Психоистория. 
Психоанализ. Т. 1. Фрейдизм и неофрейдизм

В ночь с 14 по 15 августа 1947 г. над древними бастионами Красного форта в Дели взвился трехцветный флаг. Длительная борьба Ганди против английского колониального владычества завершилась. Маленькому хрупкому человеку удалось повести за собой миллионы людей. Казалось, никакой Левиафан не мог обрушить этого великого исторического деятеля. В нем жила несокрушимая сила. И в наши дни его имя произносят с таким пиететом, с которым называют святых. Духовный лидер индийской нации Махатма Ганди всю свою жизнь боролся против раздирающих его страну религиозных распрей, против принуждения. Но история оказалась безжалостной. Он сам пал на склоне лет жертвой насилия.

Проблема роли личности в истории не нова для философии. Задолго до Маркса эта тема привлекала многих мыслителей. Кажется неоспоримым, что историю творят вожди, великие личности. В истории древности мы склоняемся перед именами Перикла, Фемистокла, Александра Македонского, Дария, Ксеркса, Конфуция, Юлия Цезаря, Августа, Спартака. Однако философия истории поставила социальную мысль перед иной альтернативой. Не исключено, что в мире правят законы общественного развития. Личность, могущая повлиять на ход событий, случайна.

Социально-политическая история часто не получала адекватного объяснения. Однако применение методов психоанализа, культурной антропологии и социальной психологии изменило положение. Психоисторический метод часто называют генетическим, поскольку он подчеркивает значение предшествующего опыта. Такой подход предполагает, что реальности настоящего непрерывно динамически взаимодействуют на бессознательном уровне с личным и коллективным прошлым. Для психоисторика важно не только понимание неких вневременных универсальных фантазий, но и выявление их специфических выражений в данном месте и времени. Они показывают, как социальные травмы — война, голод, экономические кризисы, эпидемии — отличаются по своему воздействию друг от друга, обусловливая вместе с тем характер функционирования группы и стиль лидерства.

В психоисторических исследованиях тема исторической безответственности, личной паранойи, преступного нарциссизма рассматривается как важный фактор, влияющий на судьбы мира. Работа Эрика Эриксона, посвященная фигуре Мартина Лютера, позволяет увидеть историю через причуды психопатологической судьбы. Мартин Лютер был честолюбивым сыном честолюбивого отца. Мартин выделялся в школе и хотел изучать юриспруденцию. Но вместо этого он оказался в тяжелом внутреннем кризисе. Под влиянием пережитого во время грозы сильного страха и навеянных им размышлений, к которым его душа была «подготовлена», Мартин решил уйти в монастырь святого Августина в Эрфурте. Когда он сообщил об этом отцу, тот впал в крайнюю ярость. Он настаивал на том, чтобы молодой Мартин стал адвокатом. Получается, что личная семейная драма оказалась спроецированной на историю.

Без Лютера не было бы четырех столетий буржуазного общества. Дело даже не психологических особенностях политика или духовного лидера. История, по удачному выражению британского историка Джорджа Коллингсвуда, — это жизнь самого духа, который является духом лишь в той мере, в какой он живет в историческом процессе и вместе с тем осознает себя самого живой его частью. Лютер восстал против собственного отца и стал нуждаться в силе Бога, чтобы укрепиться в своей позиции.

Но можно ли в данном случае говорить только о личности и совпадении исторического запроса? Для психологического мира Лютера важна совесть, но массы могли только верить. Личная вера, о которой он просто сообщал разным людям, оказалась сильнейшей и абсолютной альтернативой схоластической догме. Так Лютер стал выразителем эпохи, которая находилась в движении и развитии.

Психоистория получила достаточно быстрое развитие. В Германии вышло немало трудов о нацизме. Американские специалисты не раз применяли методы культурантропологи, и в частности концепцию «модельной личности», к изучению германского национального характера. Психоистория оказалась также полезной для понимания массовых фантазий и движений, основанных, в частности, на рабской ненависти.

Эриксон написал о Ганди огромную книгу, которая так и не была переведена на русский язык. С этим историческим деятелем связано испытание сатьяграхи на широком социальном фоне. Во время ненасильственной конфронтации между тысячами индийских рабочих и владельцами текстильных фабрик Ганди возглавил рабочих. Во время этого противостояния Ганди соблюдал пост. При этом для него важнее всего было подать личный пример, а не заставить владельцев фабрик пойти на уступки, вызвав у них чувство вины или страх перед социальными последствиями в случае его смерти. Он прекрасно понимал, что соблюдение поста из гордости и ради устрашения легко могло стать рычагом власти. Историки справедливо хотят, чтобы психоаналитики больше знали о фактах и методологии истории. А психоаналитики справедливо хотят, чтобы историки, рассуждая о влиятельных личностях, больше знали о психологии. Ибо когда историки отрицают какойлибо интерес к психологии и утверждают, что для объяснения поступков определенного исторического персонажа они опираются лишь на «здравый смысл» , — не более чем самообман. Имплицитно это подразумевает, что человек ведет себя, руководствуясь исключительно сознательными мотивами и не испытывая бессознательных влияний.

Однако книга о Ганди — это вовсе не патографический портрет индийского лидера. Пытаясь понять эту фигуру, Эриксон задается вопросом: «Что было в нем главным?». А вот что: в Индии, для которой характерны максимальные религиозные и кастовые различия, нашелся человек, сумевший за короткое время соединить и воплотить в себе все идентичности человека и начавший разрабатывать метод, с помощью которого, как он надеялся, удастся создать справедливую совместную жизнь, основанную на силе правды.