней, тестем, тещей, родственниками, — все эго связано с отрывом, мы бы сказали, от воли, свободы и очень часто от любимой работы, от союза (комсомола. — Авторы)». В научной литературе также пропагандировалась идея отмирания семьи при социализме. Частично под влиянием этих высказываний, а также учитывая рост количества незарегистрированных браков, советская власть в 1926 г. вынуждена была внести изменения в брачно-семейное законодательство. Новый кодекс приравнивал фактические браки к зарегистрированным. Одновременно заметно облегчалась процедура разводов. Еще в 1920 г. большевики первыми в мире легализовали операцию по искусственному прерыванию беременности по желанию самой женщины.