Специфика культуры традиционных обществ. 
Способы и средства передачи социокультурного опыта

Культура традиционных обществ изучается в различных социогуманитарных дисциплинах — истории, этнографии и этнологии, культурной и социальной антропологии, социологии. Однако понятие «традиционное общество» используется в научном дискурсе широко и наполняется неодинаковым содержанием. Этнологи и антропологи причисляют к традиционным только те общества, которые характеризуются архаичностью социальной организации и бесписьменной культурой. Их также называют первобытными, примитивными (т. е. простыми), несегментированными, поскольку в организации таких социумов не выделяются специализированные сегменты экономики, религии, политики, государственности.

Существование архаических обществ, их культура не опосредуются представлениями о хронологии: время движется в них по кругу в соответствии с годичным циклом хозяйственной деятельности. А социальные отношения определяются системой родства, возрастными и гендерными статусами, а также реципрокальностью — символическим обменом, подразумевающим равноценное сотрудничество (по принципу обмена дарами) между отдаленными родственниками или индивидами, не связанными между собой кровно-родственными узами.

Картина мира в культуре архаических социумов обусловлена мифопоэтическими представлениями. Архаические мифы передаваемые изустно от поколения к поколению, объясняют природные явления и принятые способы организации социальной жизни, исходя из вымышленных первопрецедентов — событий, якобы происходивших во.

«время оно» (эпоху возникновения мира и появления данного этноса и его культуры). Мифы концентрируют в себе религиозные верования, чаше всего имеющие анимистическое содержание (вера в духов, населяющих верхний и нижний миры и влияющих на жизнь обитателей среднего — человеческого — мира).

Годичный цикл в архаической культуре представлен сакральным календарем праздников, когда проводятся коллективные ритуальные действа. Праздник всегда сакрален, так как предопределяет благополучие профанной повседневности. Сакральны и территории проведения ритуалов, и места поклонения духам, которые могут быть хозяевами гор, водоемов, пещер, лесных дубрав, каменных глыб и т. д.

«Время оно» (термин, введенный исследователем традиционной культуры — М. Элиаде), таким образом, ассоциируется в мышлении носителей культуры с эпохой зарождения культурной традиции. Но у нее самой нет никакого темпорального (временного) континуума — культурная традиция не имеет прошлого, настоящего или будущего. Раз возникнув, она знает только одну разновидность времени — «всегда» и определяет собой всю совокупность деятельности членов социума.

Однако понятие традиционное общество многие ученые применяют и для характеристики обществ, обладающих письменной культурой, отчетливо сегментированных и подверженных культурным изменениям, но характеризующихся тотальным господством религии во всех своих сегментах и сферах деятельности его членов. Фундаментом культурной традиции в таких обществах являются именно религиозные ценности.

В сегментированном традиционном обществе функционирует религиозная модель социальных отношений: вне зависимости от принадлежности к социальной группе каждый член общества имеет определенный социорелигиозный статус.

Это можно проиллюстрировать на примере древнерусского общества, где господствовало православие. Религиозная модель социальных отношений, характерная для православного христианства, включает в себя следующие социорелигиозные институты: монашество («черное», т. е. безбрачное, и «белое», т. е. женатое духовенство), мир (т. е. православные миряне), религиозное образование (в традиционном православном обществе школа не отделялась от церкви), взаимодополнительность, взаимообмен между «миром», вносившим церковные пожертвования, и монашеством, сохранявшим мирян в православной вере (через проповедь, литургии, требы и таинства). Эта модель базировалась на принципе антропологического равенства в вере — так, в состав мира на равных были включены и крестьяне, и купечество, и бояре, ибо все они по своему социорелигиозному статусу оставались мирянами. Аналогичным образом, любой член этих сословий мог избрать для себя монашескую стезю — среди русских святых есть выходцы из всех сословий. Антропологическое равенство в вере смягчало боль социально-экономического неравенства и демонстрировало универсальность религиозной ценности «божественная справедливость».

Религиозная модель социальных отношений является в сегментированных традиционных обществах ключевым элементом сохранения и воспроизводства культурной традиции в поколениях.

Однако необходимо указать на тот факт, что в сегментированных традиционных обществах культурная традиция, связанная с господствующей религией, характеризует официальные формы культуры, опирающиеся на письменность. Но большинство членов общества («простецы», простолюдины) не владело письменностью и было привержено народной культуре. «Низовая», народная, культура продуцировала сугубо неофициальные культурные формы. Особенно ярко это проявлялось в смеховой и праздничной культуре, в архаических магических практиках (любовной, лечебной и вредоносной магии, в гаданиях, земледельческих магических ритуалах), отвергаемых господствующей религией. Например, в древнерусском православном обществе духовенство резко осуждало народные увеселения с участием скоморохов, преследовало колдунов.

Способами сохранения и передачи социокультурного опыта в несегментированных и сегментированных традиционных обществах выступают разновидности культурной трансмиссии и обретение социального родства, или «кормление».

Представление о культурной трансмиссии было сформировано в науке в 1980;е гг. Это процесс передачи культурной традиции по наследству через способы научения. Разработанная усилиями многих ученых схема данного процесса интересна прежде всего тем, что она охватывает и область традиционной социокультурной педагогики и иные способы научения культуре. Понятие культурная трансмиссия используется для характеристики разнообразия осуществления преемственности в культуре.

Исследователи выделили три типа культурной трансмиссии: вертикальная, горизонтальная и непрямая (опосредованная).

При вертикальной трансмиссии нормы и ценности культуры, верования, обычаи, поведенческие навыки и практические умения передаются от родителей к детям. Этот традиционный тип наследования культуры до сих пор сохраняется во всех человеческих коллективах.

Горизонтальная трансмиссия выражается в передаче социокультурного опыта и образцов поведения, через общение индивида со сверстниками. Обычно горизонтальная трансмиссия имеет место в детстве и отрочестве, так как в период взросления особенно важна принадлежность к группе и групповая идентичность.

Непрямая (опосредованная) трансмиссия не свойственна традиционному обществу, так как практикуется в таких специализированных очагах социализации, как средние и высшие учебные заведения, где освоение культурной традиции и социокультурных моделей опосредуется приобретением профессиональных знаний и навыков. При этом происходит также и наследование той культуры, которая присуща определенному профессиональному сообществу — гуманитарному, естественно-научному, инженерно-техническому, медицинскому и пр.

Непрямая культурная трансмиссия нередко осуществляется й в детстве, если ребенок имеет практическую возможность общаться с соседями по месту жительства, родственниками и другими взрослыми, не вовлеченными непосредственно в его воспитание. В настоящее время такой тип трансмиссии нередко имеет место в полиэтнической среде российских мегаполисов. Общаясь со взрослыми, принадлежащими к чужой культуре, ребенок тем самым включается в процесс аккультурации — освоения инокультурных образцов жизнедеятельности, поведения, организации жилого пространства и т. д.

Первоначально аккультурация расценивалась социальными антропологами и этнологами только как явление группового уровня, возникающее в ходе непосредственных и продолжительных контактов двух этнокультурных групп и выражающееся в изменении социокультурных образцов жизнедеятельности и поведения одной или обеих групповых общностей. Но позднее ученые сосредоточили внимание на процессе изменения в психологии и пбведении индивида и, в частности, ребенка, регулярно контактирующего с представителями иной или иных культур.

Выяснилось, что индивидуальный опыт аккультурации, обретенный в детстве по типу непрямой трансмиссии, развивает у человека интерес и доверие к чужим культурам. Люди, обладающие таким опытом, толерантны к инокультурным традициям и обычаям, не чураются чужаков. Они легко устанавливают атмосферу взаимопонимания и доверия в межэтническом общении.

В отличие от культурной трансмиссии социальное родство как способ передачи культуры присущ именно традиционным обществам. Традиционная педагогика предполагает участие в воспитании ребенка всей общности, а не только родителей. В ряде ныне существующих культур, являющихся аналогами первобытности, практикуется обычай «кормления» — обретения ребенком опыта жизни в чужой семье на статусе сына или дочери. В период «кормления» временными родителями ребенка становятся те, кто «кормит», т. е. взращивает тело и воспитывает. При этом ребенок называет отцом и матерью не только кормильцев, но и всех взрослых мужчин и женщин в своем окружении, включая родных отца и мать^[1].

Опыт жизни в чужой семье представляет собой обретение социального родства (т. е. «родства по кормлению»).

Такое явление существовало и в сегментированных традиционных обществах, например, в древней и средневековой Индии, где мальчик, допущенный по своему социальному происхождению к получению религиозного образования, должен был в течение восьми лет проживать в семье наставника (гуру). Супругу наставника он называл матерью, дочь — сестрой, сына — братом. Кроме того, неспециализированное обучение культуре, сопровождающее годы взросления, предполагало в традиционном индийском обществе определенную этикетную позицию обучающегося — всех своих более старших родственников мужского пола (даже если это был брат-погодок) мальчик называл гуру.

В определенной степени социальное родство было свойственно и традиционной русской культуре. В деревне важное участие в воспитании детей принимали не только члены большой крестьянской семьи, но и вся сельская община (мир). Кроме того, детей из небогатых семейств было принято отдавать в люди, т. е. в семью того члена крестьянской общины, который владел каким-либо ремеслом (кузнеца, шорника, коновала и т. д.). Ребенок, отданный в люди, обучался у мастера, проживая в его семье на статусе временного сына и оказывая помощь по хозяйству.

Этот опыт традиционной педагогики был учтен в советский период. В СССР функции социализации и инкультурации подрастающих поколений находились под патронатом государства. Средства массовой информации внедряли в сознание граждан идею, что детей растит и воспитывает весь народ, вся Советская Отчизна, и поэтому взрослый член общества должен выступать по отношению к любому ребенку не посторонним лицом, а заинтересованным доброжелательным воспитателем.

Ныне во многих регионах России борьба с безнадзорностью и сиротством ведется методами, сходными с обретением социального родства. Жители кубанских станиц — потомки казаков и селяне из сибирских полуопустевших деревень берут воспитанников детских домов на коллективное попечение, чтобы вывести сирот в достойные люди.

При размышлении о специфике культуры несегментированных и сегментированных традиционных обществ неизбежно возникает вопрос о том, какой вклад они вносят в общечеловеческую сокровищницу культурных ценностей. Этот вопрос всегда актуализируется в диалоге культур.

Никому не приходит в голову усомниться в общечеловеческой значимости научных открытий и технических изобретений, произведений художественной культуры и литературы, в выдающихся по своей эстетической ценности архитектурных памятниках. Так, изобретение радио и телевидения, несомненно, обладает общечеловеческим значением в развитии научно-технического прогресса и международного культурного обмена. А такие великие произведения русской национальной культуры, как романы «Война и мир» Л. Н. Толстого, «Преступление и наказание» и «Братья Карамазовы» Ф. М. Достоевского, позволили миллионам людей во многих странах мира по-новому поставить для себя вопросы о смысле человеческой жизни, о нравственных ценностях — религиозных и светских, о соотношении совести и свободы воли в индивидуальной деятельности.

Но лишь сравнительно недавно начал, признаваться общечеловеческий вклад традиционных культур, являющихся аналогами первобытности. В настоящее время, когда люди начали осознавать опасность бездумного покорения природы, ученые увидели ценность экофильности (неразрушительного отношения к окружающей среде), свойственной культурам американских индейцев, народов российского Крайнего Севера (Приамурья, Восточной Сибири, Сахалина), аборигенов Австралии и других архаических культур.

В экофильных культурах несегментированных традиционных обществ были выработаны такие технологии ведения хозяйства и социокультурные образцы (паттерны) потребления, которые позволяют человеку жить в ладу с природой. Так, для обработки шкур животных в экофильных культурах применяются натуральные вещества, не отравляющие окружающую среду. При изготовлении одежды и строительстве жилищ природное сырье используется в архаических культурах практически безотходно.

Любой этнос, принадлежащий к экофильному типу традиционной культуры (оседлой или кочевой), относится к территории своего расселения как к сакральной «земле предков», обеспечивающей выживание. Людям не приходит в голову вырубать и выставлять на продажу родные леса, планомерно истреблять пушных зверей или крокодилов ради наживы, осушать болота или распахивать тундру, ибо действия, разрушающие среду обитания, привели бы к гибели этноса. Сакрализация природы в культурах, являющихся аналогами первобытности, порождает экофильные алгоритмы социокультурного мышления.

Разумеется, общечеловеческое значение экофильных культур состоит не в том, чтобы предложить миру неолитический идеал в качестве «светлого» экологического будущего, а в их трансформирующем влиянии на ментальность «цивилизованных» народов. Знакомство с экофильным способом существования позволяет экономически развитым нациям иначе взглянуть на собственную культуру — увидеть в ней экоцидные (убивающие природу) черты. Благодаря этому новому взгляду формируется и укрепляется экологическое сознание — понимание неприемлемости разрушения природы как невосполнимого ресурса выживания людей.

Повсеместно в мире в среде рядовых граждан, и прежде всего молодежи, нарастает критическое отношение к хищническому потреблению природных благ и загрязнению окружающей среды. Независимые гражданские организации в союзе с учеными-экологами разрабатывают и пропагандируют экофильные социокультурные модели жизнедеятельности, сочетающие в себе достижения научнотехнического прогресса и развивающегося экологического сознания. Например, очень важным направлением экофильного социокультурного моделирования выступает проблема утилизации отходов в мегаполисах.

Однако невозможно замолчать и тот факт, что сами экофильные культуры проиграли в историческом диалоге с развитыми цивилизациями. Недаром свою книгу о южноамериканских индейцах великий французский антрополог К. Леви-Строс назвал «Печальные тропики»^[2]. Культуры, являющиеся аналогами первобытности, не выдерживают того неуклонного давления, которое современная экономика оказывает на природную среду. Вырубаются леса Амазонии и Золотая тайга, в тундре и акватории Тихого океана близ Сахалина разрабатываются нефтяные месторождения. Архаические «земли предков» сжимаются и сжимаются, подобно шагреневой коже. Разрушающая природу хозяйственно-экономическая деятельность вытесняет экофильные культуры.

И все же для их спасения предпринимаются определенные шаги: резервируются заповедные территории, создаются этнографические поселения, т. е. своеобразные социокультурные музеи. Посещая такие места, туристы со всего мира могут на время погрузиться в атмосферу законсервированной экофильной культурной традиции, поразмыслить о великом благе жизни в гармонии с природой.

Некоторые антропологи и социологи культуры высказывают критическое отношение к этническим резервациям и этнографическим поселениям, усматривая в них «инсценированную подлинность» — своеобразный социокультурный антиквариат, выставленный на всеобщее обозрение. В определенной степени такая критика справедлива, но вместе с тем верно и другое: там, где государство не вкладывает средства в создание культурных резерваций и этнографических поселений, экофильные культуры прекращают свое существование и навеки поглощаются забвением.

В последние десятилетия сделался очевидным и еще один аспект общечеловеческого вклада культур, являющихся аналогами первобытности, — экопсихологическая компетентность, обеспечивающая выживание в условиях дикой природы. Дело в том, что вненаучные знания, которыми располагают и на которые опираются носители архаических культурных традиций, не исчерпываются суммой практических сведений об окружающем мире. Мифологическая картина мира, свойственная таким культурам, включает в себя совокупность представлений о том, каким следует быть человеку в тех либо иных ситуациях, как должно «возделывать» свою психику, чтобы обрести, например, удачу в охоте или победить болезнь, не имея целебных снадобий, остановить кровотечение или особым возгласом отогнать голодных хищников.

Подобное искусство управления психикой и телом, получившее известность благодаря исследованиям антропологов, вызывает все больший интерес у жителей современных мегаполисов, где человеческие потребности обеспечиваются объемным научно-техническим ресурсом. Жилищные удобства, компьютеры, мобильная телефонная связь, автотранспорт, авиалинии, широкий ассортимент лекарств и медицинских услуг — все это и многое другое, казалось бы, стопроцентно гарантирует выживание. Но если внезапно отключается электричество или окажутся в дефиците другие энергоносители, может начаться социальный хаос, ставящий под угрозу человеческую жизнь. Именно поэтому людям особенно важны навыки выживания, выработанные в архаических, традиционных культурах.

Чем отчетливее современный горожанин осознает зависимость собственного выживания от технологического жизнеобеспечения, тем острее он ощущает собственную слабость и тем более важным и общезначимым представляется ему экопсихологический опыт культур, тысячелетиями обходившихся без чудес науки и техники.

Резюмируя сказанное, отметим, что аксиологический (ценностный) подход к выявлению соотношения общечеловеческого, национального и этнического в культуре тесно связан с проблемой развития взаимопознания народов и необходимостью раскрытия и интерпретации выработанных ими культурных традиций.

Насколько и для кого может сделаться очевидной без предварительного истолкования общечеловеческая ценность музыки Моцарта, Бетховена, Чайковского, романов Бальзака и Р. Музиля, живописных полотен и офортов Гойи? Как понять людям, воспитанным в культуре традиционного исламского общества, общечеловеческую значимость византийской иконописи или буддийских культовых статуй Индии? Какие мысли о великих достижениях человеческого гения возникнут у обитателя лесов Амазонии при виде раритетного экземпляра первопечатной книги или новейшего образца компьютерной техники?

Пытаясь ответить на подобные вопросы, мы придем к выводу, что общечеловеческое в культуре может быть доступно только универсально образованным и просвещенным личностям, наделенным умением извлекать это общечеловеческое из национального и этнического культурного достояния. Именно культурологи и историки культуры являются теми, кто по роду своей профессиональной деятельности исследует и популяризирует достижения и ценности различных культур и способствует их освоению в процессе расширяющихся международных коммуникаций.

С точки зрения иного, антропологического, подхода вопрос о соотношении общечеловеческого, национального и этнического в культуре должен решаться путем разработки универсальной модели, выявляющих общее и особенное в организации человеческой деятельности. Исследователи, приступившие к их конструированию в 30−40-е гг. XX в. — Г. П. Мердок, Б. Малиновский, К. Уисслер и др., — выбирали элементы, свойственные всем известным культурам: система родства, организация общества, совместный труд и разделение труда, возрастное деление, календарь, образование, этикет, религиозные культы, жилищное строительство, декоративное искусство, запрет на инцест и т. д.

Списки таких элементов, выявленных разными исследователями, частично не совпадали, но принцип составления такого перечня оставался единым. При дальнейшем анализе каждого элемента в отдельности общечеловеческое в культурах выявлялась все более отчетливо. Так, похоронные обряды во всех типах культуры связаны с выражением скорби, со специальными способами обращения с телом покойного, с особыми ритуальными действиями, защищающими участников церемонии от злых сил и закрывающими «ворота смерти».

Поиски такой совершенной модели, которая выявляла бы равноценность культурных традиций, натолкнули исследователей на необходимость отказаться от поэлементного сопоставления различных культур и перейти к их системному сравнению. Эта новая концептуальная постановка проблемы привела американских антропологов Д. Аберле, А. Коэна, А. Дэвиса к разработке универсальной социокультурной схемы. Ученые исходили из представления о культуре как системе, схематично обозначенной девятью векторами: адаптация общества к природе и воспроизводство населения; разделение и распределение социальных ролей; коммуникация; ориентиры познания; общепринятые цели; нормативное регулирование; регулирование эмоций; социализация; контроль за девиантными формами поведения.

Указанные позиции рассматривались как функциональные уровни, характеризующие общечеловеческую универсальность любой культуры. При изучении отдельно взятых этнических и национальных культур каждая из этих девяти позиций наполняется конкретным содержанием, позволяющим отчетливо выявить общее и особенное в культуротворчестве народов мира.

Под этим углом зрения особый интерес представляют контактные культурные зоны — регионы, составляющие неотъемлемую часть пространства национальных культур. Историческое взаимодействие этносов, неизбежно сопровождающееся социокультурными заимствованиями, формирует региональные особенности культуры.

Так, русский этнос, раздвигая географические границы своего первоначального расселения, вступал в устойчивые контакты с автохтонными (местными) народами. Толерантная, духовно отзывчивая русская культура приобретала благодаря такому взаимодействию черты регионального своеобразия, обусловленного взаимными социокультурными заимствованиями, межэтническими браками, уважением к чужим традициям.

Русские учились у носителей местных архаических культур способам выживания в новых для русского этноса географических условиях и щедро делились с автохтонными народами собственными культурными достижениями — технико-технологическими, хозяйственными, духовными. И именно в результате этих процессов осваиваемые территории постепенно превращались в историко-культурные регионы России, а не в насильственно удерживаемые колонии.

Специфика культуры не сводится к тому, что касается ее социальности. В культуре столь же важно индивидуальное, личностное, хотя и сопряженное с социальным.

• [1] См., например: Бутинов И. А. Детство в условиях общинно-родового строя //Этнография детства / под ред. Н. А. Бутинова, И. С. Кона. М.: Наука, Изд. фирма"Восточная литература", 1992. С. 5—16.
• [2] См.: Леви-Строс К. Печальные тропики. М., 2000.