Теория познания. 
Философия. В 2 т. Т.1

Во всей мировой истории развития философской мысли никогда и никто не обходил один из фундаментальных разделов в системе философии, каковым является теория познания. Без рассмотрения теории познания немыслима ни одна философская система. Это, кроме всего прочего, диктуется властной силой связи философии с конкретными науками, на которые она опиралась и ныне опирается в своем развитии. Это нужно прежде всего для развития теоретических разделов любой науки, но в то же время необходимо и для прогресса самой философской культуры, а в конечном счете для удовлетворения неисчислимого множества жизненных вопросов общества. Человечество всегда стремилось к приобретению новых знаний. Процесс овладения тайнами бытия есть выражение высших устремлений творческой активности разума, составляющего великую гордость человечества. За тысячелетия своего развития оно прошло длительный и тернистый путь познания от примитивного и ограниченного ко все более глубокому и всестороннему проникновению в сущность бытия.

Вот как об этом пишет русский философ Н. О. Лосский: «В душе каждого человека, не слишком забитого судьбою, не слишком оттесненного на низшие ступени духовного существования, пылает фаустовская жажда бесконечной широты жизни… Но если мое Я не может расшириться и отождествиться с другими Я, ТО все же у меня есть средство выйти из границ своей индивидуальности, хотя бы отчасти: оно заключается в знании… Мы говорим о таком знании, какое дает поэт, постигающий вплоть до глубочайших изгибов внутреннюю жизнь мира, все то, что кроется в самых интимных тайнах души всякого существа. Если нам скажут, что такого знания, постигающего действительную жизнь, нет, что знание имеет только символический характер, что мы познаем не самую вещь, а лишь действие ее на нас, или если нам скажут, что познаваемый нами мир есть только мир наших представлений, мир явлений, разыгрывающихся по законам нашего ума, то этого рода знание нас не удовлетворит: нам душно в узкой сфере Я, мы хотим выйти в безбрежное море действительности, как она существует независимо от свойств нашего Я» .

В этих замечательных, необыкновенно образных словах Н. О. Лосского, которыми он открывает изложение собственной теории знания, весьма точно выражены основные проблемы, связанные с темой знания. Их изложению и будет посвящена настоящая глава.

Сущность и смысл познания

Все люди от природы стремятся к знанию. Все, что простирается перед нами и происходит в нас, познается посредством наших чувственных впечатлений и размышления, опыта и теории. Ощущения, восприятия, представление и мышление, степень их адекватности тому, что познается, отграничение истинного знания от иллюзорного, правды от заблуждения и лжи — все это с древнейших времен тщательно исследовалось в контексте разных проблем философии, но прежде всего такого ее раздела, как теория познания. Наряду с «общей метафизикой», рассматривающей проблемы бытия и сознания (в нашем курсе им посвящены предыдущие главы), теория познания образует основу всей философии. Па них уже базируются более специальные разделы, посвященные вопросам социальной философии, эстетики, этики и т. п. Теория познания есть общая теория, уясняющая саму природу познавательной деятельности человека, в какой бы области науки, искусства или житейской практики оно ни осуществлялось.

Человечество всегда стремилось к приобретению новых знаний. Овладение тайнами бытия есть выражение высших устремлений творческой активности разума, составляющего гордость человека и человечества. За тысячелетия своего развития оно прошло длительный и тернистый путь познания от примитивного и ограниченного ко все более глубокому и всестороннему проникновению в сущность окружающего мира. На этом пути было открыто неисчислимое множество фактов, свойств и законов природы, общественной жизни и самого человека, одна другую сменяли научные картины мира. Развитие научного знания происходило одновременно с развитием производства, с расцветом искусств, художественного творчества. Знание образует сложнейшую систему, которая выступает в виде социальной памяти, богатства ее передаются от поколения к поколению, от народа к народу с помощью механизма социальной наследственности, культуры.

Теория познания исторически развивалась во взаимодействии с наукой. Одни ученые исследуют объективную реальность, а другие — саму реальность исследования: это жизненно необходимое разделение духовного производства; одни добывают знания, а другие — знания о знании, столь важные и для самой науки, и для практики, и для выработки целостного мировоззрения. Сами ученые не всегда должным образом ценят плоды теоретико-познавательных исследований, хотя широко мыслящие, великие ученые зачастую сами осуществляют эту двойную работу ума. К примеру, Г. Галилей специально занимался вопросами теории познания; Р. Декарт, Г. В. Лейбниц, И. В. Гете и др. были одновременно и учеными, и философами.

Теория познания иначе называется гносеологией, или эпистемологией. Эти термины имеют греческие корни: gnosis — познавание, узнавание; познание, знание и episteme — знание, умение; наука. В русском языке термин «знание», равно как и «познание», несет два основных значения: во-первых, знание как данность, добытый факт; во-вторых, процесс узнавания, добычи знания в первом смысле. Гносеология не может не касаться указанных сторон, и все же в узком смысле задачей гносеологии является скорее исследование природы «готового» знания, чем методов его получения. Таким образом, гносеология — это знание о знании. Вследствие этого часть специалистов предпочитает говорить именно о теории знания, а не познания, так как в последнем слове оттенок познавательного процесса выражен сильнее. В последние десятилетия ученых все больше интересует процесс получения знания, его приращения, развития, а это предполагает изучение и использование достижений истории наук, данных когнитивной психологии, учета личностного фактора в познавательной деятельности.

Разумеется, сказанное лишь предварительно вводит в задачу теории знания (или теории познания), и мы не даем пока определений. Н. О. Лосский, внесший значительный вклад в разработку гносеологических аспектов философии, предлагает различить гносеологию и психологию знания следующим образом. Субъективные процессы, связанные с познанием, «акты знания — деятельность внимания, различения, восприятия, припоминания и т. п., а также зависимость их от интеллектуальных процессов, именно от чувства и воли» — это предмет психологии знания. Задача гносеологии есть объективная сторона знания. «Гносеология, или теория знания, есть паука о свойствах истины» 4. Поскольку истина есть объективная сторона знания, состоящая в отношении с субъективной его стороной, постольку гносеология в своем развитии определяет предмет психологии знания. Центр тяжести гносеологии лежит в психологической стороне знания, она не зависит от психологии, а наоборот, обосновывает ее. Аналогичным образом складывается взаимоотношение теории познания с «физиологией знания», т. е. изучением нервных и мозговых процессов, сопутствующих актам познания и осмысления.

Существенным представляет тот факт, что хотя гносеология не может игнорировать разнообразные данные, получаемые в смежных науках: психологии и физиологии знания, — она не может и не должна зависеть в своих посылках от них. Правильное разграничение предметов направлено именно па это. В идеале теория познания должна обосновывать всякое знание, в том числе естественнонаучное и философское. Она должна объяснить саму возможность такого знания, его сущность, содержание понятия истины, ее критерии. Поэтому ясно, что если теория знания включает в себя в качестве предпосылок выводы каких-то других теорий, то она рискует попасть в логический круг. Человек, приступающий к построению гносеологии, находится в тяжелейшем положении: он должен сам «поднять себя за волосы», создать теорию фактически на голом месте, чтобы удовлетворить идеалу беспредпосылочности. Кто хочет уберечь себя от подобных камней, об которые могло бы разбиться его учение о познании, должен тщательно анализировать «догматические предпосылки», касающиеся гносеологии, которые неявно присутствуют в разнообразных научных и философских концепциях. А то, что такие теоретико-познавательные предпосылки можно найти почти всюду, показать достаточно несложно^[1]. Как выражается Лосский, вслед за И. Кантом, основателем критического метода, мы должны прибегнуть к крайне своеобразному подходу. Мы должны строить философскую теорию знания " не опираясь ни на какие другие теории, т. е. не пользуясь утверждениями других наук". Тот, кто хочет произвести этот анализ, не опираясь ни на какие теории, не имеет нрава даже и определять какое-либо знание, например, не имеет права подходить к своему исследованию с мыслью, что «знание есть мысленное воспроизведение действительности» и т. п. При этом можно, конечно, «воспользоваться трудами других наук и их анализом мирового целого, но только как материалом, а вовсе не как основой для теории знания». Ибо «нет такого знания, нет такого утверждения, которое не заключало бы в себе продуктов наших (каких-либо) теорий знания» .

Идеал чистой, беспредпосылочной теории познания труден и почти недостижим. Кроме того, на практике теорию знания в точном смысле, например в том, который предлагает установить Н. О. Лосский, трудно полностью отделить от смежных отраслей философии. Особенно существенны здесь два момента. Во-первых, в религиозной философии невозможно действовать беспредпосылочно, отвергая самую существенную для религиозно мыслящего человека «предпосылку», т. е. конкретно данное знание о Боге, о сущей Истине, которая обусловливает существование «истины» гносеологической. При этом построение системы религиозной философии все равно может иметь характер «поднимания себя за волосы», содержит преодоление пропасти между конечным и бесконечным — трансцендентной реальностью. В этом можно убедиться, читая П. А. Флоренского: его сочинение «Столп и утверждение истины» представляет собой опыт подобного рода. Религиозной гносеологии часто присущ онтологизм, т. е. в ней построение теории знания происходит вместе с онтологическим построением^[2].

Во-вторых, следует упомянуть о такой особенности нашего времени, как сциентизм (от лат. — наука), т. е. абсолютизация роли науки. Влиятельная часть современной гносеологии прямо ориентирована на научное (прежде всего естественнонаучное) познание и в своих методах и материале по существу сливается с методологией науки. Надо ли отделять методологию от теории познания? Если исходить из теории познания, данного выше, то — да. Методология изучает не знание и истину как таковые, а приемы их получения — в специфической обстановке научного исследования. Тем не менее оказывается, что не умозрительное, а предметное изучение того, каким образом паука накапливает свое знание, позволяет понять очень многое о самой природе получаемого знания, его структуре, функционировании, статусе его частей^[3]. Философы, которые занимаются такого рода исследованиями, как правило, владеют богатым фактическим материалом по истории науки, и их выводами не следует пренебрегать. Без всестороннего и глубокого обобщения достижений конкретных наук^[4] и того, как были достигнуты эти результаты в муках творчества, во взлетах и падениях, в озарениях и заблуждениях, теория познания может выродиться в схоластику, в систему искусственных конструкций. Заметим, что классическая гносеология обычно имеет дело с индивидуальным субъектом знания, рассматривая несколько субъектов не более как иллюстрацию теории. Методология науки, в современных ее вариантах, обращает внимание на коллективный характер существенной части научного знания (понятие «научного сообщества» у Т. Купа) и исторический его характер, например, анализируя сущность научных революций. Эти аспекты весьма ценны. Кроме того, современная философия имеет склонность быть прикладной, и методология науки даст пример подобных приложений, будучи не только описательным, но и нормативным учением. Она помогает ученым и стимулирует прогресс научного Из примитивизации гегелевского тезиса идет и «марксистская гносеология», которая, впрочем, не простирается далее утверждения, что она же есть и «логика», и «материалистическая диалектика». Но это — крайний случай онтологизации теории познания, по существу вообще ее упраздняющий и базирующийся на самой убогой онтологии знания, выявляя и делая общим достижением эвристику. При соединении с методологией задача гносеологии — осмыслить, что действительно есть знание и каким образом оно достигается. Познание предполагает творческое к себе отношение, придумывание хитрых приемов экспериментирования, изощренных методов наблюдения, чтобы как можно эффективнее вторгнуться мыслью в то, что «лежит и ждет», когда его найдут. В этом отношении познание похоже на поиски клада.

В дальнейшем изложении, как и остальных частях книги, мы не будем себя связывать построением системы, что избавит нас от необходимости явного конструирования той или иной «беспредпосылочной» чистой гносеологии. Скорее, будет дано описание пестрой ткани возникающих здесь проблем, способов их решения и разнообразных примеров. Это можно сравнить с изучением геометрии, когда вместо сухого формально-аксиоматического построения ее основ сразу начинают знакомиться с ее методами, находящими живое приложение в самой жизни^[5]. Единственное, о чем нужно помнить: аксиомы существуют, и «правильное» построение при нужде возможно. Так мы освобождаемся от философской наивности, но даем себе удовольствие пользоваться се преимуществами, не лишаясь и плодов критицизма. На современном уровне теория познания являет собой результат обобщения всей истории развития познания мира. Она исследует природу человеческого познания, формы и закономерности перехода от поверхностного представления о вещах (мнения) к постижению их сущности (истинного знания), а в связи с этим рассматривает вопрос о путях достижения истины, о ее критериях. Но человек не мог бы познать истинное как истинное, если бы не делал ошибок, поэтому теория познания исследует также и то, как человек впадает в заблуждения и каким образом преодолевает их. Наконец, самым животрепещущим вопросом для всей гносеологии был и остается вопрос о том, какой практический, жизненный смысл имеет достоверное знание о мире, о самом человеке и человеческом обществе. Все эти многочисленные вопросы, а также и те, которые рождаются в области других наук и в общественной практике, способствуют оформлению обширной проблематики теории познания, которая в своей совокупности и может представить ответ на вопрос, что есть знание. Знать означает в самом широком смысле владеть и уметь. Знание — связующая нить между природой, человеческим духом и практической деятельностью.

• [1] «Неявные» предпосылки содержатся во многих научных утверждениях. Недосказанное нередко прячется за стройными, нередко облеченными в математический вид суждениями и определениями. Бывает, что обнаружение и критический анализ такого рода предпосылок служат основой научных революций. Например, классическая (ньютонова) механика явно подразумевает существование абсолютно твердых тел, возможность мгновенного воздействия па пространственно отдаленный объект, сколь угодно точного разделения положений и т. д. А. Эйнштейн говорил, что импульс, приведший к созданию теории относительностей, возник у него еще в детстве, когда он задумался о том, что будет, если «побежать за солнечным лучом» вдогонку — мысль, сама формулировка которой плохо согласуется с классической физикой. (Интуитивно ясно, что солнечный свет догнать невозможно, но какова же тогда возможность определять положение предметов, если лучшего средства, чем свет, у нас нет, а скорость светового луча, как оказалось, конечна?) Анализируя некоторые положения современной ему физики, Н. О. Лосский обращает внимание не только на собственно физические неявные предпосылки, но и на «догматические предположения философского характера, например, предположение о субстанции, стоящей за явлениями, о свойствах причинности и т. д. Но когда философия берется за эти вопросы (т.е. субстанцию, причинность и др.), она дает теории, еще более отличающиеся друг от друга, чем учения о тяготении как отталкивании и как притягивании» (см.: Лосский, Н. О. Обоснование интуитивизма. — С. 7). Здесь Лосский имеет в виду различные попытки интерпретации закона всемирного тяготения, именно путем допущения actio in distans (т. н. действия на расстоянии) или же апелляции к движению некой среды типа эфира, т. е. возможность дать разные предпосылки этому закону. (Заметим, что такого рода поиски, уже по отношению к эйнштейновской общей теории относительности, вполне актуальны: от гипотезы первичной «прагеометрии» до идеи метрической упругости материи А. Д. Сахарова.)
• [2] Это, но является привилегией религиозной гносеологии тина предлагаемой в философии П. А. Флоренского. Так, Г. Гегель строит свою систему одновременно как онтологию и как теорию познания: познание осуществляет у него идея, которая, развиваясь, познает самое себя.
• [3] В качестве примера можно привести прекрасные диалоги английского математика, логика и философа науки Имре Лакатоса (1922 1974) «Доказательства и определения» (М., 1967), в которых анализируется математическое знание.
• [4] Не только наук, но и искусства, религиозного опыта и др. Теория познания, имея более чем двухтысячелетнюю историю, по большей части или преимущественно опиралась на опыт естественнонаучного познания и обобщала его. Ныне, как никогда прежде, возникла необходимость обобщить опыт также и гуманитарного, и художественного знания. Последнее обычно именуется творческим, как бы исключающим то, что прежде чем творить, нужно очень хорошо знать жизнь…
• [5] Это можно сопоставить также с «математикой для математиков» и той математикой, которую изучают физики. Последние совершенно не заботятся о том, «что из чего следует», по берут материал нужного математического раздела целиком. При этом они не теряют смысловых связей материала, но сознательно отказываются от логического «шитья», которое к тому же может быть осуществлено произвольно, не единственным способом. В последнее время некоторые математики также стали замечать преимущества такого подхода. В какой-то мере это возврат к «органической» пауке времен Ньютона.