Реакция социальной эмансипации и становление психоаналитического сознания

Для понимания особенностей психоанализа, социальных механизмов порождения психоаналитического знания важно уяснить те влияния, которые оказала на его становление и лично на 3. Фрейда венская социальная среда, обшее состояние культуры в тогдашней Вене.

Австро-Венгерская империя к началу XX в. представляла собой разлагающийся социальный организм. Все интуитивно понимали, что у нее нет будущего, она существовала отчасти по инерции, отчасти за счет внешних усилий, которые механически скрепляли различные части монархии, вопреки настойчивому стремлению ее национальных меньшинств к независимости. А Фрейд принадлежал к одному из этих меньшинств. Не напоминает ли нам теория личности, особенно теория невротической личности Фрейда, такой организм, состоящий из разнородных частей, хрупкий, соединяющийся постоянным механическим (внешним) усилием и различными техническими или идеологическими ухищрениями?

Явное несоответствие между официальной идеологией и реальным опытом человека, фактами политической, идеологической и религиозной жизни и их описанием породило в сознании, по крайней мере интеллигенции, недоверие к словам, политическим и идеологическим лозунгам. Отсюда вытекает и будущий фрейдовский принцип недоверия к сознанию. Эта раздвоенность слова и дела, мысли и чувства давно уже существовала в европейской культуре, но в Вене она проявилась очень отчетливо и рафинировано. И в этом смысле будущий методический принцип Фрейда, принцип недоверия к сознанию, уже существовал в социальной структуре общественной жизни онтологически и стал фактом массового сознания. Это состояние определило и изменение в формах мышления, сделало научное мышление более критичным и вообще оказало влияние на развитие «критического ума» (Э. Фромм) или сформировало условия для развития критического мышления. Все тогда находилось в нестабильности, «все чего-то ждали» (Р. Музиль). Политическую нестабильность дополняла нестабильность экономическая.

Традиционные опоры разрушились, человек остался один на один с миром и вступил с ним в «борьбу за существование», как любил говорить Фрейд. Эмоциям он уже не доверяет, единственным ориентиром в этой борьбе является только разум. В этой всеобщей нестабильности для венской интеллигенции только разум казался чем-то таким, на что можно опереться. Все иное подвергается исследованию разумом. Отсутствие у человека (в том числе и у Фрейда) эмоциональной теплоты, любви и радости жизни компенсируется их познанием. Иными словами — и это общеевропейская тенденция — все превращается в объект.

Ситуация, в которой жил и работал Фрейд, обнаружила многие проблемы существования человека, проблемы поиска смысла жизни, проблемы свободы и независимости, внешнего принуждения и диктата власти. Здесь же осознается и властность европейского человека, его стремление к контролю и овладению природой. Вместе с Фрейдом над аналогичными проблемами работают Э. Гуссерль, М. Бубер, Л. Витгенштейн и др. Возникший экзистенциальный вакуум становится фактом массового сознания. Прекрасное описание такого сознания со стороны его внутренней, бессознательной жизни дает современник и соотечественник Фрейда Э. Канетти в романе «Ослепление».

Еще один важный вопрос, связанный с условиями и причинами возникновения психоанализа (а может быть, и с его сущностью): почему открытие психоанализа произошло на материале пациенток-женщин? Известно, что первым и, вероятно, вначале основным объектом психоанализа были женщины. Этот вопрос переходит автоматически в другой: почему истерия считалась и была на самом деле преимущественно женской болезнью?

Известно, что европейская культура — это в большей мере мужская культура. В этой культуре женщина всегда явно или неявно рассматривалась как существо второстепенное, низшее, пассивное, как объект для удовлетворения мужских влечений. Так обстояло дело вплоть до Фрейда, который по сути дела продолжает эту традицию. Женщина в его теории остается тем же объектом и превращается в абстрактно-теоретический объект мужского влечени я, а женская сексуальность трансформируется в кастрированную мужскую. В этом смысле теория Фрейда есть проекция, вынесение вовне в научно-биологических терминах того социального и культурного положения дел, которое существовало повсеместно и долгое время воспроизводилось в европейской рациональности. В этом смысле теория Фрейда безусловно истинна, ибо она вынесла вовне истину европейской культуры, ее некоторый фундамент. Это вынесение дало в свою очередь импульс для самоосознания этой культуры.

Почему же именно в конце XIX в. стала возможна такая проекция в науку, казалось бы, банального факта, почему так сложно и неоднозначно происходит его осознание, почему появляются такие женские проблемы, которые инициируют психоанализ? Традиционно большая часть влечений, сознательной активности в женщине целенаправленно подавлялась и систематически вытеснялась в процессе специально организованного женского воспитания. В относительно спокойные исторические периоды, когда психотехнической культуре подавления и вытеснения влечений более или менее гармонично соответствовала продуктивная психотехника изживания и сублимации вытесняемой психической энергии, все было относительно нормально. Но в кризисные периоды истории, когда шло разрушение традиционной психотехнической культуры, когда разрушалось психотехнически продуктивное соответствие между культурой вытеснения и культурой изживания, ситуация резко меняется. Растет число болезней, социальных эксцессов и пр. Именно к периоду начала разрушения средневековой католической психотехнической культуры следует отнести процессы над ведьмами и колдунами. Это время перехода от средневековой психотехнической культуры к новоевропейской, или протестантской психотехнической культуре.

К аналогичному кризисному состоянию, переходу от новоевропейской психотехнической культуры к некоторой новой следует отнести и время возникновения и развития психоанализа. Здесь уже по-другому, чем ранее, снова на первый план выступает женщина и сексуальность.

С развитием буржуазного массового производства, права, демократических институтов начинается также процесс женской эмансипации. Женщины все больше и больше включаются в рациональные производственные отношения с их системой исчисления количества труда и рациональной техникой вознаграждения за труд. Вместе с этим женщина обретает самостоятельность, прежде всего материальную, на основе которой начинает развиваться и социальная, и духовная самостоятельность и внутренняя свобода. И этот процесс внутреннего освобождения женщины является условием возможности психоанализа. Для того чтобы возник психоанализ, нужен был не только факт наличия и распро;

странения истерии, но также и некоторая внутренняя свобода женского сознания, которая как раз и была произведена соответствующими социокультурными условиями. Впрочем, истерия как массовое явление и внутренняя свобода женщины определенным образом связаны.

Изменение самосознания женщины конца XIX в. приводит к затруднениям в социальной адаптации, а это ведет к регрессии и истерии. Здесь, в состоянии болезни, женское сознание встречается с гипнозом («искусственной истерией», как его тогда называли), своим двойником, но одновременно и зеркалом, которое дало форму для выражения этого сознания и породило взрыв осознания. И тот факт, что гипнотехнику сменяет катартическая техника, а затем метод свободных ассоциаций, свободного воспоминания и свободного самораскрытия, тоже символизирует рост самосознания женской души, которая давно хотела себя открыть, найти возможность быть понятой как самостоятельная личность. И вот оказалось, что именно в состоянии болезни к женщине начинают прислушиваться и пытаются понять. Ее слушает и хочет понять мужчина. В область интереса врача теперь входит состояние женской души, история интимной жизни женщины, чтобы найти причины ее болезни и достигнуть исцеления. И в этом контексте женщина находит понимание. Чтобы его найти, нужно было заболеть.

А врач в свою очередь видит, что по мере того как женщина выговаривает себя, происходит исчезновение страданий и симптомов. Врач замечает, что причина страданий кроется где-то в душе. А найти причину — это его работа и профессиональная обязанность. Так он вынужден вступить на стезю понимания. И на этой стезе женская душа находит первую возможность понимания и признания. Правда, это только начало пути, начало понимания на пути к исцелению и цельности человеческой души.

Голос Фрейда — это не глас вопиющего в пустыне. Фрейд был не одинок. Один из его предшественников — Ф. Ницше гораздо раньше начал говорить аналогичные вещи: доброта только в силу следования социальным нормам не может быть действительной основой для достойного человеческого существования. Это не достойно человека, если он добр вот только так — по традиции, в силу страха, если он добр, потому что боится быть недобрым. По словам М. К. Мамардашвили, под такой добротой, под этим сознанием воют фурии; шевелится мировое зло, хаос. Для Ницше так же, как и для Фрейда, характерна соответствующая межкультурная коммуникация, и тоже с Францией. Он во многом опирается в своей критике культуры именно на французскую философию и французскую культуру, и с этой, более свободной точки зрения, ведется критика рационализированной немецкой культуры. Такая межкультурная коммуникация стала одним из условий становления новой рациональности европейского сознания.

Аналогичное описание европейской души можно найти в романе Р. Музиля «Человек без свойств». Можно расширить круг мыслителей, живших в то время в Вене и занимавшихся той же, что и Фрейд, проблематикой. Единственное различие состоит в том, что Фрейд разрабатывал ее в области психиатрии.

Очень скоро психоанализ начинает приобретать черты движения, которое имеет морально-просветительский и даже политический оттенок. Действительно, психоанализ нельзя рассматривать просто как метод терапии неврозов или как теорию всеобщей человеческой природы, хотя ее вполне можно сравнить с дарвинизмом, исследующим и проясняющим историю человека и человечества. Психоанализ — это нечто большее, это новая идеология, новое направление и метод развития сознания. Но вот психоанализ оформляется в социальное движение, направляемое из центра тайным комитетом, с чистками, убирающими отклоняющихся от партийной линии членов, с организациями на местах и международной сверхорганизацией. Это дает право Э. Фромму назвать психоанализ «квазиполитическим движением», которое пронизано духом завоевания мира, отличающим международное психоаналитическое движение от обычного научного сообщества.

С этим утверждением можно согласиться только отчасти. В действительности во всяком научном движении, особенно во время его зарождения, в кризисные периоды можно найти аналогичные явления. Другое дело, что в психоаналитическом движении все это проявилось значительно рельефнее, и можно сказать, что психоанализ обнаружил какую-то важную истину природы науки, на своем опыте открыл социологию науки, хотя здесь присутствует и другая грань психоаналитического движения, отличающая его от традиционного научного. В отличие от традиционной науки психоанализ строится на основе принципа необходимости развития навыка самоосознавания как условия познания человека и человеческой природы. Это одна из причин замкнутости психоаналитического сообщества, его социальной изоляции и даже самоизоляции. Это также одна из причин образования социальной организации психоаналитического сообщества, напоминающей организации тайных религиозных обществ. В этом отношении психоанализ представляет собой контркультуру, зарождающуюся новую психотехническую культуру развития личности. Но вначале он во многом формировался как реакция эмансипации, как социальное движение, где особенно ярко проявляются социальные силы и напряжения западного (особенно австрийского) общества.

Фрейд считал (а это отчасти так и было), что им открыто научное основание для старой моральной цели и таким образом он превзошел утопическую мораль, представленную традиционными религиозными и философскими учениями. Новую, научную мораль должна была реализовать новая элита, основу которой призвано составить психоаналитическое движение, направленное на достижение этого морального идеала.

Психоанализ, конечно, нельзя ограничить фрейдизмом. Раз возникнув, он продолжает развиваться по своим собственным законам. Раскольники в его рядах (А. Адлер, К. Юнг и др.) в действительности развивают психоанализ, прежде всего его технику. Тот факт, что в лоне психоанализа рождаются теории и техники А. Адлера, К. Юнга, О. Ранка и многих других, говорит также о том, что психоанализ уже изначально гораздо шире фрейдизма, но является постепенно рождающейся новой психотехнической культурой, новой идеологией развития личности, построенной в форме оппозиции традиционной культуре, т. е. контркультурой. И чтобы действительно понять психоанализ, важно рассмотреть его на большом историческом промежутке времени, и тогда мы можем увидеть не только откуда он исходит, но и его новые формы, в которые он вливается и которые вытекают из базовой структуры нового опыта, а также результаты, к которым он приходит. В этом смысле можно сказать, что без понимания психотерапии В. Райха, К. Роджерса, Ф. Перлза невозможно понять психоанализ полноценно. Хотя обратное также верно.

По словам М. К. Мамардашвили, Австрия начала XX в. — это первый розыгрыш в Европе той проблемы, которая будет разрабатываться и дальше. Это проблема отношений Востока и Запада в европейском сознании. Можно сказать, что это проблема разорванного сознания, если использовать язык Гегеля, по Фрейду — это проблема подавления, проблема расщепленного сознания. В этом и состоит суть феномена новой психотехнической культуры — в необходимости самоосознания себя в цельности, в организации принятия отвергнутых частей собственной личности.