Перспектива прямого реализма

Экологический подход: вклад джи джи гибсона

Наряду с рассмотренными вариантами вычислительного подхода важным элементом дискуссий 1980;х гг. о перспективах выхода научной психологии и когнитивной науки из кризиса стали работы небольшой, но чрезвычайно активной в тот период группы исследователей, развивавших взгляды известного американского психолога Джеймса Джерома Гибсона (1904—1979). Это влияние, на первый взгляд, может показаться труднообъяснимым. Исследователь, всю жизнь проработавший в одной, причем достаточно узкой области — психологии зрительного восприятия, выпустивший с интервалом примерно в 15 лет три книги — «Восприятие зрительного мира» (Gibson. 1950), «Чувства, рассматриваемые как перцептивные системы» (Gibson. 1966) и «Экологический подход к зрительному восприятию» (Gibson, 1979), — поставил под сомнение теоретические основы когнитивных исследований, так ни разу и не выступив с развернутым анализом этого направления.

Когнитивная наука в ее умеренном найссеровском или радикальном вычислительном вариантах подчеркивает роль внутренних репрезентаций знания. Именно репрезентации, под десятком различных названий (см. 9.1.1), определяют не только успешность процессов мышления, но и обеспечивают интерпретацию сенсорных данных, лишенных, с точки зрения когнитивистов, однозначности и устойчивой организации (ср. тезис Хомского об информационной бедности стимула — см. 1.3.3 и 9.2.3). Зрительная стимуляция описывается как двумерное распределение световой энергии, иногда как поток фотонов (хотя на этом уровне описания исчезает и сам наблюдатель — это всего лишь «атомы и пустота»), вызывающих практически мгновенное изменение состояния светочувствительных молекул в рецепторах сетчатки. Для сохранения следов этих воздействий и их интерпретации (обработки, категоризации и т. п.) постулируется целая цепочка гипотетических когнитивных процессов и структур. Восприятие оказывается опосредованным ими. Как отмечает Гибсон: «Чтобы воспринимать мир, нужно уже иметь идеи о нем. Знание о мире объясняется из предположения, что такое знание уже имеется. Безразлично, приобретаются эти идеи или они врождены: порочно само круговое рассуждение» (Gibson. 1979. Р. 304).

Вывод, к которому пришел Гибсон в результате длительного и, видимо, нелегкого развития своих взглядов, состоит в необходимости полного изменения самой постановки вопросов в психологии и психофизике восприятия. Исследователи потратили много сил, пытаясь определить, как осуществляется восприятие, и не обратили внимание на вопрос о том, а что, собственно, воспринимается, хотя ответ на первый вопрос явно зависит от ответа на второй.

В своей книге 1950 г. Гибсон дал критический анализ концепции пустого евклидова пространства. Эта математическая абстракция, введенная физикой XVII в., в частности, позволила Дж. Беркли и Г. Ф. Гельмгольцу утверждать, что непосредственное зрительное восприятие третьего измерения пространства (удаленности) невозможно. По мнению Гибсона (и здесь он возражает не только «епископу Беркли» и «барону Гельмгольцу», но косвенно и представителям современного вычислительного подхода — см. 9.2.2), само понятие «пространства» как пустого гомогенного вместилища геометрических точек иррелевантно для биологии и психологии, так как животные и человек воспринимают не изолированные точки и линии, а текстурированный трехмерный рельеф (layout) поверхностей окружающих их объектов. При такой переформулировке проблемы оказывается, что поток света содержит однозначную информацию о рельефе окружения, особенностях отдельных объектов и самом наблюдателе. С доказательством этого положения связана психофизическая часть работ Гибсона и его последователей, которая имеет серьезные общеметодологические следствия.

В самом деле, если структура стимульного потока однозначно специфицирует окружение, то можно предположить, что животные эволюционировали в направлении чувствительности к этим «инвариантам высших порядков». Описание естественного светового потока как источника информации для подвижного организма называется экологической оптикой^[1]. С экологической точки зрения, «что» зрительного восприятия — это свойства самих предметов и событий, специфицируемые инвариантными структурами стимуляции. Внутри определенной «экологической ниши» восприятие не должно быть конструкцией мозга (мнение Гельмгольца) или вероятностной игрой в угадывание (мнение создателя вероятностного функционализма Эгона Брунсвика) — оно может быть и действительно является прямым. В этом ответе на то, как осуществляется восприятие, суть экологического подхода Гибсона. Когда-то Коффка предложил феноменологическую формулировку главного вопроса психологии восприятия: «Почему мы воспринимаем вещи такими, какими мы их воспринимаем?» (см. 2.3.1). Вместо этого Гибсон в последние годы жизни спрашивал: «Почему мы воспринимаем вещи такими, какие они есть?», вполне серьезно отвечая: «Потому что они такие, какие они есть».

Тезис о прямом характере восприятия не мог не вызвать бурную дискуссию. На первый взгляд, он совершенно явно противоречит основному массиву накопленных в психологии знаний о перцептивных процессах. От подробно описанных еще в XIX в. оптико-геометрических иллюзий до более современных демонстраций и примеров неоднозначности понимания предложений в порождающей грамматике Хомского бесчисленные феномены свидетельствуют о том, что стимульная ситуация может быть неопределенной, неустойчивой, вызывающе неадекватной. Возьмем хотя бы классическую многозначную фигуру, так называемый куб Неккера (см. рис. 9.3). В основе восприятия этой и аналогичных фигур лежат факторы внимания, памяти, установки, внутренней интерпретационной активности (см. 3.3.3). До работ Рока, Найссера и Джекендоффа, избравшего этот рисунок в качестве одной из иллюстраций когнитивного подхода (Jackendoff. 1983), та же организующая чувственный опыт роль приписывалась и другим ментальным факторам — бессознательным умозаключениям (Гельмгольц), памяти (Гербарт), воле (Шопенгауэр), априорным формам рассудка (Кант).

Рис. 9.3. Одна из первых описанных в литературе многозначных фигур — куб Неккера.

Другим примером служит предложение «Наказание охотников было ужасным». Оно многозначно в отношении того, были ли охотники субъектом или объектом наказания. В теории Хомского разные интерпретации объясняются различиями глубинных синтаксических структур (см. 1.3.3 и 7.3.1). Но эти глубинные структуры можно рассматривать либо как альтернативные репрезентации исходного предложения, либо как альтернативные репрезентации того, что репрезентировано этим предложением. Все иллюстрации такого рода основаны на использовании материала, который сам является репрезентацией, поэтому непрямой, символьный характер восприятия этими примерами не доказывается. Репрезентацией является, в частности, любое изображение. Гибсон неоднократно возвращался к проблемам иллюзий и восприятия изображений, подчеркивая, что «структурирование света искусственным образом» (Gibson. 1979. Р. 224) — относительно недавнее добавление к экологии человека. Кроме того, восприятие — это развернутая во времени активность. В движении (вокруг стола, по комнате, вокруг дома) и при манипуляциях с предметом (если он предоставляет эту возможность — см. 9.3.2) могут выделяться инварианты все более высоких порядков и достигаться адекватное восприятие^[2].

Интересный ход в анализе проблемы адекватности восприятия нашли некоторое время назад немецкие психологи М. Штадлер, Ф. Зегер и А. Рейтель (Stadler, Seeger & Raeithel. 1975). Они проанализировали эффекты когнитивных контуров, воспринимаемых нами, несмотря на их отсутствие в физическом стимуле. Примером служат очертания треугольника, которые можно увидеть в фигуре, изображенной на рис. 9.4. Приводя эту фигуру, они отмечают, что для когнитивной психологии, как ранее для гештальтистов, восприятие иллюзорного контура является чисто субъективным дополнением к образу, доказательством автономности феноменального сознания. Затем авторы обращаются к деятельности психолога, предшествовавшей этому experimentum crucis. «Вначале он усаживается перед чистым листом бумаги… Потом с помощью циркуля и линейки начинает чертить конфигурацию, внимательно следя за соблюдением следующих соотношений: …сектора, вырезанные в черных кружках, должны быть ориентированы так, чтобы их стороны можно было соединить равными по длине прямыми. То же самое относится и к углам. При их изображении нужно следить, чтобы стороны оканчивались точно на мысленных прямых, соединяющих стороны секторов. Окончив эту работу, психолог ее тут же забывает и старается как можно более непредвзято и некритически воспринять то, что у него получилось… Теперь он… констатирует, что видит линии, физически в рисунке отсутствующие. Из этого… вытекает феноменологическая постановка вопроса» (Stadler, Seeger & Raeithel. 1975. S. 10).

Рис. 9.4. Вариант фигуры итальянского гештальтпсихолога Гаэтано Каниззы с когнитивным контуром — границами воспринимаемого в центральной части рисунка белого треугольника.

Философскую концепцию, в рамках которой возник экологический подход, «неогибсонианцы» называют прямым реализмом. Он отличается от картезианского дуализма и от восходящего к Канту критического реализма. Последний также предполагает существование двух реальностей — физической («вещи в себе», или «ноумена») и психической (явления, или «феномена»), но допускает возможность создания научных методов изучения их отношений (см. 1.1.3 и 1.3.2). Отличие прямого реализма от этих концепций состоит в особой разновидности материализма, выражающейся в переносе центра исследований с внутренних состояний сознания, а равно обеспечивающих их нейрофизиологических процессов, на описание биофизической среды. Эта версия материализма, очевидно, отличается и от нейрокогнитивных концепций, тяготеющих к теории идентичности (см. 9.1.3). Дело в том, что на долю нейрофизиологических процессов в прямом реализме остается сравнительно немного, они должны быть лишь постоянно настроены («в резонанс») на поиск и выделение информативных характеристик среды. Как резюмировал недавно данную позицию Р. Шепард, «в конечном счете, все это — отражение реальности».

Нельзя не отметить некоторого сходства содержания и риторики прямого реализма с марксистской теорией отражения, особенно в ее ленинской интерпретации. Характеризуя в начале XX в. развитие науки, В. И. Ленин писал, что она «идет к единственно верному методу и единственно верной философии не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей „конечной цели“, а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом» (Ленин, 1959—1969. Т. 18. С. 332). В теории отражения нет жесткого противопоставления «явления» и «вещи в себе», поскольку считается, что их различия преодолеваются в ходе практического взаимодействия человека с предметным миром: «Человек не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней» (там же. С. 185). Понятие «репрезентация», в принципе, оставляет возможность совершенно условных отношений между предметом и его восприятием, особенно когда репрезентациям дается символьное истолкование (см. 2.2.1). Критикуя философские взгляды Беркли и Гельмгольца, Ленин (как впоследствии и Гибсон) отмечал: «Если ощущения не суть образы вещей, а только знаки и символы, не имеющие „никакого сходства“ с ними, то… подвергается некоторому сомнению существование внешних предметов, ибо знаки и символы вполне возможны по отношению к мнимым предметам, и всякий знает примеры таких знаков или символов» (там же. С. 247).

Это краткое изложение философского подтекста экологического подхода показывает, что как в критике традиционных теорий восприятия, так и в позитивной исследовательской он противостоит методологическому солипсизму (см. 1.1.2 и 9.2.1). Не случайно работы Гибсона, а заодно и Выготского стали мишенью критики со стороны Фодора и Пылишина (Fodor. 1972; Fodor & Pylyshyn. 3981). Разумеется, попытка прорыва картезианско-локковской традиции совершена экологическим подходом на очень узком участке. Речь идет скорее о биологической перспективе исследований, в рамках которой мир сводится к рельефу поверхностей или к «экологической нише». Активность человека, как подчеркивается в теории деятельности (см. 1.4.3), разворачивается в очеловеченном мире, в преобразованной деятельностью поколений природе. Опираясь на эту теорию немецкий методолог науки, основатель полуфилософской «критической психологии» Клаус Хольцкамп ввел в 1970;е гг. понятие «предметное значение» (gegenstandliche Bedeutung). При этом он имел в виду предметный pendant опыта практической деятельности, который в принципе более богат, чем система словесных категорий. «В отличие от символических значений предметное значение не содержит указания на нечто третье, подразумеваемое: предметное значение — это значение, непосредственно включенное в жизнедеятельность человека» (Holzkamp. 1973. S. 25).

Широкий отклик на работы Гибсона и его последователей лишний раз доказывает, что кризис когнитивной психологии, разразившийся в 1980;е гг., имел методологические основания. Поэтому он не мог быть преодолен с помощью простого количественного накопления фактов. Экологический подход подчеркнул, что структура процессов психического отражения не может быть полностью произвольна, как это, вне всякого сомнения, имеет место в пропозициональных синтаксических и семантических теориях. Чувственный образ обеспечивает субъекта информацией о реальном положении дел в мире и правильно отражает релевантные аспекты ситуации. Хотя подобное утверждение в его философской всеобщности оставляет открытым множество вопросов и, как мы покажем в следующем подразделе, само верно лишь отчасти, нельзя не видеть заслуги Гибсона в попытке преодолеть постулат об изолированном от мира субъекте познания. Конкретным способом перехода «трансцендентального барьера», отделяющего левую и правую части схемы критического реализма (см. 1.3.2), для него является действие.

• [1] Такое же описание по отношению к другим доступным организму формам энергии можно было бы назвать экологической физикой. Экологическая оптика дает одноиз множества возможных описаний света, и в этом смысле она частный случай физической оптики, подобно тому как евклидова геометрия — частный случай проективнойгеометрии или топологии.
• [2] Чтобы убедиться в ошибочности первого впечатления от такого психологическогоаттракциона, как комната Эймса, достаточно просто открыть второй глаз. Напомним, что комната Эймса представляет собой модель комнаты, стены и потолок которой расположены под углом, отличным от 90°. В результате этого размеры находящихся внутрипредметов и людей могут казаться искаженными.