Великая отечественная война и послевоенный период изучения западнорусских древностей

В новом тысячелетии историкам совершенно необходимо широко использовать комплексный научный метод, основанный на синтезе самых разнообразных наук от лингвистики до познания природы, астрономии, антропологии и всех достижений мира Науки, уже вполне осознавшего необходимость многогранного Синтеза.

Б. А. Рыбаков

Период второй половины XX в. — начала XXI в. четко распадается на два этапа: до 1991 г. и после. В 1991 г. Белоруссия получила независимость в качестве самостоятельного государства (республика Беларусь). Это не могло не сказаться на изучении западнорусских древностей. С 1991 г. наблюдается отдельное изучение белорусских земель и Смоленского края.

Рассматриваемый период — время грандиозных трансформаций. Обескровленное Великой Отечественной войной советское государство нашло силы для восстановления и наращивания социально-экономического и военного потенциала. Грандиозные достижения, связанные с освоением атомной энергии, освоением космоса и т. д. проходили на фоне важных политических процессов. Так в 1940—1950;е гг. оформился социалистический лагерь, что имело важное значение в том числе и для развития науки (способствовало углублению межгосударственных связей), а в конце 1980;х — начале 1990;х гг. произошел его распад. Советское общество прошло путь от культа личности Сталина до его критики, а также реабилитации жертв политических репрессий.

Период 1940—2010;х гг. еще ждет своего изучения. Данная глава вовсе не претендует на исчерпывающий анализ литературы, касающейся Западнорусских земель, поскольку она еще не выявлена в полном объеме. В этом плане примечательно, что свое фундаментальное исследоание по истории археологии в России Г. С. Лебедев ограничивает 1917 г., а весь советский период (и довоенный, и послевоенный) выносит в заключение [Лебедев Г. С., 1992].

Некоторые особенности развития истории и археологии во второй половине XX — начале XXI в.

Начать же следует с наблюдений общего характера, которые могут быть вполне применимы к изучению западнорусских древностей.

Вторая половина XX в. стала временем методичной, кропотливой исследовательской работы. Конечно, каждый новый съезд партии приводил к корректировке исторических исследований, но в большинстве случаев она носила лишь декларативный характер. Еще меньше она затрагивала археологию. Политическая борьба, в отличие от довоенного периода, мало сказывалась на изучении истории.

Впрочем, глобальные преобразования предыдущего периода в наибольшей степени сказались именно в послевоенный период. Так, процессы коллективизации и индустриализации привели к воспитанию нового поколения граждан СССР. Если белорусские старожилы конца 1940;х гг., родившиеся еще в период Великих реформ, охотно показывали «курганы» и рассказывали про шведов и французов, погребенных в них, то спустя уже десять лет, в конце 1950;х годов, другое поколение старожилов, участников русских революций, практически ничего не могло подсказать исследователю. Русское крестьянство, переворошенное коллективизацией и сопровождавшим ее раскулачиванием, уже во второй половине XX в. оказалось лишено народной исторической памяти. Потомки этих крестьян знали о родном крае уже из школьного курса и мало что могут вспомнить из рассказов дедов и отцов о прежнем житье-бытье их малой родины. Впрочем, это объясняется еще и тем, что такое масштабное событие, как Великая Отечественная война, не могло не затмить все предыдущие исторические эпохи. Не исключено, что в сознании современных белорусских крестьян отдаленных районов легендарные курганы ассоциируются с могилами фашистских солдат.

Первое, что следует отметить, — это дальнейшее развитие и усложнение инфраструктуры исторических исследований. Одним из важнейших элементов ее стала организация долговременных стационарных экспедиций. В одном только Московском университете в 1947 г. возобновила свою работу Новгородская А. В. Арциховского и была создана Хорезмская экспедиция С. П. Толстова. С 1949 г. начала действовать Смоленская экспедиция Д. А. Авдусина, с 1950 г. — Хакасская Л. Р. Кызласова. «Преимущества стационарной организации полевой практики очевидны, поскольку долговременные работы на одном объекте (разумеется, если он выбран правильно и имеет хорошую перспективу работ) целесообразны с точки зрения полевой методики. Ее основой в настоящее время являются раскопки широкой площадью, если они ведутся в городах, или широким фронтом, когда речь идет о погребальных комплексах. Только такие работы дают необходимый материал для надежных научных построений. Многообразие частных открытий порождает столь же многообразную программу научных изысканий, постепенно выдвигая на первый план проблемы общеисторического характера, которые становятся стержнем и для разработки частных сюжетов» [Историческая наука…, 2004. С. 470]. Благодаря интенсивным раскопкам к 1970;м годам первенство в изучении сюжетов из древнерусской истории перешло к археологам. Показателем этого стал выход сборника «Древнерусские княжества X—XIII вв.», в котором большинство статей было написано именно археологами [Древнерусские княжества…, 1975].

Стосемилетний крестьянин с семидесятипятилетним сыном.

Его поколение прекрасно знало местные древности.

Фото Л. В. Алексеева (Речицкий район, Гомельская область, Белоруссия) В 1959 г. Институт истории материальной культуры АН СССР был переименован в Институт археологии АН СССР. Изучением рассматриваемого региона занимался сектор славяно-русской археологии.

Артемий Владимирович Арциховский.

Во второй половине XX в. расширилась работа по публикации исторических источников. Применительно к нашей теме это: Смоленские грамоты…, 1963; Полоцкие грамоты…, 1977; Полоцкие грамоты…, 1980 и др. Также значительно увеличилось количество периодических изданий, в которых можно было ознакомиться с новейшими разработками той или иной проблемы. С 1957 г. стал выходить главный журнал по отечественной истории «История СССР» (ныне — «Российская история»), издаваемый с периодичностью раз в два месяца Академией наук. «Советская археология», также выпускаемая Академией наук, до 1957 г. выходившая как ежегодник, с этого момента стала выпускаться 4 раза в год. В связи с этим интересно, что «кризис» исторической науки 1990;х годов стал разворачиваться на фоне настоящего бума печатной продукции. Отныне практически все вузы и музеи России и Белоруссии получили возможность публиковать свои труды. В это время в самой Белоруссии было возобновлено довоенное издание «Псторычнаархеалапчны сборшк»: с 1993 по 2001 г. вышло 16 выпусков [о сборнике см.: Алексеев, 1998. С. 185 и сл.]. В 2017 г. вышел 32-й выпуск. В этих изданиях много важного и для нас; работы по средневековой археологии там можно встретить постоянно.

Говоря об общем развитии историографии во второй половине XX — начале XXI в., следует подчеркнуть следующее. Марксистская методология, укоренившаяся в исторической науке с 1930;х годов, дала в конце 1940;х — начале 1960;х годов блестящие образцы советской историографии. Применительно к истории Древней Руси и археологии это труды Б. А. Рыбакова, А. Н. Насонова и др.

Книга Б. А. Рыбакова «Ремесло Древней Руси» [Рыбаков, 1948] стала эпохальным трудом. Умело сочетая данные археологических памятников и письменных источников на широком историческом и географическом фоне (ведь исследователю пришлось сопоставлять материалы не только русского, но и иностранного происхождения, чтобы выявить взаимовлияния), Б. А. Рыбаков сумел воссоздать картину ремесленного производства домонгольского времени. Его книга не затрагивает западнорусских областей, но предложенные в ней методики повлияли на археологическую науку в целом и на изучение западнорусских древностей в частности.

Борис Александрович Рыбаков.

Книга А. Н. Насонова подытоживала изучение проблем исторической географии Древней Руси и поставила новые вопросы [Насонов, 1951]. Автор рассматривал проблемы сложения Древнерусского государства, его территории, административных и хозяйственных центров и т. д. Главы IV—XII посвящены разным землям Руси, образовавшим в начале периода феодальной раздробленности «самостоятельные полугосударства». Полоцкой и Смоленской землям посвящены, соответственно, главы IX и X. Книга основана в первую очередь на летописном материале; А. Н. Насонов опирался на достижения А. А. Шахматова, археологические материалы им еще не привлекались. Тем самым ученый, обработав имеющиеся письменные материалы, как бы передал эстафету изучения древностей археологам, чтобы они дополнили и скорректировали сделанные им выводы работой с памятниками материальной культуры. Столь же фундаментальный характер носят и работа В. В. Мавродина [Мавродин В. В., 1945]. В более позднее время были выпущены обобщающие труды по домонгольской истории Б. А. Рыбакова [Рыбаков Б. А., 1982], А. В. Кузы [КузаА. В., 1996], М. Б. Свердлова [Свердлов М. Б., 2003] и др.

Вторая половина XX в. в исторической науке ознаменовалась дальнейшим развитием специализации. Так, на смену большим обобщающим работам, какие писались в XIX — начале XX в. (применительно к нашей теме это труды И. Д. Беляева, П. В. Голубовского, В. Е. Данилевича, М. В. Довнар-Запольского и др.), пришли более или менее подробные статьи, разбросанные по разным изданиям. Жанр монографии оказался отодвинут жанром статьи. Вместе с тем, вторая половина XX в. ознаменовалась некоторым интересом именно к монографическому изучению больших территорий. Первыми работами подобного плана стали труды В. Т. Пашуто по истории Галицко-Волынского княжества [.Пашуто, 1950], А. Л. Монгайта — по Рязанскому княжеству [Монгайт, 1955; Монгайт, 1961], Л. В. Алексеева — по Полоцкой земле [Алексеев, 1966]. Вскоре к ним добавились и исследования по другим территориям.

Однако со второй половины 1960;х годов и вплоть до настоящего времени подобных ярких, обобщающих работ практически не создавалось. Связано это было, видимо, как с общей стагнацией советского строя, так и с кризисом марксистской методологии. К этому времени она себя исчерпала. Поиски новых методов исследования привели к развитию так называемого квантитативного направления, связанного в нашей стране с именем И. Д. Ковальченко. Количественные методы проникли и в археологию. Примерно в это же время в археологии также стали активно внедряться естественно-научные методы изучения: углеродный анализ, дендрохронология и др. В этом плане особенно ценны работы Б. А. Колчина [Колчин, 1956; Колчин, 1963; Колчин, 1972; Колчин Б. А., 1982 и др.] и М. Н. Кислова [Кислое, 1952].

Кроме того, за последние десятилетия значительно изменилась сама техническая база исследований. Развитие компьютерных технологий, технологий, связанных с фото-фиксацией, передачей информации и т. д., стали мощным фактором научной жизни. Это определило изменение не только в процессе накопления фактического материала, но и в изменении методологии исследований.

Послевоенный период (особенно после 1956 г. — после XX съезда и развенчания «культа личности») ознаменовался «дифференциацией подходов советской археологии». Г. С. Лебедев выделил «археологическую историю», «этнологическую археологию», «социологическую археологию», «дескриптивную археологию», «технологическую археологию», «новые методы в археологии» [Лебедев Г. С., 1992. С. 432—442]. Нетрудно заметить, что в рамках первого подхода выполнены работы по истории отдельных территорий (уже упомянутые труды по истории древнерусских княжеств Л. В. Алексеева, А. Л. Монгайта, В. Т. Пашуто и других), в рамках второго — труды по отдельным славянским племенам (Е. А. Шмидта по смоленским кривичам, Г. В. Штыхова по полоцким кривичам, П. Ф. Лысенко по дреговичам и т. д.).

В годы «Перестройки» наблюдались попытки творческих поисков в рамках марксизма. В 1990;е годы, когда советская система пала, историки оказались в ситуации методологического выбора. Наступивший «кризис» науки ознаменовался именно поисками новых путей и подходов. Организация исследований в России и странах бывшего СССР оказалась принципиально иной. Связано это не в последнюю очередь с сокращением финансирования. На смену государственным средствам стали приходить частные, и широкое распространение получила грантовая поддержка. При этом историки, до сих пор бывшие своего рода монополистами в плане изучения прошлого и его пропаганды, все больше и больше стали уступать место публицистам и представителям Mass Media. Это привело к тому, что на коллективные представления о прошлом все больше и больше стали влиять непрофессионалы. Кроме того, на постсоветском пространстве становление национальных исторических школ нередко проходило под знаком развития националистических идей (это в первую очередь касается Прибалтики). Не обошло стороной это в 1990;е годы и Белоруссию. Примечательно, что именно в этот период образы западнорусской истории снова стали появляться в работах писателей, художников (как это было и в прошлые столетия), а также кинематографистов.