По пути к голоду 1

Вся страна хорошо помнит, что большевики, стараясь привлечь к себе народные массы, выдали им один весьма серьезный вексель: они обещали дать народу хлеб. Прошло уже пять месяцев, как они стоят у власти, и мы вправе спросить: как обстоит дело с платежом по векселю?

Перед нами лежит целый ряд газетных сообщений и телеграмм различных местных общественных организаций. Эти сообщения и телеграммы относятся к декабрю 1917 г., к январю, февралю и марту 1918 г., т. е. ко времени, когда «Советская Социалистическая власть» уже достаточно проявила себя. И все эти телеграммы и сообщения в один голос кричат о небывалом голоде в стране, о брожении на местах.

" В городе начались голодные бунты. Никаких запасов муки и хлеба нет" , — телеграфирует Юрьев-Польская Городская Дума. «Голод наступил… Нсиз&гжпы голодные бунты» , — сообщают из Михнева. «В Костромской губернии полный голод», — заявляют из Костромы. «Не допустите голодной смерти населения города ради приближающихся праздников» , — слышится вопль из Белого Смоленской губ. «В уезде голодные бунты. Нарядов нет два месяца» , — сообщается из Рузы Московской губ. «В Морозовской (Калужской губ.) волости начался голод: на почве недоедания среди населения наблюдаются массовые заболевания. Хлеба нет, овес и льняное семя, оставленные для посева на весну 1918 г., съедены» , — доносит уездный комиссар. В тон ему губернский комиссар по продовольствию той же Калужской губ. телеграфирует: «Голод начал проявляться в самых ужасных формах: цинга и другие болезни растут с каждым днем среди деревенского и беднейшего населения. Толпы голодных людей осаждают уездные и волостные советы с требованием хлеба… Невыполнение нарядов ведет к дискредитированию Советской власти» .

Можно без конца увеличивать серию этих печальных сообщений. Но смысл их останется один и тот же: наряды не выполняются, хлеба нет, голод, болезни, бунты, помогите и т. д. И этот беспрерывный сплошной вопль потребляющей России служит лучшим показателем того, что своего обещания народу большевики не выполнили, хлеба голодающим не дали.

Но в таком случае, что же они сделали в сфере продовольствия? Для ответа углубимся кратко в существо продовольственного вопроса.

Продовольственный вопрос заключается в том, чтобы решить три задачи: 1) взять хлеб у производителя, 2) передвинуть его в центры потребления и 3) распределить его среди нуждающихся.

В обычное время все эти задачи решались стихийно, в процессе экономической жизни народа и рыночного оборота. Хлеб, как и прочие товары, свободно поступал на рынок, свободно передвигался туда, где на него был большой спрос и где, следовательно, за него давали большую цену, и свободно покупался каждым, кто хотел и кто имел необходимые средства. Поступлением хлеба на рынок, его передвижением и распределением управляла безличная сила свободной конкуренции производителей, торговцев и потребителей. Именно свободная конкуренция побуждала продвигать товары туда, где за них давали высшую цену, именно конкуренция таким путем выравнивала цены, конкуренция приводила в равновесие производство и потребление, спрос и предложение. Народное хозяйство и, в частности, рынок представляли собой единое, организованное и связное целое, которое жило, развивалось.

Но легко видеть, что свободная конкуренция может иметь значение и регулировать рынок по крайней мере при двух основных условиях: 1) товар может свободно передвигаться по рынку и 2) спрос и предложение могут свободно то сжиматься, то расширяться согласно давлению конкуренции, по крайней мере в известных пределах. В противном случае, без этих условий, роль конкуренции сводится на нет. И когда война все более и более расстраивала транспорт, когда она увеличивала потребление и спрос на продукты, фатально ограничивая рост и даже уменьшая производство их, она убивала роль конкуренции, расстраивала рынок. Из единого и целого рынок превратился в разодранные клочья. Равновесие спроса и предложения было нарушено. Нормальный оборот товаров замирал.

Государство, в особенности имея на руках колоссальную армию, не могло остаться безучастным зрителем расстройства снабжения населения. И оно постепенно, шаг за шагом, все глубже и глубже вмешивается в народнохозяйственную жизнь вообще и в дело продовольствия в особенности. Регулирующую роль, которая ранее полностью отправлялась свободной конкуренцией, оно по частям берет в свои руки, заменяя таким образом безлично-стихийную сипу сознательного государственного руководства. Известно, что по этношению к снабжению хлебом государство пошло очень далеко. Царское правительство приближалось к хлебной монополии, а революционное Временное правительство с нее начало, издав 25 марта 1917 г. закон о хлебной монополии.

По этому закону весь хлеб, за покрытием потребностей производителя, объявлялся государственным достоянием. Он должен был тоступать по твердой цене в распоряжение особых государственных демократических органов — продовольственных комитетов. Этими органами он должен был передвигаться согласно государственному плану снабжения в указанные центры и по установленным нормам распределяться среди населения. Таким образом, все дело снабжения хлебом переходило в руки государства.

И если бы весь построенный план выполнялся на деле так же последовательно, как он излагался в законе и рисовался в воображении, все было бы прекрасно и продовольственный вопрос был бы решен. Однако в действительности было не так, и введение хлебной монополии далеко не решало еще продовольственного вопроса, как не был он решен и царским правительством без монополии.

Мы говорили, что продовольственный вопрос распадается на три задачи. И вот решение продовольственного вопроса и проведение монополии встречали огромные препятствия по всем трем направлениям. Уяснить себе эти препятствия — значит действительно понять продовольственный вопрос, значит понять как те причины, которые парализовали регулирующую роль свободной конкуренции и теперь сопротивляются сознательной государственной регулировке, так и другие причины — трудности государственной рганизации дела продовольствия. Укажем главнейшие из затруднений по упомянутым выше трем направлениям.

• 1. Прежде всего хотя хлеб и был объявлен государственным достоянием, но взять его от производителя было весьма и весьма трудно. Он с большой неохотой расставался с хлебом, и понятно, почему.
• а) Наше сельское хозяйство — преимущественно крестьянское малотоварное. В обычное время на рынок поступало хлеба около 200 млн. пуд. Но это и есть приблизительно то количество хлеба, которое должно было заготовить государство в год. Иначе говоря, оно должно было взять весь хлеб, который в довоенное время поступал на рынок. Однако теперь благодаря повышению потребления хлеба на местах (в силу прекращения продажи нитей, обилия денег и т. д.) и в силу некоторого сокращения производства его выход хлеба из хозяйства стал меньше, и естественно, что хлеб приходилось бы в крайнем случае так или иначе брать силой государственного принуждения.

b) Хлеб государство брало в силу напряжения государственных средств и в целях борьбы с дороговизной по твердым ценам, которые были значительно ниже вольных. И естественно, что производитель задерживал хлеб, тем более что ему приходилось покупать предметы промышленности далеко не по твердым ценам.

c) Кроме того, у производителя в значительной степени упал интерес вообще обменивать хлеб на деньги. Деньги он получал бумажные, падающие в ценности, обесцененные. 5 сентября 1917 г. рубль стоил уже только 33 коп. Кроме того, на деньги мало что можно было купить: товаров, продуктов промышленности на рынке было крайне мало.

d) К этому необходимо присоединить, что благодаря политическим кризисам и общему потрясению страны производитель был мало уверен в завтрашнем дне и твердо держался за хлеб — свой кормилец.

e) Появление и наплыв «мешочников», которые ломали цены, мешали государственным заготовкам, расхищали хлеб из-под учета его.

f) Наконец, и продовольственные органы как организации молодые, часто малоопытные, еще только приспособлялись к делу заготовок, не имели в своем распоряжении данных по учету, иногда ссыпных пунктов в достаточном числе и т. д.

• 2. Но, далее, поскольку хлеб был заготовлен, его нелегко было передвинуть в указанные места благодаря расстройству транспорта. Это расстройство объяснялось недостатком топлива и металла, быстрой порчей, слабым ремонтом и малым пробегом подвижного состава, несогласованностью работ ведомства, затруднениями по погрузке, нападениями на грузы и расхищением их, анархией в стране. В этом отношении любопытны такие цифры: процент больных паровозов от общего числа их в январе 1916 г. был 17, а в сентябре 1917 г. уже 24,8. Средний пробег товарного вагона за сутки в мае 1916 г. был 71 верста, а в мае 1917 г. — 55 верст.
• 3. Наконец, третья серия затруднений — затруднения в распределении продуктов по нормам среди населения были относительно менее значительны и легче устранимы. Эти затруднения сводились к неприспособленности продовольственных органов, к отсутствию учета населения и т. п.

Государство, раз оно брало дело продовольствия в свои руки, раз оно вводило государственную хлебную монополию, было призвано бороться со всеми указанными препятствиями на путях разрешения вопроса. Оно призвано было устранять эти препятствия. Но были, очевидно, и такие препятствия, как слабая товарность крестьянского хозяйства, рост потребления и др., по существу своему или неустранимые, или неустранимые в короткий период времени. Такие препятствия государство должно было, не будучи в состоянии устранить их, хотя бы парализовать. Оно должно слабой товарности крестьянского хозяйства, слабому выходу хлеба из хозяйства противопоставить силу государственного принуждения, росту потребления — нормировку его и т. д.

Совершенно ясно отсюда, что эту свою продовольственную политику, и в частности хлебную монополию, государство могло осуществить только при наличии следующих условий, и тем успешнее, чем полнее даны эти условия:

• 1. Твердая государственная власть и порядок в стране.
• 2. Прочная, гибкая, сильная сеть продовольственных организаций.
• 3. Система мер, направленных к упорядочению и организации всего народного хозяйства, как то: регулирование транспорта, промышленности, организация снабжения деревни предметами необходимости и т. д.

Временное правительство, как могло, стремилось к достижению этих условий, чтобы, опираясь на них, проводить успешнее и продовольственную политику. Далеко не всего ему удалось достигнуть. Ему не удалось упрочить власть, не удалось создать продовольственную организацию желательного типа и очень немногое удалось ему достигнуть в сфере регулирования народного хозяйства. Вообще, ему удалось сделать немногое, и в деятельности его было немало ошибок. Но все же была власть, была сеть организаций, и принимались меры к упорядочению народного хозяйства. И в меру того, насколько эти условия были налицо, Временному правительству удавалось разрешать продовольственный вопрос. Как же обстояло дело продовольствия до переворота 25 октября и после этого переворота?

Если иметь в виду удовлетворение потребностей по нормам полностью, то государству пришлось бы ежемесячно иметь в своем распоряжении огромное количество хлеба, включая сюда и зерновой фураж, около 91 млн.пуд. Однако ни царскому правительству, ни Временному правительству никогда не удавалось произвести полностью даже заготовку продуктов на местах. Количество действительно заготовленных хлебов по отношению к указанной норме необходимой заготовки составляло:

в январе 1917 г. — 73 в феврале 1917 г. — 57%; в марте 1917 г. — 66 %.

Таким образом, заготовка перед революцией в феврале довольно значительно упала, а в революционном марте она поднялась снова. В дальнейшем заготовка представляется в следующем виде:

За рассматриваемый период, как это ясно из приведенных цифр, заготовка сильно колеблется. Она колеблется между 27 и 81 % нормы заготовки, давая в среднем около 49 % нормы.

В конце июля и начале августа, как обычно, когда прежний урожай уже почти реализован, а новый еще не поступил, заготовки сильно падают.

Однако далеко не все то, что удавалось заготовить, могло быть передвинуто в центры потребления, и прежде всего из-за расстройства транспорта. Фактическая погрузка на железных дорогах и водных артериях сильно падала. Это видно хотя бы из следующих цифр погрузки на сеть железных дорог в среднем за день:

март 1917 г. — 31 550 вагонов; июль 1917 г. — 25 000 вагонов.

Отставание заготовок от нормы потребных хлебов и трудности их передвижения заставляли строить наряды, т. е. фактические назначения хлебов из производящих губерний в места потребления, на основе сильно пониженной нормы потребных хлебов. Наряды обычно строились из расчета 15−20 млн.пуд. для населения и около 40 млн.пуд. для армии ежемесячно. Однако и эта минимальная норма выполнялась не в совершенстве. Выполнение нарядов в процентах к норме их дает такую картину:

Таким образом, можно считать, что население, как правило, получало от 1/3 до ½ назначенной неголодной нормы потребления хлеба и от ½ до 2/3 нормы уменьшенной.

Обратимся теперь к заготовкам из нового урожая до переворота.

Представление о ходе его дают следующие цифры о заготовках. Было заготовлено хлеба, фуража и крупы вместе (в млн.пуд.):

Из этих данных ясно, что начало продовольственной кампании 1917/18 г., если и не было очень хорошим, то во всяком случае оно было лучше, чем в 1916 г. Заготовки 1917 г. превысили соответствующие заготовки 1916 г. на 19 млн.пуд. Но в 1916 г. страна, хотя и с некоторыми затруднениями, просуществовала. Это дает основание сказать, что и в начавшийся 1917/18 г. при прочих равных условиях жить было все-таки можно.

Общий итог, к которому мы приходим из краткого обзора продовольственной политики Временною правительства, следующий. Временному правительству с большим трудом удавалось хотя бы частично разрешать продовольственную проблему. Но удавалось. Постоянное колебание власти и политические кризисы, анархия в стране и расстройство народного хозяйства налегали со всех сторон и толкали страну в объятия голода. Но тем не менее государственные органы сопротивлялись. Продовольственные организации, как туго натянутая струна, несмотря на все свои дефекты, несмотря на возбужденное состояние населения, продолжали работу. И мы убедились, что за первые месяцы новой кампании 1917/18 г. заготовки дали даже сильное повышение против соответствующих заготовок кампании 1916/17 г. Казалось поэтому, что мы даже начинаем побеждать силы, влекущие к голоду, и министерство продовольствия осенью писало: «Непрерывный рост заготовки и погрузки давал основание надеяться, что совместной работой министерства и местных продовольственных организаций удастся снабдить и армию, и население продовольствием». Как раз в этот момент разгара работы разразился переворот большевиков. Что же он дал?

Переворот совершился. Временное правительство было свергнуто, но долго русское государство оставалось без новой власти. Начался длительный период безвластия, жуткие дни повсеместной кровавой гражданской войны. Больше того, началась кошмарная полоса войны Центральной России с ее окраинами, с ее житницами, с Украиной, Доном, Уралом… Тот, кто посмотрит на карту производства хлебов в России, быстро поймет весь ужас создавшегося положения после переворота: центр России, воюющий с окраинами, обрекает себя на верный голод. Так большевистским переворотом была уничтожена первая необходимая, как мы видели, предпосылка избежать голода: была уничтожена надолго признаваемая всей страной власть, было брошено отравленное семя братоубийственной внутренней войны.

Напрасны были надежды и на приход Учредительного собрания. Напрасно Сибирь и Дон, Украина и Кавказ изъявляли полное желание и согласие предоставить свои хлебные богатства в распоряжение Учредительного собрания. Большевики предпочли бросить народ в пучину голодных мучений, чем уступить власть всенародному Учредительному собранию.

Переворотом большевиков было сильно подорвано и второе необходимое для продовольственной политики условие: началось разрушение созданной с таким трудом и приспособившейся к делу путем тяжелого опыта сети продовольственных организаций. В Сибири и Поволжье, на юге и севере, в одних местах ранее, в других позднее началась замена продовольственных комитетов Советами депутатов. Как бы мы ни ценили Советы, все же должны сказать, что в деле продовольствия они были совершенно новички. Однако большевики не задумывались над этим. Не остановились они ликвидировать и центр продовольственной политики — министерство продовольствия, заменив его новым комиссариатом.

В высшей степени серьезно подорвали большевики и третье необходимое условие более или менее успешной продовольственной политики — они вконец расстроили систему регулировки народного хозяйства, которая налаживалась с первых дней революции. Когда в различных местах ввиду гражданской войны началось разрушение железнодорожного полотна, разумеется, транспорт должен был прийти в небывалое расстройство. Когда ввиду обострившейся социальной борьбы в нее были втянуты почти все, даже по существу аполитичные, круги, закрылись банки и на местах было нечем расплачиваться за хлеб, разумеется, поставка его должна была сократиться. Когда народное хозяйство было, как никогда, засыпано градом бумажных денег, когда количество их с октября 1917 г. по 1 апреля 1918 г. увеличилось на 12 млрд руб. и рубль упал до немногих копеек стоимости, разумеется, крестьяне еще более неохотно отдавали хлеб. Не забудем, что одновременно сократилась производительность промышленности и в связи с этим количество товаров, которое могла бы получать деревня, еще более уменьшилось. Так, добыча столь важного для промышленности продукта, как каменный уголь, упала в Донецком бассейне до следующих цифр (в млн.пуд.):

октябрь 1917 г. — 86; ноябрь 1917 г. — 84; декабрь 1917 г. — 67.

Одним словом, власть была разрушена, сеть продовольственных организаций начинала разбиваться, народное хозяйство получило сильнейший толчок к дальнейшему разложению, а в стране шла кровопролитная борьба. Кому же и как тут вести борьбу с голодом?

Стремясь к захвату власти, большевики, конечно, не могли и не имели права перед народом ставить на карту, на риск судьбу и жизнь миллионов и миллионов людей.

В свое время им указывали на это. Больше того, после переворота, в двадцатых числах ноября, Всероссийский продовольственный съезд в Москве выделил из своего состава Совет десяти и поручил ему предложить Совету Народных Комиссаров оставить дело продовольствия вне политической борьбы, сохранить в этот трудный момент уже налаженный аппарат продовольственных организаций, предоставив руководство делом упомянутому Совету десяти в контакте с комиссаром. Чем же ответил Совет Народных Комиссаров? 27 ноября в здании министерства продовольствия Совет десяти вместе с двумя товарищами министра был арестован.

Но и этого мало. 28−31 декабря 1917 г. в Москве созывается новый продовольственный съезд, на котором уже присутствуют и представители от Советов, на котором присутствовал и представитель Украинской Рады П.КЛинниченко. «Я уполномочен, — говорил Линниченко, — заявить от имени Генерального Секретариата, что Украинская Народная Республика твердо решила поддерживать и давать хлеба всем голодающим братьям северных и центральных губерний России». «Но для того чтобы провести все эти меры, — продолжал он, — стоя на аполитической точке зрения, мы заявляем, что если будет продолжаться гражданская война, если будут посылаться против нас большевистские эшелоны, то мы, охраняя нашу украинскую землю, должны будем те вооруженные силы, которые мы решили разбросать по деревням для добывания хлеба, направить к охране нас, а остальные рельсы, которые обращены на север, вместо того чтобы везти по ним хлеб, мы должны будем разобрать и отрезать сообщение» .

На этом же съезде и большевик Шефлер признавал с различными оговорками, что «гражданская война, конечно, оказывает чрезвычайно пагубное влияние на доставку хлеба». Признавался он, тоже с оговорками, и в том, что сейчас вообще дело обстоит «гораздо хуже, потому что разрушение пошло глубже, во всю толщу народного хозяйства». Критиковалась на съезде политика комиссариата по продовольствию. И съезд нашел необходимым избрать из своей среды девятку, куда вошли представители Советов, продовольственных комитетов и один от кооперативов. Съезд поручил этой девятке предложить Совету Народных Комиссаров передать руководство деловой стороной продовольствия из рук комиссара в руки девятки. Девятка эта не была, правда, арестована, но, насколько нам известно, она уехала от комиссаров ни с чем.

Мы остановились на этих фактах, чтобы отметить, что большевикам частью даже самими наиболее благоразумными большевиками указывалось на гибельность затеянной гражданской войны, на трудность и безысходность создавшегося положения, предлагались компромиссы. Они предлагались в то время и Украинской Радой. Но Совет Комиссаров упорно и упрямо ad majorem gloriam собственной власти жертвовал благом народа.

Однако верно ли это? Может быть, несмотря на весь ужас создавшейся после переворота обстановки, большевикам удалось не уронить, а поднять дело продовольствия? Обратимся к фактам.

По сообщениям начальников железных дорог, средняя дневная погрузка на фронты представляется в связи с переворотом в следующем виде:

Для гражданского населения в первую половину октября в среднем за день грузилось всего 658 вагонов, а с 24 октября по 3 ноября в среднем за день только 347.

Остановимся далее на снабжении хлебом наиболее голодающих одиннадцати губерний Московской области. Погрузка для этих губерний в процентах к норме дает такую картину:

сентябрь — 60,3; октябрь — 503; ноябрь — 28,7; декабрь — 8,8; январь —10,2.

Мы видим, что дело продовольствия после переворота совершенно катастрофически катится под гору. Плохо было при Временном правительстве, очень плохо. Но какое же можно сделать сравнение положения того времени с положением настоящим?

Теперь мы понимаем, где причина того ужасающего вопля, на который мы указывали в начале статьи. Теперь мы должны признать, какую огромную преступную комедию сыграла Советская власть с народными массами, на гребне волн которых она вышла на сцену.

Но это еще не все. Разрушение еще продолжается. И мы должны отметить еще три печальных обстоятельства.^[1]

переворота. Но это было нечто другое. Теперь мешочничество обращается в общее явление. Мешочники приливают в производящие губернии огромными массами. Они являются даже вооруженными. Идет самая настоящая война из-за хлеба. Цены ломаются, план снабжения разрушается¹. Причем любопытно отметить, что никто иной, как комиссар продовольствия Шлихтер, давал разрешения на заготовки вне всякого плана^[2]. Никто иной, как сами большевики, следовательно, поощряли и плодили мешочничество.

А затем, когда всякая система продовольствия уже была смята, когда население, сплошь и рядом совершенно не получая хлеба, вынуждено было само доставать хлеб, большевики в лице продовольственного диктатора на час — Л. Троцкого (такого знатока в этой области!) издают жестокий приказ о расстреле на месте неподчиняющихся мешочников, которые виноваты разве только в том, что хотят есть, а им не дают. В тот момент, когда собственно никакой хлебной монополии уже нет, большевики всеми вооруженными средствами защищают ее.

Монополия и твердые цены были возможны и нужны, когда имелась огромная армия, когда была общенародная власть, когда была сеть соответствующих организаций, проводящих ее. Но теперь, когда ни того, ни другого, ни третьего нет, что может дать монополия, кроме расстрела мешочников, число которых скоро станет равно числу домохозяев голодающей России? Своей политикой, не соответствующей объективным условиям, большевики лишь еще более расстраивают дело продовольствия.

Другое обстоятельство, которое необходимо отметить, состоит в том, что в Северной России нет семян, они съедены. Между тем нет и надежд на сколько-нибудь достаточное получение их. Следовательно, масса полей должна остаться на севере незасеянной, и голод должен переброситься на следующий год.

Голод грозит нам вообще в ближайшие годы еще и благодаря третьему обстоятельству — благодаря Брестскому миру с Германией. По этому миру, помимо всего прочего, от нас отходят, кроме других областей, Новороссия, исключая Донскую область, Юго-Западный край и Малороссия. Что это значит? Следующие цифры дают ответ.

¹ См. Известия Московского областного продовольственного комитета. 1918. №2,5.

Итак, это значит, что от нас отходит в руки других, истощенных войною государств огромная часть земли, населения и хлеба, отходят наши житницы. Ослабленная политически, разоренная, замученная русская земля обрекается на длительный продовольственный кризис.

*.

* *.

Подведем итоги. Своим переворотом большевики хлеба не дали, а приблизили голод. Они преступно легкомысленно разрушили и то немногое, что было создано демократией в деле борьбы с голодом. Разрушив с таким трудом налаженную систему, они защищают теперь ее призрак, они вносят все большее и большее затруднение. Не будучи в состоянии дать крестьянам севера и центра России посевных семян, своей политикой разрушив единство и целость России, они обрекли народ, любовью и преданностью которому они так кичатся, они обрекли этот народ на длительное полуголодное существование.

Напомним, однако, большевикам, что говорил один делегат, весьма видный деятель по продовольствию, на декабрьском продовольственном съезде: «Здесь говорили, что народ согласится на всякие жертвы ради власти советской. Согласен с этим, но с одним ограничением: с голоду умирать и ложиться в гроб покорно, во славу советского правительства, народные массы не будут. Никогда никакое правительство не удерживалось, раз оно не могло удовлетворить элементарных потребностей масс» .

Теми приемами и теми путями, какими идет сейчас Советская власть, голод не устранить. Ее попытки найти выход из положения останутся тщетными.

Если вообще и возможно усгранить голод, то при иных условиях и иными путями.

Воссоздание и возрождение России, создание общенациональной, всенародной власти, прекращение извращенной и безумной внутренней борьбы, дружные усилия всего народа — вот общие и необходимые условия борьбы с голодом. Но этого недостаточно. Необходим коренной пересмотр всей экономической и продовольственной политики в соответствии с конкретными условиями настоящего. Все, что без нужды и цели тормозит самодеятельность народа, его творческий дух предприимчивости, необходимо смело и решительно отмести. Нужно забыть думать, что равенство в голоде, нищете и безработице есть равенство социалистическое. Нужно забыть думать, что власть, которая не в состоянии дать хлеба и которая в то же время расстреливает народ, идущий за хлебом, борется во имя социализма, во имя братства, равенства и свободы.

Печатается по: Социально-политические итоги Октябрьского переворота. Пг.-М.: Революционная мысль, 1918. С. 246−261.

• [1] Первое обстоятельство — это небывалое развитие мешочничества. Народные массы быстро почувствовали после переворота ухудшение в области продовольствия. И они, побуждаемые ужасом голода, толпами хлынули сами за хлебом. Мешочники — они были и до
• [2] См. Там же. № 1−2.