Введение. 
Историческая ретроспектива коррупции с уточнениями и дополнениями

В современных отечественных публикациях сформировались некие устойчивые стандарты описания исторической ретроспективы коррупции и борьбы с нею в разные эпохи и в разных государствах^[1]. Однако описание исторической ретроспективы коррупции в мире и непосредственно в России, как представляется, требует некоторых уточнений и дополнений для того, чтобы картина стала еще более содержательной и рельефной.

Исторический экскурс в проблему коррупции в мире позволяет утверждать, что эго явление сопровождало мировую цивилизацию на протяжении всей ее истории. Коррупция представляет собой одно из древнейших явлений в системе общественных отношений, возникшее одновременно с появлением социальных порядков и структур, направленных на организацию жизни людей и управление ею, и обусловлена далеко не самыми лучшими проявлениями человеческой натуры. Неслучайно австрийский писатель и публицист Карл Краус (1874—1936) сравнил коррупцию именно с первой древнейшей профессией: «Коррупция хуже проституции. Проституция ставит под угрозу нравственность одного человека, коррупция ставит под угрозу нравственность целой страны»^[2].

Первой реперной точкой в исторической ретроспективе коррупции принято считать правление шумерского царя города-государства Лагаша в древней Месопотамии Урукагина (правильнее Уруинимгина) (2318— 2311 гг. до н.э.)^[3], о котором сохранилось упоминание как о борце с коррупцией. Этот правитель провел реформы с целью пресечения злоупотреблений царских чиновников, судей, уменьшения поборов и повинностей с храмового персонала, защиты храмовых владений от посягательств со стороны царской администрации, а также уменьшения и упорядочения оплат за обряды.

Следующая веха в истории коррупции относится к эпохе Античности и ее определяют прежде всего труды Аристотеля (384—322 гг. до н.э.), который, в частности, в трактате «Политика» писал: «Но самое главное при всяком государственном строе — это посредством законов и остального распорядка устроить дело так, чтобы должностным лицам невозможно было наживаться»^[4]. Аристотель вслед за Платоном акцентировал внимание на том, что «коррумпированные» и «извращенные» формы правления, такие как тирания, олигархия и демократия, вместо того чтобы следовать закону (общественному интересу), служат интересам правящих; что коррупция представляет собой дисфункцию, которая разрушает правильные, по его мнению, политические порядки, а именно монархию, аристократию и политию.

В качестве одного из первых трактатов, посвященных проблеме коррупции, рассматривается и древнеиндийский трактат «Артхашастра», составителем которого считается Каутилья (Кауталья, Чанакья, Вишнагупта) — брахман, главный советник, или министр, императора Чандрагупты Маурьи (321—297 гг. до н.э.). В этом трактате отмечается в том числе и взаимосвязь коррупции с человеческой натурой: «Подобно тому, как нельзя не воспринять мед или яд, если они находятся на языке, так и имущество царя не может быть, хотя бы и в малости, присвоено ведающим (этим) имуществом»^[5].

Первые антикоррупционные установления дают мировые религии: «Даров не принимай, ибо дары слепыми делают зрячих и превращают дело правых» (Исход 23:8); «Не присваивайте незаконно имущества друг друга и не подкупайте судей, чтобы намеренно присвоить часть собственности других людей» (Коран 2:188) и другие канонические религиозные тексты.

Средние века привнесли в арсенал коррупции такое явление, как непотизм, который достиг наибольшего размаха в эпоху Возрождения. Изначально под непотизмом (от лат. nepos — род, nepotis — внук, племянник) понималась раздача римскими папами ради укрепления своей власти доходных должностей, высших церковных званий, земель родственникам^[6]. В настоящее время непотизм понимается шире. Как назначение на административные должности в системе публичной власти и продвижение по службе, во-первых, не только благодаря родственным, но и иным личным связям (в русском языке во многом соответствует понятию «кумовство» в переносном смысле — предпочтение или поблажки по службе, оказываемые, но личной дружбе^[7]). А во-вторых, — на основании принадлежности к правящей политической партии или группировке (политический непотизм).

Значимым источником сведений о коррупции в исторической ретроспективе служат труды Никколо Макиавелли (1469—1527), который в своем трактате «Государь», в частности, писал: «Если государь заметит, что министр заботится более о личном благе, нежели о благе своего повелителя, если во всех его действиях проглядывается стремление к своекорыстной пользе, то подобный министр никуда не годится, и государю вверяться ему — безрассудно»^[8]. А его трактат «История Флоренции»^[9] содержит фактологические свидетельства коррупции во власти Флоренции.

В стандартном историческом экскурсе отмечается и вклад в изучение коррупции эпохи Просвещения. Так, указывается, что криминологическую сторону коррупции впервые отметил Томас Гоббс (1588—1679), который в своем труде «Левиафан» писал: «Поэтому обычно люди, кичащиеся своим богатством, смело совершают преступления в надежде, что им удастся избежать наказания путем подкупа государственного правосудия или получить прощение за деньги или другие формы вознаграждения»^[10]. А склонность человека к злоупотреблению властью, на чем и зиждется коррупция, отмечал Шарль Луи Монтескье (1689—1755), который в работе «О духе законов» писал: «Известно уже по опыту веков, что всякий человек, обладающей властью, склонен злоупотреблять ею, и он идет в этом направлении, пока не достигнет положенного ему предела»^[11].

Историческая ретроспектива коррупции представляется не полной без такой знаковой для ее истории фигуры, как «отец лжи» Талейран (1754—1838), который «сплошь и рядом делал вещи, которые по существу скрыть было невозможно уже в силу самой природы обстоятельств: взял с американских уполномоченных взятку сначала в два миллиона франков, а потом при продаже Луизианы, гораздо большую; почти ежедневно брал взятки с бесчисленных германских и негерманских мелких и крупных государей и державцев, с банкиров и кардиналов, с подрядчиков и президентов; потребовал и получил взятку с польских магнатов в 1807 г. …»^[12]

Представляется также, что историческую ретроспективу коррупции следует дополнить знаковым событием в новейшей истории — снятием табу с употребления в международных отношениях слова «коррупции» в середине 90-х гг. XX в. В период холодной войны, начавшейся сразу же после окончания Второй мировой войны в 1946 г., при обсуждении вопросов международной помощи странам третьего мира считалась неприличным употреблять слово «коррупция» и вместо него использовался эвфемизм «слово на букву К» (С-wordy. Ситуация с табу на слово «коррупция» стала существенно меняться после того, как, уйдя в отставку, высокопоставленный сотрудник Всемирного банка (World Bank) Питер Айген, который непосредственно сталкивался с коррупцией во время своей работы в качестве директора региональной программы банка в Восточной Африке, в 1993 г. вместе с девятью своими единомышленниками создал неправительственную международную организацию по борьбе с коррупцией — движение «Трансперенси Интернешнл» (Transparency International)^[13][14]. Окончательно международное табу со слова «коррупция» было снято после того, как 1 октября 1996 г. на ежегодном собрании Всемирного банка его президент Джеймс Вулфенсон в своей речи открыто назвал коррупцию «раком» и барьером на пути развития^[15].

Именно с середины 90-х гг. XX в. коррупция и борьба с ней стали восприниматься как мировая, общая для всех государств проблема, вызывающая повышенный общественный интерес и требующая пристального внимания и всесторонних исследований.

Достаточно устойчивые стандарты сформировались и при описании истории коррупции в России.

Прежде всего, представляется важным отметить, что в исторической ретроспективе в России выделялись два основные вида коррупции — мздоимство и лихоимство, и российские источники упоминают мздоимство еще в XIII в.

В Уложении о наказаниях уголовных и исправительных от 15 августа 1845 г. эти преступления определялись следующим образом^[16]. Мздоимство — если «чиновник или иное лицо, состоящее на службе государственной или общественной, но делу или действию, касающемуся до обязанностей его по службе, примет, хотя и без всякого в чем-либо нарушения сих обязанностей, подарок, состоящий в деньгах, вещах или в чем бы то ни было ином, или же получив оный и без изъявления предварительного на то согласия, не возвратит его немедленно и во всяком не позднее как через три дня». Лихоимство — если «кто, для учинения или допущения чего-либо противного обязанностям службы, примет, в дар деньги, вещи или что иное, сколько бы впрочем сумма денег или цена вещей им полученных ни была малозначительна». При этом «высшей формой лихоимства почитается вымогательство».

Первым российским правителем, который пытался законодательно ограничить коррупцию, считается великий князь московский Иван III Васильевич (1440—1505). Его первой попыткой законодательно ограничить коррупцию является Белозерская уставная грамота (1488), в которой впервые назван административный аппарат наместников — тиуны и доводчики, разграничены их полномочия, определен размер содержания («кормов»), декларирован открытый характер судопроизводства^[17]. Позднее в Судебнике Ивана Великого (1497) был установлен запрет на взятки — «посулы» и зафиксированы размеры полевых, дорожных и судебных пошлин^[18].

Корыстолюбие и злоупотребления фаворитов второго царя из династии Романовых Алексея Михайловича Тишайшего (1629—1676) и прежде всего его воспитателя боярина Бориса Морозова, который заведовал финансами и всеми государственными делами, стали причиной вспыхнувшего в Москве в 1648 г. бунта. В ходе этого бунта, получившего также название Соляного, некоторые чиновники, снискавшие особую ненависть горожан своими злоупотреблениями, но не сам боярин Морозов, были отданы на растерзание толпе.

В контексте коррупционных проявлений русский историк Василий Ключевский так характеризовал начало трехсотлетнего правления династии Романовых: «Престол новой династии надолго облегла атмосфера придворного фавора… правящая среда развила в управлении произвол и корыстолюбие в размерах, которым позавидовали бы худшие дьяки времен Грозного, кормившие царя одной половиной казенных доходов, а другую приберегавшие себе… Вспомогательным поощрением правительственных злоупотреблений служила и привилегированная их наказуемость…»^[19]

Знаковой фигурой в истории российской коррупции является ближайший сподвижник и фаворит царя Петра I (1672—1725) князь Александр Меньшиков. Вот как описывает этого «специалиста» по злоупотреблениям при выполнении казенных подрядов Ключевский: «Данилыч любил деньги, и ему нужно было много денег. … И он не стеснялся в средствах добывать деньги, как показывают известия о его многочисленных злоупотреблениях… „Зело прошу — писал ему Петр в 1711 г. по поводу его мелких хищений в Польше, — зело прошу, чтобы вы такими мелкими прибытками не потеряли своей славы и кредита“. Меньшиков и старался исполнить просьбу царя, только уж слишком буквально: избегал „малых прибытков“, предпочитая им большие. Через несколько лет следственная комиссия по делу о злоупотреблениях князя сделала на него начет более 1 млн руб. Петр сложил значительную часть этого начета»^[20]. В сентябре 1727 г. Меньшиков был обвинен в государственной измене и расхищении казны и вместе с семьей сослан в город Березов, где и умер^[21].

Картину коррупции в России XVIII—XIX вв. и постоянных, но фактически безуспешных попыток борьбы с нею русских государей представил российский историк и публицист Павел Берлин^[22], который констатировал: «Через всю нашу историю, лишь меняя форму, увеличивая и уменьшая размеры, тянется колоссальное взяточничество, которым пользуются как отмычкой к казенным сундукам». Причину безуспешности борьбы и неизбывности русского взяточничества Берлин видел в том, что: «В то время, как па протяжении XVIII и XIX веков правительство одной рукой энергично и бесплодно искореняло взяточничество, другой рукою оно столь же энергично, но уже вполне успешно насаждало условия, рождающие новое поколение лихоимцев». А всепроникающий и системный характер взяточничества и казнокрадства объяснял следующим: «Этим путем [щедрой раздачей богатств знати] прочно закладываются психологические основы взяточничества и казнокрадства. Высшие слои приучались эксплуатировать привилегированное политическое положение с целью экономического обогащения. А за этим топким слоем сановников лежал более широкий слой чиновников, которые, глядя, как обогащается знать, угодничая и прислуживая — в свою очередь наживались путем вымогательства и угроз по отношению к подчиненным».

Красноречивое свидетельство, в том числе и о ситуации с коррупции в Российской империи, предоставляет приписываемый русскому историку Николаю Карамзину исторический анекдот, который в изложении писателя Сергея Довлатова звучит следующим образом: «Двести лет назад историк Карамзин побывал во Франции. Русские эмигранты спросили его: „Что, в двух словах, происходит на родине?“ Карамзину и двух слов не понадобилось. „Воруют“, — ответил Карамзин»^[23]. Не менее ярким и образным отражением российской коррупции может служить и крылатое выражение русского писателя Михаила Салтыкова-Щедрина: «Когда и какой бюрократ не был убежден, что Россия есть пирог, к которому можно свободно подходить и закусывать? Никакой и никогда!»^[24]

Историческая ретроспектива коррупции в России представляется неполной без оценки коррупционной ситуации в СССР. Тем более что в настоящее время — очевидно, по политическим мотивам — активно распространяется миф о том, что в СССР, особенно при «эффективном менеджере» Сталине, коррупции не было. Однако факты, приводимые в том числе и высокопоставленными функционерами советского режима, явно свидетельствуют об обратном.

Так, из доклада прокурора СССР Г. Сафонова руководству страны в 1948 г.^[25] следовало, что вся советская судебная система снизу доверху поражена коррупцией: «Докладываю, что за последнее время Прокуратурой СССР вскрыты многочисленные факты взяточничества, злоупотреблений, сращивания с преступными элементами и вынесения неправосудных приговоров и решений в судебных органах Москвы, Киева, Краснодара и Уфы. Расследованием установлено, что эти преступления совершались в различных звеньях судебной системы, а именно в народных судах, Московском городском суде, Киевском областном суде, Краснодарском краевом суде, Верховном суде РСФСР и, наконец, в Верховном суде СССР… В Верховном суде РСФСР также вскрыты факты взяточничества и других злоупотреблений. Следствием установлено, что этим преступлениям способствовала нездоровая обстановка семейственности, существовавшая в аппарате Верхсуда».

Советская номенклатура, которая начала формироваться и стала господствующим в СССР социальным слоем^[26] именно при Сталине, на всех стадиях своего развития стремилась посредством обладания властью достичь личного материального обогащения и социального превосходства, была откровенно цинична, меркантильна и именно поэтому в существенной степени коррумпирована. В условиях, когда деньги в административнокомандной экономике при перманентном дефиците товаров и услуг не играли определяющей роли, для самообогащения номенклатура использовала ею же самой созданную систему материальных льгот и привилегий (квартиры, машины и дачи, привилегированные дома отдыха и санатории, закрытые распределители продуктов, товаров и услуг).

Милован Джилас, который с 1937 по 1953 г. занимал руководящие посты в Коммунистической партии Югославии, гак описывает систему благ и привилегий, которую нс только в Югославии и СССР, но и в других социалистических странах создал для себя «новый класс» партийной номенклатуры: «Захвачено было все: дачи, лучшие квартиры, мебель и т. п. Высшая бюрократия, элита нового класса, жила в особых районах, отдыхала на особых закрытых курортах. Партийный секретарь и шеф тайной полиции сделались повсеместно не только высшей властью, но и людьми, которым принадлежат лучшие квартиры, машины и прочее. Вслед за ними по служебному ранжиру выстраивались остальные. Государственные средства, „подарки“, строительство и переоборудование якобы для нужд государства и целей представительства — все это вечные, неиссякаемые источники благ, предназначенные для политбюрократии»^[27].

Такая система благ и привилегий представляла собой безденежную, но вполне материальную форму «коррупции по-советски», требования отмены которой стали одним из катализаторов массовых протестных выступлений против советских режимов в конце 80-х — начале 90-х гг. XX в.

В качестве подтверждения коррумпированности советских режимов можно привести и характеристику, которую Джилас дает таким режимам: «Карьеризм, страсть к роскоши, властолюбие. Столь же неизбежна тенденция к коррупции. Не той — чиновничьей, которой у коммунистов возможно, даже меньше, чем было в прежнем государстве. Речь о коррумпировании опять-таки особом: при власти, отданной на откуй одной политической группе и являющейся одновременно источником всех привилегий, „радение“ о „своих людях“, в меньшей или большей мере заслуженных, назначение их на „выгодные“ должности и распределение между членами партии всевозможных благ становятся нормой. Отождествление власти и партии с государством (практически — с собственностью) как раз и делает коммунистическое государство, если так можно выразиться, самокоррумпирующимся, неумолимо плодящим привилегии и паразитические функции»^[28].

Подобным же образом характеризует ситуацию, сложившуюся в СССР перед его крахом, Александр Яковлев, который с 1987 по 1990 г. был членом Политбюро ЦК КПСС: «Коррупция, обман, дезинформация… Кумовство, взяточничество, казнокрадство в той или иной мере поразило почти всю номенклатуру»^[29].

К сожалению, в наследство от СССР новому государству, образовавшемуся после его распада, — Российской Федерации досталась и коррупция, и, что самое главное, ее основной носитель — номенклатура, которая достаточно быстро регенерировалась как правящий социальный слой^[30].

Начало современного этапа в истории коррупции и борьбы с нею можно достаточно условно определить как конец 60-х — начало 70-х гг. XX в., когда был опубликован ряд концептуальных работ по проблематике коррупции известных американских ученых. Повышенный научный интерес к этому явлению был обусловлен прежде всего проводимыми в этот период исследованиями политических и экономических проблем третьего мира, и в научной среде возникла дискуссия о влиянии коррупции на процесс реформ в развивающихся государствах.

Однако не научная дискуссия о роли коррупции в общественных отношениях стала главной отличительной чертой современного этапа в ее истории. Главными чертами являются высокий уровень общественного внимания к коррупции как к «социальной пандемии», поразившей большинство государств современного мира^[31], заинтересованность и правительств, и граждан разных государств в ее подавлении и координация совместных усилий различных государств и их граждан, направленных на достижение этой цели. Такая ситуация, как представляется, обусловлена следующим.

Во-первых, в постиндустриальном мире большинство людей стало воспринимать институт государства в парадигме общественного договора как добровольную политическую ассоциацию, основанную на договоре между людьми, в силу которого они передают часть своей свободы и власти государства. В договорном государстве только его граждане являются источником власти, они определяют степень и границы участия государства в регулировании социальных отношений, компетенцию и полномочия публичной власти в таком регулировании и наделяют ее органы необходимыми для этого нравами и обязанностями. Поэтому коррупция, разрушающая демократические порядки и правила функционирования договорного государства, стала восприниматься людьми как угроза не только для принадлежащего им государства, но и лично для каждого и как ярчайшее проявление социальной несправедливости в глазах как социально необеспеченных, так и вполне успешных и состоятельных социальных групп.

Во-вторых, система управления современным государством стала значительно более многофункциональной, сложноорганизованной, включая децентрализацию по вертикали и горизонтали, и для ее реализации требуется значительно больше профессионально подготовленных как политических, так и административных должностных лиц публичной власти. Но, к сожалению, далеко не всегда и не для всех мотивацией «хождения во власть» служит профессиональная «жажда признания», а не своекорыстная «жажда наживы»^[32]. И сочетание двух указанных факторов существенно повышает риски возникновения и распространения коррупционных отношений в системе публичной власти современного государства, для предотвращения чего требуется постоянный внешний контроль системы публичной власти со стороны граждан и их общественных объединений.

В-третьих, процесс глобализации в постиндустриальном мире обусловливает гот факт, что, как писал Самюэль Хантингтон: «Государственные власти в значительное мере утратили возможность контролировать поток денег, текущих в их страны и наружу, и сталкиваются со все большими трудностями в контролировании потока идей, технологий, товаров и людей. Короче говоря, государственные границы стали максимально прозрачны»^[33]. При этом и коррупция приобрела трансграничный характер. Поэтому для надежного купирования коррупции даже в одном отдельно взятом государстве недостаточно только усилий власти и граждан данного государства. Необходимы совместные усилия всего мирового сообщества, международный обмен информацией, опытом и знаниями по противодействию коррупции, выработка и реализация международных норм и правил борьбы с коррупцией, внедрение наиболее эффективных, исходя из опыта разных государств, институтов и механизмов ее подавления.

Все перечисленные обстоятельства, определяющие характерные особенности современного этапа в истории коррупции и борьбы с этой «раковой опухолью общественных отношений», в той или иной степени нашли отражение в ключевом антикоррупционном международном акте — Конвенции ООН по борьбе с коррупцией. Эта Конвенция была принята резолюцией №A/RES/58/4 Генеральной Ассамблеи ООН от 31 октября 2003 г., всту³

пила в силу 14 декабря 2005 г., и ее участниками по состоянию на 1 января 2017 г. являются 181 государство — член ООН^[34].

В преамбуле Конвенции отмечается «серьезность порождаемых коррупцией проблем и угроз для стабильности и безопасности общества, что подрывает демократические институты и ценности, этические ценности и справедливость и наносит ущерб устойчивому развитию и правопорядку», а также то, что «коррупция уже не представляет собой локальную проблему, а превратилась в транснациональное явление, которое затрагивает общество и экономику всех стран, что обуславливает исключительно важное значение международного сотрудничества в области предупреждения и борьбы с ней».

• [1] Быстрова А. С., Сильвестров М. В. Феномен коррупции: некоторые исследовательскиеподходы // Журнал социологии и социальной антропологии. 2000. Том III. № 1. С. 83—101 ;Коррупция (Corruption) / Государственное управление. Словарь-справочник (но материалам International Encyclopedia of Public Politic and Administration). СПб.: ООО «Издательство „Петрополис“», 2000; Глинкина С. П. Феномен коррупции: взгляд экономиста // Новаяи новейшая история. 2010. № 4. С. 3—17; Мыльникова Н. Н. Определение понятия «коррупция»: терминологический дискурс в контексте // Вестник Тюменского государственногоуниверситета. 2010. № 2. С. 139—147; Онтология коррупции: понятие и содержание // Независимый центр изучения методов борьбы с коррупцией «Суда нет», www.sudanet.ru. URL: http://sudanet.ru/node/247
• [2] Цит. по: Многоликая коррупция: Выявление уязвимых мест на уровне секторов экономики и государственного управления / под ред. Э. Кампоса и С. П рад хана; пер. с англ. М. :Альпина Паблишера, 2010. С. 31.
• [3] Уруинимгина, Урукагина // Хронос. Всемирная история в Интернете, www.hrono.ru.URL: http://www.hrono.ru/biograf/bio_u/urukagina.php
• [4] Аристотель. Политика. Афинская полития. М.: Мысль, 1997. С. 183.
• [5] Артхашастра, или Наука политики / пер. с санскр. С. Ф. Ольденбурга, Ф. И. Щербат-ского, Е. Е. Обермиллера, А. И. Вострикова, Б. В. Семичова. М.-Л.: Изд-во Академии наукСССР, 1959. С. 75.
• [6] Непотизм // Большой энциклопедический словарь. М.: ACT; Астрель, 2003.
• [7] Кумовство // Толковый словарь русского языка: в 3 т. / под ред. проф. Д. Н. Ушакова.М.: Вече; Мир книги, 2001.
• [8] Макиавелли Н. Государь. М.: ОЛМЛ Медиа Групп, 2011. С. 241.
• [9] Макиавелли Н. История Флоренции / пер. с итал. Н. Я. Рыковой. 2-е изд. М.: Наука, 1987.
• [10] Гоббс 'Г. Соч.: в 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1991. С. 230.
• [11] Монтескье Ш. Избранные произведения. М.: Госполитиздат, 1955. С. 289
• [12] Тарле Е. В. Талейран. М.: Высшая школа, 1992. С. 41.
• [13] Grant W., Howes S. Using the c-word: Australian anti-corruption policy in Papua NewGuinea // The Development Policy Blog. 2014. 22 August. URL: http://dcvpolicy.org/using-the-c-word-australian-anti-corruption-policy-in-papua-new-guinea-20 140 822/
• [14] Eigin P. Grand Corruption & Petty Corruption: Fighting Them through Civil Society //TEDxBerlin 2009 «Micro/Macro». 2009. 30 November. URL: http://www.tedxherlin.de/tedxberlin-2009;peter-eigen-grand-corruption-petty-corruption; Our History //TransparencyInternational, www.transparency.org. URL: http://www.transparency.org/whowearc/history
• [15] World Bank Group Historical Chronology // The World bank, www.worldbank.org.URL: http://siteresources.worldbank.org/EXTARCHIVES/Resources/WB_Historical_Chronology_1944_2005.pdf
• [16] Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. Гл. 6. О мздоимстве и лихоимстве. СПб.: Типография Второго Отделения Собственной Его Императорского ВеличестваКанцелярии, 1845. С. 174—181.
• [17] Белозерская уставная грамота 1488 года // Российская юстиция. 2006. № 10. С. 59—60.
• [18] Судебники 1497 и 1550 годов // Библиотека Якова Кротова, www.krotov.info. URL: http://krotov.info/acts/16/2/pravo₀ l. htm
• [19] Ключевский В. О. Русская история. Полный курс лекций: в 3 ки. Кн. 2. М.: Мысль, 1993. С. 242−243.
• [20] Ключевский В. О. Исторические портреты. Деятели исторической мысли. М.: Правда, 1990. С. 203.
• [21] Меньшиков Александр Данилович // Хронос. Всемирная история в Интернете, www.hrono.ru. URL: http://www.hrono.ru/biograf/bio_m/menshikov_ad.php
• [22] Берлин П. А. Русское взяточничество как социально-историческое явление // Современный мир. 1910. № 8. URL: http://modernproblems.org.ru/hisrory/242−2014;01-ll-03−38−27.html
• [23] Довлатов С. Номенклатурные полуботинки / Довлатов С. Собр. соч.: в 3 т. Т. 2: Чемодан. М.: КоЛибри, 2010. С. 62.
• [24] Общественный пирог. Энциклопедический словарь крылатых слов и выражений /авт.-сост. В. Серов. М.: Локид-Пресс, 2003. URL: http://vvw.bibliotekar.ru/encSlov/14/41.htm
• [25] Жирнов Е. Преступная деятельность судебных работников // КоммерсантЪ — Власть.2009. № 45(849). 16 ноября. URL: http://www.kommersant.ru/doc/1 269 865
• [26] Номенклатура // Большой энциклопедический словарь.
• [27] Джилас М. Новый класс // Джилас М. Лицо тоталитаризма. М.: Новости, 1992.С. 217−218.
• [28] Джилас М. Новый класс. С. 240.
• [29] Яковлев А. Н. Сумерки. М.: Материк, 2003. С. 564.
• [30] Нисневич Ю. А. Регенерация номенклатуры как правящего социального слоя. Препринт WP14/2015/13. НИУ ВШЭ. М.: Изд. дом Высшей школы экономики, 2015.
• [31] Многоликая коррупция. С. 29.
• [32] Нисневич 10. Л. Публичная власть и коррупция: социально-антропологический подход // Полис. 2014. № 6. С. 32−51.
• [33] Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ACT, 2005. С. 37.
• [34] December 2015 // United Nations Office on Drugs and Crime (UNODC). URL: https://www.unodc.org/unodc/en/treaties/CAC/signatories.html