Рациональное и мифологическое в структуре морали

Актуальность темы

исследования определяется, прежде всего, тем обстоятельством, что современный мир находится во власти фундаментальных изменений, охватывающих все сферы человеческой жизни — экономику, политику и культуру. Процессы глобализации, порождающие унификацию и универсализацию всех форм жизнедеятельности, размывают привычные контуры социального бытия, погружают большую часть современного мира, включая Россию, в состояние исторической неопределенности. Процесс всемирной интеграции имеет как материальные, так и духовные стороны, и если в материальной сфере, где идеалы рыночной экономики, демократии, прав человека фактически не находят серьезных возражений, сходства современных обществ преобладают над различиями, то в духовной сфере, наоборот, преобладает разнообразие. Такая ситуация выводит на первый план роль духовных и нравственных традиций, стабилизирующих процессы социальных и экономических перемен в современных обществах. Им правомерно сообщается статус реальной альтернативы процессам глобализации, и именно они правомерно рассматриваются в качестве опоры, позволяющей противостоять вызовам глобализации. Формируется убеждение, что мир может сохранить свою устойчивость и способность к динамичному развитию лишь в том случае, если максимально возможное разнообразие — культур, языков, типов хозяйствования, стилей и т. д. — будет сохранено. Формируется идеал «единства многообразия», предполагающий духовно-нравственные основы существования человечества. Поэтому можно с уверенностью предсказать, что интерес к этике, интерес к исследованию нравственности, ее природы и ее истоков среди представителей социально-гуманитарных наук — как за рубежом, так и в отечественной науке — будет в ближайшее время возрастать.

Современная Россия уже несколько десятилетий находится в состоянии политических, экономических, социальных и духовных трансформаций. Крушение советской системы ценностей нарушило механизмы социокультурной трансляции, повлекло за собой разрушение социальных связей, их дегуманизацию. Разрушение системы ценностей также привело страну в состояние перманентной неустойчивости, в котором духовные и нравственные традиции были подвергнуты радикальному сомнению. Реформы в России проходили таким образом, что гарантии стабильности практически не рассматривались, а духовные и нравственные традиции открыто игнорировались. Нормой жизни становились явления, противоречащие фундаментальным представлениям о добре и справедливости. Оправдывались или признавались неизбежным злом такие социальные пороки, как коррупция, преступность, бедность, социальное неравенство, равнодушие. Элементарные представления о милосердии оказались забыты, и общество захлестнула волна нетерпимости, вследствие чего слепая жестокость стала нормой не только поведения криминальных групп, но и функционирования самой власти. При таком положении дел восстановление духовных и нравственных традиций равнозначно выживанию современной России.

Решение задачи восстановления нравственных традиций выдвигает на первый план научных дискуссий уже почти забытую идею абсолютной морали. Стоит напомнить, что эта идея всегда рассматривалась как вызов человеческому самосознанию, порождающий потребность в рациональном постижении и обосновании нравственных истин. В то же время абсолютная мораль, обоснованная рационально, неизбежно утрачивала, хотя бы в незначительной мере, свой абсолютный характер. Более того, рациональное обоснование нравственных истин невольно ориентировалось на предшествовавший образец, когда мораль черпала свою абсолютность из религиозно-мифологических истоков. Религиозные и мифологические истоки нравственного сознания не утратили всей своей силы и в современном мире, и поэтому проблема соотношения мифологического и рационального начал в структуре нравственных истин сохраняет всю свою актуальность.

Более того, эта проблема обостряется в той мере, в какой социальная реальность наших дней определяется интернационализацией жизни народов разных государств, в какой на повестке дня оказывается проблема гармонизации межэтнического общения. Принципы мультикультурализма, толерантности, приоритета общечеловеческих ценностей широко обсуждаются в наши дни, и этический аспект этих принципов играет далеко не последнюю роль. Духовное и нравственное оздоровление современного человека представляет собой проблему, непосредственно затрагивающую интересы представителей любого этнического образования. Научно-систематическое решение этой проблемы должно опираться на синтез знаний и опыта, объединяющий нравственные идеалы различных культурно-исторических эпох и формаций. Но такой синтез предполагает не утверждение морального плюрализма и релятивизма, а утверждение взаимного доверия, сотрудничества, солидарности, которые необходимы для достижения социальной гармонии в жизни различных народов и этнических групп, проживающих на планете Земля.

Человеческий разум универсален, и эта аксиома образует залог общечеловеческого единства. Но и миф должен быть понят не только в его противостоянии разуму, но и как особая «машина» культуры. Миф представляет собой особый способ организации человеческих сил, особый способ воспроизводства человека, его сущностных сил. Вероятно, именно этим следует объяснять тот факт, что с утверждением рационального начала тотальное присутствие мифа во всех сферах современной культуры сохраняется, а воспроизводство мифа в новых формах или новое мифотворчество оказывается важнейшим фактором развития культуры и цивилизации. Миф дает о себе знать не только в области религии и искусства, но и в экономике, в политике, даже в науке, если с последней связать так называемые «паранаучные» или «квазинаучные» формы познания. Следует признать, что миф продолжает быть тем уникальным способом мироощущения, каким он являлся в традиционных обществах.

Современная психология в глубинах индивидуальной психики обнаруживает проекцию коллективных представлений и рассматривает миф как эффективный инструмент разрешения фундаментальных мировоззренческих противоречий. Возникли представления об особой мифологической «логике», продолжающей работать во всех сферах сознания современного человека, не только в области эмоциональных переживаний, но и в области теоретического мышления и социальных коммуникаций.

В условиях современности все эти процессы приобретают особую специфику. Глобализация создает такие условия, в которых субъекты мифотворчества приобретают широкие возможности представлять и утверждать свою точку зрения, в результате чего миф только усиливает свое влияние как на личность, так и на общество. Об этом свидетельствует активность множества религиозных и мистических объединений, которые, используя возможности средств массовой информации, распространяют свои иллюзорные претензии на обладание абсолютной истиной. Красочное разнообразие современного мифа свидетельствует, что он вовсе не сводится к реликтовым остаткам архаических культур. Современная социальная мифология представляет собой живой и полнокровный феномен, влияние которого на различные сферы жизнедеятельности, в том числе и на нравственные отношения между людьми, трудно переоценить. Поэтому в структуре моральных ценностей и норм современного человека, рассматриваемых не с точки зрения их идеальной формы, а сточки зрения их реального функционирования, представлены и мифологические и рациональные начала.

Такое положение дел предполагает особую исследовательскую программу исследования мифа. Гуманитарные науки без особого труда справляются с историей мифологических представлений. Они также без особых сложностей обнаруживают в современной действительности иррациональные элементы, обладающие признаками мифа. Гораздо более сложной задачей является объяснение эффективности, действенности этих элементов, объяснение того, каким образом они могут сосуществовать со своей противоположностью — с рациональным обоснованием норм. и идеалов деятельности. Это сосуществование имеет место не только в религиозной сфере (где мифологическое всегда будет иметь приоритет перед рациональным) и не только в сфере искусства (где законы художественной условности обязательно предполагают эксплуатацию мифологического начала), но и в сфере морали. Моральная норма действенна лишь тогда, когда она имеет абсолютный характер. Поэтому мифотворчество, сообщающее такой абсолютный характер любым нормам, остается весьма эффективным в культуре современного человечества. Все созданные до нашего времени формы производства мифа могут использоваться и используются для управления человеком. Эпоха, в которую мы живем, эпоха глобализации, предполагает систематическое целенаправленное мифотворчество. Глобальный капитализм, глобальное потребление и глобальные мифы определяют собой реальный облик современного мира. Не только в этике, но и в философии вообще необходимо разрабатывать методологический инструментарий, способный выявлять и механизмы управляемого мифотворчества, и порождаемые ими изменения социальной реальности. Без решения этой проблемы картина человеческого существования останется неполной и односторонней.

Степень разработанности проблемы. Соотношение рационального и мифологического в структуре нравственных норм — не новый предмет гуманитарного познания. Интерес к данному предмету возникает в то же самое время, когда появляется и сама этика как наука о нравственности. Данная проблема так или иначе ставится в работах общетеоретического характера, посвященных природе морали (См. работы Р. Г. Апресяна, В. С. Библера, А. А. Гусейнова, О. Г. Дробницкого, Г. В. Кузнецовой, Л. В. Максимова, А. И. Титаренко, А. Ф. Шишкина и др.1). Особо следует.

1 Апресян Р. Г. Постижение добра. М., 1986; Апресян Р. Г. Природа морали // Философские науки, 1991, № 12- Библер B.C. Нравственность. Культура. Современность: Философское отметить работы, где природа нравственности определяется через отрицательную форму моральной ценности (См. напр.: Л. Н. Коган, А. П. Скрипник и др.). Проблема рационального и мифологического в структуре морали неизбежно возникает и при рассмотрении вопроса о происхождении нравственности (См. работы Р. Г. Апресяна, Ю. М. Бородая, А. А. Гусейнова, В. П. Коблякова и др.), в том числе и тогда, когда происхождение моральных норм связывается не с истоками человеческой истории, а с определенной социально-экономической или культурно-исторической формацией (Е.Анчел, М. Вебер, М. Оссовская и т. д.4). размышление о жизненных проблемах. М.: ИИЕТ АН СССР, 1988; Гусейнов A.A. Социальная природа нравственности. М., 1974; Дробницкий О. Г. Понятие морали: Историко-критический очерк. М.: Наука, 1973; Кузнецова Г. В. Природа моральных абсолютов. М., 1996; Максимов JI.B. Проблема обоснования морали. М.: Философское общество, 1991; Мораль и рациональность. М.: Институт философии, 1995; Титаренко А. И. Структуры нравственного сознания: Опыт этико-философского исследования. М.: Мысль, 1974; Шишкин А. Ф. Человеческая природа и мораль. М., 1979.

2 Коган Л. Н. Зло. М., 1992; Скрипник А. П. Моральное зло. М.: Политиздат, 1992.

3 Апресян Р. Г. Первичные детерминанты нравственного опыта. // Вопр. философии. 1993. № 8- Апресян Р. Г., Василенко Л. И., Гусейнов A.A., Игнатьев A.A., Неретина С. С., Юдин Б. Г. Этика: абсолюты и здравомыслие // Человек. 1996. № 5- Бородай Ю. М. От фантазии к реальности (происхождение нравственности). М. 1995; Бородай Ю. М. Эротика, смерть, табу: Трагедия человеческого сознания. М.: Гнозис, 1996; Гусейнов A.A. Проблема происхождения нравственности (на материале развития института кровной мести) // Философские науки. 1964. № 3- Гусейнов A.A. Условия происхождения нравственности. Автореферат на соискание ученой степени кандидата философских наук. М. 1964; Кобляков В. П. Этическое сознание. Л. 1979.

4 Анчел Е. Мифы потрясенного сознания. Пер. с венг. Е. Бочарниковой. — М.: Политиздат, 1979; Анчел Е. Этос и история. Пер. с венг. М. А. Хевеши. — М.: Мысль, 1988; Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избр. произв. М.: Прогресс, 1990; Вебер М. Хозяйственная этика мировых религий // Вебер М. Избранное. Образ общества. М.: Юрист, 1994; Оссовская М. Рыцарь и буржуа: Исследования по истории морали. М., 1987.

Проблема происхождения морали может быть решена только на основе определенного представления о генезисе духовных ценностей вообще, и поэтому исследователь, обращающийся к проблем соотношения рационального и мифологического в моральных ценностях, найдет методологическую и теоретическую опору в работах пионеров отечественной аксиологии С. Ф. Анисимова, В. А. Блюмкина, Д. Ж. Валеева, Г. Н. Гумницкого, М. С. Кагана, Н. Н. Крутова, А. Б. Невелева, В. П. Тугаринова, А. К. Уледова, Н. Л. Худяковой, и др5. Кроме того, соотношение рационального и мифологического может рассматриваться как частный случай соотношения знания и ценностей, и исследования этого последнего соотношения, особенно его этического аспекта6, также представляют собой немаловажную предпосылку для решения проблемы, поставленной в данном диссертационном исследовании. Именно в этом соотношении рационального и мифологического моральное сознание открывает дорогу к сфере универсального и абсолютного. Об этом свидетельствует богатейшая историко-философская традиция, восходящая к Платону и к традиции.

5 Анисимов С. Ф. Ценности реальные и мнимые. М., 1970; Блюмкин В. А. Этика и жизнь. М. Политиздат. 1987; Валеев Д. Ж. Происхождение морали. Саратов, 1981; Гумницкий Г. Н. Нравственный поступок и его оценка. М. Д978- Каган М. С. Философская теория ценности. СПб., 1997; Каган М. С. Человеческая деятельность (Опыт системного анализа). М., 1974; Кругов Н. Н. Мораль в действии. М., Политиздат,. 1977; Невелев А. Б. Событие духа: от мысли к лику. Челябинск. 1997; Тугаринов В. П. Теория ценностей в марксизме. JL, 1968; Уледов А. К. Структура общественного сознания. Теоретико-социологическое исследование, М., 1968; Худякова Н. JI. Аксиологические основы поведения человека. Челябинск: Изд-во Челяб. гос. ун-та, 2010.

6 Белов А. К. Новые горизонты развития философской науки. — М.: УРСС, 2005. — Этика: новые и старые проблемы: Сборник научных трудов к 60-летию A.A. Гусейнова / Отв. ред. Апресян Р. Г. — М.: Гардарики, 1999; Гусейнов A.A. Философия между знаниями и ценностями // Философские науки, № 2, 2001. С. 47−66- Эпштейн М. Н. Знак пробела. О будущем гуманитарных наук. — М.: Новое литературное обозрение, 2004. платонизма7 и находящая свое продолжение в христианской теологии8. В этой традиции связь моральных норм с абсолютно достоверным содержанием не ставилась под сомнение, и свое абсолютное содержание нравственность обретала не через сакральный авторитет мифа, а через познание, которое, однако, было богопознанием, познанием Абсолюта.

7 Адо Пьер. Духовные упражнения и античная философия / Пер. с франц. при участии В. В. Воробьева. — М.: СПб.: Изд-во «Степной ветер" — ИД «Коло», 2005; Бутина-Шабаль С. А. Античная метафизика: страсти по бесплотному. — М.: Парад, 2005; Дюмон Ж.-П. Античная философия / Пер. с фр. Е. Шукшиной. — М.: Астрель: ACT, 2006; Платон. Диалоги: пер. с древнегреч. — М.- ACTACT МОСКВА, 2007; Runciman W. Plato’s Parmenides in Studies in Plato’s metaphysic, editet by R.E. Allen. — New York: the Humanites Press, 1967; Aristotle. Poetics. Introduction / Commentary and Appendices by D.W. Lucas. -OxfordUniversity Press, 1968; Асмус В. Ф. Античная философия. 3 изд. — М.: Высш. шк., 2001; Гусейнов А. А. Этика Аристотеля. — М.: Знание, 1984; Miiller A.W. Praktischen Folgern und Selbstgestaltung nach Aristoteles. — FreiburgMiinchen: Alber, 1982. O’Connor D.K. Aristotelian Justice as a Personal Virtue // Midwest Studies in PhilosophyРодзинский Д. Л. Природа сознания в античной философии. — М.: МАКС-Пресс, 2002; Seidel Helmut. Aristotles und der Ausgang der antiker Philosophie. 2 erg. Aufl. — Berlin: Dietz, 1988; Vogel C. Philosophy means to the Greeks // International Philosophical Quarterly. Vol.1,1961; Адо Пьер. Плотин или Простота взгляда: пер. с фр. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 1991; Плотин. Трактаты 1−11. — М.: Греко-латинский кабинет Ю. А. Шичалина, 2007; Ситников А. В. Философия Плотина и традиция христианской патристики. — СПб.: Алетейя, 2001; Султанов Ш. З. Плотин: Единое: творящая сила созерцания. — М.: Мол. гвардия, 1996.

8 Беседы (омилии) Святителя Григория Паламы. Ч. 3. — М.: Паломник, 1993; Григорий Нисский. Об устроении человека / Перевод, послесл. и примеч. В. М. Лурье. — СПб.: Axioma, 2000; Лосский В. Н. Очерк мистического богословия Восточной Церкви. Догматическое богословие. — К.: Общество любителей православной литературыИзд-во им. свт. Льва, папы Римского, 2004; Прот. Григорий Флоровский. Восточные Отцы IV—VIII вв.еков. Репринтное издание. — Сергиев Посад: Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1999.

Архаическая нравственность, непосредственно связанная с мифологическими истоками, как показывают ее исследования9, также не знала морального релятивизма. Это отсутствие морального релятивизма объясняется по-разному: либо более острой, чем в современных обществах, необходимостью разрешать конфликты внутри первобытного коллектива10, либо особенностями психологии и логики первобытного человека11, либо его страхом перед сверхъестественным и моральной эффективностью.

9 Ачильдиев И. У. Власть предыстории. — М.: Прометей, 1990. Кули Ч. Человеческая природа и социальный порядок. — М.: Идея-ПрессДом интеллектуальной книги, 2000. Рэдклиф-Браун А. Р. Структура и функции в примитивном обществе. — М.: Восточная литература, 2001. Hambly W.D. Origins of Education among Primitive Peoples. — N.Y.: Oxford University Press, 1969; The first men / by Edmund White, Dale M. Brown. — C.: Timelife infern., 1973.

10 Буровский A.M. Идиллический палеолит? // Общественные науки и современность, № 1, 1998. С. 163−172. Бутовская M.JI. Агрессия и примирение как проявление социальности у приматов и человека // Общественные науки и современность, № 6, 1998. С. 149−160- Кадиева Е. К. Ранние гоминиды: австралопитековые: Учебное пособие. — Ярославль: Нива, 2000. Ламберт Давид. Доисторический человек: Кембриджский путеводитель / Пер. с англ. В. Э. Махлинапод ред. А. Н. Олейникова. — JL: Недра. Ленингр. отд-е, 1991;. Лоренс К. Агрессия (так называемое зло). — М.: Амфора, 2001; Семенов Ю. И. На заре человеческой истории. — М.: Мысль, 1989.

11 Алексеева Т. И. Адаптивные процессы в популяциях человека. — М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. Боас, Ф. Ум первобытного человека. Пер. с англ. A.M. Водена. — М.-Л.: Госиздат, 1926. Лангер, С. Философия в новом ключе: исследование символики разума, ритуала и искусства- / Пер. с англ. С. П. Евтушенко / Общая редакция и послесловие В. П. Шестакова. — М.: Республика, 2000. Леви-Брюль Л. Сверхъестественное в первобытном мышлении. -М.: Педагогика-Пресс, 1999; Леви-Строс, Клод. Первобытное мышление / Пер. с фр. А. Б. Островского. — М.: Республика, 1994; Юнг К. Психологические типы / Пер. с нем. Софии Лорне. Под общ. ред. В. Зеленского. — СПб.: «Ювента" — М.: Издательская фирма «Прогресс-Универс», 1995. анимистических и тотемических форм12, либо непосредственной связью архаических нравственных представлений с магией13.

Важнейшей предпосылкой диссертационного исследования являются работы, связанные с изучением природы мифа и специфики мифологического сознания14. Исследователи, обращающиеся к мифу с самых различных теоретико-методологических позиций, сходятся в убеждении, что мифология не является исключительным достоянием исторического прошлого и так или иначе обнаруживает себя и в реальности наших дней. Изучение мифологических компонентов морального сознания предполагает, следовательно, и обращение к обыденному сознанию, его функциям и его мифологической подоплеке15. В том же направлении осуществляются.

12 Кайуа Р. Миф и человек. Человек и сакральное. — М.: ОГИ, 2003; Нечипуренко В. Н. Ритуал (опыт социально-философского анализа). — Ростов-на-Дону: Изд-во Ростовского ун-та, 2002. Панов E.H. Знаки, символы, языки: Коммуникация в царстве животных и в мире людей / Институт проблем экологии и эволюции им А. Н. Северцова РАН. — М.: Товарищество науч. изд. КМК, 2005; Bell С. Ritual Theory, Ritual Practice. — New York: Oxford University Press, 1992; Clackman M. Essays on the Ritual of Sozial Relations. — Manchester University Press, 1962.

13 Бадж У. Э. Амулеты и суеверия. — М.: Рефл-бук, 2001; Руднев В. Педантизм и магия // Логос, № 1, 2006. С. 233−261- Тейлор Э. Первобытная культура. — М.: Политиздат, 1989. Фрезер Дж. Дж. Золотая ветвь: исследование магии и религии / Пер. с англ. — М.: ООО Фирма «Издательство ACT», 1998. Фрейд 3. Тотем и табу / Пер. с нем. М. В. Вульфа. — СПб.: Азбука-классика, 2006. .- Шинкаренко В. Д. Смысловая структура социокультурного пространства: Игра, ритуал, магия. — М.: КомКнига, 2005.

14 Байбурин А. К. Семиотический статус вещей и мифология // Материальная культура и мифология. — JL, 1981; Барт Р. Мифологии. — М., 2008; Боас Ф. Ум первобытного человека. — M.:J1., 1926; Голосовкер Я. Логика мифа. — М., 1987; Елсуков А. Н. Познание и миф — Минск, 1984; Кассирер Э. Познание и действительность. — М., 2006; Лифшиц М. Мифология древняя и современная. — М., 1979; Лосев А. Ф. Философия. Мифология. Культура. — М., 1991; Мелетинский Е. М. Происхождение героического эпоса. — М., 2004; Режабек Е. Я. Мифомышление (когнитивный анализ). — М., 2003; Элиаде М. Космос и история. — М., 1987.

15 См. напр.: Дубинин И. И. Динамика обыденного сознания. — Минск, 1985; Лебон Г. Психология народов и масс. — СПб., 1995; Насонова Л. И. Мифотворчество обыденного исследования в области социологии мифа16, которые также могут играть важную роль при изучении соотношения рационального мифологического в морали.

Проведенный источниковедческий анализ показывает, что проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морали хотя до настоящего времени пока еще и не стала предметом самостоятельного и комплексного этического исследования, но имеются все необходимые теоретические и методологические предпосылки для того, чтобы такое исследование стало возможным. Решению данной проблемы и посвящена данная диссертационная работа.

Объект исследования: Духовные и нравственные ценности человека, рассматриваемые в аспекте их достоверности и обоснованности.

Предмет исследования: Рациональное и мифологическое обоснование моральных норм.

Цель диссертационного исследования: целостный этико-философский анализ соотношения мифологического и рационального начал в структуре морального сознания.

Задачи исследования, решение которых обеспечивает достижение поставленной цели:

— анализ и обобщение опыта изучения природы и функций мифа в современном гуманитарном познаниисознания // Филос. исследования. — 1993. — № 1- Шахзадеян М. А. Обыденное сознание: философско-методологические проблемы исследования повседневного практического сознания масс. — Ереван, 1984; Шютц А. Смысловая структура повседневного мира: Очерки по феноменологической социологии. — М., 2003.

16 Дюркгейм Э. О разделении общественного труда. Метод социологии. — М., 1991; Левада Ю. Ищем человека Социологические очерки. — М., 2006; Малиновский Б. Магия наука и религия. — М., 1998; Парсонс Т. Система современных обществ. — М., 1998.

— характеристика роли мифа в современной западноевропейской культуре, которую в Х1Х-ХХ столетиях в немалой степени привлекают идеи возращения к архаике, к мифу, к «новому варварству» и т. п.;

— рассмотрение генезиса нравственного сознания в связи с предметно-практическим преобразованием мира и в связи с магией как формой иллюзорного преобразования мира;

— анализ и обобщение историко-философского опыта решения проблемы соотношения мифологического (магического) и рационального (связанного с реальным предметно-практическим преобразованием мира) начал морального сознания;

— основанное на этих методологических предпосылках решение вопроса о природе моральных норм;

— выявление исходной мифологемы нравственного сознания, лежащей в основе всех моральных ценностей и определяющей возможность их обоснования;

— характеристика роли категории времени, его рациональных и мифологических аспектов в структуре морального сознания;

— характеристика роли категории пространства, его рациональных и мифологических аспектов в структуре морального сознания.

Методологическая основа исследования. Методология диссертационной работы в целом определяется ее целью и задачами, реализация которых предполагает комплексный характер исследования. Основу его методологии составляют историческая и логическая реконструкция (историко-культурное моделирование) социальных процессов, предопределяющих возникновение морального сознания и решающим образом влияющих на его развитие. Необходимым условием осуществления такой исторической и логической реконструкции является критический анализ существующих сегодня в социально-гуманитарных науках методологических подходов к изучению природы мифа и его функций, а также анализ и обобщение историко-философского опыта решения вопроса о соотношении мифологического и рационального в морали. Метод исторической и логической реконструкции дополняется в рамках диссертационной работы методом герменевтического анализа, нацеленного на постижение аутентичного смысла тех или иных нравственных ценностей в различные исторические эпохи, на «вживание» в моральные ценности, рассматриваемые в единстве с предметно-практической деятельностью человека. Наряду с этими методами в диссертации широко применяются и различные приемы компаративистского подхода, в первую очередь, для выявления идейного содержания морального сознания той или иной исторической эпохи, а также для формулирования ключевых критических аргументов как против сторонников исключительно рационального обоснования моральных норм, так и против тех, кто полагает, что нравственность возможно только как функция мифа. Таким образом, весь арсенал используемых в диссертации методов и приемов анализа образует собой комплексную исследовательскую программу, призванную обеспечить эффективную реализацию общего замысла настоящей работыосуществление целостного этико-философского анализа соотношения мифологического и рационального начал в структуре морального сознания.

Научная новизна исследования. Диссертационное исследование представляет собой первый в отечественной философии и этике опыт комплексного анализа соотношения мифологического и рационального начал в структуре морального сознания посредством выявления его теоретического содержания и нормативного смысла. Тем самым в рамках диссертации последовательно реализуется принципиально новый подход к исследованию традиционных проблем этики и создаются необходимые методологические предпосылки для ее нового систематического изложения. Таким образом, теоретическая новизна диссертационной работы прежде всего заключается в формировании аналитической модели исследования этико-философских систем, изначально ориентированных на нормативную формулировку и на практическое осуществление своих фундаментальных императивов. Кроме того, заявленный в работе подход демонстрирует возможности его продуктивного использования на примере изучения таких ключевых мотивов морального сознания, как постижение подлинного смысла человеческого существования, соотнесение индивидуального существования с уровнем универсального и абсолютного, обнаружение адекватной формы нравственных истин. В ходе исследования соотношения мифологических и рациональных истоков морального сознания автором предложена исходная мифологема, лежащая в основе всех моральных ценностей, — мифологема пути. Новизна авторского подхода выражается в выявлении и характеристике пространственных и темпоральных структур этой мифологемы, что позволяет проследить основные этапы рационализации нравственного сознания.

Положения, выносимые на защиту:

1. анализ и обобщение опыта изучения природы и функций мифа в современном гуманитарном познании приводит к выводу, что предпочтение следует отдать социально-философской методологической парадигме исследования сущности мифа, согласно которой миф является не только достоянием исторического прошлого, но при определенных условиях воспроизводит себя и в современной культуре;

2. роль мифа в современной западноевропейской культуре характеризуется тем, что помимо исключительно современных форм социальной мифологии, закономерно порождаемых социально-экономическими и политическими факторами, в этой культуре важное значение имеют идеи возращения к архаике, к мифу, к «новому варварству» с целью возрождения свойственной мифу магической энергетики, способной оживить любую форму человеческой деятельности;

3. рассмотрение генезиса нравственного сознания в связи с предметно-практическим преобразованием мира и в связи с магией как формой иллюзорного преобразования мира, а также вывод о неизбежном воспроизводстве мифологического сознания в современной культуре приводят к выводу, что определенное соотношение мифологического и рационального начал в структуре морального сознания свойственно ему на всех этапах его существования;

4. проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания в истории философии известна, по меньшей мере, уже И. Канту, полагавшему, что рациональное и религиозное начала равноценны для нравственного сознания, поскольку нравственный выбор человек совершает не в мире природы, где рациональные аргументы были бы, безусловно, преобладающими, а в мире свободы;

5. наиболее острую форму проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания обретает у С. Кьеркегора, который хотя и отдает явное предпочтение религиозному выбору, но в то же время ограничивает сферу нравственности исключительной компетенцией разума;

6. в марксистской традиции проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания приобретает форму проблемы соотношения знания и незнания в моральной норме, а оптимальным это соотношение становится в идеальном коммунистическом обществе будущего, где рациональность людей достигнет своего максимума;

7. поскольку моральная норма, в силу своего определения, предполагает свободное субъективное признание, то моральной норме неизбежно свойственна определенная двойственность, выражающаяся в том, что, с одной стороны, человек должен быть привержен моральным нормам своей группы, а с другой, посредством этого признания моральных норм он должен осуществлять свою человеческую сущность;

8. неизбежное переплетение мифологического и рационального в моральном сознании позволяет легко установить исходную мифологему нравственности, мифологему пути, и поскольку этот путь должен быть пройден за определенное время, то время оказывается одной из важнейших категорий этики, которая устанавливает эпохи «рационализации времени» и определяет тот нравственный смысл, какой приобретает понятие времени в каждую из этих эпох;

9. первой из этих эпох является эпоха мифологического времени, характеризующегося качественной неоднородностью, конечностью, обратимостью, и поскольку мифологическое время рассматривается, в первую очередь, как эфемерный образ вечности, то его нравственный смысл сводится к негативной компенсации за земные страдания и к оправданию социальной пассивности как естественного состояния человека;

10. образ времени, возникающий в эпоху христианской цивилизации, сочетает в себе священное и мирское время, и если последнее имеет циклический характер природных циклов, то священное время приобретает линейный характер движения к «концу времен», возлагающего на человека обязанность заботиться о своем личном спасении;

11. приходящее на смену христианскому образу времени социальное время не только предполагает раскрывающееся перед человеком пространство истории как пространство свободного выбора и действия, но и оказывается всеобщей мерой общественной жизни, своеобразными «деньгами духа», позволяющими установить общий эквивалент в многообразии форм проявления общественной сущности человека;

12. нравственный аспект категории времени выражается в понятии жизненного пути человека, обозначающего историю личности как субъекта индивидуальной деятельности, развертывающейся в определенном социальном времени;

13. исходная мифологема нравственности, мифологема пути предполагает также, что в этике особое значение имеет категория пространства, так как мифологический образ пространства радикально отличается от характерных для Нового времени представлений о пространстве, его качественной неоднородностью, способностью к «искривлению» и антропоморфизмом, что исключает нравственную нейтральность мифологического образа пространства;

14. неоднородность пространства выражена, прежде всего, в разделении сфер публичного и приватного, и если сфера публичного оптимально регулируется правом и законом, то сфера приватного естественным образом оказывается во власти моральных норм и идеалов;

15. в сфере публичного мораль предполагает не только более значительный уровень теоретической рационализации ее норм, но и более сложные и противоречивые связи с культурой в целом, основанные как на представлении о том, что мораль и культура разнородны и отрицают друг друга, так и на представлении об их однородности и общности их целей;

16. сложные и противоречивые связи морали и культуры ставят под сомнение эффективность политики и практики мультикультурализма и позволяют осознать необходимость разработки в современной этике понятия толерантности.

Практическая значимость работы.

В ходе исследования были получены результаты, имеющие теоретическую значимость и практическое применение в области этики, социальной философии, философии религии, философии культуры, философской антропологии, философии истории. Значимость результатов исследования обусловлена необходимостью осознания механизмов формирования и функционирования моральных норм в культурной среде современности. Разработанные в исследовании положении об особенностях этого функционирования в культуре эпохи постмодерна могут стать основой для проведения дальнейших исследований в области этики, философской антропологии и философии культуры, а также могут быть использованы при разработке общих и специальных курсов по этике, философии культуры, философии религии, исторической культурологии и исторической антропологии.

Апробация результатов исследования.

Основные результаты и выводы исследования докладывались автором на всероссийской научной конференции «Бренное и вечное: власть и общество в мифологиях модернизации» (2010 Великий Новгород), на конференции «Российская политико-правовая система в перспективе: анализ, прогнозы, оценки» (Санкт-Петербург 2010) на конференции «Аксиология российского конституционализма: единство в многообразии» (2011 Санкт-Петербург), на международной научно-практической конференции «Международная подготовка и практика медиаторов с учетом европейского опыта» (2011 Санкт-Петербург), на конференциях и круглых столах в рамках «Дней философии в Петербурге» (2010,2011 Санкт-Петербург).

Диссертация обсуждена на кафедре конфликтологии философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета и рекомендована к защите.

Заключение

.

Целью данного диссертационного исследования был целостный этико-философский анализ соотношения мифологического и рационального начал в структуре морального сознания, меняющегося вслед за изменением актуальной исторической эпохи. При приближении к данной цели исследователь неизбежно сталкивается с постепенными, эволюционными изменениями восприятия традиционных нравственных ценностей у человека Нового времени и у человека эпохи постмодерна. При переходе от одной исторической эпохи ко второй моральное сознание претерпевает существенные качественные изменения, которые исследователю необходимо учитывать.

Были получены следующие результаты:

— анализ и обобщение опыта изучения природы и функций мифа в современном гуманитарном познании приводит к выводу, что предпочтение следует отдать социально-философской методологической парадигме исследования сущности мифа, согласно которой миф является не толькодостоянием исторического прошлого, но при определенных условиях воспроизводит себя и в современной культурероль мифа в современной западноевропейской культуре характеризуется тем, что помимо исключительно современных форм социальной мифологии, закономерно порождаемых социально-экономическими и политическими факторами, в этой культуре важное значение имеют идеи возращения к архаике, к мифу, к «новому варварству» с целью возрождения свойственной мифу магической энергетики, способной оживить любую форму человеческой деятельности- ¦

— рассмотрение генезиса нравственного сознания в связи с предметно-практическим преобразованием мира и в связи с магией как формой иллюзорного преобразования мира, а также вывод о неизбежном воспроизводстве мифологического сознания в современной культуре приводят к выводу, что определенное соотношение мифологического и рационального начал в структуре морального сознания свойственно ему на всех этапах его существования;

— проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания в истории философии известна, по меньшей мере, уже И. Канту, полагавшему, что рациональное и религиозное начала равноценны для нравственного сознания, поскольку нравственный выбор человек совершает не в мире природы, где рациональные аргументы были бы, безусловно, преобладающими, а в мире свободы;

— наиболее острую форму проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания обретает у С. Кьеркегора, который хотя и отдает явное предпочтение религиозному выбору, но в то же время ограничивает сферу нравственности исключительной компетенцией разума;

— в марксистской традиции проблема соотношения мифологического и рационального в структуре морального сознания приобретает форму проблемы соотношения знания и незнания в моральной норме, а оптимальным это соотношение становится в идеальном коммунистическом обществе будущего, где рациональность людей достигнет своего максимума;

— поскольку моральная норма, в силу своего определения, предполагает свободное субъективное признание, то моральной норме неизбежно свойственна определенная двойственность, выражающаяся в том, что, с одной стороны, человек должен быть привержен моральным нормам своей группы, а с другой, посредством этого признания моральных норм он должен осуществлять свою человеческую сущность;

— неизбежное переплетение мифологического и рационального в моральном сознании позволяет легко установить исходную мифологему нравственности, мифологему пути, и поскольку этот путь должен быть пройден за определенное время, то время оказывается одной из важнейших категорий этики, которая устанавливает эпохи «рационализации времени» и определяет тот нравственный смысл, какой приобретает понятие времени в каждую из этих эпох;

— первой из этих эпох является эпоха мифологического времени, характеризующегося качественной неоднородностью, конечностью, обратимостью, и поскольку мифологическое время рассматривается, в первую очередь, как эфемерный образ вечности, то его нравственный смысл сводится к негативной компенсации за земные страдания и к оправданию социальной пассивности как естественного состояния человека;

— образ времени, возникающий в эпоху христианской цивилизации, сочетает в себе священное и мирское время, и если последнее имеет циклический характер природных циклов, то священное время приобретает линейный характер движения к «концу времен», возлагающего на человека обязанность заботиться о своем личном спасении;

— приходящее на смену христианскому образу времени социальное, время не только предполагает раскрывающееся перед человеком пространство истории как пространство свободного выбора и действия, но и оказывается всеобщей мерой общественной жизни, своеобразными «деньгами духа», позволяющими установить общий эквивалент в многообразии форм проявления общественной сущности человека;

— нравственный аспект категории времени выражается в понятии жизненного пути человека, обозначающего историю личности как субъекта индивидуальной деятельности, развертывающейся в определенном социальном времени;

— исходная мифологема нравственности, мифологема пути предполагает также, что в этике особое значение имеет категория пространства, так как мифологический образ пространства радикально отличается от характерных для Нового времени представлений о пространстве, его качественной неоднородностью, способностью к «искривлению» и антропоморфизмом, что исключает нравственную нейтральность мифологического образа пространства;

— неоднородность пространства выражена, прежде всего, в разделении сфер публичного и приватного, и если сфера публичного оптимально регулируется правом и законом, то сфера приватного естественным образом оказывается во власти моральных норм и идеалов;

— в сфере публичного мораль предполагает не только более значительный уровень теоретической рационализации ее норм, но и более сложные и противоречивые связи с культурой в целом, основанные как на представлении о том, что мораль и культура разнородны и отрицают друг друга, так и на представлении об их однородности и общности их целей;

— сложные и противоречивые связи морали и культуры ставят под сомнение эффективность политики и практики мультикультурализма и позволяют осознать необходимость разработки в современной этике понятия толерантности.

Эпоха глобализации, дающая о себе знать уже во всех сферах человеческой жизни, глубоко обостряет потребность в объективном научном исследовании традиционных нравственных проблем, обостряет потребность как в постижении сущности современной эпохи, так и в точных и обоснованных представлениях о перспективах существования человека. Поэтому необходимость обращения к проблемам этики обусловлена не одним только чисто теоретическим интересом, но и насущными практическими потребностями человечества, его стремлением найти выход из кризиса.

Нравственность, рассматриваемая как определенный способ духовного самопознания человечества, также проходит определенные стадии в своем развитии, и в результате этого развития закономерно обретает форму науки о нравственности, этики. Обращение к этическим проблемам сегодня обусловлено потребностью освоения разумного метода познания. Однако поскольку моральное сознание предполагает свободное субъективное признание нравственной нормы, то моральному сознанию неизбежно свойственна определенная двойственность, которая, с одной стороны, проявляется в том, что человек должен быть привержен моральным нормам своей группы, своего общества, а с другой, посредством этого признания моральных норм он должен осуществлять и творчески развивать свою человеческую сущность. С этой двойственностью связана и сила мифологического начала в структуре морального сознания, сохраняющая свою эффективность не только в эпоху господства религиозного сознания, но и в те периоды истории, когда религия утрачивает свое доминирование.

Эта ситуация лишь обостряется в эпоху так называемого постмодерна, с характерным для нее радикальным плюрализмом и мультикультурализмом (то есть, паритетным сосуществование всех исторических типов ментальности и, соответственно, всех типов морального сознания). Эта ситуация, помимо всех своих негативных моментов, имеет то преимущество, что позволяет по-новому сформулировать одну из важнейших проблем этики. Каждая историческая эпоха отличается особым типом нравственности, и возникновение этого типа, как и его исчезновение, предполагает период перехода, когда на смену прежнему типу нравственности приходит новый. Сам факт наличия этого переходного периода означает, что между историческими эпохами существует глубокая связь, несмотря на то, что чаще всего она выражается в радикальном отрицании предыдущей эпохи (отрицание античности в Средние Века, отрицание Средних Веков в Новое время, отрицание ценностей Нового времени в эпоху постмодерна). Важно подчеркнуть, что это отрицание предопределяет представление о предыдущей исторической эпохе, и подобно тому, как в Средние Века долгое время был возможен только негативный образ античной цивилизации как греховной эры язычества, так и в Новое время долгое время господствовал исключительно негативный образ Средневековья как эры темноты и невежества. Возникает закономерно и стремление к объективному отображению, и эта задача облегчается, если сам исследователь находится уже не в последующей, а в более поздней эпохе. Вместе с тем складывающаяся в определенную историческую эпоху картина мира неизбежно предполагает образ мироздания и соответствующий образ человека. Какая-либо программа нравственного совершенствования человека возможна только в рамках определенного образа мироздания.

Образ мироздания рассматривается в диссертационном исследовании со стороны его самых общих характеристик — пространства и времени, а эти представления о пространстве и времени предполагают соответственное представление о человеке. Достижение нравственного совершенства предполагает движение человека от несовершенного состояния к более совершенному. Но такое движение представляет собой «путь», проходимый человеком в координатах пространства и времени. Все возможные способы обоснования нравственности разворачиваются в этой системе координат, в рамках мифологемы пути. Однако, все эти способы обоснования хотя и широко применяются обыденным сознанием, но в этике, стремящейся к рациональному обоснованию морали, они несостоятельны. Возможен, разумеется, и такой вариант, когда теоретические рассуждения о природе морали хотя и признаются имеющими некоторую пользу, но в практической деятельности, при совершении нравственного поступка они решающего значения. В этом смысле, несмотря на появление науки о нравственности, этики, несмотря на прогрессирующую рационализацию моральных доводов, нравственное поведение человека остается таким же, каким оно было до появления этики, т. е. опирающимся, главным образом, на императивы мифа. Иными словами, этот вариант предполагает возможность разделить нравственный поступок и его обоснование, признать, что между ними нет и не может быть ничего общего. Предположить, что любые объяснения нравственного чувства не только бессмысленны, но и весьма опасны.

Человек, изучивший всю историю этики, не становится от этого нравственно совершенным существом.

Однако, признав необходимость рационального обоснования моральных норм, следует признать ошибочной и ту позицию, которая именно такое рациональное обоснование полагает единственно верным и единственно возможным. Характерное для всех видов атеизма стремление исключить все религиозные и мифологические санкции нравственности оборачивается на практике нигилизмом и богоборчеством. Во-первых, такой радикальный рационализм, отвергая все религиозные и мифологические представления о мире как исторически изжившие себя предрассудки, нередко оказывается в плену у новых мифологических представлений, изменивших свою форму, но не утративших свою враждебность к разуму. Во-вторых, рациональное обоснование нравственности может быть и религиозным по своему характеру, как, например, у Вл. Соловьева в его «Оправдании добра». В-третьих, исторически сложившаяся природа нравственности, всегда предполагавшая определенное сочетание мифологических и рациональных начал, не может «вдруг и сразу» измениться таким образом, что все, связанное с мифом, будет отброшено и останется одно рациональное содержание. Поэтому мы убеждены, что, поставив в данном исследовании проблему соотношения мифологического и рационального в морали, мы избавляем этику от одностороннего подхода и возвращаем ее на твердую почву научной достоверности и обоснованности ее выводов.