Система и парадигма

§ 135+. С грамматической точки зрения система и есть парадигма, т. е. явленная в формах и взаимных семантических отношениях системная сущность языка. Следовательно, парадигма есть 1) идеальная 2) схема 3) сущностных 4) категорий 5) языка, 6) явленных в формальном 7) противопоставлении 8) флексий.

Определение исходит из следующих оппозиций, необходимых и достаточных для представления парадигмы.

• 1. Р с, а л ь н о системной парадигме соответствует синтагма в речи.
• 2. Система соотношений может быть иной: либо по функциональному единству, либо по структурному, либо по статистическому (важны наиболее частотные формы), либо по логическому (выявлены на основе суждения: падеж субъекта — падеж объекта, и т. д.), либо, наконец, по единству стилистическому.
• 3. Именно сущностных, а не я в л е н н ы х, т. е. в мыслительном плане самых глубинных в системе языка.
• 4. Следовательно, в соединении категориального значения в одной флексии (ср. кости).
• 5. Не р е ч и, а именно языка.
• 6. То есть в вещном виде; через форму видны противоположности, но нс сходства (например, отложительная и изъяснительная падежные формы могут различать также собственные «значения», соответственно, род. и мсстн. п.).
• 7. Система осознается через отношение, т. е. явлена в структурных соответствиях.
• 8. Поэтому у наречий и смежных частей речи нет парадигмы, хотя имеются, конечно, категории.
• § 136*. С приведенным определением в его цельности не все согласятся.

У авторов «Древнерусской грамматики» «парадигма понимается как совокупность составляющих ее словоформ», т. е. как «класс слов». Это перенесенные на историю языка определения, которые даны для современной системы: «Совокупность словоформ одного слова [составляет] класс парадигм». Г. А. Хабургаев уточнил определение парадигмы; у имен, которые он исследует, — это «словоизменительный класс существительных», параллельный классу словообразовательному. В этом определении заметно перенесение внимания на цельность слова (это — не формоизменительный класс). Тем не менее в основе классификации сохраняется формальный принцип;

например, говорится о «двух парадигмах» (классах) имен мужского рода с «окончаниями из *-о и *-м-основ» (и для древнерусского языка они рассматриваются не как варианты падежных окончаний одной и той же флексии).

Распространение современных представлений о парадигме на прошлое мешает исследованию происходивших в языке изменений. Словоформа в древнерусском языке (а это система XI в., согласно Хабургаеву) контекстна, т. е. синтаксична, что важно для данной точки зрения; например, имя всегда употребляется с предлогом («предложно-падежная форма»), а глагол — с соответствующей приставкой. В таких условиях настойчивое утверждение о существовании парадигм как механической совокупности составляющих ее словоформ неверно, и особенно для «грамматики текста», которой авторы «Древнерусской грамматики» и занимаются. При этом парадигмы «предполагаются предварительно известными» даже по характеру основ, но одновременно учитывается и «морфонологический тип». Здесь грамматика текста («вещь»), исходя из заведомо известной «идеи» (парадигмы), соотносится с древнерусской системой (категорий), при этом смешиваются древние фонетические (характер основы) и вторично функциональные морфонологические (чередования) их следствия. Все исследование истории парадигм сводится к сводке хорошо известных форм, из чего ясно, что для авторов морфема по-прежнему важнее слова. Парадигма в их представлении формальна, варианты словоформ не учитываются, они именуются «вариантными флексиями», т. с. даны как класс слов с определенным набором окончаний — это «сфера морфемного варьирования».

Без уяснения затронутых здесь теоретических проблем непонятны будут происходившие в языке изменения категорий, поскольку некоторые из них не явлены в формальных знаках, кажутся несущественными как не существующие материально.

Становление парадигмы, т. е. повышение уровня системности в языке, шло постепенно и связано как с речемыслительными процессами, происходившими в сознании людей, так и с осознанием этих процессов, рефлексией по их поводу.

Из историков языка наиболее глубоко древнерусскую систему парадигм понимает В. М. Марков; для него парадигма — это образец^ точном соответствии и со значением греческого термина, и с состоянием дел в древнерусской филологии. Реальной системы — парадигмы языка — древнерусская мысль не знает, она владеет привнесенными из латинских или греческих грамматик «образцами», в прокрустово ложе которых закладывает обретенные в текстах грамматические формы. Например, в переводе Дмитрия Герасимова латинской «Грамматики» Донатуса под парадигмой понимаются «образы, сиречь подобникы» —это и есть образцы. Если в более ранних переводах греческих грамматик «парадигма» словоформ мотивирована фонетически, алфавитной последовательностью флексий (дух (ъ) — духа — духи — духа — духп> и др.), то в «Грамматике» Донатуса падежные формы даются уже как п, а д е н и я, т. е. отклонения от им. п. (семантически идеально как идея падежа) в последовательности им. п. — род. п. — дат. п. — вин. п. — зват. п. — отложит, п. — в конкретном представлении о «вещах».

Из этого следует, что по крайней мере в исходной системе языка понятие парадигмы совершенно иное, чем ныне. В парадигму-образец, например, могли быть зачислены все словоформы общего корня, потому что корень слова был единственным элементом слова, способным соединить разбросанные по текстам словоформы признаком сходства и подобия, что для средневекового классификационного принципа (градуального, а не привативного) как раз имело немалое значение. Именно так понимал дело Мслетий Смотрицкий, так что ряд гргъхъ — гргъхы — гргьихенъ — гргъшити был бы общей «парадигмой», если бы средневековый книжник возымел желание вырывать такие словоформы из традиционного для них контекста словесных формул.

В этой связи можно указать проницательную мысль В. М. Маркова, согласно которой парадигмы вообще «не отражают словообразовательной и лексической обусловленности форм, а между тем эта обусловленность определяет значительную пестроту и очевидную непоследовательность в употреблении флексий», поскольку, что вполне естественно, одни слова быстрее, а другие не сразу отражают начавшееся преобразование категории.

Средневековая система строится на метонимической смежности попарно основных элементов текста: основа (корень) — окончание в ближнем контексте словоформы с другой словоформой («им. п. имени — глагол» или «глагол — вин. п. имени» и т. д.). Таков горизонтальный ряд соответствий. По этой причине парадигма и есть образец — ляркЗиура. В отличие от этого, современная система понимается как метафорическое сходство множества содержательных элементов (корни, основы) в противопоставлении к различиям в формальной их части (флексии) и вне ближнего контекста. Это вертикальный ряд соответствий, уже не конкретно элементов словоформ друг другу, а идеальных отвлечений разных словоформ. Поэтому и парадигма теперь понимается как норма, а сам термин «парадигма» используется в переносном, метафорическом значении.

§ 137+. На примере категории падежа установим основные требования к понятию «парадигма» в ее исторических преобразованиях, исходя из логических постулатов Лейбница.

Реальность парадигмы определяется формально-морфологическими различиями во флексиях и многозначностью падежных форм — их варианты создают общий инвариант (семантический критерий выделения), а также морфонологическими чередованиями. Это постулат «минимальной содержательности» в границах одной «монады». «Монады-словоформы» своей содержательной законченностью совместно структурируют цельность парадигмы.

Завершенность парадигмы определяется постулатом актуальности — это предельность словоформ, которая определяется пределом возможных синтаксических позиций, т. е. общим набором синтаксических значений, предложно-падежных конструкций и т. д. Постулат актуальности предполагает, что словоформа «здесь и сейчас» такова же, как «там и тогда».

Последовательность парадигмы определяется постулатом непрерывности функций у падежных словоформ, их относительной частотностью, грамматической традицией и т. п.

Из данных постулатов мы и будем исходить в анализе конкретного материала.