Британская революция в xvii веке и ее последствия

Исторические предпосылки революции

Революция середины XVII столетия до основания потрясшая общество и государство, представляла собой победу новой социально-экономической системы: победу буржуазной собственности над феодальной. При этом британская революция сопровождалась широким общественным движением, свидетельствующим о том, что «старый порядок» вступил в полосу всеобщего кризиса.

В начале XVII века Британия по типу экономики была преимущественно аграрной страной. К середине века население составляло 5 миллионов человек, причем более 4/5 его жило в деревне. Однако в экономике страны все большее значение приобретало промышленное производство. Так, в начале XVII века выплавку чугуна осуществляло 800 печей, которые давали по 3—4 тонны металла в неделю. Центрами горнорудного производства были графства Кент, Сессекс и др. Значительно увеличилась добыча угля. К 1640 году Британия давала 4/5 всего добываемого в Европе угля. Рядом с этими старыми отраслями промышленности возникли так называемые новые мануфактуры (по производству хлопчатобумажных тканей, шелка, стекольных изделий, мыла). Британский капитализм находился на мануфактурной стадии своего развития. Однако если в одних отраслях промышленности уже господствовало крупное мануфактурное производство, то в других большую роль еще играло мелкотоварное производство. В первой половине XVII века существовали предприятия, на которых работали не только десятки, но и сотни рабочих. Такие предприятия были в графствах Суффолк, Сомерсет, Уилтшир. Совершенно иной была организация производства в ряде старых отраслей промышленности, в частности в шерстяной. Здесь преобладала не централизованная, а рассеянная мануфактура, которая, впрочем, оставалась главной формой производства.

Пестрота форм промышленного производства в начале XVII столетия объяснялась переходным характером британской экономики, капиталистическое развитие которой задерживалось отлаженными феодальными отношениями. Большие успехи были достигнуты в области торговли. Внутренний обмен давно вышел за рамки местных рынков, слившихся в единый национальный рынок с центром в Лондоне. Наблюдался и рост внешней торговли: британские купцы все больше вывозили готовые изделия и получали полуфабрикаты из различных стран.

Однако серьезным препятствием для капиталистического развития страны являлась сложившаяся система феодального хозяйствования. Кроме того, большим тормозом для дальнейшего развития производства была экономическая система абсолютизма. Существенным элементом ее были монополия и патенты, привилегии феодального характера, раздававшиеся правительством. Основываясь на королевских хартиях, владельцы патентов и монополий отстаивали свое исключительное право на производство или продажу тех или иных товаров. Небольшая группа владельцев хартий, пользуясь своим монопольным положением, буквально грабила страну.

Господство феодальных отношений имело своим результатом сохранение преобладания земледелия над промышленностью. Однако и в деревне шел быстрый процесс развития новых капиталистических форм хозяйствования. В отличие от других стран, где деревня значительно отставала от города по уровню развития, в Британии, особенно на юге и востоке страны, в сельском хозяйстве весьма интенсивно развивался капитализм.

Свое хозяйство на капиталистических началах вело новое дворянство — джентри, которое было заинтересовано в увеличении производства шерсти, а также зерна, овощей и молочных продуктов для рынка. Это было особенно выгодно в связи с ростом цен на сельскохозяйственные продукты. В связи с этим часть пастбищ превращалась в пахотную землю, и одновременно начиналась новая волна огораживаний.

Распространение же крупной аренды и образование наряду с классом дворян-землевладельцев фермеров — яркий показатель развития деревни по капиталистическому пути.

Однако это развитие тормозилось в особенности на севере, западе и юго-западе Британии, где старое феодальное дворянство продолжало вести хозяйство на основе феодальной ренты. По-прежнему в силу «рыцарского держания» земля юридически считалась собственностью королевской власти. Все это мешало эффективному использованию земельной собственности и свободной торговле землей. В интересах дальнейшего развития капитализма необходимо было решить эти проблемы.

Социально-классовая структура английского общества в начале XVII века отличалась сложностью и обособленностью каждого из сословий. Наиболее привилегированными оставались дворянство и служители Церкви. Особенностью британского дворянства являлось то обстоятельство, что даже элита была обязана своим возвышением не столько древности рода (большая часть родовитого дворянства была уничтожена в ходе войны Роз), сколько королевской воле. Титулованная знать при первых Стюартах имела в целом весьма короткую по времени родословную. Вот почему дворянское сословие, особенно не титулованное, отличалось скрытностью. Практически дворянином той поры считался тот, кто мог вести «приличествующий» образ жизни. К тому же широкое распространение получила практика продажи дворянских титулов наиболее преуспевающим предпринимателям.

Столь же сложным был облик буржуазии предреволюционного периода. Деление ее на крупную (торгово-финансовую), среднюю (предпринимательскую) и мелкую (торговцы и ремесленники) олицетворяло, в конечном счете, их позицию в нарастающем сопротивлении абсолютизму Стюартов. И если лондонские торгово-финансовые воротилы, тесно связанные с королевским двором, поддерживали в целом сложившуюся систему политической власти, то средняя и мелкая буржуазия, недовольная экономической политикой Стюартов, находилась в оппозиции королевской власти.

В результате интенсивно развивавшегося процесса расслоения крестьянства терялась былая внутриобщинная солидарность и, как следствие, обнаруживалась беспомощность крестьян перед лицом произвола крупных землевладельцев. Такое положение крестьянства оказалось весьма выгодным для капиталистических форм производства в промышленности: наличие в деревне огромной массы фактически обезземеленных крестьян способствовало распространению мануфактур.

Сведения о социально-классовой структуре общества будут неполными, если не упомянуть о количественно растущем слое пауперов. В городах это были многочисленные поденщики, грузчики, разносчики, слуги, матросы; в деревнях — батраки без надела, множество бродяг и нищих. Нетрудно понять, что именно в рамках этого общественного слоя формировался наиболее взрывоопасный социальный материал.

Соцально-экономическое и политическое развитие сопровождалось в идейной сфере широким распространением пуританизма, выступавшего против государственной англиканской Церкви. Ее глава — монарх — назначал епископов и других духовных сановников. Церковь финансировалась государством, в стране взималась церковная десятина, обременявшая народ.

Распространение пуританизма, ставшее особенно заметным в 90-е годы XVI века, объяснялось по сути не догматическими разногласиями с господствующей англиканской Церковью, а главным образом тем фактом, что Церковь, вместо того чтобы оказаться в руках самих верующих, а точнее толстосумов среди них, превратилась в инструмент королевского самовластия.

Не находя выхода в официальную политику, пуританизм проявлялся не только в распространении полулегальных конгрегаций, управлявшихся избранными старейшинами-пресвитерами (из «лучших людей» общины) и приглашенными проповедниками. Уже в конце 90-х годов XVI века среди пуритан наметились два течения: умеренное (пресвитерианство), приверженцы которого стремились к строго централизованной Церкви, осуществлявшей контроль за «образом мыслей» и поведением верующих, и радикальное (индепендентство), адепты которого выступали за автономность конгрегации. Всякая форма принудительно-централизованного единообразия отвергалась индепендентами как «новая форма старой тирании».

Ни для Елизаветы I, ни для ее преемников Стюартов не оставалось тайной потенциальное социальное и политическое содержание пуританизма. Хотя на первый взгляд речь шла о завершении реформации англиканской Церкви, очищение ее от остатков «католических суеверий», проповедовавшиеся пуританами принципы церковной организации, означали покушение на монархический строй, ибо, по словам Якова I Стюарта, «нет епископа — нет и короля». Еще в 90-е годы XVI века, как отмечает в своей работе «Оливер Кромвель» Б. Ковард, Елизавета писала королю Шотландии (т. е. тому же Якову Стюарту — своему будущему преемнику на престоле): «Позвольте предостеречь Вас: как в Вашем, так и в моем королевстве возникла секта, угрожающая опасными последствиями. Они желали бы, чтобы совсем не было королей, а только пресвитеры, они стремятся занять наше место, отрицают наши привилегии, прикрываясь словом Божьим».

Неудивительно, что в начале XVII века пуританин — это не столько религиозный схизматик, сколько бунтовщик, ниспровергатель власти. Одним словом, политический подтекст пуританизма был очевидным как для его приверженцев, так и для противников. Отсюда жестокие преследования, обрушившиеся на пуритан в правление первых Стюартов, — от публичного бичевания подозреваемых в принадлежности к ним до отсечения ушей и пожизненного заключения, назначавшихся тем, чья причастность к «мятежной секте» была доказана.

По мере того, как в стране нарастала революционная ситуация, пуританизм из доктрины сравнительно узкого крута богословов стал превращаться в идеологию масс. «Набожность», распространившаяся среди простонародья, свидетельствовала о глубоком брожении и одновременно о пробуждении умов. Если пуританская оппозиция не ослабла в результате жестоких преследований и массового исхода из страны ее приверженцев в американские колонии, то это объяснялось прежде всего тем, что ее идеология нашла отклик в народных низах. Почву для этого подготовили условия затяжного экономического кризиса, когда тысячи и тысячи мануфактурных рабочих оказались без работы и лишились средств к существованию. Именно во второй половине 20-х годов и в особенности в 30-х годах XVII века в пуританизме сформировалось народно-реформационное течение. Страна покрылась густой сетью конгрегаций, сыгравших роль своеобразных революционных клубов. Бедный люд, никогда раньше не отличавшийся внутренней религиозностью, проявлял жадный интерес к таким, казалось бы, абстрактным вещам, как предопределение, оправдание, спасение.

Совершенно очевидно, что эта вдруг захватившая народные низы волна благочестия, была не только формой реакции на условия их повседневной жизни, но и свидетельством животрепещущего интереса к тому кругу идей, которые впервые им открылись.

Установленная еще при Тюдорах (1485—1603) абсолютная монархия сохранялась и при Стюартах. Своеобразной чертой британского абсолютизма было то, что наряду с самодержавной властью королей продолжал функционировать парламент как орган сословного представительства. Пока буржуазия нуждалась в покровительственной политике абсолютизма, она поддерживала монархию Тюдоров, но в начале XVII века, уже при Стюартах, положение изменилось, и система абсолютизма вступила в критическую стадию. Решающую роль в этом процессе сыграло исключительно быстрое созревание капиталистического уклада в экономике страны. В результате усиление капитала как производителя богатства стало несовместимым с сохранением абсолютной формы правления.

Вторая по значению причина заключалась в относительно быстром сужении социальной базы абсолютизма даже в среде самого дворянства. Как уже отмечалось, Тюдоры немало потрудились не только в деле завершения разгрома старой феодальной знати, но и над созданием новой землевладельческой аристократии, целиком и полностью обязанной своим возвышением новой династии и потому безраздельно ее поддерживавшей.

Однако в течение XVI века дворянство, вскормленное Тюдорами, в свою очередь расслоилось: значительная часть его связала свое экономическое благополучие с капиталистическим способом производства и тем самым оказалась в открытой оппозиции к абсолютизму, особенно к той его форме, в которой он проявлялся в правление первых Стюартов. Итак, раскол дворянства на два антагонистических класса (уникальный по своей сути факт в европейской истории) не мог не ускорить наступление кризиса системы правления.

В ряду причин, обусловивших скоротечность формирования системы британского абсолютизма, важное место следует отвести резкому обострению борьбы классов (и, прежде всего, на почве аграрного вопроса), вылившейся в 1607 году в крестьянское восстание, охватившее центральные графства страны.

Итак, кризис системы британского абсолютизма, а также недовольство экономической политикой правительства, преследование пуритан — все это способствовало консолидации оппозиции в парламенте, которая становилась важным фактором политической жизни.

Противостояние между королевской властью и парламентом, едва наметившееся при Тюдорах, приобрело острый характер при Якове I, взошедшем на британский престол в 1603 году. Эту остроту можно объяснить в том числе и причинами субъективного порядка. Прежде всего, Яков был иностранцем, полушотландцем-полуфранцузом, выросшим в стране, разделенной на резко враждебные группировки. Он привык противопоставлять им свою политику тонкой хитрости и обмана, которую называл искусством правления. В Шотландии не было парламента в английском смысле, а пресвитерианскую Церковь Яков считал злейшим врагом королевской власти.

Во-вторых, воспитанный в атмосфере богословского педантизма, Яков был слишком склонен теоретизировать по поводу своего положения и во всеуслышание требовал в качестве «данных ему самим Богом» прав то, что Тюдоры принимали скромно. При этом он выступал с подобными требованиями весьма нетактично и неумело.

В-третьих, что, пожалуй, самое важное, Яков прибыл из очень бедной страны в страну довольно богатую и считал, что ресурсы его нового королевства неограниченны. На самом же деле они были весьма далеки от этого, поскольку система государственных финансов носила еще средневековый характер и все более не соответствовала нуждам сложного государственного аппарата.

Критика внутренней и внешней политики правительства, раздававшаяся с парламентской трибуны, послужила для Якова I, а потом и для Карла I (1625—1649) поводом для неоднократного роспуска парламента. Но парламентская оппозиция выступала все более смело. В 1628 году она потребовала принятия важного конституционного акта — Петиции о праве. В ней говорилось о том, что никто не может быть арестован без предъявления конкретного обвинения, никто не может быть лишен собственности без решения суда. Карл I вынужден был согласиться на ограничение своей власти, чтобы получить от парламента денежную субсидию. Однако, утвердив Петицию, король не думал ее соблюдать. В следующем году произошло новое столкновение парламентской оппозиции с королем. Карл распустил парламент и одиннадцать лет его не созывал.

Роспуском парламента он добился лишь одного — оппозиция перенесла свою деятельность в графства, организуя на местах сопротивление всему тому в политике двора, в чем она усматривала покушение на интересы капиталистического развития страны.

Неискренность, фаворитизм, интриги, а главное, полное пренебрежение к реальному соотношению общественных сил в стране — таковы характерные черты внутренней и внешней политики Карла I в период его беспарламентского правления (1629—1640). Вспыхнувшая в 1639 году англо-шотландская война поставила двор перед выбором: военное поражение или созыв парламента. Средств для ведения войны у короля не было, без парламента их невозможно было получить. Избрав последнее, Карл избрал революцию.