Сущность разногласия между объективизмом и субъективизмом

В конце концов, спор между объективистами и субъективистами в социологии сводится к различному пониманию того, как следует смотреть на общество и как нужно относиться к человеческой личности, этому первичному элементу общества. Социологический объективизм, беря этот термин в тесном и условном смысле, есть не что иное, как одно из проявлений той антииндивидуалистической реакции против философии XVIII в., о которой шла речь в предыдущей главе. Политическая метафизика прошлого столетия была действительно слишком субъективистична, но и реакция против нее стала заходить слишком далеко, когда начала рассматривать, например, язык, право, государство как какие-то объективные бытия, как явления, будто бы сами по себе и сами для себя существующие. С другой стороны, сравнительно с XVIII в. наука XIX столетия сделала шаг вперед, приглашая изучать эти объективные явления так, как естествознание изучает предметы и процессы физического мира. Под влиянием увлечения аналогией с естествознанием и под влиянием отрицательного отношения к философии XVIII в. легко было, однако, впасть в односторонность. Раз следует игнорировать субъективную точку зрения личности и раз задача социологического исследования ничем не отличается от задачи, какую мы ставим исследованию природы, все, что напоминает собою индивидуализм XVTII в., и все, что стало бы отличать обществоведение от естествознания, должно было быть признано незаконным и ненаучным. Социологический субъективизм является только необходимою поправкою и естественным дополнением к тому, что есть неверного и одностороннего в противоположной точке зрения. Именно субъективизм, — беря это слово опять-таки в условном смысле, — доказывает, что ненаучно изучать общественные явления, как бы совершенно игнорируя при этом мысли, чувства и настроения человеческой личности, мотивы ее деятельности, производимую ею оценку социальных фактов и ее интересы, и что понимание общественных явлений как чисто внешних форм, якобы лишенных подобно материальным вещам всякого внутреннего содержания, равным образом не может быть названо вполне научным. Мало того, критическое исследование тех социологических направлений, которые гордятся наибольшею верностью объективизму, обнаруживает, что, в сущности, требования такого объективизма и невыполнимы. Приравнение общества как предмета изучения к материальным предметам окружающего нас мира есть не только известное объективное понимание общества, но и известное субъективное отношение к обществу. Приписываем ли мы обществу нечто большее, чем-то, что находим в физических предметах, или отрицаем в нем существование чего-либо такого, что отличало бы его от материальных предметов, мы одинаково тем самым высказываем свое субъективное отношение к обществу, полагая в первом случае, что общество должно чем-то быть, иметь какое-то назначение, а во втором случае — что общество никакого назначения не имеет, а потому и быть должно только таким, каково оно есть на самом деле. Однако в действительности оказывается, что ни один объективист не решался делать такого заключения, ибо у каждого есть некоторый общественный идеал, т. е. некоторое представление о том, каково должно быть общество. Отсюда разные непоследовательности, какие мы встречаем в объективной социологии. Точно так же и пренебрежение к личности есть, в сущности, не объективное понимание того, каково значение личности в жизни общества, а опять-таки известного рода субъективное к ней отношение. Думать, что личность есть только один из тех первичных элементов, из коих складывается общество, только подчиненная часть целого, клеточка общественного организма, служебный его орган, орудие или средство, коим пользуется общество, осуществляя объективные стремления своей природы; думать, что личность не может рассматриваться как нечто самостоятельное и в себе самом носящее свою цель, значит не только известным образом (конечно, весьма односторонне) понимать личность, но и субъективно относиться к ней известным образом, т. е. не уважать ее человеческого достоинства, не признавать ее прав, ни во что не ставить ее интересов перед некоторым объективным предметом, который называется «общество». Такого рода субъективное отношение к личности мы и находим, действительно, у реакционных писателей начала XIX в., исходивших в своих общественных взглядах из того принципа, что «права человека и гражданина» грозят вечными революциями и что для общественного спокойствия и порядка человеку следует давать как можно менее воли. Неуважение к достоинству человеческой личности проявляется и в других общественных теориях той эпохи, далеких от реакционных стремлений абсолютистов, клерикалов и феодалов, именно в теориях утопических социалистов, признававших за индивидуализмом антисоциальный характер и также видевших «в декларации прав человека и гражданина» одно торжество эгоизма. И у реакционеров, и у утопических социалистов были свои общественные идеалы, друг на друга, конечно, непохожие, но сходившиеся в одинаковом субъективном отношении к личности, в одинаковом пренебрежении к ее свободе, во имя прав и интересов общества, хотя и различным образом понимаемых. У современных нам социологов есть тоже свои общественные идеалы, весьма между собой несходные, но ни один из них, следует полагать, уже не решился бы стать на ту точку зрения, будто общество имеет все права над личностью, будто личность должна быть только орудием или средством для достижения общественных целей или будто индивидуум существует для общества. Если, с одной стороны, представители различных направлений современной социологической литературы в то же время являются носителями известных общественных идеалов, как бы последние ни были отличны один от другого, и если, с другой стороны, совершенство общества они видят не в тех или других объективных признаках (вроде, например, интеграции и дифференциации Спенсера и обобществления труда марксистов), а в соответствии его форм с разумными и справедливыми требованиями личностей, составляющих общество (с каковой точки зрения только и обобществление труда, например, может получить свой смысл), то лишь по недоразумению теперешние социологи могли бы принципиально защищать объектавизм, которому нет никакого дела ни до того, чем общество должно быть, ни до требований, предъявляемых к социальной жизни живыми единицами, из коих слагаются общества. Если даже иногда и в настоящее время по недоразумению и защищается еще социологический объективизм, то во всяком случае последовательное проведение его на деле оказывается невозможным. Пожалуй, еще можно объявлять личность за quantite negligeable и в признании принципа личности видеть научную отсталость, но изучать общество, взятое в его целом, без всякого представления о том, какое общественное устройство наиболее соответствовало бы здоровой и разумной жизни человеческих личностей, значит видеть только одну сторону социальной жизни — объективные результаты сознательной или бессознательной деятельности членов общества, отрешенные от тех субъективных целей, какие ставят люди своей деятельности, прямо или косвенно направленной на общество, и от тех субъективных требований, какие людьми предъявляются обществу. Так можно изучать только отдельные стороны общественности или отдельные процессы общественной жизни: это, например, и делается в сравнительно-историческом направлении, берущем своими предметами разные культурные и социальные формы как объективные реальности, так сказать, оторванные от отдельных обществ, в коих они встречаются, и как бы стоящие вне какой бы то ни было связи с благом или злом личностей или с тою субъективною оценкою, какую им производят личности, имеющие с ними дело.