Сражение при Нови 4—15 августа 1799 г

После блестящих побед Суворова на р. Адде, а потом на р.р. Тидоне и Треббии положение французов в Италии было ненадежное. Крепости сдавались союзникам почти без сопротивления, близка была к падению и Мантуя; ради сохранения ея, французское правительство готово было на крайния жертвы.

Был составлен новый план действий: армия Шампионе 32 000 должна была двинуться к альпийским проходам; из Швейцарии — произведена сильная диверсия, а 50 000-я итальянская армия Жубера наступать к Александрии. На усиление французских войск в Ривьере прибыла 12 000-я дивизия Лемуана, что довело численность итальянской армии до 45 000 человек. Моро, назначенный командовать рейнской армией, согласился остаться при Жубере. Армия Шампионе была доведена только до 16 000 человек.

Для спасения Мантуи было приказано Жуберу как можно скорее дать генеральное сражение; но крепость пала ранее, чем были начаты им действия (28 июля).

9 августа Жубер двинулся из Ривьеры и 14-го сосредоточил свои войска на высотах у Нови, командовавших лагерем Суворова, у котораго было 54 000 пехоты и 9000 кавалерии. Край и Вельгард с 27 000 чел., приведенными из-под Мантуи, стояли на правом крыле, у Фрассонары; Суворов с 9400 в Поццоло-Формигаро, Дерфельден и Мелас с 14 900 на левом крыле, у Ривальты. Кроме того блокадный и обсервационный корпус (Розенберг и Алькаини), у Тортоны 13 500 человек. Жубер ни как не ожидал встретиться со всеми силами союзников, а предполагал, что перед ним находится обсервационный корпус, прикрывающий осаду Тортоны. Он отсрочил атаку. Суворов же решил перейти в наступление, но ему хотелось выманить французов на равнину.

Позиция французов была около 6 верст. Нови в центре было занято тремя баталионами, вправо на Скривии была дивизия Ватреня, 4500 чел.; Домбровский 2000 чел. осаждал Серавалле; дивизия Лябуасьера и бригада Колли 7500 у Нови; резерв Гереня 3000 позади Нови; войска левой колонны Периньона 18 000 у Пастурано; всего около 35 000 чел. (58 бат. 32 эск. и 40 ор.). Позиция, занятая французами, была очень сильна с фронта, правый ея фланг имел большое значение, так как здесь проходил лучший путь отступления по долине р. Скривии; от леваго фланга отходил путь на Гави.

15 (4) августа, с разсветом, Суворов приказал Краю и Бельгарду (27 000) атаковать левый фланг позиции неприятеля. При этой атаке Жубер был убит и место его занял Моро. Вначале Край имел успех, но не поддержанный слева Багратионом^[1], в 8 час. утра был отброшен контр-атакою французов. В 9 часов утра Багратион и Милорадович повели атаку на Нови; три атаки были отбиты; после 3-й атаки, несмотря на поддержку Дерфельдена, атакующие отступили по всей линии. Первый период сражения — усиленная рекогносцировка позиции противника и отвлечение его резервов к левому флангу был окончен.

Настал как будто перерыв боя. На самом деле Суворов готовил свой последний решительный удар, для него приказал, в 12 час. дня, Мел асу атаковать правый фланг французов, а Розенбергу стать у Ривальты. Приказание застало уже Меласа на пути; полагая, ито бой кончился, он двигался долиной Скривии преследовать отступающих французов. Он энергично атаковал правый фланг позиции со стороны Серавалле. В 4-м часу бой начался снова по всей линии, 2 бригады от Серавалле появились почти в тылу праваго фланга французов; в центре было взято Нови; это решило участь боя. В 6 часов французская армия была в полном отступлении. У Пастураны произошло большое столпление, артиллерия загромоздила дорогу; вся она досталась союзникам, здесь же взяты в плен Груши, Периньон с 1 бат. и бригада Колли целиком. Только часть войск С. Сира успела отступить в порядке на Гави. Потери французов убитыми, ранеными и пленными около 12 000 чел. (^х/₃ всей армии). У союзников выбыло из строя до 8000 чел.; такия значительныя потери обясняются крайне трудно доступной позицией противника. На следующий день началось преследование, но 17 (6) было прекращено, так как не было вьючнаго обоза и при армии имелось всего на 2 дня хлеба. Австрийцы снова помешали Суворову довершить победу решительным преследованием отступавшей армии Моро.

Разсматривая это замечательное сражение XVIII века, мы видим, как в руках Суворова линейная тактика переродилась в глубокую при атаке сильной позиции на высотах у Нови: Багратион, Милорадович и Дерфельден, подобно молоту, бьют по одному месту позиции противника, заставляя его все войска ввести в боевую линию; атаки Края против леваго фланга притягивают туда резервы Периньона и только тогда вводятся в бой резервы Меласа на решительном правом фланге позиции противника, что и решает участь боя.

Это-ли не высокое тактическое искусство? Много-ли сражений, могущих стать в уровень с сражением при Нови?

Справедливо говорит автор сочинения «Geist und Stoff im Kriege»:

«Как везде, так и в 1799 году в Италии, республиканский войска имели над союзными войсками безспорныя харакетерния преимущества в бою, и это доказывается тем фактом, что первыя, имея на своей стороне выгоды стрелковаго боя, меньше теряли убитыми и ранеными, чем победоносный войска Суворова, с невероятною смелостью направляемый им для атаки противника».

«Невероятно смело! Да! И в этом заключается величие Суворова. Он чувствовал или, если угодно, знал, что энергия составляет все на войне, и он довел ее до крайних пределов. В 1799 г. Суворову удалось уравновесить неслыханной энергией невыгоды старой линейной тактики в борьбе с преимуществами элементарнаго боя французских войск, и что достигается при помощи очень чувствительных жертв. Суворову удалось превосходству французской пехоты с успехом противопоставить старыя тактическия формы при помощи своей высокой энергии в ведении боя — пример причудливой многосторонности войны. Успехи Суворова способствовали более, чем-то обыкновенно думают, сохранению старой линейной тактики даже в то время, когда Суворов почил уже вечным сном»^[2].

Суворова не понимал Клаузевиц, назвавши его «неотесанным человеком природы» (roher Naturalist), но современные изследователи, шире смотрящие на дело и познакомившиеся с хранившимися в архивах документами, выяснили, что это был замечательно образованный человек, глубоко понимавший военное дело и с несокрушимой силой воли, как важнейшим признаком великаго полководца.

Вышеупомянутый автор сочинения «Geist und Stoff im Kriege», на основании войны 1799 г., и особенно швейцарскаго похода, преклоняется перед образованностью Суворова, перед его знанием военнаго дела, а главное — восторгается его изумительной энергией, преодолевавшей все препятствия со стороны противника, со стороны союзников (австрийцев) и со стороны природы; боевую энергию Суворова автор, ставит выше энергии Наполеона, проявленной им в его лучших безсмертных образцах военнаго искусства. Он высказает: «мы вполне понимаем то фанатическое почитание, каким до сих пор пользуется память Суворова в рядах русской армии и мы смело и с полным убеждением признаем в этом величественном отпрыске славянскаго племени величайшаго полководца на ряду с Фридрихом и Наполеоном».

После побед Суворова, одержанных над французскими войсками, как выше выяснено, вполне естественно, что во всех европейских армиях держались приемов линейной тактики, так как новая тактика не проявила еще себя во всей силе. Сам Наполеон в итальянском походе 1800 г. не сделал ничего выдающагося в области тактики, а потому все и успокоились. Но гроза надвигалась из Булонскаго лагеря. Там подготовлялась императором Наполеоном новая армия, воспитанная на новых началах, хотя и с прежним пехотным уставом 1792 г., но тенденциями истинной глубокой тактики, почерпнутыми Наполеоном из классических образцов, преимущественно из Юлия Цезаря.

Война 1805 года должна была принести за собою целый ряд неожиданностей. И действительно: капитуляция австрийской армии под Ульмом, а затем, разгром союзников под Аустерлицем были каким-то неожиданным ударом грозы.

Русские сразу поняли в чем дело: пока войска вел ученик Суворова, Голенищев-Кутузов, все шло благополучно; даже под Дюренштейном (под Кремсом) удалось нанести серьезное поражение части корпуса Мортье, чуть не в виду, всей армии Наполеона, бывшей втрое многочисленнее нашей; но когда под Ольмюцом все руководство событиями захватили в свои руки австрийцы, а Кутузов был как-бы удален от дела, русския войска потерпели страшное поражение под Аустерлицем.

В этом сражении воочию выяснились несовершенства линейной тактики (в особенности при обороне Праценских высот) сравнительно с глубокою тактикою армии Наполеона и император Александр, после мира, сделал целый ряд распоряжений к подему тактической подготовки войск и выработке более целесообразных форм и способов для ведения боя.

Насколько это естественно, видно на примере бывшей инструктором всей Европы — Пруссии, которая обяснила поражение русских в 1805 г. невежеством их в тактическом смысле и только после страшнаго разгрома прусских войск 14 октября 1806 г. при Иене и Ауэрштедте, наконец, поняла в чем было дело.

Во вторую половину этой войны и русская армия приняла участие, нельзя сказать, чтобы очень искусно, но уже далеко не так неудачно, как в 1805 г.; в феврале 1807 г. мы почти выигрываем сражение при Прейсиш-Эйлау и, как кажется, даем даже урок Наполеону из тактики артиллерии, особенно конной.

Война 1812 г. поразила весь мир неожиданным результатом: величайший полководец, с превосходною армиею, втрое превосходящею в числе, вторгнувшись в Россию и занявши даже сердце ея — Москву, вынужден был отступать, причем потерял почти всю свою армию.

Европейские ученые старались объяснить этот факт какими нибудь посторонними обстоятельствами, кроме признания за русской армиею хотя доли военнаго искусства. На первом плане был выдвинут мороз, забывая, что свыше 10° мороза не было ни одного дня и что через Березину французския войска переправлялись не по льду, а по мостам на козлах. Наполеон обвинял «негодную конницу казаков», как одну из причин уничтожения большой армии; это было вернее, но и это не все. На самом-то деле ему не удалось выиграть ни одного решительнаго сражения, законченнаго энергичным преследованием; все его столкновения с русскими войсками, хотя и при численном превосходстве на его стороне, были какия-то странныя; его войска, напрягавшия все силы для одержания победы, истощались в конец, но ничего серьезнаго не достигали; в Бородинском сражении напряжение было доведено до высшей степени, превосходство сил было на стороне войск Наполеона, но удалось только чуть потеснить русскую армию с позиции, а к вечеру у всех сложилось такое впечатление, что как будто, сражение ими проиграно и они отступили в свое первоначальное расположение до боя.

Одним словом, войны, веденный императором Александром I против Наполеона, ничуть не обрисовывают в русской армии упадка военнаго искусства, а повидимому нечто более утешительное.

В сущности, крупное поражение русская армия потерпела только под Аустерлицем в 1805 г., и здесь целиком за слепое подражание европейскому военному искусству и второй раз под Фридландом в 1807 г., когда во главе армии стоял хотя и талантливый, но ненавидимый всеми Беннигсен, но как только выдвинулись на верх армии русские люди, а вслед затем отказались от безтолковой муштры и безсердечной немецкой дисциплины, русский дух и народный талант начали проявлять себя на полях сражений и армии великаго Наполеона не могли сломить их.

Чтобы ближе познакомиться с военным искусством русской армии в эту эпоху, сделаем беглый очерк сражений: при Прейсиш-Эйлау в 1807 г. и под Бородиным в 1812 г.

• [1] Багратион так действовал, имея на то особую диспозицию. Вероятно, что Суворов, решив возложить на Края демонстративныя действия, сообщил истинныя свои намерения любимцу, «князю Петру».
• [2] Замечательно, что на основании успехов Суворова Вентурини начал проловеды-вать, что спасение пехоты в бою заключается прежде всего в шоке, и это мнение долгоеще держалось в Европе. Может быть, это-же самое было причиною поражения нашихвойск под Аустерлицем в 1805 г.