Помощь в учёбе, очень быстро...
Работаем вместе до победы

Креатемы в художественной речи: стилистические этюды

РефератПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Процесс карнавализации языка отражают креатемы-гибриды. Эти контаминированные новообразования способны передавать одновременно два (и более) смысла: А на дуроге — дымо-возы / и мразогрязь; с Ивана начиная — с башки дуры / домашним страхом дышат кирпечуры (Г. Сапгир). Ср.: Мёртвый город неспешно харонит своих мертвецов (О. Хохлова). Процесс активизации механизмов словообразования прослеживается… Читать ещё >

Креатемы в художественной речи: стилистические этюды (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

Разграничение языка практического и языка поэтического, текста, соответствующего нормам функционального стиля, и текста, отмеченного речевой индивидуальностью, основано, как уже отмечалось, на дихотомии 'нормативность — креативность'. Задача анализа художественного текста — выявление маркеров авторской неповторимости. Креативная стилистика решает эту задачу, отталкиваясь от идей и методов, составляющих фундамент отечественной стилистики художественной речи (В. В. Виноградов, Г. О. Винокур, В. П. Григорьев, Б. А. Ларин, Л. В. Щерба и др.).

В классических трудах представлены образцы комплексного и образцы этюдного анализа художественных произведений. Цель комплексного анализа — интерпретация идиолекта (языка) и идиостиля автора. Цель этюдного анализа — функциональная интерпретация одной особенности художественного произведения или взаимосвязанных особенностей, составляющих примету (приметы) идиолекта и идиостиля. Разграничение целеустановок стилистического анализа прослеживается уже в формулировках заглавий научных трудов. Ср.: «Язык и стиль басен Крылова»[1] и «Этюды о стиле Гоголя»[2]. В данном разделе представлены стилистические этюды, позволяющие уточнить методику анализа художественного текста.

Текстовые уровневые доминанты

Анализ креатем как единиц поэтического языка и эстетически значимых элементов текста подтверждает мысль Г. О. Винокура о том, что «нет такого факта поэтического языка, каковой факт не был бы известен и вне поэтического контекста как явление языка вообще»[3]. Развивая эту мысль, учёный указывает на целесообразность уровневого подхода к изучению словесного художественного творчества. Аналогичной точки зрения придерживается Л. В. Щерба. Предложенный им анализ стихотворения А. Пушкина «Воспоминание» содержит «Замечания по ритмике», «Замечания по фонетике», «Замечания по морфологии, синтаксису и словарю»[4]. Соответственно можно говорить о креатемах ритмических, фонетических, морфологических, синтаксических, лексических. Поскольку анализ всех, без исключения, креатем возможен лишь для текстов малых жанровых форм, целесообразно оттолкнуться от идеи установления текстовой уровневой доминанты. В. Шкловский в этой связи говорил о том, что художественный текст отличается «ощутимостью своего построения»: языковые средства одного из уровней могут восприниматься как важнейшие в эстетическом отношении.

Текстовая уровневая доминанта — это намеренно выдвигаемая автором на первый план читательского восприятия совокупность креатем определённого уровня. Анализируя текстовую доминанту, необходимо помнить, что иерархия языковых уровней подчинена эстетическому критерию. Вот почему «низкий» в общеязыковом понимании уровень (фонетический) может играть в тексте ведущую роль, а элементы этого уровня — организовывать все остальные элементы в единое целое. Ведущее положение в тексте может занимать любой языковой уровень. В этом состоит отличие уровневой организации художественного текста от жёстко закреплённой иерархичности уровней языка. В разных текстах на первый план читательского восприятия могут выдвигаться обеспечивающие эстетическое впечатление доминанты разных уровней.

1. Фонетическая доминанта часто связана со звуковой изобразительностью, которая достигается либо прямым звукоподражанием, либо апелляцией к ключевому слову, звуковой состав которого отраженно повторяется в специфически организованном контексте. В экспериментальном стихотворении И. Сельвинского «Баллада о барабанщике» совмещаются оба эти способа: слово барабан исконно звукоподражательное, его звуковой состав усиливается контекстными звуковыми повторами: В бурый бок барабанной перепонки барабана Вбарабанил барабанщик барабанный бой. Звукопись подчёркивается ритмическим рисунком стиха, лексическими повторами, новообразованиями, но фонетическая выразительность доминирует:

Барабаны в банте, Славу барабаньте! Барабарабаньте Во весь. Свой. Раж. НИ

в Провансе,

НИ в Брабанте Нет барабанщиков Таких. Как. Наш.

2. Морфологическая доминанта ощутима в стихотворении А. Фета «Шёпот, робкое дыханье». Отличительная особенность текста — безглагольность. Эстетическая установка автора состоит в том, чтобы создать впечатление динамичности такими грамматическими средствами, которые в языковой системе не имеют типового значения процессуальности: Шёпот, робкое дыханье, Трели соловья, Серебро и колыханье Сонного ручья, Свет ночной, ночные тени, Тени без конца, Ряд волшебных изменений Милого лица, В дьшшях тучах пурпур розы, Отблеск янтаря, И лобзания, и слёзы, И заря, заря!..

В тексте преобладают имена: из 36 слов 23 существительных и семи прилагательных. Полностью отсутствует глагол — часть речи, с помощью которой естественно передается семантика процессуальности. Однако ряд имён-креатем имеет отглагольный характер: шёпот (шептать), дыханье (дышать), колыханье (колыхать), изменение (изменять), лобзание (лобзать). Кроме того, существительное трели ассоциативно связано с глаголом петь; слезы — с глаголом такать. Живые словообразовательные связи и глагольные ассоциации позволяют автору преодолеть статичность изображаемого.

Безглагольность компенсируется синтаксическим строем текста, состоящего из одного сложного предложения. Однородность номинативных предложений обусловливает постепенное нанизывание смыслов. Синтаксические креатемы способствуют созданию картины летней ночи, переходящей в утро, в восприятии влюблённых. «Сплав» морфологических и синтаксических креатем обеспечивает целостность эстетически совершенной поэтической системы, неповторимость которой заключается в её морфологической организации.

3. Лексическая доминанта чаще всего выдвигается автором на первый план эстетического читательского восприятия. Примером могут служить миниатюры из цикла В. Астафьева «Затеей». Вот одна из них:

Мелодия

Пёстрый лист. Красный шиповник. Искры обклёванной калины в серых кустах. Жёлтая хвойная опадь с лиственниц. Чёрная, обнажённая в полях земля под горою. Зачем так скоро?

Слова-креатемы, прямо (красный, серый, желтый, черный) или косвенно (искры калины — красный цвет; хвойная; лиственница — зеленый; обнажённая земля — чёрный) воспроизводят многоцветие (ср. пёстрый) осенней природы. Ритмизированность прозаического текста усиливает ощутимость возникающих на лексической основе образно-эстетических приращений: красота, пиршество природы — и невольная печаль; краски жизни, меняющиеся постепенно, но неуклонно, и колористические знаки увядания; движение сверху вниз (опадь) — предчувствие конца. Особую значимость приобретает грамматическое значение признаковость, объединяющее все прилагательные и причастия (последние добавляют значение процессуальности): обклёванная калина обнажённая в полях земля. Типовая грамматическая семантика гармонически соединяется с лексической. Последовательное нанизывание визуальных образных представлений складывается, подобно благозвучному напеву, в целостное художественное единство. Мелодия — метафора увядания природы и человека. Составляющие стилистический центр текста лексические креатемы, сохраняя прямые языковые значения, мотивируют образно-эстетическое обобщение.

Текстовая лексическая доминанта — стилистическая примета текстов, составляющих цикл «Крохотки» А. Солженицына. Автор намеренно отбирает хронологически отмеченную лексику. Приведем фрагмент из текста «Позор» :

Какое это мучительное чувство: испытывать позор за свою Родину.

В чьих Она равнодушных или скользких руках, безмысло или корыстно правящих Её жизнь. В каких заносчивых, или коварных, или стёртых лицах видится Она миру. Какое тленное пойло вливают Ей вместо здравой духовной пищи. До какого разора и нищеты доведена Жизнь, не в силах взпяться.

Антитеза бездуховного — духовного (тленное пойло — здравая духовная жизнь) охватывает весь текст. Она включает смыслы «разрушающее», «гибельное», «приземлённое», которые зафиксированы В. И. Далем в толкованиях слов группы " тлеть" , и смысл «скотское» (пойло — «питье для скота»). Эти смыслы обобщаются архаической номинацией разор, ёмко передающей образ опустошения, разорения, разрушения. Финальная «точка» динамического противопоставления скотского и человеческого, гибельного и здравого, низкого (бездуховного) и высокого (духовного) -лексический архаизм взняться («подняться вверх, взлететь»), включённый в состав отрицательного высказывания. Креатема безмысло — результат словотворчества писателя (ср. отмеченное в «Словаре древнерусского языка» И. И. Срезневского слово безмысльно). Прозрачная структура новообразования, воспринимаемого как архаизм, обеспечивает его понятность.

Направление отбора стилистически маркированных языковых единиц и цель словотворчества объединены эстетическим замыслом автора, стремящегося говорить народным языком о жизни народа, о судьбе России (обратим внимание на выделение заглавными буквами тематически связанных имён и местоимений). Эстетическое неприятие навязанной народу бездуховности органически соединяется с социально-обличительной позицией писателя-патриота.

4. Доминирование креатем-новообразований отражает авторскую «установку на выражение» (Б. В. Томашевский) и на самовыражение. В специальной литературе разграничивают понятия потенциальности и окказиональности. Окказиональность, в отличие от потенциальности, характеризуется незаданностью новообразования системой языка. Если производство потенциальных слов основано на закономерностях языковой системы, то производство слов окказиональных основано на преодолении закономерностей системы языка.

Обобщим признаки окказиональных слов: окказионализмы принадлежат только речи, они творимы, не воспроизводимы языковым сознанием, обладают словообразовательной производностью, функциональной одноразовостью, номинативной факультативностью, экспрессивностью. И потенциализмы, и окказионализмы со структурной точки зрения неоднородны, поэтому подлежат внутренней классификации. Поскольку мы говорим о новообразованиях как знаках идиостиля, не будем останавливаться на проблеме их внутренней типологии. Каждое новообразование — это креатема, маркирующая авторскую индивидуальность. В русской поэтической практике имеются отдельные экспериментальные идиостили, приметой которых является активное словотворчество. Например, в произведениях В. Маяковского зафиксировано более двух тысяч новообразований. Это позволило Г. О. Винокуру назвать поэта «новатором языка» .

Продемонстрируем доминирование в тексте креатем-окказионализмов на материале «Сказа о тульском Левше и стальной блохе» Н. Лескова. Новообразования используются писателем для стилизации речи рассказчика и одновременно — как средства индивидуально-образного изображения действительности. Непосредственный объект креативной речевой деятельности — внутренняя форма слова. В сказе выделяются три группы креатем-окказионализмов: с привнесенной внутренней формой; с измененной внутренней формой; с акцентированной языковой внутренней формой.

Первую группу креатем составляют слова иноязычного происхождения, лишённые в языке внутренней формы. В тексте они претерпевают изменения плана выражения. Субституция, выпадение, вставка, метатеза меняют привычное звучание слова, «вдыхают» в него внутреннюю форму, а с ней — новый уникальный образ изображаемого, например: клеветой (фельетон), долбица (таблица) умножения, студит (пудинг), тугамент (документ), бюстры (бюст + люстры), нимфозория (нимфа + инфузория), Кисельвроде (Нессельроде), публийцейские (публичные + полицейские) новости.

Индивидуальная мотивация этих слов способствует возникновению обновлённого оценочного представления обозначаемых реалий: клеветой — «статья, содержащая клевету»; тугамент —" бумага, которую с трудом получают и без которой туго приходится" и др. В тексте креатемы этой группы приобретают индивидуальную образность. Народная этимология обусловливает экспрессивность всех образований. Так, ирония передаётся креатемами клеветой, Кисельвроде, публицейские; параметрическими компонентами отмечены смыслы слов долбица, тугамент; диковинность — компонент смысла креатем бюстры, Канделабрия, верояция, нимфозория. Отдельные креатемы-окказионализмы обладают смысловой многорядностью: публицейские новости -" газета, предназначенная для публики, но контролируемая полицией" и «отличающаяся тенденциозным содержанием публикуемых статей, материалов». В ряде случаев немотивированные иноязычные слова заменяются окказиональными синонимами с живой внутренней формой: капюшон — нахлобучка, корабль —непромокабль.

Вторую группу креатем-окказионализмов составляют слова, мотивированные в литературном языке. Автор преобразует структуру слова. Так, в сложных словах происходит замена первой корневой части: Твердиземное (Средиземное) морс, мелкоскоп (микроскоп), буреметр (барометр), правотец (праотец); замена второй корневой части сложного слова: двухсветная — (двухместная) карста — синонимическое дублирование; водоглаз — (лаз) -выделение детали и др. Корневые замены приводят к обновлению образного представления.

Третью группу креатем-окказионализмов составляют слова с акцентированной языковой внутренней формой. Стилистический эффект возникает в результате аффиксальной замены или вставки: смолевой вместо смолистый, собаческий вместо собачий, человечкин вместо человечий, потомец вместо потомок, безрассудок вместо безрассудство, предвозвышаться вместо возвышаться, взахаться вместо ахать.

Изменение внешнего облика слова иноязычного происхождения не всегда влечёт за собой возникновение зримого образа: укушетка, буфта, щиглеты (штиблеты). Иногда случайная словесная перекличка, полная или частичная омонимия приводят к ложному образу: грандеву (рандеву), кавриль (кадриль), Аполлон Полведерский (Аполлон Бельведерский). Ложная образность усиливает игровой комический эффект, а новообразования (все они иноязычного происхождения) служат средством стилизации речи рассказчика.

Парадоксальность образа, создаваемого внутренней формой слова, поддерживается приёмом оксюморона. Например: Подали ему (Левше) ихнего приготовления горячий студит (от студить) в огне, — он говорит: «Это я не знаю, чтобы такое можно есть» . Приём закрепляется дальнейшим контекстом: а горячего студингу со огнем не подавать. Оксюморон может содержаться в самом слове: в тесной хороминке. Значение слова хоромы содержит компонент «огромный»; семантика суффикса -инк-, прилагательного тесный включает противоположный параметрический компонент. В тексте формируется «сквозной» образ удивительного, диковинного. В речевую структуру этого образа входят тематически определённые группы креатем. Например: щиглеты, тужурные жилеты — диковинная обувь и одежда; симфон воды с ерфиксом — диковинное питье; Конделабрия,

Динаминде — диковинные географические названия.

Креатемы-окказионализмы и их группировки создают неповторимый стилевой облик текста сказа. При этом установка Лескова на словотворчество не самоцель. Текстовая доминанта способствует воплощению идеи одарённости русского человека, его диковинных творческих возможностей, особого взгляда па мир. Писатель преобразует язык, чтобы сделать его пригодным для выражения целостного эстетического замысла.

Необходимо отметить, что креатемы-окказионализмы, маркируя творческую речевую индивидуальность автора, одновременно отражают тенденции развития текущего литературного процесса[5]. Так, для поэтического словотворчества начала XXI в. характерна включенность в активные языковые процессы постсоветского периода. Как следует из языкового материала, систематизированного Н. А. Николииой[6], в русле активного процесса заимствования можно интерпретировать, например, креатемы-окказионализмы: фебруарийский след саней (М. Еремин); Успокойся, Бог с тобою, Айне кляйне нахтмужик (В. Строчков); Всегда- Jnvollendete (Г. Айги); Сапог в Париже пахнет рыжиком, / и разделяется в тоске / желанье жить и умереть в Париже / на жизнь в Париже / и реасе-ТЭЦ в Москве (А. Вознесенский). Поэты создают новообразования, включенные в процесс вульгаризации языка: На землице горючей Грома ждут укокошного (С. Стратановский); Пустой собор, обхезанный совком; Ты нуждаешься в любви, как шлюховатая блондинка (Е. Фанаева).

Процесс карнавализации языка отражают креатемы-гибриды. Эти контаминированные новообразования способны передавать одновременно два (и более) смысла: А на дуроге — дымо-возы / и мразогрязь; с Ивана начиная — с башки дуры / домашним страхом дышат кирпечуры (Г. Сапгир). Ср.: Мёртвый город неспешно харонит своих мертвецов (О. Хохлова). Процесс активизации механизмов словообразования прослеживается в отаббревиатурных новообразованиях. Например, А. Альчук создаёт окказионализм, при письменном воспроизведении которого обнаруживается получившая широкое распространение графиксация (безруля ВЦИКатил). Характерно для современного словотворчества использование слияния и сложения. Например, образованная способом слияния креатема верхолазы-гастролёры (И. Иртеньев) используется для усиления иронии, передаваемой с помощью трансформации прецедентного высказывания Ф. Тютчева: Страна моя не так уж и проста, Как кое-кто наивно полагает. Немало в ней таится разных «но». Неразличимых посторонним взором. Попять её от века не дано Заезжим верхолазам-гастролёрам. Обновление внутренней формы слова отличает креатемы, образованные способом сложения: краснословов (М. Ерёмин), чернослов (Е. Болотов), жизнесмерть (Т. Буковская), многошагий (В. Соснора) и др.

Выявление путей развития «словоновшества» XXI в. — перспективная задача креативной стилистики. Сегодня можно говорить лишь о том, как языковая среда стимулирует и направляет креативную речевую деятельность авторов художественных произведений. Предложит ли новейшая художественная литература образцы языкового новаторства, отмеченные «изобретением таких языковых средств, которые не даны непосредственно наличной традицией и вводятся как нечто совершенно новое в общий запас возможностей языкового выражения», покажет время. Текстовые доминанты, сконструированные на базе креатем-новообразований, следует анализировать с учётом активных языковых процессов.

5. Тропеическая доминанта связана с установкой на использование образного потенциала языка и речи. Пошаговый анализ креатемы-тропа предполагает исследование семантической структуры многозначного слова по данным толковых словарей русского языка, выделение конкретного языкового переносного значения — шаг первый; контекстуальный анализ смыслового наполнения креатемы-тропа с учётом эстетических приращений — шаг второй; выявление функции (функций) креатемы в составе художественного целого — шаг третий.

К текстам с тропеической доминантой относится антиутопия А. Платонова «Котлован». В русском языке слово котлован имеет лишь одно значение: «глубокая выемка в земле для закладки фундамента». У А. Платонова креатема котлован «наследует» языковое словарное значение в качестве «снятого момента» (Г. О. Винокур). В составе художественного целого развивается концептуально значимый образный смысл. В авторской интерпретации, котлован — это " фундамент общего дома пролетариата" .

Смысловое развёртывание креатемы котлован (смыслотворчество) осуществляется на базе концепта «действие», занимающего важное место в картине мира писателя. Действие-созидание и действие-разрушение оказываются взаимообусловленными и причудливо сливаются. В тексте развивается мотивированная прямым производящим значением ключевого тропа контактная креатема-метафора великое рытьё: рыть, разрыть, рытьё, бурить, бурение, уничтожить, уничтожение, громить, сечь, разверзать, крошить, копать, раскопать. Отмеченные номинации объединены в межсловную текстовую парадигму общими смыслами «рыть», «разрушать», «уничтожать», а действие-созидание направлено не вверх (к свету), а вниз (в темноту и пустоту): Теперь надо ещё шире и глубже рыть котлован.; все бедные и средние мужики работали с таким усердием жизни, будто хотели спастись навеки в пропасти котлована…

Действие предполагает «цель», предназначение. Смысл 'цель' передаётся вопросительным предложением со словом зачем: Зачем нам нужен общий дом пролетариату, который вы начнете строить? Цель предполагает осмысленное действие. Однако осмысление происходящего директивно запрещается: (Вощеву) в увольнительном документе… написали, что он устраняется с производства вследствие роста слабосильности в нём и задумчивости среди общего темпа труда. Сафронов пеняет Вощеву: Ты, наверно, интеллигенция — той лишь бы посидеть и подумать. Пролетариату директивно, сверху предписано рыть, крушить, не задумываясь над вопросом «зачем?». Активно употребляются предлоги для, ради, поддерживающие смысл 'предназначение': Пролетариат живёт для энтузиазма труда; Мы ведь не животные, мы можем жить ради энтузиазма. Именно концепт предназначения является определяющим в антиутопии Платонова. «Предназначение близко к таким понятиям, как 'смысл существования', 'цель бытия'» (Г. Е. Крейдлин). В тексте концепт предназначения развивается с помощью метафор-загадок вещество, тело (вещество существования, вещество жизни, память вещества, полезное тело и др.). Предназначение связано с модусом долженствования: …пролетариат живёт один в этой скучной пустоте и обязан за всех выдумать и сделать вручную вещество долгой жизни; Мы должны бросить каждого в рассол социализма, чтобы с него слезла шкура капитализма и сердце обратило внимание на жар жизни вокруг костра классовой борьбы и произошёл бы энтузиазм!.. Предназначение воспринимается героями Платонова как религиозная заповедь, а сам писатель, скорее всего, говорит об особой миссии русского народа, избранного высшими силами для нечеловечески тяжелого испытания.

Каков же результат действия-созидания? В повести формируется вертикальный ряд метафорических номинаций: котлован, ограда, огород, овраг. Объединяясь по смыслу, эти креатемы вызывают «не явленное лексически представление о могиле» (В. В. Колосов), прогнозирующее крах великой революционной утопии, т. е. невозможность основанного на чистом энтузиазме возведения общего дома пролетариата: «Сафронов, — сказал Вощеву ослабев терпением, — лучше я буду думать без работы, всё равно ведь не разроешь до дна». Котлован — мечта о фундаменте общего дома пролетариата и одновременно — конец, гибель мечты: Платонов, по точному замечанию Л. Аннинского, «видит разом и ослепительную мечту, и её обречённость в реальной жизни» .

Креатема-троп котлован выражает субъективное отношение автора к революционному переустройству общественной жизни и в то же время является основным средством философского и эстетического обобщения, ключевой метафорой, взаимодействующей с группами креатем-тропов, составляющих текстовую доминанту. На уровне креативного отбора элементов язык «Котлована» можно охарактеризовать как идеологически концентрированный: отбираются слова-идеологемы, устойчивые словосочетания-идеологемы тоталитарного языка, прецедентные демагогические тексты, отражающие стилистический узус эпохи. В тексте повести воспроизводятся мифологизированные ценностные объекты нового ментального мира. Котлован — это мифологизированный объект. Рытьё котлована тесно связано с поисками вещества существования, устремлением вглубь — к мечте о справедливом обществе. Употребление идеологически насыщенных средств языка способствует реалистическому изображению насильственного формирования Я-социального, оказывающего гибельное влияние на Я-мыслительное и Я-духовное. Концепт " котлован" органически включается в идеологический контекст повести и стилистический узус эпохи построения социализма.

Этюдный анализ обнаружил, что креатема котлован выступает как тропеическое средство изображения изменений в государственном устройстве, в жизни народа и связанных с этими изменениями «интенсивных языковых переживаний» (А. М. Селищев), отражающих процесс замещения традиционных ментальных ценностей ценностями политико-идеологическими. Субституция — семантико-идеологическая технология, выявленная Платоновым-философом в процессе смыслотворчества и воплощенная им в художественной форме на основе текстовой тропеической доминанты, выполняющей жанрообразующую функцию.

Необходимо отметить, что язык русской литературы XX в. характеризуется обновлением основ смыслотворчества. Тропеические доминанты в произведениях В. Маяковского, Б. Пастернака, Е. Замятина, И. Бродского характеризуются идиостилевой неповторимостью. Тропеические доминанты в текстах новейшего времени ждут своего исследователя.

6. Иностилевая доминанта связана с вовлечением в художественную ткань текста дифференциальных средств других функциональных стилей.

Иностилевые креатемы традиционно употребляются для достоверной разработки темы текста, для создания речевого портрета персонажа. Например, Захар Прилепин в романе «Чёрная обезьяна» (2011) рассказывает о секретных генетико-медицинских экспериментах. Объект экспериментов — дети, которые не только не имеют, но и со временем не приобретают представлений о зле, грехе, пороке они убивают без любопытства и без агрессии… В речи профессора, участвующего в эксперименте, встречаем термины, значение которых попятно только специалисту: Знаете, что такое томицидомания? Они (дети) ею больны; О нейрогенетике вы знаете что-нибудь? Впрочем, не знаете наверняка; Хотя бы ДНК знаете что такое? Учёные уже пытались изучить и сравнить ДНК людей, которые, скажем так, полностью лишены представлений о гуманности и морали… Результаты оставляют желать лучшего. Но есть, например, молекула окситоцина. Если у женщины нет окситоцина, она равнодушна к детям. Узкоспециальные термины не получают глубокого содержательного толкования, однако читателю ясно, что все они связаны с теорией генетической обусловленности преступления, отражающей позицию персонажа.

Особый случай включение в речевую ткань художественного произведения текста иностилевой принадлежности. Инородный по отношению к стилю художественному, этот текст несёт особую функциональную нагрузку, которая задана эстетической установкой писателя. Сопоставим два примера.

(1) Когда подписан был протокол, Николай Парфёнович торжественно обратился к обвиняемому и прочёл ему «Постановление», гласившее, что такого-то года и такого-то дня, там-то, судебный следователь такого-то окружного суда, допросив такого-то (то есть Митю) в качестве обвиняемого в том-то и в том-то (все вины были тщательно прописаны) и принимая во внимание, что обвиняемый не признавал себя виноватым во взводимых на него преступлениях, ничего в оправдание своё не представил, а между тем свидетели (такие-то) и обстоятельства (такие-то) его вполне уличают, руководствуясь такими-то и такими-то статьями «Уложения о наказаниях», и т. д. постановил: для пресечения такому-то (Мите) способов уклониться от следствия и суда, заключить его в такой-то тюремной замок, о чем обвиняемому объявить, а копию сего постановленная товарищу прокурора сообщить и т. д., и т. д. Словом, Мите объявши, что он от сей минуты арестант и что повезут его сейчас в город, где и заключат в одно очень неприятное место. Митя, внимательно выслушав, вскинул только плечами (Ф. Достоевский).

В романе «Братья Карамазовы» используется текст юридического документа. Кавычками выделяется имя жанра — " Постановление" . Сам текст документа, воспринимаемый Дмитрием Карамазовым на слух, внедряется в повествование «осколками». Канцелярские слова и формульные обороты прерываются уточнениями «от героя»: допросив такого-то (то есть Митю); постановил: для пресечения такому-то (Мите). Стилистическая конфликтность, которая создастся за счет вторжения разговорного домашнего имени Митя в канцелярскую речевую среду, маркированную средствами официально-документального стиля, способствует активизации характеризующих героя имплицитных предикатов, всплывающих при упоминании имени Митя (честный, искренний, открытый, добрый, славный, порывистый справедливый, щедрый и др.). Читатель становится свидетелем статусно-ролевой метаморфозы: Митя -" к обвиняемому, в качестве обвиняемого, обвиняемый, обвиняемому объявить, арестант. Предписательность, поддерживаемая лексически и грамматически («Уложение о наказаниях»; постановил; заключить… в тюремный замок, обвинить), прогнозирует наказание за не совершенное Дмитрием Карамазовым преступление.

Каждый «осколок» документа в контексте ситуации получает эмоционально-эстетические приращения: «вопиюще несправедливый», «оскорбительный», «ранящий душу». Высокая тональность (Николай Парфенович торжественно обратился к обвиняемому) на фоне фактологической недостоверности документа воспринимается как фальшивая, неуместная и даже издевательская по отношению к возникающему в зоне внутренней речи героя (которая сращивается с несобственно авторской речью) эмоциональному отклику (Митя). Чувства детской обиды, боли, страдания, оскорблённого достоинства усиливает повтор. Стилистическая конфликтность, создаваемая в контексте реальной ситуации на базе оглашаемого текста документа, внутренней речи героя, несобственно авторской речи и авторского комментария (Словом, Мите объяснили, что он от этой минуты арестант), мотивирует психологическое состояние обвиняемого. Текст-креатема, доминирующий на определённом участке композиции романа, усиливает драматизм эмоционально-эстетического события, задаёт нравственную и психологическую реакции читателя.

(2) Я принял от него (больного) эту ветхую бумажку, подклеенную по сгибам от рассыпания, и развернул. Пишущей машинкой отпечатаны были фиолетовые строчки с буквами, пляшущими из ряда то вверх, то вниз:

" ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, ОБЪЕДИНЯЙТЕСЬ!

СПРАВКА.

Дана сия Боброву Н. К. в том, что в 1921 году он действительно состоял в славномовском губернском Отряде Особого Назначения имени Мировой Революции и своей рукой много порубал оставшихся гадов.

Комиссар…"

Подпись.

И бледная фиолетовая печать. Поглаживая рукою грудь, я спросил тихо:

  • — Это что ж — «Особого Назначения»? Какой?
  • — Ага, — ответил он, едва придерживая веки незакрытыми. -Покажите ей (регистратору).

Я видел его руку, его правую кисть — такую маленькую, со вздутыми бурыми венами, с кругло-опухшими кустиками, почти неспособную вытянуть справку из бумажника. И вспомнил эту модукак пешего рубили с коня наотмашь наискосок.

Странно… Па полном размахе руки доворачивала саблю и сносила голову, шею, часть плеча эта правая кисть. А сейчас не могла удержать — бумажника (А. Солженицын).

В рассказе «Правая кисть» также использован текст документа. Справка приводится целиком как документальное свидетельство кровавых событий братоубийственной гражданской войны. Языковое оформление документа свидетельствует о не завершившемся в первые послереволюционные годы процессе формирования норм делового стиля. Не соответствуют нормам стиля и жанра эмоционально-экспрессивная лексика (порубал; в славномовском губернском отряде; оставшихся гадов, т. е. выходцев из социальных слоев дворянства, купечества, духовенства и др.). Объективно аномальным следует также признать лозунг (он используется как своего рода эпиграф), призывающий к мировой революции. Карнавальная стилистика текста документа позволяет читателю составить представление о классовой борьбе, основанной на идеях революционной целесообразности, пролетарской сознательности. Образ героя гражданской войны воспроизведён в справке с позиций коллективного революционного сознания. Текст-креатема имеет познавательное значение, а его языковая организация обладает эстетической значимостью.

В авторской речи акцептируется деталь: Я видел его руку, его правую кисть — такую маленькую, со вздувшимися бурыми венами, с округло-опухшими суставами, почти неспособную вытяпуть справку из бумажника. Цепочка изобразительных эпитетов, включённых в однородный ряд, создаёт целостный образ истощения, немощности, недееспособности. Развивается антитеза силы и бессилия, поддерживающая соотношение двух темпоральных планов — прошлого (Я вспомнил…) и настоящего (А сейчас…). Возникшая модальность странного придаёт размышлениям автора нравственно-философский характер, но не подавляет его гражданской позиции. Текст справки мотивирует эстетическое отношение А. Солженицына к революции и является средством создания документально-художественного повествования малой жанровой формы (ср. «Архипелаг ГУЛАГ»).

Мы охарактеризовали разные стилистические техники, сопровождающие введение авторами иностилевого текста-креатемы в речевую ткань художественной прозы («осколочное» использование и внедрение целого «иного текста»). Текст-креатема обогащает репертуар воздействующих средств, позволяет писателю обнажить эмоционально-психологические и ценностные конфликты, оттенить стилистические нюансы, воплотить конкретный эстетический замысел. Иностилевой текст-креатема может доминировать на отдельном участке художественной композиции, но может составлять эстетический центр художественного целого. Креативное использование иностилевого текста расширяет границы речевой свободы, открывает нетрадиционные возможности создания индивидуально-авторской образности.

Итак, па первый план читательского восприятия может выдвигаться текстовая уровневая доминанта, на основе которой формируется эстетическое обобщение. В составе художественного целого происходит обусловленный замыслом автора «сплав» креатем, способствующий усилению концептуальной и жанро-образующей функций доминанты определённой разновидности. Исследование текстовой уровневой доминанты в её связях и отношениях с контактными креатемами и подсистемами креатем открывает перспективы интерпретации текста как особым образом организованной системы.

  • [1] Виноградов В. В. Избранные труды: Язык и стиль русских писателей.
  • [2] Виноградов В. В. Избранные труды: Поэтика русской литературы.
  • [3] Винокур Г. О. О языке художественной литературы. С. 29.
  • [4] Щерба Л. В. Опыты лингвистического толкования стихотворений / Избранные работы по русскому языку. М" 1957.
  • [5] Зубова Л. В. Языки современной поэзии. М. 2010.
  • [6] Николина Н. Л. Активные процессы в языке современной русской художественной литературы.
Показать весь текст
Заполнить форму текущей работой