Формирование дальневосточной границы России в XVIII — первой половине XX вв

Актуальность темы

исследования.

Государства не существуют без территории, а территории не бывает без границ, — очевидная истина, предполагающая интерес к пограничной тематике и пограничным отношениям до тех пор, пока государства будут существовать в общепринятом правовом и геополитическом значении данного понятия.

Споры о царствах и границах никогда не прекратятся", — это высказывание основоположника международного права Г. Гроция как нельзя более точно отражает существо вопроса. 1.

Одновременно оно очень точно показывает другую неотъемлемую составляющую «пограничных отношений» между государствами — их потенциальную конфликтность, за которой стоит вполне прагматичный интерес, связанный с владением территорией, как одним из важнейших элементов-признаков государственного суверенитета и государственности как таковой.

Сказанное в полной мере относится к современному этапу развития РФ и евразийского геополитического пространства СНГ в целом.

Знание того, как происходил процесс формирования дальневосточной границы России, дает возможность реально оценить современное состояние «пограничных отношений» РФ со своими ближними и дальними соседями, а также определить задачи и направления государственной политики в этом вопросе на будущее.

В истории формирования государственных границ России — СССР Дальний Восток занимает особое место.

Особое не только ввиду огромной протяженности этой части нашей границы (только сухопутная граница с Китаем на его восточном участке — до границы с Монголией — составляет свыше 4,3 тыс. кмдлинна «монгольского участка» — свыше 3 тыс. км), но и в силу длительности и сложности процесса ее формирования и договорного оформления, растянувшегося на несколько столетий.

Формирование русской дальневосточной — имея в виду дальневосточно-тихоокеанский регион (ДВТР) — границы началось в середине XVII в. Забайкалье и Приамурье и, в целом, завершилось в начале XX в. на Сахалине. Все ее дальнейшие изменения, произошедшие в первой половине XX века, носили уточняющий характер и принципиально не изменили линию прохождения, сложившуюся к началу прошлого столетия.

За двести пятьдесят лет русского «движения на восток» в состав России вошли огромные территории на северо-востоке Азии и в Северной Америке, в результате чего к середине XIX столетия (после окончательного пограничного размежевания с Китаем в 1858−60 гг.) «русским» стало все «азиатское» побережье Тихого океана от приполярной Чукотки (66° с.ш.) на севере до устья реки Туманган при ее впадении в Японское море (42,5° с.ш.) на юге, т. е. пространство, занимающее 24° в широтном измерении.

Со второй половины XVIII в. и до продажи в 1867 г. Аляски, России принадлежало также все американское побережье Берингова моря, которое в этот период фактически являлось нашим «внутренним» морем, так как со всех сторон было окружено принадлежавшей России территорией: с запада Чукоткой, Камчаткой и Командорскими островами, с востока и юго-востока — Аляской и Алеутскими островами.

В этот период были заключены соглашения и установлены договорные границы с Китаем, Японией, Кореей и Монголией в Азии и с Англией и США — на Американском континенте. Кроме того, в разное время проводились пограничные переговоры с Испанией (о разграничении русских и испанских владений в Северной Америке), Испанией и Мексикой (форт Росс) и Германией (по поводу колонии на Новой Гвинее), не завершившиеся заключением формальных договоров.

История формирования дальневосточно-тихоокеанскй границы России — от Забайкалья по рекам Амуру и Уссури до Тихого океана, на Сахалине и Курилах, на Аляске и в Калифорнии, а также история создания островных тихоокеанских колоний России, составляющих неотъемлемую часть русской «пограничной истории» XIX столетия, и является объектом настоящего исследования.

Следует подчеркнуть, что комплексно эта история — равно, как и история формирования границ России в целом — никогда не исследовалась (исключение составляет оставшаяся без продолжения попытка, предпринятая в начале 1990;х гг. Дьяковой и Чепелкиным). 2.

Пограничный вопрос" рассматривался лишь применительно к отдельным странам по региональному принципу в зависимости — от их исторической и политической важности для России, или в силу сложности или «конфликтности» отдельных пограничных районов (Курилы, Сахалин, южное Приморье).

По этой причине разные участкиазиатско-тихоокеанской границы России оказались исследованы крайне неравномерно.

Больше всего исследований посвящено русско-китайской и русско-японской границе, о которых было написано немало и в дореволюционный, и в современный период, что, впрочем, вполне объяснимо, учитывая остроту связанных с ними проблем и конфликтов, «пик» которых пришелся на ушедший XX век.

Наибольшее число публикаций (главным образом — учитывая специфику вопроса — отечественных авторов) посвящено истории формирования русско-китайской границы, где число* изданий насчитывает десятки наименований только специальных исследований.

Второе место занимает русско-японская граница, что связано как со сложностью начального1 периода ее формирования (XIX век), так и с наличием пресловутого «территориального вопроса» — претензий Японии на южные Курилы — в советско-японских, а теперь российско-японских отношениях, возникшим после окончания второй мировой войны. По этой причине основное число изданий (как отечественных, так и зарубежных авторов) приходится на период после 1945 г.

В то же самое время никогда специально не изучался вопрос об истории формирования границ России на Аляске (которая не менее интересна и важна с политико-правовой точки зрения, чем история той же русско-японской границы), хотя о самой Русской Америке написано немало и в нашей стране, и за рубежом.

Не существует подобных исследований и по колонии Росс в Калифорнии.

Тем, более, никогда не изучалась «пограничная история» других утраченных или «не состоявшихся» островных тихоокеанских колоний России, представляющих вообще почти неизвестную страницу русской истории девятнадцатого столетия (существует лишь незначительное число разрозненных публикаций XIX — начала XX века, содержащих, чаще всего, лишь общие сведения по этим ныне «забытым» территориям).

Равным образом остаются не до конца исследованными некоторые аспекты и вопросы (главным образом историко-договорные), связанные с формированием русско-китайской и русско-японской границы.

Исследование этих малоизученных или ранее не изучавшихся вопросов и составляет научную новизну диссертации.

В этой связи, предметом настоящего исследования является изучение комплекса политических и историко-правовых вопросов, связанных с формированием дальневосточно-тихоокеанской границы России, и ее отдельных участков по страновому и регионально-географическому признаку (с Китаем и Японией в Азии, с США и Великобританией — в Северной Америке, а также на островах Тихого океана).

Целью исследования является получение наиболее полного, целостного представления о том, как проходило формирование границы России в Азиатско-Тихоокеанском регионе в условиях существовавшей политической обстановки соответствующего периода, а задачами — выяснение обстоятельств, при которых проходило договорное оформление этой границы, а также механизмов и практики принятия политических (правительственных) решений по вопросам «погранично-территориального размежевания» в регионе, для решения которых основное внимание было уделено рассмотрению следующих вопросов:

1. Анализу внутриполитической и международной обстановки, в которой проходило формирование дальневосточно-тихоокеанской границы России и ее отдельных участков;

2. Изучению российского опыта и практики решения «погранично-территориальных вопросов» в регионе, а также общих принципов государственной пограничной политики России-СССР, выработанной за двухсотпятидесятилетний период формирования дальневосточной границы страныи сравнении ее с аналогичной практикой иностранных государств — партнеров России по пограничным переговорам;

3. Изучению малоизвестных или забытых эпизодов из истории формирования русско-китайской и русско-японской границы;

4. Изучению ранее не исследовавшейся истории формирования границ России в Америке (Аляска, Калифорния) и создания наших колоний на островах Тихого океана;

5. Выяснению вопроса о соответствии действий России в процессе расширения дальневосточных и тихоокеанских границ и их договорного оформления международным нормам и практике «территориальных приобретений» соответствующего периода.

Выбор подобного направления научного поиска не только дополняет и развивает тематику предыдущих исследований, не затрагивая вопросов уже достаточно изученных, но и позволяет рассмотреть историю формирования русской дальневосточной границы с иной стороны, избегая общепринятых «классических» подходов, а также рассмотреть вопросы ранее не изучавшиеся.

Методологической основой исследования является принцип сравнительного исторического анализа на основе комплексного системного подхода к рассмотрению темы диссертации и ее отдельных аспектов.

Применение комплексного метода анализа различных — исторических, политических, «регионально-страновых», историко-правовых — «составляющих» предмета исследования позволило наиболее полно раскрыть изучаемую тему, а сочетание исторического и сравнительного анализа — оценить динамику и общие тенденции формирования дальневосточной границы России в контексте развития международной (внешнеполитической) ситуации в АТР соответствующего периода.

Степень научной разработанности темы.

Первые отечественные публикации по истории становления русско-китайской границы — с которой началось формирование дальневосточной границы России в семнадцатом столетии — относятся к началу второй половины XIX столетия, когда в результате заключенных с Китаем соглашений 1858−60 гг., граница между двумя странами была установлена по рекам Амуру и Уссури, окончательно завершив более чем 200-летнюю историю пограничного размежевания с нашим крупнейшим пограничным соседом.

Здесь в первую очередь следует отметить публикации Г. Невельского, Н. Бошняка, а также капитальное издание Н.Н.Бантыш-Каменского, охватывающее практически всю дипломатическую историю русско-китайских отношений XVII — XVIII столетий.

Затем следует выделить публикацию Ю. Бартенева и исследование нашего крупнейшего востоковеда того времени Д. М. Позднеева, посвященные начальному периоду формирования нашей границы с Китаем (XVII в.). 3.

Из иностранных изданий этого периода интерес представляет книга Равенштайна, выпушенная в канун заключения упоминавшихся русско-китайских трактатов 1858−60 гг. 4.

Достаточно обширное число публикаций по данной теме китайских авторов первой половины XX в., в большинстве своем, страдает тенденциозностью и политической «заданностью», и посвящено не столько рассмотрению фактов и обстоятельств, а также правовых оснований установления русско-китайской границы в Приамурье и Приморье, сколько попыткам «доказательства» «несправедливости» этой границы и,"обоснованию" «исторических прав» Поднебесной чуть ли не на весь наш Дальний Восток и значительную часть Сибири (напомним, еще в 1920;е гг. Китай предъявлял претензии на 1.1 млн. кв. км территории СССРв 1960;е гг. эти претензии были увеличены до 1.5 млн.).

Анализ и критический разбор основных китайских публикаций по этому вопросу дан в фундаментальном академическом издании «Русско-китайские отношения в XVII и XVIII вв.», а также в сборнике «Территориальные притязания Пекина», вышедшем в 1979 г., в которых приводятся убедительные доказательства необоснованности попыток китайских авторов оспорить приоритет России в освоении территории Приморья и Приамурья и искусственно «приблизить» китайскую границу к берегам Амура и Уссури. 5.

К послевоенному времени относится и основное число публикаций по данной тематике отечественных авторов, что связано с известным обострением пограничного вопроса в советско-китайских отношениях в 1960;1970;е гг., из которых следует отметить исследования Е. Л. Беспрозванных, П. И. Кабанова, Г. В. Мелихова, Ю. М. Галеновича, В. С. Мясникова, а также активно занимающегося этой темой дальневосточного исследователя Б. И. Ткаченко. Общим выводом этих исследований является вывод, подтверждающий законность русско-китайской границы, установленной в 1860−80 гг. 6.

Иностранные (не китайские) издания по истории русско-китайского пограничного размежевания — как довоенного, так и послевоенного периода — достаточно немногочисленны и, в основном, рассматривают не столько историю формирования самой границы, сколько связанные с ней внешнеполитические и международно-правовые вопросы в контексте развития международных отношений на Дальнем Востоке соответствующего периода. 7.

При всей изученности истории формирования русско-китайской границы, малоизвестными остаются подробности «пограничных отношений» двух стран XVIII — первой половины XIX вв. (связанных с попытками России «вернуться» на Амур), а также политико-правовые вопросы, связанные с формированием водного (речного) участка границы с Китаем, непосредственно связанные с российско-китайскими отношениями 1990;х и начала 2000;х гг.

Второе место по числу исследований и публикаций, как отмечалось, занимает русско-японская и советско-японская граница, где основное число изданий как отечественных, так и зарубежных, включая японских, авторов, приходится на период после окончания второй мировой войны.

Из исследований отечественных авторов периода второй половины XIX — начала XX вв.) следует отметить книгу А. С. Полонского, обобщившего все предыдущие сведения и факты по истории русского освоения Курильских островов, а также фундаментальное исследование Д. М. Позднеева, осуществившего критический разбор и анализ всех сколько-нибудь значительных японских источников по истории русско-японского размежевания, известных к началу XX в., не потерявшего своего значения до настоящего времени.

Обширный фактологический материал по рассматриваемой теме содержится в исследовании A.A. Сгибнева. 8.

Из иностранных авторов этого периода интерес представляет «Записка» американца А. Пальмера, обобщившего сведения и «западное» представление об истории развития отношений — включая «пограничный аспект» — России с Китаем и Японией, опубликованная на русском языке в 1906 г. 9.

Из японских авторов периода «Великой Японии» (1875 — 1945 гг., который был периодом «пограничной стабильности» в российско-японских отношениях), занимавшихся историей «пограничных отношений» двух стран, следует отметить издания Окамото Рюноскэ, Нумада Итиро, Мацунага Тёкэн и Накамура^ Дзэнтаро, у которых очень силен традиционный для этого периода «политический акцент», упор на «доказательство» агрессивного характера действий России в отношении Японии (что неоднократно отмечалось Позднеевым и другими отечественными и зарубежными авторами), что серьезно снижает ценность этих исследований с точки зрения их объективности. 10.

Исключение составляет книга Куно Ёси, вышедшая в 1939 г. в США на английском языке, и дающая, в целом, «незаангажированную» объективную оценку истории становления русско-японской границы (в частности, подтверждающая факт того, что Россия стала осваивать южные Курилы раньше Японии). 11.

Из послевоенных (после 1945 г.) исследований зарубежных (не японских) авторов следует, в первую очередь, выделить труды Д. Кина, Г. Ленсена, Дж. Харрисона и Дж.Стефана. Из них наибольшей глубиной исследования, с точки зрения интересующей нас темы, выделяются книги Ленсена и Стефана. 12.

У японских послевоенных исследователей, в целом, очень сильна крайняя тенденциозность в подходах к «территориальному вопросу» (причем, как известно, по отношению не только к РФ), призванная обосновать" т.н. «проблему северных территорий» в советско-японских, а ныне российско-японских отношениях (напомним, претензии Японии на южные острова Курильского архипелага), что также не может не сказываться на объективности выводов и оценок.

Из авторов, дающих, в целом, объективную оценку истории русско-японских пограничных отношений, в т. ч. раннего периода (до середины XIX века) следует отметить исследования Такэкоси Есабуро, Корияма Ёсимицу, Хирабаяси Хосо и Вада Харуки. 13.

Из отечественных исследователей послевоенного времени, занимавшихсяисторией формирования российско-японской границы, следует, в первую очередь, отметить труды Э. Я. Файнберг, Б. И. Полевого, Л. Н. Кутакова, а также К. Е. Черевко и И. А. Сенченко (общий вывод этих исследований подтверждает незаконность Японских притязаний па южные Курилы и попыток подставить под сомнение границу, установленную после окончания второй мировой войны).

Хороший фактический материал по ранней истории русско-японского пограничного размежевания содержится, в книге М. А. Сергеева «Курильские острова». 14.

Кроме того, следует отметить такие издания, как «Япония на дальневосточных рубежах России и СССР» Института Востоковедения РАН, «Россия и Япония: пропущенные вехи на пути к мирному договору», а также «Русская Тихоокеанская эпопея», дающих подробный «историко-документальный» разбор вопроса. 15.

Подробное комплексное «документированное» — на основе рассмотрения официальных документов и материалов — исследование истории формирования русско-японской и советско-японской границы с XVIII века до настоящего времени было также осуществлено коллективом авторов в книге «Русские Курилы: история и современность», вышедшей двумя изданиями в 1995 и 2002 гг. 16.

Эти исследования документально подтверждают историческую и правовую законность существующей российско-японской границы на Сахалине и Курилах.

Несмотря на такое достаточно подробное исследование истории российско-японских «пограничных отношений», некоторые вопросы этой темы до сих пор остаются не до конца изученными или являются предметом домыслов и спекуляций (например, утверждения о том, что южные острова Курильского архипелага к Курилам не относятся), связанных как с недостаточной осведомленностью или «запутанностью» (часто искусственной) отдельных аспектов этой темы, так и имеющие целью «обосновать» незаконность современной российско-японской границы в районе принадлежащих РФ южных Курил.

История формирования границ России в Северной АмерикеРусской Америки — на Аляске (конец XVIII — первая четверть XIX в.) практически, не изучалась.

Дипломатическая история" заключения русско-американского и русско-английского договоров 1824−25 гг., зафиксировавших границы русских владений в Северной, Америке, в XIX веке (в дореволюционный период) лишь кратко рассматривалась в известном исследовании П. А. Тихменева и Ф. Ф. Мартенсом в комментариях к не менее известному «Сборнику трактатов и конвенций, заключенных Россией с иностранными государствами», хотя о самой Русской Америке у нас было написано немало (главным образом в современный период). 17.

Из дореволюционных изданий, кроме книги Тихменева, следует отметить публикации П. Н. Головина и Д. И. Завалишина, содержащие, в том числе, историко-правовой анализ рассматриваемой темы. Ценность этих публикаций состоит в правовом обосновании создания русских колоний в Америке и в Тихом океане. 18.

Что же касается отечественных исследований истории продажи Аляски, то следует отметить, что все они относятся к послереволюционному периоду, поскольку до 1917 г. на эту тему в России было неофициально наложено негласное «табу».

Здесь, в первую очередь, следует отметить публикации С. Б. Окуня, Н. Н. Болховитинова, Р. В. Макаровой. При этом следует подчеркнуть, что собственно история пограничного размежевания Аляски в них не рассматривалась. 19.

Из зарубежных исследователей значителен интерес к истории приобретения Аляски у американских авторов, однако следует подчеркнуть, что практически никто из них не рассматривает «пограничную историю» бывшей Русской Америки, а основное внимание уделяется обстоятельствам и «дипломатической истории» приобретения этого современного 49-го американского штата (исключение составляет работа Т. Балха, выпущенная в 1903 г. в связи с англо-американским пограничным конфликтом на Аляске и содержащая историко-правовой анализ рассматриваемого вопроса). 20.

Не существует исследований по истории формирования границ колонии Росс в Калифорнии, хотя история продажи этой второй — и самой южной — русской колонии в Северной Америке рассматривалась в отечественных изданиях XIX — XX вв., среди которых, в первую очередь, выделяются упоминавшиеся исследования Завалишина и Тихменева. 21.

Зарубежные исследователи интересовались историей «русской оседлости в Калифорнии», в основном, в общем контексте истории «Орегонского вопроса» в англо-американских отношениях в 1820—1840 гг., мало или совсем не касаясь «пограничного аспекта» истории этой утраченной Россией территории. 22.

Что же касается истории других «несостоявшихся» или «упущенных» Россией тихоокеанских территорий (на Гаваях и Новой Гвинее) — составляющих, повторим, неотъемлемую часть русской «пограничной истории» XIX столетия — то она, как отмечалось, в интересующем нас аспекте, не изучалась совсем (кратко история «Гавайской фактории» рассматривается у Тихменева и Окуняистория «Берега Маклая» на Новой Гвинее не исследовалась вовсе).

Из иностранных изданий следует отметить, пожалуй, единственное «предметное» «иноязычное» исследование истории нашей Гавайской колонии — книгу Менерта. 23.

Незначительное число публикаций существует и по истории неудавшейся попытки создания русской военно-морской базы на островах Цусима (1860−61 гг.). 24.

Исходя из целей и задач диссертационного исследования, основными вопросами, выносимыми на защиту, являются:

1) Комплексное изучение истории формирования границ России на Дальнем Востоке и в АТР в XVIII — первой половине XX века от района Забайкалья (Нерчинский 1689 и Кяхтинский 1727 трактаты с Китаем) до Аляски (Русско-американский и русско-английский договоры 1824−25 гг.) и Калифорнии.

2) История пограничного размежевания владений России на американском континенте: на Аляске и в Калифорнии (форт Росс).

3) Изучение (впервые в отечественной историографии) истории русских островных тихоокеанских колоний, а также «несостоявшейся» русской военно-морской базы на Цусиме.

4) Изучение забытых и малоизвестных эпизодов русско-японских пограничных переговоров XIX века (переговоры Путятина, Стремоухова и Игнатьева 1854 — 1870-х гг.), а также анализ текстов пограничных соглашений, вызывающих споры или попытки «двойного толкования», или являющиеся предметом спекуляций, связанных с известными территориальными претензиями Японии на южные острова Курильского архипелага (Симодский трактат 1855, «промежуточный» Договор 1867, Петербургский «обменный» трактат 1875 гг.).

5) Рассмотрение малоизвестных эпизодов истории пограничного размежевания с Китаем в XVIII — первой половине XIX вв. (переговоры С. Владиславича 1725−27 гг., первая попытка России «вернуться» на Амур в 1754−65 гг., освоение Амура в 1840−50 гг.), а также, отдельно, истории установления речного участка русско-китайской границы по рекам Амуру и Уссури (с политико-правовым анализом текстов «базовых» пограничных соглашений 1689, 1860−1880-х и 1911 гг.) и связанной с ними дипломатической борьбы 1920;30-х гг.

6) Изучение «пограничной истории» Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) с подробным анализом правового статуса «Полосы отчуждения КВЖД».

7) Историко-правовой анализ обозначенной темы, выяснение вопроса о том, насколько соответствовали действия России в процессе расширения дальневосточных границ и их договорного оформления нормам международного территориального права XVIII — первой, половины XX века.

В связи с последним пунктом необходимо отметить следующее.

При установлении государственных границ, как отмечалось, принципиально-важное значение традиционно имеет формально-правовая сторона дела, связанная с их договорным оформлением, а также предшествующие ему переговоры по доказательству государствами своих прав на соответствующую территорию.

Вопрос этот представляется особенно актуальным в настоящее время в связи с известными обвинениями нашей страны в «нарушении» международного права, раздающихся как со стороны западных (традиционно), так и некоторых восточных стран с целью подорвать нашу уверенность в законности принадлежности РФ тех или иных участков нашей территории, являющихся объектом претензий сопредельных государств.

Для этих целей, каждая глава включает краткий обзор международного территориального права соответствующего периода.

В соответствии с предметом и задачами исследования Хронологические рамки диссертации охватывают период XVIII — первой половине XX столетия, однако при рассмотрении некоторых вопросов (формирование отдельных участков границы с Китаем, возникновение «территориального вопроса» в отношениях с Японией) затрагиваются события XVII — второй половины двадцатого века.

Практическая и теоретическая значимость исследования, по мнению автора, определяется (обусловлена) актуальностью и важностью «пограничного вопроса» на современном этапе развития Российской Федерации, явившегося прямымследствием событий 1991 г. и последовавшего за ним десятилетия политической слабости современной России.

Знание того, как происходил процесс формирования дальневосточной границы России, а также полученные в результате проведенного исследования выводы" и. оценки, дают возможность реально оценить современное состояние «пограничных отношений» РФ со своими ближними и дальними соседями, а также определить задачи и направления государственной политики в этом вопросе на будущее.

В этом смысле, они могут быть, в том числе, использованы для корректировки общих принципов государственной «погранично-территориальной» политики РФ, а также для формирования ее в отношении отдельных стран и регионов, исходя из наших национальных интересов и исторического опыта.

Теоретические (прежде всего, — международно-правовые) наработки диссертации, а также приведенные в ней документы и материалы могут стать полезным пособием при подготовке рекомендаций и справочно-аналитических материалов по обозначенной теме.

Источники. Основными источниками при подготовке диссертации послужили архивные материалы (для выяснения некоторых вопросов — главным источником), в том числе малоизвестные и ранее в научный оборот не привлекавшиесяа. также труды отечественных и зарубежных авторов (включая малоизвестные у нас иностранные издания по «территориально-пограничной» тематике конца XIX — первой половины XX века), сборники договоров, справочные и периодические издания. 25.

Главным источником архивных материалов послужил Архив Внешней Политики Российской империи (АВПРИ) МИД РФ (официальная служебная переписка и документы XVIII — XIX вв., картография: фф. Главный Архив (ГА), разряд 1−7,1−9,1−13- 404 Российско-Американская компания (РАК) — Сношения России с Китаем, 1725- Трактаты- 98 Японские Дела в частности, материалы Архива являются главным источником исследования, посвященного’Посольству Путятина в Японию) — были также использованы документы Российского Государственного Архива Древних Актов (РГАДА) — картография, сведения о раннем этапе освоения Курил {фф. 7, 43, 192 «Карты Иркутской губернии» — Государственного Архива, разряд VIIПортфели Миллера), Российского Государственного Архива Военно-Морского Флота (РГАВМФ) — морские экспедиции в Тихий океан XVIII — XIX вв., материалы по Новой Гвинее: фф. 16 Архив вице-адмирала И.Ф. Лихачева- 212 Канцелярия Адмиралтейств-Коллегии, 1786- Департамент Морского министра- 410 Генерал-адмирала В. К. Константина Николаевичаматериалы архива послужили основой для изучения истории новогвинейской колонии — «Берега Маклая») — Российского Государственного Исторического Архива (РГИА) — освоение Курил и Сахалина, материалы РАК {фф. Главного Правления РАК по управлению в России- 1673 Адмирала Шишкова) и Российского Государственного архива социально-политической истории России новейшего времени (РГАСПИ) — материалы по КВЖД {фф. 5, оп. 1- 17, оп. 3). 26.

О структуре и содержании. В соответствии с предметом, целями и задачами исследования, диссертация состоит из Введения, Четырех глав, Заключения, Приложения, Библиографии и Именного указателя.

Заключение

.

За более чем 250-летнию историю своего формирования (начиная с присоединения к России Даурии в 1653 г. до окончания русско-японской войны 1904;05 гг. и отторжения южной части Сахалина) русская дальневосточная граница прошла по Амуру и Уссури, вышла на побережье Тихого океана, а в XVIII — первой половине XIX века проходила также по Американскому континенту (Аляска, Росс).

В этот период, как было показано, официальные договорные границы были установлены с Китаем, Японией и Кореей в Азии и Великобританией и США' — в" Северной Америке. Кроме того, в разное время проводились пограничные переговоры с Испанией, Мексикой, Германией, не завершившиеся заключением формальных соглашений.

Такими образом, впроцессе формирования своей дальневосточно-тихоокеанской границы России пришлось взаимодействовать с двумя различными, несхожими. школами дипломатии: европейской, поскольку именно в Тихом океане располагались наши колонии, и там же находились колонии европейских государств (Англии и Испании), и азиатской — Китай и Япония, являющихся двумя главными пограничными соседями России в восточной Азии.

За это время русской дипломатией была накоплена огромная практика «решения» территориально-пограничных вопросов с представителями этих разных по своему историческому и культурно-цивилизационному уровню государств, оказавшихся в силу обстоятельств, «под одной территориальной крышей» Азиатско-Тихоокеанского региона в качестве пограничных России стран.

Не всегда эта практика оказывалась успешной (и, тем более, была легкой), и результат не всегда был в пользу России, но она дала нам то преимущество, которая имеет страна, стоящая «одной ногой» в Европе и одной — в Азии, и строящая свою политику исходя из собственных национальных интересов с учетом, но без «дословного» копирования ни I одной, ни другой модели (особенно это пригодилось при заключении пограничных договоров с Китаем в середине XIX столетия, когда успех, в том числе, был обеспечен особой позицией России и ее «нейтрально-посреднической» ролью в условиях «опиумных войн» Китая с европейскими государствами).

Несхожесть «восточной» и «западной» дипломатической школы проявилась и в различных подходах к решению территориальных, включая «пограничный», вопросов.

Если европейские страны и США, в целом, стремились .хотя бы к формальному соблюдению международного территориального права (т.н. «международного права цивилизованных народов») — из риска «подвергнуться общему осуждению и ответным недружественным действиям со стороны тех, кто посчитал бы свои права нарушенными» -то Китай и Япония, этого права чуждые, демонстрировали иную школу и практику поведения. 1.

Особенно это-проявлялось в начале, при первых контактах России со своими дальневосточными соседями в ХУП-ХУШ веках, до «открытия» Японии и Китая для внешнего мира в середине девятнадцатого столетия.

Отличие «китайской школы дипломатии» в подходах к решению «территориального вопроса» — заимствованное, как отмечалось, и Японией — состояло, в первую очередь, в максимальном завышении первоначальных требований, выдвижении, зачастую, нереальных и, потому, неприемлемых территориальных претензий, не подтвержденных какими-либо существенными, доказательствами' или не обоснованных вовсе, а также ссылками в обоснование своих «территориальных прав» на далекое прошлое, также не подтвержденных реальными историческими фактами, — прием, применяемый дипломатией этих стран, как известно, и в настоящее время.

Другой характерной особенностью ' (и, одновременно,, «отличительным признаком») «китайско-японской дипломатической практики», неоднократно подтвержденной историей русско-китайских и русско-японских отношений, является принцип никогда не отказываться от однажды выдвинутых территориальных претензий, которые, при благоприятном развитии ситуации, будут вновь выноситься на обсуждение (пусть, хотя бы, в качестве элемента дипломатического торга" и давления): пример территориальных претензий Китаяна.

Дальний Восток иСибирь и Японии — на Курилы это хорошо подтверждают.

От Китая же Япония заимствовала и/общее высокомерно.

I .1 пренебрежительное отношение к иностранцам и иностранным — включая европейские — государствам, в целом, которые традиционно рассматривались как «варварские» по отношению к «Срединному государству» (Поднебесной)' и, независимо от, их географического положения" (удаленности от Китая), состоящие в вассальной, «даннической» зависимости от китайского императора.

Россия в этом списке, как отмечалось, относилась к «варварам с продолжительной сухопутной границей».

Наряду с различием, выявились и общие подходы к решению территориальных вопросов, одинаковые для представителей европейских и азиатских государств.

Как показала практика «погранично-территориального размежевания» на Дальнем Востоке и в АТР, самым «действенным» аргументом, дававшем решающие преимущества при отстаивании, своих «территориальных прав», была «эффективная оккупация», т. е. «реальное завладение» и управление территориейотсутствие же «фактического освоения», любая «необжитость» пусть формально и принадлежащей кому-либо территории чаще всего приводила к проигрышу в i, 292 •,. территориальном споре" (как в случае с пограничным размежеванием с Китаем в Приамурье в 1858−60 гг.).

В целом же принцип «фактического владения» («uti possidetis») территорией являлся определяющим при пограничном размежевании России и в Азии, и в Северной Америке.

Не менее важное значение придавалось также «временному фактору» — «длительности владения"' территорией, «сообщающему прочность и устойчивость владению» и «устраняющему дефекты предполагаемого титула», что хорошо подтверждают примеры переговоров по Сахалину и Курилам, а также история «пограничного» размежевание на Аляске. 2.

Взаимоотношения со столь различными, несхожими «школами дипломатии» как восточная и западная, позволили России выработать свою собственную, во многом оригинальную методику работы в особых условиях ДВТР (связанных, прежде всего, с огромной удаленностью региона от столицы, и невозможностью оперативной — по меркам того времени. — связи с центральными органами' власти), предполагавшую' необходимость самостоятельных инициативных действий и решений «на месте», исходя из реальной обстановки и, понимания главных задач своей миссии без расчета на возможность своевременного согласования своих действий с Петербургом.

Это специфика «русского подхода», как было показано, состояла в максимальном учете местных условий, нобез «механического копирования» ни «европейской», ни «азиатской» модели поведения с безусловным4 приоритетным отстаиванием собственных национальных интересов.

В ходе формирования дальневосточной границы России, выявилась и другая закономерность.

Территориальное размежевание, как отмечалось, традиционно получало5 договорное оформление — которое было и остается главным, преимущественным способом решения пограничных вопросов — и которое и определяло пограничный статус соответствующей территории.

При этом фактические условия пограничных договоров России не всегда совпадали со стандартными нормами и практикой пограничного размежеваниячто подтверждает, что эти общие нормы и правила имели и имеют преимущественно рекомендательный, а не обязательный характер и, в зависимости от условий конкретного договора, могли соблюдаться или не соблюдаться сторонами, — правило, действующее и в современных условиях.

Так, не всегда ¡-сухопутная граница в горной! местности проходила «по вершинам гор. / водоразделу» (береговая пограничная линия на Аляске по русско-английскому договору 1825 г.) или «по середине реки» (соглашения с Китаем 1860−1880-х гг.), когда по известному определению Гроция, «река может в целом принадлежать одному государству, если подобным образом вопрос был разрешен соглашением-сторон», о чем говорилось выше (см. главу 4.3). 3″ .

Прежде всегоэто относится к практике XVIII — XIX вв., когда, как отмечалось, господствовала полная свобода договоров и договор с любым содержанием — в том числе и откровенно неравноправный с современной точки зрения — считался законным и подлежащим исполнению.

Иными словами, граница проводилась так, как об этом договаривались стороны, а эта договоренность могла не совпадать — и, зачастую, не совпадала — с общепринятыми «стандартными» международными нормами,* - правило, повторим, действующее и в настоящее время. 4.

Это особенно важно помнить органам государственной власти РФ сейчас, когда пересматриваются многие существовавшие ранее границы, и очень часто этот пересмотр в ущерб нашим (российским) интересам оправдывается схоластической ссылкой на якобы «обязательные нормы» международного «территориального права», которое таковыми, как было показано, не являются, но которым нас традиционно любят «пугать» наши партнеры и с «запада», и с «востока» (вроде приводившегося утверждения о, якобы, «обязательности» проведения водной границы «только по середине реки», активно «задействованного» в ходе пересмотра российской границы с Китаем).

Говоря о территориальном размежевании' России на Дальнем Востоке, необходимо особо отметить следующее.

Во всех эпизодах (на протяжении всей истории) формирования русской границы. в АТР международное право было неизменно на нашей стороне, и Россия могла действовать спокойно и уверенно, имея в. своем активе необходимый набор «территориально-правовых очков», дающих право на приобретение «правового титула», которыми она иногда (в силу тех или иных причин) не могла, или не хотела воспользоваться, так что результат, зачастую, оказывался в. пользу «конкурентов».

При этом во всех случаях «несостоявшихся» или утраченных Россией территорий прослеживается одна и та же закономерность: как только уходили (или проявляли пассивность и нерешительность) мы, наше местосразу же занимали иностранцы, которые неизменно получали самую активную под держку со — стороны своих правительствамериканцы (Гаваи), мексиканцы (Росс) или немцы (Новая Гвинея).

При этом сами иностранцы часто не стеснялись действовать самыми недозволенными способами и методами — иногда с откровенным нарушением международного права — чего Россия никогда себе не позволяла, действуя, как было показано, подчеркнуто законно, иногда «сверхзаконно», зачастую даже в ущерб собственным интересам.

За все это, впрочем, особой любви от иностранцев-мы не получилиболее того, государства, которые сами в первую очередь нарушали столь любимое на словах «международное право», очень часто обвиняли (и продолжают обвинять) в его нарушении нас, — парадокс истории, свидетельствующий о том, что мораль и порядочность в международных отношениях — равно, как и само право — вещи относительные и уж точно не определяющие (главные).

К чести русского и советского правительства, эти обвинения получали твердый и решительный отпор, что свидетельствует о преемственности нашей государственной политики в этом вопросе.

Практика территориального размежевания на Дальнем Востоке также свидетельствует, что любая- — пусть и незначительнаяуступчивость, любой «жест доброй воли» с нашей стороны в «территориальном вопросе» неизменно воспринималась иностранными государствами, как признак слабости, и, следовательно, возможности еще более увеличивать свои требования (история заключения русско-английской Конвенции о разграничении на Аляске 1825 г.). Любая1 же твердость, проявленная в этом вопросе, наоборот, давала нужные результаты и уважение партнеров (переговоры с Японией по Сахалину).

Следует также отметить, что* в вопросах принятия внешнеполитических — включая «территориальные» — решений позиция МИДа России неизменно имела ключевое, иногда решающее значение, роль которого здесь была исключительно высока и на протяжении XVIII — XIX (но не в XX) вв. — за некоторыми исключениями — только усиливалась.

Недаром, начиная со времен Петра I, министр иностранных дел традиционно (кроме министра Александра III Гирса и министров периода Николая И) имел чин канцлера — высший гражданский чин в империи, т. е. был вторым после императора лицом в государственном управлении.

И хотя последнее слово здесь всегда оставалось за монархом, часто внешняя политика (прежде всего, текущая) «отдавалась на откуп» главе внешнеполитического ведомства даже самыми «самостоятельными» императорами, которые, зачастую, слепо доверяли своим министрам-канцлерам (Николай I — Нессельроде, Александр II — Горчакову).

При существовавшей тогда в России политической системе это приводило к тому, что важнейшие внешнеполитические решения принимались узким кругом лиц, что не всегда соответствовало национальным интересам страны.

Характерный пример — история с продажей Аляски, до сих пор вызывающая неоднозначные оценки и воспринятая, крайне негативно в российском обществе и властных структурах в то время. 5.

Говоря о территориальных приобретениях России, следует особо отметить большую щепетильность, всегда проявлявшуюся нашей страной в этом вопросе. В отличие от многих других государств — в том числе и тех, кто так любит упрекать нас в нарушении «международного права» и других «нецивилизованных» устремлениях — Россия всякий раз стремилась к максимальному соблюдениюзаконности во всем, что касалось, расширения-своих границ, действуя открыто и гласно (чему есть немало примеров).

Позиция русского и советского правительства здесь неизменно состояла в том, что присоединение к России какой-либо «новой» территории возможно только при наличии ясных свидетельств, что эта территория не принадлежит никакому государству, никому «не подвластна».

Этот принцип — действовать на международной арене (в том числе, в вопросе территориальных приобретений) в строгом соответствии с международными нормами и правилами-(зачастую, как отмечалось, даже в ущерб собственным интересам) традиционно являлся основой внешнеполитической доктрины России, которая была и остается одной из лучших, наиболее «законных» в мире.

Не менее ответственно относилась Россия к выполнению своих обязательств по заключенным соглашениям.

Признавали это и сами иностранцы.

Никогда никакое правительство не выполняло точнее свои обязательства, даже в ущерб самому себе, нежели русское советское правительство (выделено мной — А.П.)" - отмечал в своем выступлении в английском парламенте в 1945 г. отнюдь не бывший большим другом нашей страны У. Черчиль. 6.

Более того, часто Россия заботилась о сохранении «целостности» чужой территории не меньше, — чем своей — парадокс, объяснимый, вероятно, лишь особенностью нашего национального менталитета.

Это «бескорыстие» России в отношениях с иностранными государствами (отмеченное, напомним, в инструкции послу Путятину), и удивлявшее многих иностранцев, можно считать чисторусским и уникальным явлением в международной практике, где цинизм, «нечестная игра», двойные стандарты и нарушение обязательств являются скорее нормой, чем исключением в практике межгосударственных отношений.

Ввиду этого мы считаем необходимым сообщить Китайскому правительству, что Российская Республика, ставящая выше всего неприкосновенность чужой территории, находит возможным задержать вступление своих вренных сил на территорию Монголии, будучи уверена, что Китайское правительство приложит срочные, энергичные меры к полной и быстрой ликвидации указанных враждебных России банд. [барона Унгерна-Штернбергавыделено мной — А.П.]" (из телеграммы Чичерина МИД Китая от 28.11.1920) — никто не может опровергнуть подлинность и искренность этих слов. 7.

Принцип действовать на международной арене максимально законно, как было показано, являлся основой российской внешней политики, нашей внешнеполитической доктрины, и в сфере территориальных отношений.

Так что можно совершенно определенно утверждать: то, что принадлежало России, принадлежало ей по праву, законно (именно поэтому столь нелепыми и надуманными для любого, мало-мальски знакомого с вопросом выглядят, в частности, утверждения Японии о «незаконности» владения Россией южными Курилами).

Да, мы тоже брали территории силой, «военной, рукой» (которая была и остается — и современность это хорошо подтверждает — главным и решающим фактором международных отношений), когда это отвечало нашим государственным интересам или обеспечивало нашу национальную безопасность.

При этом наши национальные интересы отнюдь не всегда совпадали — и не будут совпадать в дальнейшем — с интересами других стран, что, в свою очередь, предполагает неизбежность противостояний’и конфликтов в этом вопросе, — аксиома. международных отношений, которая с таким трудом утверждается в современной системе политической власти РФ.

Упрекнем ли Екатерину (Екатерину II — А.П.) излишним воинским славолюбием? Ее победы утвердили внешнюю безопасность государства. Пусть иноземцы осуждают раздел Польши: мы, взяли своё", — писал Карамзин. 8.

При этом Россия никогда не нарушала законов войны, никогда не нападала ни на кого исподтишка («хочу на вы ити» князя Святослава вошло во все учебники по дипломатии) и всегда заботилась о том, чтобы надлежащим образом, законно оформить любое территориальное приобретение: ясность, прямота, ответственность и честность всегда были характерными чертами русско-советской международной практики, отмеченной, как мы видели, и иностранцами.

Если же говорить о соотношении мирных и силовых средств, применявшихся для достижения необходимого результата, то, как было показано, применительно к России, перевес здесь неизменно был на стороне переговоров.

Здесь же следует отметить, что при обсуждении «территориальных вопросов» русская дипломатия традиционно исходила из существующего положения, реальности, а не использовала для доказательства прав России на соответствующую территорию прошлое, «дела давно минувших дней».

Не мы начали первыми ссылаться «на историческую принадлежность» Курил и приводить ее в качестве аргумента в территориальном споре с Японией, хотя и имели на это и право, и основания, — это, повторим, никогда не было инструментом российской дипломатии, неизменно исходившей из фактического положения дел и существующего статуса территории, и рассматривавшей только те события, факты и документы, на основании которых этот статус был установлен в последний раз, придавая историческим событиям важное значение, однако значение истории, прошлого, но не более.

Следует также подчеркнуть, что, как было показано, Россия в своих отношениях с иностранными государствами неизменно предпочитала длительные, кропотливые, иногда изнурительные переговоры с тем, чтобы добиваться решения вопросов двусторонних отношений, включая «пограничный» преимущественно мирными средствами, «.предоставив времени и обстоятельствам упрочить действительное влияние России» в том или ином регионе. 9.

Ни пяди земли, ни врагу, ни другу" — этот сформулированный Н. М. Карамзиным два столетия назад постулат является основой политики любого нормального, здорового государства, заботящегося о своей безопасности и отстаивающего свои национальные интересы со времен глубокой древности. 10.

Как нельзя более точно он определяет и существо «пограничного вопроса».

Несмотря на все разговоры о снижении роли государственного суверенитета при решении «территориальных вопросов» и передачи его в ведение неких наднациональных структур или же «замены» на «волеизъявление» проживающего там населения, раздающиеся в последнее время с различных международных трибун, все государства отстаивают свою территорию — даже самый маленький ее клочок — до последней возможности, а любые попытки «покушения» на свои границы рассматривают как прямую угрозу национальной безопасности, равносильную, в ряде случаев, объявлению войны. 11.

Характерный пример — недавний (2002 г.) испано-марокканский конфликт из-за крохотного необитаемого острова Перехиль, расположенного у африканского побережья, чуть было не приведший к военному конфликту между двумя государствами (до этого был англоаргентинский конфликт из-за Фолклендских / Мальвинских островов или ирано-иракская и ирако-кувейтская война, также имевшие в своей основе «территориальный фактор»). 12.

История формирования дальневосточной границы России наглядно подтверждает сказанное.