Науки о природе «и» науки о духе

Необходимость специально изучать сферу человеческой культуры оказала существенное воздействие на характер философских исканий в конце XIX в. В частности, представители неокантианства^[1] разделили научное познание на две сферы: науки о природе и науки о духе. По их мнению, те, кто специализируется на изучении природного мира, должны описывать объекты и процессы, функционирующие «сами по себе», независимо от воли и желания людей. И чем более беспристрастно и объективно исследователь констатирует «факты действительности», тем более значимыми будут производимые им знания. Ученый-натуралист лишь регистрирует все, что попадает в его поле зрения, но никак не влияет на естественный ход событий.

В отличие от него ученый-гуманитарий, изучающий мысли и желания людей, побудительные мотивы, толкающие их на те или иные поступки, заинтересован нс столько в фиксации того, «что есть», сколько в понимании того, «как должно быть». Анализ сферы духа обусловлен стремлением оценить степень соответствия между тем, чего хотел человек, и тем, что ему удалось. Поэтому поисковая деятельность гуманитария связана с выявлением культурных норм и ценностей, определяющих человеческие поступки, из совокупности которых и складывается человеческая история. «Материал», с которым работают гуманитарии, не дан им прямо и непосредственно, он скрыт за поступками и словами.

Исследователь должен отделить действительное содержание внутреннего мира от внешних форм его проявления. И если естествоиспытатель, проведя серию наблюдений или экспериментов, может увериться в истинности полученного им результата, то знания, полученные в рамках наук о духе, всегда лишь предположительны. Например, литературовед может изучить все материалы, относящиеся к биографии А. С. Пушкина, может учесть все, даже незначительные данные, известные современной науке, определявшие поведение поэта в конкретный момент жизни, и все же никогда не будет полной уверенности в том, что представление исследователя о внутреннем состоянии поэта абсолютно совпадает с тем, что думал и чувствовал человек.

Специфика объектов гуманитарного познания обусловлена тем, что в них проявляются не характеристики мира самого по себе, а человеческие представления об этом мире, оценка его фрагментов в качестве «полезных» или «опасных», понимание своих потребностей и возможностей их удовлетворения. Поэтому когда гуманитарий говорит о «фактах», содержание этого понятия отличается от того, которое имеет в виду естествоиспытатель.

Различие целей двух видов науки

В науках о природе одним из существенных регуляторов исследовательской деятельности является принцип «повторяемости результата». Только данные не раз проверенные и перепроверенные разными, независимыми специалистами принимаются профессиональным сообществом в качестве «научного факта». С точки зрения подобного подхода, особенности конкретных временных и пространственных рамок, в которых осуществлялся определенный исследовательский акт, чаще всего не играют особой роли. Изучаемые объекты обычно воспринимаются как тождественные друг другу (скажем, элементарная частица, зафиксированная физиком в XX в., скорее всего будет считаться точно такой же для исследователя XXI в., если он возьмется повторить проделанный в прошлом эксперимент).

Такой подход позволяет естествоиспытателям довольно точно прогнозировать возможное состояние мира в отдаленном будущем. В области гуманитарного познания попытки такого рода чаще всего имеют весьма неопределенный характер. Насмешливо подчеркивая невозможность точного предсказания человеческого поведения, немецкий писатель и ученый XVIII в. Г. К. Лихтенберг писал в своих знаменитых «Афоризмах»: «Когда вечером 3 июня 1769 г. Венера должна была пройти через солнечный диск, то после предварительных приготовлений ее увидели в положенное время. Когда же 8 июня прусская принцесса должна была проследовать через Геттинген, то ее напрасно ожидали до 12 часов ночи, она появилась лишь 9-го в 10 часов утра» .

В самом деле, один и тот же человек может в одних и тех же обстоятельствах вести себя по-разному, в зависимости от своего сиюминутного восприятия ситуации, в которой он в данный момент оказывается. Поэтому в отличие от естествоиспытателя представитель гуманитарного познания (особенно историк) воспринимает повторение некоторого явления, отмеченного в прошлом, не как простое воспроизведение чего-то уже известного, а как качественно другое событие. И такая оценка определяется, в первую очередь, предполагаемым несовпадением отношений участников этих событий к тому, что они делали и наблюдали тогда и теперь.

Неокантианцы именно в истории попытались увидеть некий «образец паук о духе», поскольку, с их точки зрения, естествоиспытатель описывает наблюдаемое, но не оценивает его значимость, а историк (и гуманитарий вообще) описывает и оценивает. Но оценка всегда связана с выбором некоторой позиции по отношению к воспринимаемым явлениям. Поэтому историческое сообщение — это не столько простой рассказ о том, «что было», сколько выражение того, что люди думали о происходящем. Однако историческая теория не может сама по себе исчерпывающим образом дать ответ на вопрос: почему люди думали именно так?

Сегодня отчетливо видно, что оценки производимых знаний как «истинных» или «ложных» существенно различаются в «науках о природе» и «науках о духе». Это различие обусловлено специфическим представлением естествоиспытателей и гуманитариев о том, что такое истина. Как уже говорилось, для физика или биолога важной задачей оказывается установление соответствия знаний и действительного положения дел в мире. Тогда как гуманитарное познание (и философия в первую очередь) устанавливает соответствие этих знаний человеческим потребностям и целям. Из этого следует, что естествоиспытатели стремятся дать объяснение происходящему, а гуманитарии хотят понять, почему люди осуществляют определенные действия, т. е. выявляют их культурные смыслы.

• [1] Неокантианцы — философы, развивавшие в XX в. взгляды И. Канта.