Лекция 9. ПРИНЦИП ДОСТИЖЕНИЯ ОБЪЕКТИВНОЙ ИСТИНЫ В КОНТЕКСТЕ НАЗНАЧЕНИЯ И ЦЕЛИ УГОЛОВНОГО ПРОЦЕССА

Постулат объективной истины в науке уголовного процесса

Существует мнение, что доктринальные воззрения развиваются как бы по спирали: в них зачастую анализируются одни и те же проблемы, но уже на ином, более высоком уровне, с привлечением нового инструментария, дополнительной аргументации. Это суждение вполне применимо и к развернувшейся в теории уголовного процесса дискуссии о специфике и истинности уголовно-процессуального познания, о назначении, цели и задачах уголовного судопроизводства и цели доказывания. Хотя позиции многих авторов, игнорирующих исследования своих авторитетных предшественников, нередко напоминают движение не по спирали, а по иной траектории, например (используя слова поэта) по пути кота ученого, который «идет направо — песнь заводит, налево — сказку говорит». Так, лишь в одной из большого числа опубликованных в последние годы работ^[1] мы встретили использование привлекательных суждений о том, что судебная «истина нс нуждается в каких-либо благозвучных эпитетах типа абсолютной, относительной, материальной и т. д. Истина сродни правде. Правда есть правда, она не может быть полуправдой, правдой в относительной степени, правдой объективной и субъективной»^[2]. В отечественной процессуалистике примеры подобного рода отражают устойчивую нигилистическую тенденцию — забвение работ, выполненных в минувшие годы.

Проблема истинности знаний всегда привлекала внимание исследователей в области судебного права. Трудно также представить себе и практикующего юриста — дознавателя, следователя, прокурора, а тем более судью, — которого не волновали бы вопросы, касающиеся соответствия правовой квалификации деяния фактическим обстоятельствам дела, правильности и справедливости принимаемых им решений. Эти проблемы задевают противоречивые интересы и других участников уголовного процесса, и всех тех, кому небезразлично состояние современной уголовной юстиции.

Нами уже отмечалось: правовую природу уголовного процесса, его базовых институтов следует искать на основе адекватной оценки таких понятий, как «назначение», «цель», «задачи» данного вида деятельности^[3].

В государствах, находящихся на сопоставимом уровне исторического развития, существуют стабильные правовые явления социального и аксиологического характера, не зависящие от воли законодателя, а также от большей или меньшей точности формулируемых им норм. Так, определяющее цель деятельности назначение уголовного судопроизводства обусловлено потребностью упорядочить общественные отношения, необходимые для реализации норм материального уголовного права. Отсюда и воплощаемая в результате цель уголовного процесса — претворение в жизнь норм материального уголовного нрава об уголовной ответственности и наказании лица, виновного в совершении преступления (хотя самодостаточность и ценность присущи и самой уголовно-процессуальной процедуре как инструменту разрешения социального (уголовно-правового) конфликта^[4]).

Достижение указанной цели немыслимо без установления преступления, его раскрытия и изобличения виновного на предварительном следствии, определения виновности и наказания в суде, ограждения невиновного от незаконного привлечения к уголовной ответственности и осуждения.

В конкретных условиях цель уголовного процесса реализуются в его задачах. Основные из них также достаточно стабильны, хотя и подвержены зависимости от политического режима государства, осуществляемой им уголовной политики и правовой идеологии. Вряд ли могут быть сомнения в том, что уголовно-процессуальный закон должен применяться так, чтобы виновные были привлечены к уголовной ответственности и подвергнуты справедливому наказанию, невиновные были ограждены от привлечения к ответственности в законном порядке, а причиненный преступлением вред был максимально возмещен и др.

Уместно также вспомнить о назначении, целях и задачах более высокого уровня (для уголовно-процессуальной деятельности — внешних), которые сопряжены с укреплением законности и правопорядка, охраной прав и свобод юридических и физических лиц от противоправных посягательств, воспитанием граждан в духе соблюдения Конституции РФ и законов Pci). Ранее эти положения были закреплены в ч. 2 ст. 2 УПК РСФСР. Бессмысленно отрицать их роль и значение в современных условиях.

Иные качества свойственны доктринальным принципам уголовного процесса. В формулировке принципов в гораздо большей степени проявляются факторы субъективного свойства, поскольку родоначальниками принципов выступают не нормативные акты, какого бы высокого уровня они пи были, а научное знание. В них оценивается современное состояние правовой системы и прогнозируются пути ее развития. В принципах должны воплощаться идеи относительно должного и целесообразного в уголовном судопроизводстве. В конкретных проявлениях нельзя сбрасывать со счетов и личные научные представления и пристрастия авторов (коллективов авторов).

Под принципом уголовного процесса как отрасли государственной деятельности нами понимается высокой степени общности идея мировоззрения, выраженная в действующем уголовно-процессуальном законодательстве и реализуемая в практике его применения. Воспринятые законодателем правовые идеи обретают качество общеправовых (конституционных) либо отраслевых принципов (судоустройственных, процессуально-правовых, уголовно-правовых и др.).

Предложенная дефиниция сформировалась под влиянием учения о сущности, содержании и системе принципов уголовного процесса, разработанного В. Т. Томиным, свыше 50 лет творческой деятельности посвятившего данной проблематике.

В своих последних работах принцип объективной истины определяется автором следующим образом: для принятия окончательных решений по уголовному делу, а также окончательных решений для большинства стадий уголовного процесса (за исключением ситуаций, в которых законом предусмотрено принятие решений, когда объективная истина не постигнута) необходимо уголовно-процессуальное познание объективной истины^[5]. В понятийном плане к этим словам можно добавить: постижение объективной истины в уголовном судопроизводстве является также целью доказывания и единственным основанием разрешения уголовного дела.

С принятием УПК РФ произошла переоценка взглядов на установление объективной истины. Подавляющим большинством процессуалистов (например, авторами соответствующих разделов учебников по курсу «Уголовный процесс») она, вслед за законодателем, уже не называется среди принципов уголовного процесса.

С позиции традиционного формально-юридического (т.е. буквального) толкования закона следует признать, что принцип объективной истины в уголовно-процессуальном праве прямо не формулируется. Нормы, содержавшиеся ранее в ч. 1 ст. 20 УПК РСФСР «Всестороннее, полное и объективное исследование обстоятельств дела», в гл. 2 УПК РФ «Принципы уголовного процесса» не воспроизведены. Однако искоренить из Кодекса положения, воплощающие соответствующие идеи, при всем предполагаемом стремлении к этому его создателей, не удалось. Так, в ч. 4 ст. 152 УПК РФ говорится о полноте и объективности расследования при определении места его производства. В ч. 2 ст. 325 УПК РФ — о всесторонности и объективности разрешения дела при рассмотрении судом вопроса о выделении его в отдельное производство. Об объективности вердикта присяжных упоминается в ч. 1 ст. 330 УПК РФ. Предъявляемые к председательствующему в суде требования объективности и беспристрастности закреплены в ч. 6 ст. 340 УПК РФ. Что же касается доктринального толкования понятия и системы принципов уголовного процесса (а именно ему принадлежит определяющая роль), то оно, в нашем понимании, хоть и подлежит вслед за изменением законодательства дополнительному осмыслению («проверке на прочность»), не должно претерпевать кардинальных преобразований.

Рассмотрение принципа объективной истины мы не случайно начали с характеристики назначения и цели уголовного процесса. Дело в том, что в литературе на этот счет встречаются достаточно неожиданные точки зрения: установление объективной истины провозглашается целью уголовного процесса. Иногда эта идея проскальзывает вскользь или как бы между строк^[6], по встречаются и специальные ее обоснования. Например, белорусский автор Р. Г. Зорин предлагает законодательно закрепить установление истины в качестве цели уголовного процесса в целом. «Исключить в уголовном процессе цель по установлению истины, — убежден автор, — равносильно прекращению его развития». Отсутствие же познавательной цели, по мнению Р. Г. Зорина, «несет с собой опасность злоупотреблений, возможность наступления хаоса, увеличение недоверия к органу, ведущему уголовный процесс»^[7].

Представляется, в этом мнении допущена подмена понятий. С одной стороны (памятуя, что задача есть цель, заданная в определенных условиях), цель подменяется задачей, а с другой — цель одного вида деятельности подменяется целью деятельности другого вида. Нет сомнений в том, что доказывание, цель которого — установление истины, потребной для принятия процессуальных решений (поскольку установление истины — не самоцель), составляет сердцевину уголовного процесса. Однако цель уголовного процесса в целом интересами доказывания не ограничивается. В ней отражаются и другие уголовно-процессуальные институты.

Под объективной истиной в уголовном процессе принято понимать такое достижение знания дознавателем, следователем, прокурором, судьей об обстоятельствах, входящих в предмет доказывания по уголовному делу, которое по возможности максимально достоверно соответствует тому, что имело место в действительности, и в разумных пределах (ибо в материале знания нс может не отражаться личность того, кто его формирует) не зависит от индивидуальных особенностей и пристрастий познающих субъектов.

Заметим, что в парс с абсолютной истиной стоит — противостоит ей — субъективная истина (но не формально-юридическая), а с формальной истиной — материальная.

В связи с обсуждением истины формальной, вероятно, уместно отметить, что формализация любой отрасли процессуального права (в отличие от формалистики в применении норм права) должна рассматриваться как явление положительное. Элементами процессуальной формы (включая фикции, преюдиции и артефакты) буквально пронизано все уголовное судопроизводство. Так, жесткие требования предъявляются к форме любых доказательств — они должны устанавливаться одним из перечисленных в законе источников (ст. 74 УПК РФ). Формальные правила определены для вида доказательств, с помощью которых устанавливается причина смерти; характер и степень вреда, причиненного здоровью; психическое или физическое состояние обвиняемого, подозреваемого, когда возникает сомнение в его вменяемости или способности самостоятельно защищать свои права и законные интересы, и др. (ст. 196 УПК РФ). Типичными примерами заранее установленных в законе формальных правил оценки доказательств могут служить также нормы, закрепленные в ст. 75 («Недопустимые доказательства») и 90 («Преюдиция») УПК РФ. Юридическая фикция «в чистом виде» наличествует в формулировке презумпции невиновности. Встречаются фикции и в руководящих разъяснениях Пленума Верховного Суда РФ.

В более же широком плане заслуживает внимания позиция А. С. Александрова, который пишет: «Судебная истина представляет собой результат изобретения мысли из речевой фактуры по определенным правилам, основания се нс могут не быть языковыми, а значит, формально-юридическими»^[8].

Повышенное внимание в современной практике уголовного судопроизводства к условиям допустимости доказательств, в частности абсолютизация требования о недопустимости использования доказательств, полученных с нарушением федерального закона (ч. 2 ст. 50 Конституции РФ), с неизбежностью влечет за собой укрепление формальных начал в оценке доказательств. Этому процессу в немалой степени способствуют также внедрение руководящих разъяснений судов высших инстанций, наличие многочисленных юридических и фактических презумпций, унификация процессуальных актов, не вполне корректная стратегия стороны защиты, состоящая не в опровержении аргументов и фактов, предъявляемых суду стороной обвинения, а в демонстрации недостатков, допущенных в ходе досудебного производства^[9]. Таким образом, в одних своих качествах истина материальна, в других — неминуемо формальна. Кроме того, в условиях многочисленных конфликтных ситуаций, бесконечно противоречивых интересов участников уголовного процесса «объективное», истинное знание не застраховано от проникновения в него лжи и всего того, что можно окрестить субъективизмом. Однако при решении юридически значимых вопросов необходимо стремиться к достижению максимально достоверного знания, обеспечивая этот процесс различными, в том числе и правовыми, средствами. Оно не всегда достижимо. Возможны, а в ряде случаев просто неизбежны исключения из этого правила, либо закон прямо предусматривает их допустимость.

Назовем основные ситуации.

1. Не достигается цель доказывания по делам о нераскрытых преступлениях. По причинам объективного и субъективного характера, большинство из которых хорошо известны криминологам и практическим работникам системы уголовной юстиции, таких дел, увы, много. Президент РФ В. В. Путин, выступая на ежегодном расширенном заседании коллегии МВД России 8 февраля 2013 г. заявил: «В целом по России остаются нераскрытыми почти 45% преступлений (44,4%). Практически каждое второе. Это явный, очевидный факт, свидетельствующий о недостаточно эффективно выстроенной работе органов внутренних дел»^[10]. Не случайно противники закрепления в УПК РФ принципа объективной истины любят аргументировать свои позиции с помощью примеров из практики, в которых наряду со следственными и судебными ошибками фигурируют случаи неподдающихся раскрытию преступлений. Однако реальные трудности в раскрытии и расследовании преступлений не снимают необходимости познания истины и по данной категории дел. Попытки решить такую задачу предпринимаются и в подобных ситуациях, но в условиях недостаточной информационной обеспеченности, изъянов организации и управления, несовершенства нормативной базы, непредсказуемых форсмажорных обстоятельств, низкой квалификации отдельных сотрудников и ряда других причин они не смогли быть достигнуты.

Применительно к рассматриваемым положениям высказана точка зрения о необходимости различать две формы объективной истины: «объективную истину — должное» и «объективную истину — реальное». В первом случае под объективной истиной понимаются выводы следователя и суда, которые соответствуют обстоятельствам дела и содержат ответ на основной вопрос о том, кто должен нести ответственность за совершенное деяние. Во втором — когда установлены не все обстоятельства совершенного преступления, когда разоблачены не все соучастники, а также в случаях прекращения уголовного дела или вынесения оправдательного приговора^[11]. Мнение это нуждается в уточнении. В нем усматривается надуманное преувеличение, поскольку реабилитация обвиняемых (подсудимых) может осуществляться и на основании абсолютно достоверного знания, т. е. познанной истины. Именно поэтому вряд ли уместно объединять подобные примеры со всеми делами о нераскрытых преступлениях. Ну, а с точки зрения принципов уголовного процесса достижение истины всегда представляет собой «должное», далеко не во всех ситуациях совпадающее с результатами реальной практики.

• 2. В силу такой юридической фикции, как презумпция невиновности, о неустановленной истине приходится говорить также и в случае прекращения уголовных дел в суде ввиду недоказанной виновности обвиняемого. В данном случае юридическим основанием прекращения дела является непричастность подсудимого к совершению преступления (п. 2 ч. 2 ст. 302 УПК РФ), хотя понятно, что это основание охватывает не только ситуации достоверного установления факта совершения преступления другим лицом, но и случаи недоказанной вины «виновного» субъекта.
• 3. Ущемление принципа объективной истины проявляется и в такой юридической конструкции, как отказ прокурора от обвинения в суде (ч. 7 ст. 246 УПК РФ). Какими бы аргументами прокурор ни обосновывал свой отказ от обвинения, суд, не находя оснований для оправдания подсудимого, обязан прекратить дело. Даже если это решение противоречит внутреннему убеждению судьи.
• 4. Похожая ситуация может сложиться и при рассмотрении уголовного дела судом с участием присяжных заседателей. Имеются в виду казусы, в которых судья при постановлении приговора обязан руководствоваться формальной категорией — вердиктом присяжных — вопреки своему убеждению об установленных обстоятельствах дела. Нельзя констатировать, что в данной ситуации судом во всех случаях познана объективная истина в традиционном ее понимании.
• 5. Невозможно утверждать о достижении объективной истины также и в ходе рассмотрения дел в особом порядке (при согласии обвиняемого с предъявленным обвинением) — гл. 40, 401 УПК РФ. (В особом порядке рассматривается уже свыше 60% от общего числа дел, направляемых в суд.) В отличие от обычного порядка, собранные по делу доказательства в этом случае вообще не исследуются и не оцениваются (ч. 5 ст. 316 УПК РФ). В соответствии с нормами, закрепленными в ч. 7 ст. 316 УПК РФ, судья постановляет обвинительный приговор и назначает наказание, если придет к выводу, что обвинение, с которым согласен подсудимый, обоснованно и подтверждается доказательствами, собранными в ходе досудебного производства. Таким образом, судья как бы па веру опирается на доказательства, собранные не им, а другими субъектами в предшествующих стадиях, и соглашается с ними. В теории уголовного процесса подобного рода истина справедливо называется договорной (конвенциональной).
• 6. Упрощенные, максимально «свернутые» правила собирания и оценки доказательств, секвестирующие возможности познания, предусмотрены и при производстве дознания в сокращенной форме (гл. 321 УПК РФ).
• 7. Уместно еще раз вспомнить и о преюдициях, обязывающих суд, прокурора, следователя и дознавателя признавать без дополнительной проверки обстоятельства, установленные вступившими в законную силу приговором или иным судебным решением.

Наличие в уголовно-процессуальном законодательстве перечисленных институтов и норм логично для модели российского уголовного процесса. Они констатируют факт реального существования в УПК РФ необходимых (презумпция невиновности, преюдиция) или целесообразных (суд присяжных, досудебное соглашение о сотрудничестве, отказ прокурора от обвинения, сокращенное дознание) юридических конструкций, ограничивающих достижение достоверного знания. Однако далеко не только их наличие или, гипотетически предположим, отсутствие в законодательстве определяют смешанный тип и основополагающие начала (принципы) отечественного уголовного судопроизводства. Поэтому мы солидарны с мнением С. А. Шейфера о том, что, несмотря на допускаемые законодательством ограничения, «стремление управомоченных органов государства установить обстоятельства исследуемого события такими, какими они были в действительности, сохраняет свое значение как ведущая тенденция доказывания, то есть его цель»^[12]. (Подчеркнем лишь, что «тенденция» и «цель» суть принципиально разные категории.).

Именно достаточная всесторонность и полнота знаний, объединенные с «объективностью» познающего субъекта, обеспечивают ее достоверность. А что же еще? (Вступать в полемику об абсолютной истине здесь, думается, неуместно — «имеющий уши, да услышит» .).

Подобного рода понимание цели, на наш взгляд, принципиально не противоречит и международным стандартам доказывания (beyond a reasonable doubt — отсутствие разумного сомнения), призывающим сочетать степень полноты и достоверности собранных по делу доказательств с их разумной достаточностью^[13]. Такой достаточностью, которая на основе свободной оценки доказательств обеспечивает формирование внутреннего убеждения при формулировке юридически значимых выводов.

• [1] Гриненко А. В. К вопросу об истине в уголовном судопроизводстве // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4. С. 90.
• [2] Басков В. И. Истина в уголовном судопроизводстве // Вестник Московского университета. Серия 11 «Право». 1995. № 3. С. 46.
• [3] Зинченко И. А. Принцип достижения объективной истины в контексте назначения и цели уголовного процесса // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2013. № 6. С. 54−64.
• [4] Уголовно-процессуальная деятельность не является моноструктурой. Она многогранна, и в иерархии («дереве») ее целей исследователи вправе выявлять и другие ее виды и уровни, хотя в живом уголовном процессе они существуют в единстве.
• [5] Уголовный процесс. Проблемные лекции: учебник для магистров / под ред. В, Т. Томина и И. А. Зинченко., 2013. С. 227.
• [6] Гриненко А. В. Указ соч. С. 92.
• [7] Зорин Р. Г. Судьба истины в уголовном процессе: рождение, реанимация или верная погибель // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2012. № 4. С. 105.
• [8] Александров А. С. «Похвала» теории формальных доказательств // Правоведение. 2002. № 4. С. 39−40.
• [9] Александров А. С. Указ. соч. С. 36−45; Попов А. Я., Зинченко И. А., Попова И. А. Проблемы современного доказательственного права в уголовном процессе // Пробелы в российском законодательстве. 2012. № 6. С. 175−176.
• [10] Официальный сайт Президента Российской Федерации. Расширенное заседание коллегии МВД РФ 8 февраля 2013 г. URL: kremlin/ru/news/?SID-3551
• [11] Петрова О. В. Объективная истина и гарантии ее установления в уголовном процессе: автореф. дис. … канд. юрид. наук. Воронеж. 2000. С. 9.
• [12] Шейфер С. Л. Доказательства и доказывание по уголовным делам: проблемы теории и правового регулирования. М.: Норма, 2009. С. 43.
• [13] Правила и процедуры доказывания Международного уголовного трибунала по бывшей Югославии, правило 87 (Л). URL: icty.org/sid/136; Римский статут Международного уголовного суда, ст. 663 (вступил в силу 1 июля 2012 г.). URL: un.org/ru/law/icc/rome_statute®.pdf