Русская деревня. 
Окончательное закрепощение крестьян

В XVII в. изменилась судьба русской деревни. Происходит окончательное закрепощение крестьян, и почти на 200 лет Россия встает на крепостнический путь. Это меняло перспективы русской деревни, лишало ее возможностей развития. Деревня становилась объектом для выкачивания ресурсов. Ее быт, хозяйство, способ производства были законсервированы.

На русской деревне тяжело сказались годы гражданской войны (Смуты) начала XVII в. Была разорена практически вся европейская часть страны от Поволжья до Смоленска, от южных уездов до Новгорода и Пскова. Документы показывают резкое увеличение числа (до 40%) бобыльских дворов (т.е. дворов обнищавших крестьян), а также сокращение пашни (в некоторых уездах она составляла всего 4−5% обрабатываемых земель) и увеличение перелога. Кризис был преодолен только в 1620-е гг. Практически четверть века русская деревня лежала в руинах.

Последующие годы XVII в. характеризуются ростом сельскохозяйственного производства. В первую очередь это связано с колонизационными процессами. Благодаря строительству засечных черт произошло значительное расширение хозяйственной территории России на юг. В сельскохозяйственный оборот вошли плодородные земли Центрального Черноземья и Юга России. Продолжалась колонизация русскими Поволжья, районов Урала, Сибири.

В конце XVII в. в Сибири жили уже несколько десятков тысяч русских крестьян. Колонизация здесь носила очаговый характер, можно выделить отдельные территории: Тобольский уезд, Томско-Кузнецкий, Енисейско-Красноярский и Илимо-Ангарский земледельческие районы. Развитие земледелия в Сибири было важным фактором освоения региона: он начал обеспечивать себя хлебом, что облегчало колонизационные процессы, помогало русским землепроходцам осваивать новые пространства Евразии и позволяло центру оставлять хлебные запасы для собственных нужд.

Преобладающим типом поселений крестьян в XVII в., по А. А. Шенникову, был погост: «селение, в котором у торговой площади группировались усадьбы представителей общинной администрации, церковь с дворами духовенства и кладбище, но было мало или вовсе не было усадеб рядовых крестьян, которые жили в деревнях». Погосты были центрами простиравшихся на много километров общинных земель (как обрабатываемых пашен, гак и неосвоенных лесных массивов). На этих общинных землях располагались множественные, разбросанные далеко друг от друга крестьянские деревни — маленькие поселения от трех до пяти дворов. Если деревня погибала, вместо нее оставалась пустошь. Когда крестьяне основывали новую деревню на целинных землях, то это месте называлось починком. Подобная организация земель и поселений была распространена на землях черносошного Севера. Территория общины в документах именовалась «погостом» или «волостью» .

Эта система корнями уходила еще в период средневековой колонизации северных лесных районов. В XVII в. деревни укрупнялись, в погостах появлялись многочисленные крестьянские дворы. Такой погост превращался в село — крупное поселение с церковью, центр православного прихода. По мере развития помещичьего землевладения в селах распространяются усадьбы феодалов (такое поселение называлось сельцом).

Таким образом, по А. А. Шенникову, складывалась система расселения с многосемейными селениями трех видов: деревня — без усадьбы феодала и без церкви, сельцо — с усадьбой феодала, но без церкви и село — с церковью.

В области сельскохозяйственных технологий продолжало господствовать трехполье, эффективное для плодородного чернозема, но не всегда удовлетворительное для бедных подзолистых почв. На них земля в трехпольном цикле не успевала восстанавливаться, нужно было унавоживание: по подсчетам А. Советова, на одну десятину требовался навоз от 3−6 коров. Крестьянские хозяйства таким количеством скота не располагали, и поля постепенно истощались. Попытки введения пятии шестиполья с ротационным циклом в некоторых крупных хозяйствах распространения не получили.

Несмотря на распространение трехполья, важные позиции в землепользовании сохраняла подсека. Это было связано с двумя факторами. В первую очередь подсека необходима при колонизационных процессах, когда землю под новые пашни необходимо расчищать от леса. Вторым фактором, как отмечают ученые, было распространение крестьянской «неучтенной пашни». Рост налогов вынуждал крестьянина для прокорма заводить в лесу неучтенные для сборщиков податей пахотные участки. Они расчищались и обрабатывались с помощью подсеки. Точное количество таких земель и их роль в крестьянском хозяйстве в XVI—XVII вв. учету не поддается, мы не можем оценить масштабы и роль этого «теневого» сектора крестьянского хозяйства.

Набор сельскохозяйственных культур в XVII в. не претерпел существенных изменений. Это по-прежнему были рожь, пшеница, ячмень, овес, гречиха, просо, горох, лен, конопля. По данным Н. А. Горской, в конце XVI — начале XVII в. в центральных русских уездах рожь занимала 50% посевных площадей, овес — 41,9, ячмень — 6%. Пшеница встречается редко, ее посевные площади составляли не более 2%. Севернее центральных уездов преобладали рожь и ячмень, южнее — рожь и овес при росте удельного веса посевов пшеницы и гречихи.

Не произошло существенной эволюции и в орудиях обработки земли: все также применялись плуги, сохи, бороны. Некоторым исключением является распространение в XVII в. так называемой сохи-косули с выпуклым лемехом, резцом и отвалом, переворачивающим вспахиваемую землю. Это орудие было более эффективно по сравнению с традиционной двузубой сохой.

Хлеб молотили цепами. Мололи зерно на мельницах, в основном водяных или ручных. Ветряные мельницы имели в XVII в. меньшее распространение. Урожайность зерновых в XVII в. не меняется по сравнению с предшествующим временем, и в среднем составляет сам-три — сам-четыре. На новоосвоенных черноземных землях Юга в урожайные годы урожайность могла достигать показателей сам-шесть — сам-семь.

На XVII в. приходится время расцвета русского огородничества и садоводства. В Москве даже возникли особые Огородная и Садовая слободы, поставлявшие фрукты и овощи ко двору.

По данным историка И. Е. Забелина, в конце XVII в. дворцовому хозяйству в Москве принадлежало 52 сада, в которых «насчитывалось 46 694 яблони, 1565 груш, 42 дули (сорт груш), 9136 вишен, 17 кустов винограда, 582 сливы, 15 гряд клубницы, 7 деревьев грецких орехов, куст кипариса, 23 дерева чернослива, 3 куста терна, „…сверх того множество кустов и гряд вишен, малины, смородины красной, белой и черной, крыжу, байбарису, серебориннику или шиповнику красного и белого“…» .

Из культур по-прежнему разводили капусту, морковь, свеклу, репу, лук, огурцы, тыкву. Однако появляются и новые культуры: сельдерей, салат и др. Из экзотических ягод выращивали дыни. Получает распространение парниковое огородничество. В садах выращивали яблоки, груши, вишни, сливы, крыжовник, смородину, малину, клубнику. Ученые установили, что в XVII в. были известны такие сорта яблок, как «налив», «титов», «бель можайская», «аркат», «скруп», «кузьминские», «малеты белые», «малеты красные». Садоводы учились выращивать виноград, арбузы, даже лимонные и апельсиновые деревья. Правда, приходилось думать, куда их девать зимой.

Очень показательно, что от XVII в. до нас дошли сведения о систематическом разведении цветов в цветниках. Выращивали пионы, розы, тюльпаны, гвоздики. Это говорит о появлении эстетической составляющей в хозяйстве: к земледелию переставали относиться только как к утилитарному источнику дохода, по крайней мере в некоторых аристократических семействах.

В XVII в. скотоводство, как и земледелие, претерпело незначительные изменения по сравнению с предыдущим периодом. По-прежнему в хозяйствах содержались коровы, свиньи, овцы, козы, домашняя птица. Основным тягловым животным для крестьян была лошадь. Постепенно намечаются районы специализации по разведению пород крупного рогатого скота (в основном на Севере): холмогорские, архангельские, мезенские земли. Возникнут даже особые породы скота, например холмогорская.

Русские крестьяне в XVII в. жили на четырех категориях земель:

• 1) светских владельческих (вотчинных и поместных);
• 2) церковных и монастырских;
• 3) дворцовых (личное хозяйство монарха);
• 4) черносошных (государственные земли).

Соответственным было и деление крестьян на категории.

Владельческие крестьяне (как светских землевладельцев, так и церковных, монастырских) выполняли большой объем повинностей на господина (оброк продуктами, денежный оброк, работа на дворе феодала и т. д.). Формы и размеры повинностей довольно значительно различались по местностям, но преобладали оброчные виды ренты. Барщина в большей степени возлагалась на сельских холопов.

Особую категорию составляли лично свободные черносошные крестьяне, несущие государево тягло — значительный объем налогов и повинностей на государство. В историографии существует точка зрения (Л. И. Копанев), согласно которой в XVI—XVII вв. черносошные крестьяне считали себя собственниками земли (хотя земля была государственной, они могли ее дарить, обменивать, завещать и т. д.), именно в этом социальном слое можно искать первые ростки предпринимательства среди русского крестьянства. Перспективы развития таких новых предпринимательских отношений в отечественной деревне были оборваны введением крепостного права («черные» земли постепенно раздавались монархом феодалам, превращались во владельческие).

К низшим слоям сельского населения относились бобыли и сельские холопы, а в черносошных землях — подворники, подсоседники, наймиты и пр. Бобыли — разорившиеся, неимущие крестьяне, арендовавшие надел, — в силу нищеты не могли нести государева тягла. Однако с 1620-х гг., как показал Б. Д. Греков, бобыльскис дворы учитывались наряду с крестьянскими при расчете «живущей четверти», т. е. податной единицы. Размер налога рассчитывался по количеству дворов, таким образом, фактически на бобылей гоже распространили тягло (другой вопрос — как они его выплачивали). В 1679 г. бобылей, имевших собственный, пусть и арендованный двор, полностью обложили государственными податями. Сельские холопы имели довольно большое распространение, активно привлекались к аграрным работам в хозяйстве господина, особенно для барщины.

Вся первая половина XVII в. — история ужесточения крепостного законодательства. Уложение Василия Шуйского 1607 г. ввело 15-летний срок сыска беглых крестьян. Это было серьезным наступлением на крестьянство: если скрываться от властей в течение пяти лет (по предыдущему указу об урочных летах 1597 г.) на российских просторах особого труда не составляло, то 15-летний срок обрекал беглого крестьянина на дальний путь, на Дон, с которого «выдачи нет», на Север или в Сибирь. В Центральной России 15 лет скрываться было невозможно.

Дворянство на этом не остановилось, и правительство Михаила Федоровича неоднократно получало коллективные челобитные о продлении срока сыска беглых крестьян (в 1637, 1641, 1645, 1648 гг.). В 1642 г. был введен 10-летний сыск для беглых и 15-летний — для вывозных, тех, кого сманили («увезли») более сильные землевладельцы. От введения бессрочного сыска властей удерживало лишь то, что после Смуты произошли большие миграции податного населения. Крестьяне бежали из разоренных имений к более крепким хозяевам. Возвращение таких беглых означало бы ослабление этих крепких хозяйств, что неминуемо влекло бы за собой падение собираемости налогов. Но деньги для возрождающейся России были жизненно необходимы, поэтому, идя на уступки дворянству, правительство Михаила Федоровича не сделало главного шага, медлило с введением бессрочного сыска.

В 1645 г. правительство Б. И. Морозова планировало крестьянскую реформу. К тому времени стало ясно, что путь бесконечного увеличения урочных лет — тупиковый. Крестьяне продолжали бежать на Дон, с которого «выдачи не нет», во всяком случае фактически. Крестьяне бежали из бедных дворянских поместий в богатые боярские вотчины, где их укрывали и где они были недосягаемы ни для каких отрядов «сыщиков». Увеличение срока сыска проблемы не решало. В то же время бесконечно игнорировать дворянские требования об обеспечении их поместий рабочей силой, пока сын боярский воюет на фронте, тоже было невозможно. Однажды неудачное решение этой проблемы уже стало одним из факторов возникновения гражданской войны — Смуты.

Правительство Морозова в 1645 г. согласилось с необходимостью введения бессрочного сыска крестьян, но с одной поправкой: сначала надо составить новые переписные книги, которые и станут новыми «крепостями». Трудно сказать, что двигало правительством: нежелание погрязнуть в тысячах судебных исков, которые накопились, но спорным вопросам о принадлежности беглых крестьян с начала XVII в., или стремление защитить крупные боярские вотчины. Ведь, как заметил И. Л. Андреев, предлагаемый порядок фактически закреплял беглых крестьян за их новыми владельцами, и огромная масса служилого дворянства лишалась шансов когда-либо вернуть себе своих беглых. Впрочем, русское правительство еще с конца XVI в. было склонно к компромиссным решениям крестьянского вопроса: с одной стороны, оно стояло на страже интересов дворянства, с другой — не хотело сгонять с насиженного места исправного крестьянина-тяглеца, хорошего налогоплательщика, пусть и беглого.

Соборное уложение 1649 г. ввело бессрочный сыск беглых крестьян. Это считается точкой окончательного установления крепостного права, хотя крепостническое законодательство развивалось и уточнялось всю вторую половину столетия.

Введя бессрочный сыск, необходимо было отработать механизм ето реализации. Первоначально власть пошла примитивным путем облав: из центра посылались в разные уезды команды сыщиков, которые должны были выявлять переселенцев и беглых и возвращать их владельцам. Масштабы сысков ширились. В 1676—1678 гг. была проведена подворная перепись, помогавшая сыскным мероприятиям. Теперь сыск беглых можно было поставить на более прочную документальную основу.