Культура речи в политической журналистике

Понятие культуры речи имеет прескриптивное (предписывающее) и дескриптивное (описывающее) содержание. Его разработка направлена, с одной стороны, па формирование представлений об эффективной речевой коммуникации, с другой — на выработку технологии создания эффективной речи в рамках конкретного дискурса. Понятие эффективности применительно к политическому медиадискурсу весьма вариативно (ср., например, гармонизирующий и агональный типы речевого взаимодействия).

Все сказанное выше, по сути, есть описание культуры речи в том понимании культуры, какое имел в виду Людвиг Витгеншейн, — совместной жизненной практики.

В плане предписаний речевая культура в политической журналистике регулируется теми же требованиями, что и в иных областях речевого взаимодействия, а сами эти требования формируются вокруг принципа нормативности. Соблюдение норм определяет феномен «хорошей речи», который включает в себя четыре равнозначных компонента^[1]:

• — языковой, охватывающий круг обязательных норм литературного языка;
• — коммуникативный, формирующийся ситуативными требованиями общения;
• — этический, регулирующий речевой выбор с учетом культурных традиций и запретов;

эстетический, сформированный национальными представлениями о красоте речи.

Ниже кратко описаны названные компоненты и предпринята попытка высветить некоторые зоны риска, подстерегающие субъекта речи в политическом медиадискурсе.

Пожалуй, самым непротиворечивым и технологически проработанным является языковой компонент культуры речи. Соблюдение норм литературного языка на всех уровнях организации речи не вызывает, казалось бы, особых вопросов: понятно, что речь журналиста должна быть грамотной не только в письменной форме, но и в условиях спонтанного говорения. Однако представляется, что к «элементарной грамотности» в политическом медиадискурсе должны предъявляться повышенные требования. Это связано как с высоким общественным статусом объекта речи (политика), так и со сложившимися в обществе представлениями о субъектах такой речи: люди, рассуждающие о политике в массмедиа, должны быть образованны и культурны. Во многом ожидания абсолютной грамотности связаны с книжным характером речи, традиционно преобладающим в политической коммуникации. Однако главная причина, но которой на журналистах (и редакторах), работающих в политической журналистике, лежит ответственность за литературный язык, заключается в том, что для большой части людей медиакартины мира неразрывно связаны с языковыми формами, в которых они предстают перед аудиторией.

Пример Приведем лишь один пример участия массмедиа в формировании новой (в данном случае орфографической) нормы, которая постепенно вытесняет норму, принятую всеми современными справочниками. Нельзя не заметить появившуюся несколько лет назад тенденцию к расширению функции заглавной буквы (такие ненормативные написания можно отнести и к графическим англицизмам): «На встрече с Губернатором были выдвинуты новые требования»; «Контроль за исполнением этого решения Президент возложил на Министра энергетики». Если раньше написание наименования должности с прописной буквы можно было встретить лишь в качестве комического приема, то сегодня этот вариант мало кому кажется ошибочным. Между тем, выбирая написание должности с прописной буквы, журналист вольно или невольно повышает и статус конкретных лиц, стоящих за этой номинацией, и значимость самого «кресла» .

Считается, что ошибка затрудняет коммуникацию, отвлекает от содержания речи (причем как собеседника, так и говорящего). Чаще всего это выражается в ненужных, незапланированных ассоциациях, комической реакции на сказанное. Однако бывают и драматичные последствия: малоросский говор М. С. Горбачева мешал его современникам вслушиваться в выступления «прораба перестройки», чья речь давала много почвы для шуток. Вызывали недоверие и две яркие особенности советского политического дискурса, которые были свойственны речи М. С. Горбачева: номинализация и избыток сочинительной связи в предложениях. Возможно, в этой культурно-речевой причине кроется намного большая серьезность, с которой относятся к М. С. Горбачеву наши иноязычные современники —.

немцы, американцы, англичане, избавленные в переводах на свои языки от всех этих «углубить», «сформировать» и «начать» и бесконечных цепочек отглагольных имен. Следует отметить, что депутаты парламента Австрии непременно должны быть двуязычными: владеть литературным немецким языком в его австрийском варианте и диалектом того региона, который они представляют в парламенте. Это требование не занесено, насколько известно, в закон о депутатах, но практика выработала именно такую культурно-речевую норму.

Три следующих компонента (коммуникативный, этический и эстетический) могут быть разграничены весьма условно. Действительно, общение можно признать эффективным, если участники объединены общей целью (узнать, понять, решить, сделать), если они исходят из общих представлений о том, что такое плохо/хорошо и красиво/некрасиво. Иными словами, только при наличии всех «общностей», или по крайней мере при стремлении к сближению, коммуникация может быть признана успешной. Известные максимы Г. Л. Грайса¹, который, по мнению исследователей, первым сформулировал правила ведения разговора, выведены им из основного диалогического постулата — принципа кооперации («Твой коммуникативный вклад па данном шаге диалога должен быть таким, какого требует совместно принятая цель этого диалога»). В самом общем виде максимы Г. Л. Грайса выглядят так: количества (информации должно быть не больше и не меньше, чем требуется для цели), качества (не лгать, не говорить о том, в истинности чего не уверен), отношения (сказанное должно быть уместно, нельзя отклоняться от темы) и способа (сказанное должно быть ясным собеседнику).

Предполагается, что все участники коммуникации придерживаются этих правил, однако данное требование трудно применить к речевому взаимодействию в политической журналистике, поскольку по своей природе политический дискурс относится к агональному типу, а дискурс борьбы не может всегда и во всем соответствовать принципу кооперации. Практика показывает, что часто цель коммуникантов, в частности в политических дискуссиях в массмедиа, можно считать общей лишь в плане «одинаковых» интересов: демонстрация своих преимуществ и дискредитация оппонента.

Вместе с тем можно выделить ряд критериев оценки культурности/ некультурности речевого поведения в политическом медиадискурсе. Эти критерии формируются на основании некоторых требований, которые предъявляются к участникам коммуникации: умение формировать речевые действия в соответствии с ситуацией и целями коммуникации; способность логически выстраивать высказывание и умение выявлять логику участников коммуникации; готовность понимать и сохранять уважение к политическому оппоненту.

Анализируя типы культуры речевого общения в рамках медийного дискурса политической борьбы, исследователи выявляют, в частности, три типа культуры вербальной коммуникации журналистов. Данная идея предложена профессорами Пермского национального исследовательского университета В. А. Салимовским и В. А. Мишлановым. Важно, что здесь журналисты выступают не только как посредники между политиками и аудиторией, но и как участники политического процесса, которые реализуют свои собственные цели, имеют свои интересы в сфере власти. В основу выделения трех типов речевой культуры положен такой признак, как речевое проявление отношения субъекта речи к политическому оппоненту.

Первый тип характеризуется тем, что журналист соблюдает этическое требование сохранения взаимоуважительных отношений, хотя и остро критикует точку зрения оппонентов. Главный редактор «Независимой газеты» К. Ремчуков писан о событиях в Киеве в феврале 2014 г.: «Я думаю, что, к сожалению, вот это побоище, которое произошло на глазах у всех, — это уже дорога в политическое небытие. Нет шансов, мне кажется. Я могу ошибаться, потому что, все-таки, это чужая страна и чужая душа»^[2].

Второй тип предполагает, что журналист выражает негативное отношение как к позиции оппонента, так и к нему самому, нарушая этико-речевые нормы, по до определенного предела. Журналист демонстрирует неприятие того, что делают и что говорят оппоненты, прибегая к иронии, использованию ярлыков и пр. Однако его речевая агрессия находится в рамках: он не позволяет себе грубых и нарочито вызывающих высказываний в чей-то конкретный адрес, как правило, его критика в грубых формах не персонифицирована. Политический обозреватель С. Пархоменко о судебном запрете А. Навальному пользоваться Интернетом и писать в СМИ сказал: «…искусственно заткнули ему глотку»^[3].

Третий тип реализуется в коммуникативном поведении, направленном на причинение максимального вреда оппоненту, когда для субъекта речи нет недопустимых средств идеологической борьбы.

Пример

М. Ганаполъский: «Да пошли вон отсюда. Как гнали паршивых собак. Кто вы такие?..»; «…получилась „Минута славы с ведром дерьма“. Политический вывод нужно сделать такой: либо он сумасшедший… Сказал — после этого пукнул на всех, пошел в свою администрацию…»^[4].

А. Проханов: «Пятая колонна — это дерьмо»; «Я бы этих сук, я бы их взорвал там просто на месте, и от них не осталось бы и следа»^[5].

Авторы предложенной концепции вводят понятие антикультуры, к которому относят третий тип речевого поведения, по сути, ставя знак равенства между вербальной агрессией, мотивированной враждебностью и антикультурой. Они подчеркивают различие между вторым («граневым») и третьим типами. Второй тип предполагает так называемое «отклонение от правил по правилам», поскольку даже «неправильное», «отклоняющееся» поведение имеет свой нормативный образец, ограничивающий агрессивность. Третий тип реализует принцип «благая цель оправдывает средства», а поскольку свои цели считают справедливыми все политические актеры, оправдываются оскорбления, используются неаргументированные генерализации и пр.

Речевая культура — понятие многокомпонентное; при этом ведущим, базовым компонентом выступает требование установления таких отношений в ходе речевого взаимодействия, которые — как и в коммуникации вообще — не нарушают права других людей.

• [1] См. подробнее: Сиротинина О. Б. Кузнецова II. И. Дзякович Е. В. и др. Хорошая речь // под ред. М. А. Кормилицыной и О. Б. Сиротининой. Саратов, 2001: Матвеева Т. В. Учебный словарь: русский язык, культура речи, стилистика, риторика. М., 2003. С. 121 — 123.
• [2] Грайс Г. Л. Логика и речевое общение // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 16. М., 1985.
• [3] Суть событий // Эхо Москвы. 2014. 28 февр.
• [4] echo.msk.rU/programs/ganapolskoe_itogi/l171162-ес1ю/#е1ететдех1
• [5] echo.msk.ni/programs/personalno/l