Генезис эстетического сознания

Распад синкретического сознания первобытного общества

Задача заключается в том, чтобы идентифицировать первые признаки появления эстетического (как сознания и деятельности) в истории человечества. На вопросе, были ли такие признаки в проточеловеческую эпоху у антропоидов, предшественников Homo sapiens, мы останавливаться не будем, а начнем с эпохи появления человека современного антропологического типа (кроманьонца) в верхнем палеолите. Это значит, что надо понять, как произошло выделение авторефлексивной коммуникации из той протосемиотической системы, которой владел палеолитический человек, обладавший древнейшими формами языка.

Выход человечества из животного состояния (т.е. из жизни, слитной с природой), осознание своего отличия от окружающего мира и вместе с тем ощущение полной жизненной зависимости от него, включал в себя травму, подобную травме рождения индивидуального человека, испытывающего чувство разрыва с материнским организмом, с которым он прежде составлял целостность. Нечто подобное фрустрации от потери связи с материнским телом природы на заре становления человечества можно представить, как снятый ускоренной киносъемкой фильм о зарождении и формировании современного человека, растянувшийся при показе на тысячелетия. Понятно, что для преодоления этой «метапсихологичской» травмы разрыва уже в исходном состоянии человеческой истории нужно было создать свой целостный мир, основанный на иных принципах, чем мир природный (хотя и включавший многое, взятое из природы), мир культуры.

Цитата.

«Неизбывная экзистенциальная устремленность человека… — это возвращение в непротиворечиво-континуальное состояние, где нет травмирующих переживаний, обусловленных пребыванием в неуютном раздвоенном мире»^[1].

По мнению известного историка религий М. Элиаде, что бы ни делал архаический человек, он всегда воссоздает космос, с которым был когда-то слит: в ритуальных танцах, жертвоприношениях или даже ремесле. Иными словами, человек все время возвращается, точнее хочет вернуться, к тому состоянию первоначальной целостности, когда все было едино и не чувствовалось нигде никаких разрывов, которые надо было бы преодолевать. Из этого вытекает, что архаичный человек встроил в реальный мир свой имагинативный мир, который представлялся ему целостностью, где все связано со всем; другими словами, это и есть мифологическое сознание, мифология как совокупность мифов, имеющаяся у каждого народа.

Таково исходное состояние, а что было дальше? Попробуем прокрутить «видеопленку» хроники жизни исторического человека с древнейших времен до Нового времени. Что мы увидим на этой пленке? Вначале мы видим некий «кокон», сплетенный из знаково-инструментальных средств, в который замотана «куколка» прародителя человеческого рода. Здесь все переплелось со всем, нити спутаны так, что невозможно понять, сама ли это «куколка» или уже среда ее жизнеобитания; имагинативные образы сознания или образы реальной действительности; сон или явь. Эти вещи — орудия труда или средства коммуникации? Что в средствах коммуникации сигналы, а что — знаки? Что обозначают эти звуки, жесты, телодвижения? В чем смысл нарисованных на камнях и на стенах пещер знаков и изображений? Что это за вещи, назначение которых совершенно непонятно?..

Потом начинается медленное разматывание нитей этого «кокона». В одну сторону разматывается нить практической деятельности, в которой примитивные орудия через тысячелетия сменяются более совершенными орудиями из камня, потом из металлов. Скорость этих смен все нарастает, и мы не успеваем уследить за тем, с какой быстротой оказываемся уже в веке пара, потом электричества, потом электроники, и мчимся дальше. С другой стороны вырисовывается нить социальной деятельности, раздваивающейся на политическую и экономическую, все быстрее мелькает смена социально-политических и экономических формаций, цивилизаций. А вот разматывается нить повседневной жизни с ее буднями и праздниками, заботами и трудами, обычаями и обрядами, играми и развлечениями и пр. Медленнее всего разматывается нить, связанная с сакральными ценностями, но и на ней мы видим рождение культа, смену политеизма монотеизмом, оформление различных конфессий, эволюцию теологической мысли…

Так мы проследили движение от мифа к Логосу, становление цивилизаций, дифференциацию жизни на трудовую и праздничную, повседневную, бытовую и профессиональную; специализацию средств коммуникации, развитие знаковых систем, технологий, технического знания, научного поиска, эволюцию массовых форм досуга. Где же среди этого необозримого мира специализированных форм жизни, профессиональных и непрофессиональных, находится эстетическая деятельность как творчество и коммуникация с помощью эстетических (авторефлексивпых) знаков?

Мы начинали разговор с того, что протоцивилизационная «куколка» была еще слита со своим «коконом», который размотался и дифференцировался в бесконечное количество деятельностей. Но ведь что-то осталось в сердцевине! Поэтично можно сказать так: «Наша куколка, остававшаяся в сердцевине кокона, сохранила в себе всю его первоначальную целостность и превратилась в прекрасную бабочку, которая вылетела из кокона, чтобы порхать над этой раздробленной жизнью, компенсируя ее прозаичность и эмоциональную недостаточность радостным узором своих крыльев».

Если же говорить научным языком, то необходимо показать, как в результате распадения первоначальной синкретической целостности культуры архаического человека и выделения из нее разнохарактерных деятельностей, основанных на различных формах коммуникации, раскрылся и дифференцировался примордиальный авторефлексивный знак, сохранивший в себе тот запас мифологической целостности, которая рассеялась в атмосфере разобщенного мира современного человека. Надо показать также эволюцию первоначального базового целостного отношения к жизни, разветвление его на многие формы утилитарной и эстетической деятельности, а также разделение последней на эстетические практики, носящие имя прекрасных искусств, или просто искусства, художественной деятельности в ее многообразии, сохранившей в своем ядре момент целостного мировоззрения.

То, что авторефлексивный знак включает в себя одновременно и когнитивное, и бытийное начало, унаследованное от мифа, подтверждается теорией мифа, созданной А. Ф. Лосевым. В работе «Диалектика мифа» он дает многостороннее определение мифа, наделяя его такими чертами, что вполне естественно звучит заключительный вывод: миф — это чудо. Миф, по Лосеву, это не познание (только), а непосредственная реальность, но такая, которая включает в себя тождество реального и идеального. По сути, миф — это личность во всей ее телесности, которая есть символ, в котором внешнее есть внутреннее, а внутреннее суть внешнее; это единство человека и мира, утверждение себя в вечности; в конечном счете, миф — это магическое имя личности^[2]. Данная Лосевым в таком сжатом виде атрибуция мифа представляет собой «выжимку» из более развернутых определений-описаний мифологической реальности, к которым мы сейчас перейдем.

Благодаря исследованиям зарубежных этнографов и культур-антропологов (Э. Тайлор, Ф. Боас, Э. Дюркгейм, Л. Леви-Брюль, М. Мосс, К. Леви-Стросс и др.), а также отечественных ученых (Вяч. Вс. Иванов, В. Н. Топоров, С. Ю. Неклюдов, Е. М. Мелетинский, О. М. Фрейденберг, В. Б. Мириманов и др.), мы можем представить себе основные черты архаического сознания. Первобытное сознание диффузно, синкретично, неотделимо от эмоциональной и двигательной (кинестетической) сферы; восприятие мира в нем синестегично, осуществляется всеми органами тела одновременно^[3].

Характерная особенность мифологического мышления — анимизим (анимация), т. е. одушевление окружающего мира и принцип партиципации. Этот принцип был открыт французским исследователем первобытных народов Люсьеном Леви-Брюлем. В результате обработки большого этнографического материала архаической культуры народов Африки, Австралии и Океании Леви-Брюль пришел к выводу, что мышление первобытного человека носит не просто комплексный, диффузный, нерасчлененный характер, но и основывается на принципе сопричастности (включенности) всех жизненных процессов со всеми остальными. Таким образом, то, что наука Нового времени объясняет законами причинности, первобытный человек выводит из действия мистических сил, невидимых сил приобщенности далеко друг от друга отстоящих явлений по принципу метонимии и метафоры^[4].

Оппонентом Леви-Брюля выступил другой известный антрополог, исследователь жизни первобытных народов Клод Леви-Стросс. Спор этих ученых касался проблемы противопоставления первобытного мышления современному. Когда Леви-Брюль называл первобытное мышление дологическим, это можно было понимать, как указание на его примитивность. Леви-Стросс хотел показать, что первобытное мышление по сложности не уступает позднейшему интеллектуальному. Он стремился доказать, что мифологическое мышление способно к обобщению, классификации и логическим операциям. Конечно, Леви-Стросс понимал, что при всей своей развитости первобытная логика все же иная, чем у современного человека. Для него первобытное сознание было одним из проявлений коллективных форм мышления как логика бриколажа^[5], примирение в мифе оппозиций, остающихся в жизни непримиримыми^[6].

Рассматривая процесс пробуждения сознания первобытного человека, необходимо начать исследование с той ранней стадии, когда в нем еще не было никаких границ. Для такого сознания все тождественно всему: единичное есть общее; телесное есть духовное. Не различаются живое и мертвое; реальность и сновидения; люди и животные и т. д. Это и есть эпоха раннего партиципационного сознания.

Принцип партиципации лежит в основе одной из самых древних форм коллективного сознания — тотемизма, принадлежащего сообществу охотников, для которого кормильцами были животные (пережитки тотемизма в виде преклонения перед священными животными будут долго сопровождать человечество и после прохождения этой стадии). То, что является источником жизни, есть высшая ценность и постепенно приобретет сакральный облик. Сакрализуется зверь, затем вождь племени, лучше всех знающий его повадки (будущий жрец), затем то место, где происходит раздача пищи, наконец, стол (первоначально хотя бы ствол или пень дерева), на котором разделывается туша (будущий алтарь). Все члены племени в процессе поедания осознают, что они причащаются этим актом к чему-то высшему (прообраз ритуала).

Партиципация едина с магией: через родство всего со всем можно получать нужный эффект с помощью символических действий. Ведь воздействуя на изображение, например, поразив его копьем, можно поразить и того, кто на нем изображен, ибо подобное не просто подобно, а буквально то же самое, чему оно подобно (здесь корни метафоры — сходство по одному какому-то признаку приводит к убеждению о сходстве и совпадении во всех остальных), а часть тождественна целому (здесь корни метонимии).

Вера в то, что высшие невидимые силы участвуют буквально во всех действиях людей, указывает на то, что на данной стадии миры людей и богов еще не разведены. Действительно, если всё во всём, то каждый отдельный акт через цепь партиципационных взаимодействий должен вызывать волны, приводящие в движение все целое мира. Архаический человек видит мир сквозь призму своих фантазий, он еще не научился отличать явь от сна или грезы. У архаического человека даже при совпадении морфологии головного мозга с мозгом современного человека кора больших полушарий имела еще очень мало информации, не была так перегружена, как у нас, поэтому подкорковые центры имели гораздо больше свободы. В этом смысле архаический человек похож на современного ребенка, у которого тоже фантазии довлеют над рациональным мышлением. Отсюда сознание архаического человека называют иногда сновидческимК

Наваждение духов начало отодвигаться, когда были проведены границы между миром священным (сакральным) и миром профанным (мирским, светским). В сакральном мире живут боги, в профанном — люди. Так возникла первая бинарная оппозиция. Затем в развившейся мифологии количество этих оппозиций стало нарастать, как снежный ком. Очень важным моментом является понимание того, что представляла собой ось мира, образ которой различался у разных народов в зависимости от мировоззрения, присущего конкретной культуре.

Воспользуемся определением оси мира, данным В. Н. Топоровым^[7][8]. Он указывает, что в вертикальном разрезе Вселенной в качестве наиболее сакрально отмеченной точки пространства обычно рассматривается небесный конец мыслимой мировой оси, т. е. абсолютный верх (иногда он понимается как Полярная звезда). Сама же ось выступает в таком случае как шкала ценностей объектов, размещенных в вертикальном пространстве. В других случаях центр помещается там, где мировая ось входит в землю, и в этом случае он совпадает с центром горизонтальной плоскости.

Вертикальная ось пространства наиболее четко высвечивает иерархическую структуру имагинативного мира. Внизу (под землей или под водой) обитают демоны, злые божества (включая самого повелителя нижнего мира), хтонические существа, чудовища. Посередине находятся люди и животные, вверху — птицы, ангелы, высшие божества (включая главного бога), мифологизированные светила. Центр горизонтальной плоскости — там, где находится храм, мировое дерево, где проходит мировая ось, — место явления божества (эпифания). Главный годовой ритуал многих архаических традиций приурочен к этой наиболее сакральной точке пространства и времени на стыке старого и нового года.

Создав трехчастную модель мира, люди получили для себя «карту» расположения ценностей. Все светлое и великое — наверху, господствует над нами. Все самое плохое — внизу, под нами (на этот «кромешный» мир не распространяется людская мораль). Люди — посередине (ср. Митгард, мир людей в скандинавской мифологии). Мы тянемся вверх к богам, которые живут за облаками, на вершине Мировой горы или Мирового древа. Они творят для нас законы, определяют систему ценностей, делят мир на добро и зло. Мы должны их задабривать, приносить им жертвы. Тогда боги защитят нас от злых сил, ведь хтонические (подземные) существа — демоны, титаны, тролли (у каждого народа свое представление о злых силах) и из-под земли вредят нам.

Наконец, есть такие боги, или божки (низшие боги, или, как их иногда называли, полубоги), которые живут здесь, с нами, прямо у нас в доме или около дома: в овине, в ближнем лесу, реке или озере, в море или на морском побережье. Это пенаты, лары у римлян; эльфы, гномы в скандинавском мифологии; домовые, водяные и русалки у славян; греческие нереиды. Низшие боги присутствовали не только в сознании носителей мифов архаических эпох, но являлись и к людям более поздних времен, особенно к тем, кто был одарен необыкновенно ярким воображением, например к поэтам. Вот строчки А. С. Пушкина, в которых он описал свою встречу с греческой полубогиней нереидой:

Среди зеленых волн, лобзающих Тавриду, На утренней заре я видел нереиду Сокрытый меж дерев, едва я смел дохнуть:

Над ясной влагою полубогиня грудь Младую, белую как лебедь, воздымала И пену из власов струею выжимала.

Не только в первобытном обществе, но и в древних цивилизациях количество богов, обитавших рядом с людьми, прямо в домах, подпольях, чердаках, дворовых пристройках, не говоря уж о стихиях воздуха, воды и леса, было огромно. В государствах Месопотамии III—II тыс. до н.э. количество богов, сопровождавших жизнь человека, не поддается учету. Были не только боги городов, сел, домов, но и каждая вещь имела своего бога-покровителя, поэтому обмен, торговля были затруднены. Прежде чем продать вещь, т. е. отдать ее за плату во владение в чужую собственность, а часто и в чужую общину, надо было умилостивить богов своей общины, чтобы они дали согласие на отчуждение вещи, и богов той общины, которая ее принимала, и совершить целый ряд обрядовых процедур^[9].

• [1] Пелипенко А. А. Постижение культуры. Ч. 1.: Культура и смысл. М.: Фонд «Президентский центр Б. II. Ельцина», 2012. С. 436.
• [2] См.: Лосев Л. Ф. Диалектика мифа. М.: Правда, 1990.
• [3] См.: Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Наука, 1976.
• [4] СмЛеви-Брюль Л. Первобытное мышление. М.: Изл-во МГУ, 1980.
• [5] Бриколаж (фр. bhcolage) — труднопереводимый термин, означающий «мышлениеотскоком» или создание ментальных структур из любых попавшихся под руку материалови т.п. Здесь идеи К. Леви-Стросса частично совпадают с мыслями К. Г. Юнга о мифологических архетипах, лежащих в основе коллективного бессознательного.
• [6] См.: Леви-Стросс К. Структурная антропология. М.: ЭКСМО-Пресс, 2001.
• [7] См.: Мамфорд Л. Миф машины: пер. с англ. М.: Логос, 2001.
• [8] См.: Топоров В. II. Пространство и текст // Текст: семантика и структура: сб. ст. М. :Наука, 1983.
• [9] См.: Розин В. М. Культурология. М.: Форум-Инфра, 1999.