Психологическое объяснение как экспериментально обосновываемое

Реконструкции психологической реальности на основе экспериментального метода и ложные дихотомии в психологии.

Описанию и пониманию в психологии противостоит объяснение; однако специфика «объяснительной» методологии не связана с рамками отдельных теорий, как это имело место в случае описательной психологии. Построение психологического объяснения опиралось на теоретические разработки множества психологических школ. Однако связка с используемым методом — психологического эксперимента — дает возможность говорить об экспериментальной парадигме как объединившей разные теоретические направления в психологию объяснительную.

Каузальное объяснение, реализующее номотетический подход и апеллирующее к закону как основанию объяснения устанавливаемых зависимостей, было сформировано в истории развития наук на основе экспериментального метода. Более широкое понимание экспериментальной парадигмы означает реализацию в теоретико-эмпирическом исследовании того классического идеала рациональности, согласно которому возможно объективное познание закономерностей, функционирование которых не зависит от субъекта познания и которые могут быть объяснены в каузальных схемах. Ранее в гл. 5 мы говорили о том, что психология изначально включила представления о неклассических ситуациях, раскрытие психологической реальности в которых предполагало следование другим — неклассическим — идеалам рациональности. Однако это не отменяет тех исторических фактов, что по отношению ко многим проблемам в ней успешно реализовывался экспериментальный метод, соответствующий определенному построению теории (как ориентированной на каузальное объяснение), и что именно экспериментирование^[1] лежало в основе выделения психологии в качестве самостоятельной науки.

Психологическое знание изначально предполагает реконструкцию психологической реальности в рамках того или иного метода как пути соотнесения теоретических представлений и способов организации эмпирии для «опробования» теории практикой психологического исследования. На классической стадии развития науки такая исследовательская практика связана с экспериментальным методом и принятием соответствующего понимания «воздействующей» причины. Последнее, как было показано ранее, изначально подвергалось сомнению, поскольку формировались взгляды о множественности психологической причинности. Но это не основание ставить под сомнение те завоевания психологии, которые были связаны в ней с опробыванием средств экспериментального метода. Другими методами верифицировались другие гипотезы — не причинно-следственные.

Поскольку ограничения в объяснении, построенном на основе реализации классического идеала рациональности, в психологии часто связывают не с вопросом ограничений в типах проверяемых гипотез (которым адекватно применение экспериментального метода), а с самими используемыми методами, появляется тенденция указать на их «огрехи» как основания неадекватности построенной в исследовании связки «теория — гипотеза — метод» .

Отметим, что «аналитический» метод, который Л. С. Выготский противопоставил метафизическому (см. гл. 9), не выступает синонимом экспериментального, поскольку последний основывается не на эмпирических обобщениях, а на логике гипотетико-дедуктивный вывода, включающего установление эмпирических закономерностей в качестве одного из условий и этапов реализации экспериментального метода. По в широком смысле — опоры на результаты сравнительного сопоставления эмпирических данных в разных условиях — эксперимент относится к указанному типу метода.

Отечественная психология в меньшей степени, чем зарубежная, уделяла внимание специальной методологии как обоснованию различий методов в возможностях разноуровневых обобщений применительно к самому психологическому знанию, что породило ряд искажений в соотнесении направленности теорий и методов исследования. Напротив, в разработке проблемы объективного метода в психологии усилиями сначала представителей культурно-исторической психологии и деятельностных подходов в психологии, а также Б. М. Теплова [Теплов Б. М., 1985] и позже М. К. Мамардашвили и В. П. Зинченко [Зинченко В. П., Мамардашвили М. К., 1977] были сделаны существенны прорывы в понимании его возможностей и ограничений.

Экспериментальную парадигму в развитии научного знания, которая была охарактеризована К. Поппером как становление теоретических реконструкций — в рамках той или иной науки — на основе гипотетико-дедуктивного рассуждения (и принципа фальсификации), можно считать завершением классического идеала рациональности. Она означала к окончанию Нового времени следующее: принятие определенной логики проверки теоретических гипотез на пути, который был выработан в противовес индуктивному методу. Позитивистское и неопозитивистское обращение к методу как основному элементу в организации эмпирического исследования и заданный этими направлениями разрыв с теорией, подвергаемой не содержательному, а формально-логическому анализу, не выступали в методологии науки основанием экспериментальной парадигмы^[2], как это сегодня иногда представляется в ряде публикаций.

Общей основой этой парадигмы стал путь доказательства от противного, обоснованный К. Поппером как общая логика установления экспериментальных фактов при проверке научных теорий и получивший название критического рационализма.

До 1983 г. работ Поппера на русском языке не выходило, первой стала публикация книги, с представлением которой он выступил пятьдесят лет назад еще на Венском кружке [Поппер К., 1983]; его нелояльное отношение к Советскому Союзу как «закрытому обществу» сказалось на недостаточном знакомстве психологии с той методологией движения к объективному знанию, которое им было намечено в противовес позитивизму и неопозитивизму в науке.

В отечественной психологии «естественным» образом сложилось отождествление позитивистской методологии с практикой экспериментальных исследований. Эта «практика» необходимо включала разные пути интерпретаций, с использованием тех или иных методологических принципов (единства сознания и деятельности, развития, системного подхода). В какой момент и почему только определенный способ обращения к эксперименту (в рамках именно позитивистской методологии) стал рассматриваться как характерный для возможностей психологического эксперимента вообще — это еще предстоит понять историкам психологии. Нашей задачей является резюмировать, какой тип построения объяснения пришел в психологию вместе с экспериментальной парадигмой. Это важно, чтобы видеть частые искажения в понимании экспериментального метода и его возможностей в построении психологического объяснения.

Три основных условия причинного (каузального) вывода были восприняты психологией вместе с включением экспериментального метода в качестве средства наиболее строгого способа проверки теоретических гипотез. Эти условия означали определенную взаимосвязь логики вывода и организации предметно-чувственной деятельности исследователя. Она и стала называться экспериментальной парадигмой. Гипотетико-дедуктивный метод направлял получение эмпирических данных с целью проверки теоретических утверждений, предполагая три условия, которые выполнялись таким исследованием.

• 1. Причина предшествует во времени следствию. Последующие выводы об импликативном отношении, выражаемые в высказываниях типа «Если… то…» обеспечиваются управлением причинно-действующего фактора, или экспериментального воздействия.
• 2. Существует ковариация (неслучайная связь) между изменениями причинно-действующей переменной (называемой также независимой) и следствием, или изменениями фиксируемой зависимой переменной.
• 3. Отсутствуют конкурирующие гипотезы, т. е. проверяемой теоретической гипотезе как объясняющей устанавливаемую эмпирическую закономерность не могут быть противопоставлены столь же сильные объяснения, исходящие из другой теории или анализа другого круга переменных (как воздействующих факторов).

Детерминизм такого типа отражал понятие причинности на этапе становления в естествознании классической картины мира, что стало основанием неправомерно отождествлять естественнонаучную парадигму в психологии с экспериментальной, а последнюю — с одним из типов экспериментирования (принятом, в частности, в Павловской школе). Естественнонаучному пониманию детерминизма в Новое время стало соответствовать понятие воздействующей причины^[3], что предполагало проявление при определенных условиях того или иного закона. Это представление лишь постепенно формировалось в рамках ассоциативной психологии, приняв там именно облик прямого воздействия (как условий возникновения ассоциаций).

Вопрос о том, в какой степени психологический эксперимент сходен по своей структуре с естественнонаучным (периода классической или неклассической физики), получал разные ответы. Бихевиоризм, сформулировавший стимульно-реактивную схему и, казалось бы, максимально следовавший принципам естественнонаучного экспериментирования, на самом деле существенно отклонился от них именно в силу позитивистской установки. Это отклонение связано с отказом от теоретических реконструкций ненаблюдаемых процессов, что всегда предполагалось в логике экспериментального вывода (с его соотнесением теоретической и экспериментальной гипотез как экспликации следствия из закона).

Подробнее проблема экспериментального прояснения теоретических оснований в тех направлениях исследований, которые не отказываются от психологических объяснений, представлена в специальных учебниках как проблема содержательного и формального планирования психологических экспериментов. И то, в какой степени оправдано применение экспериментального метода с точки зрения специфики психологического понимания причинного воздействия, каждый раз вновь подлежит обсуждению. Но в методологической литературе подчас именно обращения к бихевиористским схемам или психофизиологическому эксперименту рассматриваются как образцы неприемлемости экспериментального метода в психологии. Укажем один из примеров.

Обсуждая методологические основания физиологии активности Н. Бернштейна в противовес методологии И. Павлова, называемой (в перефразе Маркса) «мозговым фетишизмом», Ф. Василюк отождествил схему выработки условного рефлекса с экспериментированием как методом вообще. Автор высказался кратко об экспериментальном методе таким образом, что его суть — логика теоретико-эмпирической проверки каузальной гипотезы — была подменена. Для этого показательны следующие два аспекта: 1) произвольного (и по сути неверного для экспериментального метода) истолкования роли использования идеальных объектов в научном исследовании; 2) подмены одним из вариантов реализации естественнонаучного эксперимента (павловским) построения психологического эксперимента. " Основная функция экспериментального метода в структуре научной концепции состоит в приведении реального объекта исследования в соответствие с основным идеальным объектом данной концепции (выделено Ф. В.). Реальный объект специальными процедурами и всяческими методическими ухищрениями как бы вталкивается в форму идеального объекта, там же, где это не удается, выступающие детали отсекаются либо технически, либо теоретически: их считают артефактами" [Василюк Ф. Е., 2003, с. 86|.

Роль идеальных объектов при экспериментальной проверке гипотез была иной: они в качестве гипотетических конструктов опосредствовали связь между теоретическим объяснением и эмпирическими фактами, опосредствуя прорыв в обобщении, а именно задавая объяснительную часть в эмпирической части гипотезы, где присутствуют измеряемые переменные и вид отношения между ними. Наиболее четко они представлены в разработках лабораторных экспериментов, но путь от выводов о действенности (адекватности) проверяемых в них научных моделей к объяснениям на их основе психологической реальности здесь проходит через сопоставительный анализ с другими теориями, т. е. также выступает опосредствованным.

Если же иметь в виду павловские схемы экспериментирования, то соответствующие споры (приемлемости такого пути для психологии) завершились более полувека назад, когда после знаменитой Павловской сессии на совещании 1952 г. психологи устами Б. М. Теплова обосновали неприменимость павловской парадигмы для психологии. В известной работе «Об объективном методе в психологии» критерием объективности выступило соответствие средств и организации исследования сути проверяемых психологических гипотез [Теплов Б. М., 1985]. За Павловым же пошли бихевиористы. И поэтому не случайно, что сопоставлять павловский метод в психологии можно только с бихевиоральным, что и делает Василюк: «Скиннер справедливо обвинял Павлова в создании „концептуальной“ нервной системы, а сам, как мы видим, создал „концептуальную“ среду» [Василюк Ф. Е., 2003, с. 130].

Это справедливое замечание в сторону метода теории условных рефлексов никоим образом не может распространяться на те формы концептуализации, которые экспериментально проверяются как психологические модели. В психологическом эксперименте они соотносят деятельность испытуемого с теми другими видами деятельности, на которые будет распространяться обобщение, а не с идеальными объектами. Идеальные объекты — составляющие теоретического объяснения, а не переменные в экспериментальной модели. Таким образом, неправомерно то понимание психологических экспериментов, которое относит их к павловским.

Своеобразие психологии состоит в том, что вновь появляющиеся парадигмы не приводят к уходу со сцепы прежних, а продолжают сосуществовать и развиваться параллельно с новыми, что позволяет говорить о поли- или мулътипарадигмальности психологии. И сегодня в психологии вполне сосуществуют и исследовательская практика, условно названная экспериментальной парадигмой, которая сочетает опору на экспериментальный метод и способ объяснения, апеллирующий к естественнонаучному пониманию причинности (этому служит раскрытие естественнонаучных основ психологии), и ряд других типов психологических исследований, где экспериментальный метод включен в логику опосредствованного построения психологического знания. Своеобразие связано и с изменением представления о воздействующей причине. В первую очередь здесь следует назвать культурно-деятельностную психологию, а также отнести сюда большую часть исследований в рамках гуманистической психологии (в том числе в современных вариантах позитивной психологии).

Отказ от компромисса в понимании роли разных методов продемонстрировали только некоторые авторы, работающие в рамках гуманитарной парадигмы, в частности Р. Мэй. Он вернулся к старому противопоставлению описания и объяснения в психологии, считая, что причинно-следственные связи должны уступить место изучению феноменологии состояний человека. Обращение к прямым методам, связываемым с феноменологическим и экзистенциальным подходами, — действительно важное отличие экспериментальных объяснительных схем от связанных с экспериментальным методом в психологии.

Таким образом, не следует путать формальные основания общности методов — при следовании условиям причинного вывода — и специфику реконструкции психологических законов, включающих содержательные основания объяснений в рамках разных психологических школ.

• [1] В данном контексте мы не разводим отдельно методов психологического эксперимента, психологического измерения, нормативной психодиагностики, предполагая всю систему группируемых вокруг эксперимента конкретных методов психологии.
• [2] В качестве таковой понимаются не отдельные школы, а любые научные направления, подвергающие свои теоретические гипотезы экспериментальной проверке.
• [3] Такой причины нет среди четырех ипостасей причины в учении Аристотеля.