Легкомысленная преступность. 
Курс мировой и российской криминологии. 
Особенная часть

Легкомысленно-безответственная (неосторожная) преступность

В детях легкомыслие бывает милой шалостью; в людях взрослых — постыдным пороком, в стариках-уродливым безумием.

Жан-Жак Руссо (1712-1778), французский мыслитель, писатель и педагог

Безответственность рождается отсутствием сознания того, что ничто не проходит бесследно.

Дмитрий Сергеевич Лихачев (1906-1999), русский ученый, литературовед

Людей безрассудных больше, чем мудрецов, и даже в мудреце больше безрассудства, чем мудрости. Себастъен-Рош Николя деШамфор (1741-1794), французский писатель

Errare humanum est^[1]. латинская пословица

Уголовно-правовые и криминологические особенности неосторожной преступности

В соответствии с действующим уголовным законодательством неосторожные преступления — это деяния с материальным составом, т. е. в диспозициях статей предусмотрены общественно опасные последствия, явившиеся результатом действий (бездействия) виновного, и в них прямо указано на причинение этих последствий по неосторожности.

Содержание внутреннего отношения субъекта к наступившим последствиям главным образом и составляет неосторожную вину в двух ее видах: легкомыслие и небрежность.

Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но без достаточных к тому оснований, самонадеянно рассчитывало на их предотвращение. При небрежности же уголовная ответственность наступает тогда, когда лицо не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но должно было и могло их предвидеть.

Таким образом, психологическая суть неосторожных деяний легкомысленно-безответственной (или легкомысленно-небрежной) мотивации отражается непосредственно в уголовно-правовой формулировке вины, а психологический механизм поведенческого акта при неосторожных деяниях практически не отличается от механизма умышленных преступлений. И в тех и в других есть соответствующее отношение лица к своим действиям (бездействию) и наступившим последствиям. Различия носят нормативный характер. Из юридических формул преступного легкомыслия и преступной небрежности, как мы увидим далее, не совсем обоснованно исключен признак осознания лицом общественной опасности (вредности, противоправности) своих действий или бездействия. Предвидение или возможность его не могут протекать вне осознания. Более того, действия (бездействие) в неосторожных преступлениях, как правило, являются административными, дисциплинарными, производственными, технологическими и иными нарушениями правил или нарушением правил элементарной осторожности. Именно поэтому и возникает вопрос о необходимости предвидения лицом возможности наступления общественно опасных последствий в результате совершаемых нарушений и уголовной ответственности при их наступлении.

При легкомысленной вине субъект, совершая соответствующие действия (бездействие), как и при косвенном умысле, предвидит возможность наступления общественно опасных последствий. И если при косвенном умысле он, не желая их наступления, допускает их или относится к их наступлению с безразличием, то при легкомысленной вине лицо самонадеянно рассчитывает на их предотвращение. Самонадеянность субъекта свидетельствует о том, что его предвидение было абстрактным и неопределенным, он точно не представлял себе развития причинных связей между собственным поведением (нарушением) и возможными последствиями. Закон указывает, что расчет на их предотвращение является самонадеянным, когда он осуществляется без достаточных к тому оснований. Выезжая на перекресток на красный свет, водитель автомашины сознает, что грубо нарушает правила дорожного движения и возможно наступление тяжких последствий, но надеется на мобильность своей машины, ее высокую скорость, внимательность других водителей, прежний успешный опыт таких действий и, наконец, на тормоза своей машины в случае необходимости. Расчет оказывается ошибочным, значит и самонадеянным, поскольку для него не было достаточных объективных оснований.

При небрежной вине, в отличие от легкомысленной, лицо, совершая действие или бездействие, не предвидит возможности наступления общественно опасных последствий, но при соответствующей внимательности и предусмотрительности должно было и могло, согласно своим объективным и субъективным возможностям, предвидеть эти последствия. Обязанность лица предвидеть общественно опасные последствия своих действий (бездействия) может вытекать как из установленных нормативными актами, так и из общеизвестных правил предусмотрительности. Например, лицо, выбрасывая из окна квартиры, находящейся на пятом этаже, горшок с цветами в ночное время, не ожидает, что в эти часы под окном могут оказаться люди, но элементарные правила осторожности обязывают его осознать недопустимость таких действий и отказаться от их совершения.

Применяя этот объективный критерий должной предусмотрительности, судебная практика исходит не только из писаных или обычных правил предосторожности, но и из усредненного понимания предусмотрительности. Объективный критерий не учитывает индивидуальных особенностей конкретных лиц. Субъективная возможность («могло предвидеть») вытекает из индивидуальных особенностей субъекта, его возраста, жизненного опыта, образования, квалификации, эмоционального состояния и из той конкретной ситуации, в которой он действовал. Субъективный критерий в силу законодательно закрепленного принципа виновной ответственности и психологической теории вины является главным.

Традиционно к интеллектуальному моменту в неосторожной вине относят предвидение лицом общественно опасных последствий (при легкомыслии) и непредвидение таковых (при небрежности). Самонадеянный расчет на предотвращение прогнозируемых последствий (при легкомыслии) и объективно-субъективную возможность их предвидения (при небрежности) обычно считают составляющими волевого момента^[2]. Любой расчет, в том числе и самонадеянный — прежде всего интеллектуальная (рассчитывает не воля, а разум) и лишь потом волевая деятельность, выразившаяся в недостаточных волевых усилиях по расчету возможности предотвращения общественно опасных последствий.

В действительности ни сознания, ни воли в небрежном поведении нет. Правы ?. П. Карпушин и В. И. Курляндский, считавшие, что «искать волевое отношение человека к наступившим общественно опасным последствиям при небрежности — безнадежное дело»^[3]. И это чревато скатыванием к оценочной теории вины, а значит и к объективному вменению.

Таким образом, основу отношения к общественно опасным последствиям (при самонадеянности) составляет только интеллектуальный момент. Воля по отношению к ним бездействует; хотя само поведение субъекта волевое, оно мотивировано на другие результаты. При небрежности нет не только волевых усилий, направленных на причинение общественно опасных последствий, но и осознания возможности их наступления. То есть здесь отсутствуют и волевой, и интеллектуальный моменты. А это значит, отсутствует и действенное психическое отношение субъекта к общественно опасным последствиям. Такое состояние можно охарактеризовать как бездействие психики по отношению к общественно опасным, но побочным последствиям. В. А. Якушин небезосновательно называет такое психическое состояние «психическим вакуумом». «При такой трактовке вины, — пишет он, — объявить виновным можно кого угодно и за что угодно. Ибо всегда можно сказать, что лицо должно было и могло предвидеть, так как наделено разумом, волей, т. е. у него имелась возможность сознавать и предвидеть»^[4].

Как уже было сказано выше, психологический механизм поведенческого акта при небрежности ничем не отличается от механизма действий при других формах вины. Имеющиеся различия носят не психологический, а нормативный характер. Какие общественно опасные последствия побочного характера считать неосторожно-преступными, зависит от законодателя. Только в связи с этим становится значимым с точки зрения права и психическое отношение субъекта к последствиям. По своей же психологической сути само действие (бездействие) при небрежности, в результате которого нарушаются правила предосторожности, мотивированное и целенаправленное, волевое и сознательное.

Если к нему применить элементный анализ и условно, в отрыве от возможных последствий, описать его в терминах вины, так же как, например, любое не сопряженное с последствиями деяние с формальным составом, то оно может быть как умышленным, так и неосторожным^[5]. В последнем случае субъект может не сознавать нарушения правил предосторожности, хотя (по отечественной теории вины) он должен был и мог сознавать их; не предвидеть наступления общественно опасных последствий, но (по той же теории) он должен был и мог их предвидеть («двойная неосторожность»). При неосторожном действии в формальных деяниях (например, при клевете или оскорблении) нет состава преступления. Но в формуле неосторожной вины нет отношения лица к действиям, а значит оно может быть как умышленным, так и неосторожным. Поэтому при неосторожном действии и соответствующих последствиях (например, уничтожение или повреждение лесов в результате неосторожного обращения с огнем — ч. 1 ст. 261 УК РФ) может быть состав преступления при «двойной неосторожности» .

Проблема уголовно-правовой небрежности — мировая проблема. Она дискутируется в науке и судебной практике не одно столетие^[6].

И это не случайно. Во-первых, небрежность лежит на границе преступления и случая. Достаточно только более широко истолковать понятие психического отношения, как случай переходит в разряд преступлений. Во-вторых, с небрежностью людей могут быть связаны исключительно тяжкие последствия мирового значения, например взрыв на Чернобыльской АЭС. Эта угроза с развитием науки и техники постоянно возрастает. Человеческие потери от одних только автотранспортных преступлений превышают гибель людей от умышленных убийств. Принцип субъективного вменения стимулирует науку и практику к ограничению ответственности за небрежность, а рост вреда человеку, природе, обществу от небрежных действий — к расширению уголовной ответственности за небрежность. Поэтому некоторые считают «конструирование составов поставлення в опасность по небрежности» перспективным направлением в уголовном праве^[7]. При столкновении этих тенденций побеждает житейская целесообразность, а не принцип виновной ответственности, что позволяет считать, как писал еще в 1940;е годы М. А. Чельцов, «ответственность за неосторожность своеобразным остатком царившей некогда объективной ответственности»^[8]. Главный аргумент, который выдвигается в защиту объективного вменения, носит не психологический, а нормативный оценочный характер: лицо должно было предвидеть общественно опасные последствия и могло это сделать (объективное долженствование и субъективная возможность). Далее эта правовая модальность идентифицируется с психическим отношением и даже социально-психологическими чертами личности. «Невнимательность, непродуманность, безалаберность, — считал А. А. Пионтковский, — свидетельствуют… о наличии определенного реально существующего в действительности психического отношения к наступившим последствиям»^[9]. Эти сомнительные идеи развивает В. Е. Квашис: «…Рассмотрение неосторожной вины с аксиологических позиций приводит к необходимости такого понимания неосторожности, которое выходит за рамки психического отношения субъекта к последствиям своих действий и их общественной опасности. Оно указывает на более широкое социально-психологическое и социально-политическое содержание неосторожной вины, выступающей в качестве одной из форм отрицательного отношения к ценностям общества. В итоге при таком подходе вина рассматривается не только и не столько в качестве сугубо психологической, сколько в качестве категории социальноэтической, предполагающей порицаемость психического отношения субъекта к содеянному с позиций коммунистической морали и нравственности»^[10]. Даже Г. А. Злобин писал, что критика ошибочной «оценочной теории» оказалась односторонней, не способной заметить «рациональное зерно» в стремлении ее сторонников включить в содержание вины общественную оценку преступления^[11]. Можно было бы привести еще много суждений по этому вопросу. Но при всей разноголосице мнений очевидно, что уголовная ответственность за небрежность в той трактовке, как она представлена в отечественной науке и практике, не укладывается в принцип субъективного вменения. Может быть, нормативисты были правы, что на базе психологического понимания вины невозможно обосновать ответственность за небрежность? Видимо, сознавая это, американский профессор Д. Холл утверждает, что небрежное поведение, являющееся результатом неосознанной неосторожности, должно быть исключено из круга уголовно наказуемых деяний; неосознанная неосторожность не может рассматриваться как форма вины, имеющая уголовно-правовое значение, она может обосновать только гражданскую или моральную ответственность^[11]. И с этим нельзя не согласиться. Но целесообразность, о которой пишут многие авторы, с не меньшей, а может быть, и с большей силой «давит» на общественное мнение. А оно, как правильно заметил Б. С. Никифоров, мирится с безнаказанностью случайного причинения, но категорически считает «виновными» тех, кто причинил вред по небрежности^[13].

Чтобы избежать оценочных элементов объективного вменения при небрежности и остаться на позициях субъективного вменения, есть лишь один путь — ограничить привлечение к уголовной ответственности за небрежность лишь случаями, где отношение к деянию (к действиям и последствиям) в той или иной мере просматривается. Существует три возможности такого ограничения.

Первое. Необходимо исключить привлечение к уголовной ответственности за «двойную небрежность». Для этого в формулу неосторожной вины вообще и небрежной в частности следует ввести отношение субъекта к действию (бездействию), которое привело к общественно опасным последствиям. Выше говорилось, что поведенческий акт при легкомыслии и небрежности ничем не отличается от поведенческого акта при умысле. Следовательно, и к умышленной, и к неосторожной вине должен быть один законодательный подход. В этом случае ч. 2 и 3 ст. 26 УК РФ можно было бы изложить так: ч. 2 — «Преступление признается совершенным по легкомыслию, если лицо осознавало общественную опасность (противоправность) своих действий (бездействия), предвидело возможность наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), но при достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение этих последствий»; ч. 3 — «Преступление признается совершенным по небрежности, если лицо, осознавая общественную опасность (противоправность) своих действий (бездействия), не предвидело возможности наступления общественно опасных последствий своих действий (бездействия), хотя при необходимой внимательности и предусмотрительности должно было и могло предвидеть эти последствия» .

Предлагаемые формулировки не вносят серьезных изменений в действующее законодательство, но отсекают «двойную небрежность», связывают неосторожную вину и небрежную (где нет предвидения) с осознанием общественно опасного (социально вредного, противоправного) нарушения писаных правил и обычных норм предосторожности, подводят под небрежную вину определенную психологическую базу.

Установление судом действительного психического отношения субъекта к нарушению писаных или общеизвестных правил предосторожности, которое привело к общественно опасным последствиям, помогает уточнить интеллектуальный момент легкомысленной вины и в какой-то мере заполнить «психологический вакуум» при небрежности.

Второе. В соответствии с предложенными формулировками форм неосторожности должны быть определены и конкретные составы деяний. В УК РФ есть норма (ч. 2 ст. 24), согласно которой деяние, совершенное только по неосторожности, признается преступлением лишь в случае, когда это специально предусмотрено соответствующей статьей Особенной части Кодекса. И это правильно. Но для последовательной реализации виновной ответственности при небрежной вине этого недостаточно.

Объединять легкомыслие с небрежностью небезопасно для субъективного вменения. В действующем УК РФ они не разделяются. В нем содержится около 50 составов, предусматривающих уголовную ответственность только за неосторожность, и примерно такое же число составов, где при умышленных действиях допускается уголовная ответственность за неосторожные последствия. Во избежание серьезных судебных ошибок было бы целесообразно указать в соответствующих составах на небрежную вину.

Третье. Оправдание целесообразности широкой уголовной ответственности за небрежность развитием «опасной техники» не совсем корректно. Техника должна быть «мыслящей», т. е. иметь необходимые многократно дублируемые системы блокировки «опасного поведения». Ибо нельзя уберечь общество от тяжких катастроф из-за несовершенства техники путем уголовной ответственности «стрелочников». Следственная и судебная практика показывает, что уголовная ответственность непосредственных виновников в этом случае является, как правило, не совсем справедливой. Обратимся к аварии на Чернобыльской АЭС, к крушению парохода «Адмирал Нахимов», к многочисленным авиационным и железнодорожным катастрофам. Абсолютное большинство их связано с несовершенством техники, ошибками проектирования, недостатками обслуживания, своеволием начальников и т. д. Реальными виновниками являются десятки, а иногда и сотни людей, ошибки которых «сгруппировались» в той или иной катастрофе, а уголовное наказание по принципу объективного вменения отбывают за всех лишь «крайние» в этой цепи. Они должны нести ответственность за свою часть вины, а на них сваливается вина всей трагедии, что недопустимо^[14].

Криминологическая характеристика легкомысленно-безответственной мотивации преступного поведения имеет свои особенности. В неосторожных деяниях нет мотива преступления, но есть мотивы нарушений, повлекших общественно опасные последствия. Они многочисленны и непосредственно связаны с предметной деятельностью субъекта, в процессе которой совершаются преступления. Объединение разнохарактерных побуждений в одну криминологическую группу обусловлено сходством других элементов мотивации (целеполагания, выбора путей достижения целей, ошибочных прогностических выводов о действиях и возможных последствиях решения), в которых раскрывается легкомысленнобезответственное отношение субъекта к правилам предосторожности, к окружающей действительности, своим действиям и возможным последствиям. На всем процессе мотивации лежит печать поверхностного восприятия субъектом реальной действительности, искажения будущих событий. Мотивация преступного поведения, особенности личности правонарушителей и формирующие их объективные причины и условия имеют вполне определенную целостность.

• [1] Человеку свойственно ошибаться.
• [2] См.: Комментарий к УК РФ / под ред. Ю. И. Скуратова и В. М. Лебедева. М., 1996. С. 43−44.
• [3] Карпушин Μ. П., Курляндский В. И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974. С. 68.
• [4] Якушин В. А. Ошибка и ее уголовно-правовое значение. Казань, 1988. С. 17.
• [5] Никифоров Б. С. Субъективная сторона в «формальных» преступлениях // Сов. государство и право. 1971. № 3.
• [6] См.: Неклюдов Η. Л. Общая часть уголовного права. СПб., 1875. С. 57; Кистяковский А. Ф. Элементарный учебник общего уголовного права. Киев, 1882. С. 365; Немировский Э. Основные начала уголовного права. Одесса, 1917. С. 367 и др.
• [7] Карпушин Μ. П., Курляндский В. И. Указ. соч. С. 70.
• [8] Чельцов М. А. Спорные вопросы учения о преступлении // Соц. законность. 1947. № 4. С. 9.
• [9] Курс советского уголовного права. Т. 2. М., 1970. С. 320.
• [10] Квашис В. Е. Преступная небрежность: социально-правовые и криминологические проблемы. Владивосток, 1986. С. 29.
• [11] Злобин Г. А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981. С. 24.
• [12] Злобин Г. А. Виновное вменение в историческом аспекте // Уголовное право в борьбе с преступностью. М., 1981. С. 24.
• [13] Никифоров Б. С. Наказание и его цели // Сов. государство и право. 1981. № 9. С. 70.
• [14] Подробное обоснование этой позиции было изложено автором ранее: Лунеев В. В. Субъективное вменение. М., 2000; Его же. Субъективная сторона преступления // Курс российского уголовного права. Общая часть / под ред. В. Н. Кудрявцева, А. В. Наумова. М., 2001. С. 261−320.