«Крысолов» М. Цветаевой в контексте европейских и русских литературных традиций

ДиссертацияПомощь в написанииУзнать стоимостьмоей работы

Приведенные во второй главе нашего исследования примеры взаимодействия образов поэмы как нельзя лучше демонстрируют новаторский подход М. Цветаевой к материалу, предлагаемому старинной легендой: все предыдущие литературные версии сюжета о Крысолове ограничивались гораздо менее изощренной системой функционирования образовв случае же цветаевского «Крысолова» мы имеем дело с перераспределением… Читать ещё >

Содержание

В литературоведении давно утвердилась и получила заслуженное признание мысль о том, что на определенных стадиях развития литературы ее отношение к собственному прошлому становится актом творчества: произведения и образы аккумулируют всю диалектику предшествующего литературного развития, заключая в себе в свернутом виде его основные вехи и рубежи, тезисы и антитезы. Эта точка зрения не перешла в разряд избитых истин благодаря богатству и многообразию самих фактов литературы- каждое конкретное применение сформулированного здесь положения сообщает ему новую жизнь и имеет вид открытия. Предлагаемое диссертационное исследование представляет собой очередную актуализацию вышеуказанного положения- нас интересуют такие моменты литературного развития, о которых можно сказать: здесь «литература ощутила сладость зависимости, родства с тем, что составило «колена» ее долгого рода"1. Вместе с тем, мы хотели бы привести примеры и неосознаваемого, неощутимого существования такой зависимости, а также указать на ту огромную роль, которую играет индивидуальное творческое начало в процессе приятия и преображения художественного наследия. Все эти вопросы требуют введения понятия традиции. Традиция как литературоведческая категория характеризуется сравнительно малой степенью разработанности и значительной степенью неопределенности. В. Хализев в своей книге «Теория литературы» говорит о недостаточном освоении этого понятия теоретическим литературоведением и высказывает интересные соображения, касающиеся данной проблемы. Дело в том, что в авангардистски ориентированном литературоведении существует отношение к традиции как к явлению, «неминуемо связанному с эпигонством"2. По мнению Ю. Тынянова, традиция — это «основное

1 Зояощусский И. Монолог с вариациями. М., 1980. С. 103.

2 Хачизев В. Теория литературы. М., 1999. С. 355. 2 понятие старой теории литературы", которое «оказывается неправомерной абстракцией»: «говорить о преемственности приходится только при явлении школы, эпигонства, но не при явлениях литературной эволюции, пршпщп которой — борьба и смена"1. Из современных сторонников этой точки зрения В. Хализёв называет М. Чудакову и приводит в своей книге ее высказывание: «Одним из несомненных, наиболее очевидных следствий работы Тынянова и его единомышленников стала дискредитация неопределенного понятия «традиция», которое после их критической оценки повисло в воздухе и затем нашло себе пристанище в текстах, лежащих вне науки"2. Для О. Вайнпггейн понятие традиции также неприемлемо: «Выразить себя можно лишь раскритиковав самого сильного и близкого по духу из предшественников — убив отца, как велит Эдипов комплекс"3. Истоки такого рода недоверия к слову «традиция» В. Хализёв усматривает в «безапелляционном антитрадиционализме» Ф. Ницше и его последователей (призыв Заратустры разбить «старые скрижали» и «смеяться над. святыми и поэтами"4 был услышан и «претворен в жизнь» во многих сферах общественного и культурного бытия XX века). В полемике с антитрадиционалистами В. Хализёв, цитируя Б. Гройса, констатирует тот факт, что «Ницше сейчас остается непревзойденным ориентиром для современной мысли» (а значит, сам является родоначальником традиции). «Разрыв с традицией — это следование ей на ином уровне, ибо разрыв с образцами имеет свою традицию"5. Отметим также, что традиция — одно из центральных понятий философии X.-Г.Гадамера6- он манифестирует онтологическую укорененность традиции в человеческом бытии и говорит об изначальной погруженности в нее

1 Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1979. С. 272,258.

2 ЧудаковаМ. К понятию генезиса //Revue des etudes slaves. Fascicule 3. Paris, 1983. P. 410−411.

3 Вайкштейн О. Homo deconstruktivus. Философские игры постмодернизма// Апокриф. 1993. № 2. С. 22.

4 Нщше Ф. Соч. В 2 т. М&bdquo- 1990. T.2. С. 144, 141.

5 Гройс Б. О новом (утопия и обмен). М., 1993. С. 155, 116−117.

6 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. См. также: Русина Т. К проблеме становления теории традиции. М., 1992. Рукопись депонирована в

ИНИОН РАН от 21.09.92 за № 46 125. С. 16−25. 3 всякого субъекта познания: «Основным моментом нашего отношения к прошлому, — отношения, которое мы постоянно актуализируем, — является вовсе не дистанцирование от исторически переданного и не свобода от него. Мы всегда находимся внутри предания, и это пребывание-внутри не есть опредмечивающее отношение, когда-то, что говорит предание, воспринимается как нечто иное и чуждое, но, напротив, оно сразу и всегда является для нас чем-то своим, примером или предостережением, самоузнаванием, в котором для наших последующих. суждений важно не столько познание, сколько непредвзятое слияние с преданием"1. X.-Г.Гадамер, подобно М. Хайдеггеру, онтологизирует язык2 и называет его в качестве основной сферы развертывания и трансляции традиции: «Даже отдаленное прошлое все еще присутствует в настоящем — ведь язык насыщен переживаниями прежних поколений и хранит их живое л дыхание» — философ рассматривает в своей книге язык как «среду герменевтического опыта» и признает «единство языка и предания"4. По Гадамеру, диалог прошлого и настоящего осуществляется в процессе интерпретации традиции (происходит вопрошание предания, и оно, со своей стороны, «само с нами заговаривает, подобно некоему «Ты""5). Поскольку «герменевтика ныне является методологической основой гуманитарного знания (наук о духе), в том числе. и литературоведения"6, было бы, на наш взгляд, ошибкой игнорировать одно из ее базовых понятий шти отказывать ему в научности.

В.Хализев определяет традицию как важную составляющую «контекста, стимулирующего литературное творчество», как «промежуточное звено» «между антропологическими универсалиями

1 Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988. С. 335,

2 «Человек, живущий в мире, не лросто снабжен языком как некоей оснасткой — но на языке основано и в нем выражается то, что дня человека вообще есть мир» (Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 512).

3 Здесь Гадамер цитирует Гумбольдта- см.: Гумбольдт В. фон. О различии строения человеческих языков. // Гумбольдт В. фон. Избранные труды по языкознанию. М., 1984. С. 82.

4 Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 446, 510.

5 Бессонов Б. Герменевтика. История и современость // Гадамер Х.-Г. Указ. соч. С. 16.

6 ХализевВ. Теория литературы. М., 1999. С. 106. 4 архетипы и мифопоэтика) и внутриэпохальной конкретикой"1. Далее исследователь разграничивает два значения слова «традиция»: во-первых, это «опора на прошлый опыт в виде его повторения и варьирования» (такое понимание традиции было актуальным вплоть до середины XVIII века и привело в конце концов к тому, что появились суждения о «гнете традиций», о традиции как «автоматизированном приеме» и т. д.) — во-вторых, традиция есть «инициативное и творческое (активно-избирательное и обогащающее) наследование культурного (и, в частности, словесно-художественного) опыта, которое предполагает достраивание ценностей, составляющих достояние общества, народа, человечества». Именно такое понимание традиции соответствует нашим представлениям о ней. Мы не считаем, что возрождение истоков того или иного литературного явления есть дело нетворческое, «просто новизна проявляет о себя тут в более утонченной форме» — не только через прямое отрицание старого, но также и через его «приятие, освоение и преображение"4. Мы привели примеры различного отношения к понятию традиции и его различных трактовок, но указанными оппозициями неоднозначность данной категории не исчерпывается. В некоторых исследованиях традиция предстает как результат («продукт») предшествующего развития литературы, как совокупность образных средств, запас «литературных навыков». «Традиция в литературе — то, что писатель создает не сам, а находит готовым, изобретенным другими». Это «реальные и формальные элементы», на которые можно разложить анализом «литературную деятельность и совокупность живых литературных произведений"5. Другие исследователи понимают традицию как процесс образования связи между произведениями: «Традиция — передача художественного опыта из

1 Хализев В. Теория литературы. М., 1999. С. 352.

2 Там же. С. 353.

3 Эпштейн М. Парадоксы новизны. (О литературном развитии XIX -XX вв.) М., 1988. С. 85.

4 Там же.

5 КареевН. Литературная эволюция на Западе. Воронеж, 1886. С. 44, 47. 5 поколения в поколение, его творческое преломление в истории литературы"1. «Традиция представляет собой определенный тип отношений между последовательными стадиями развивающегося объекта, в том числе л и культуры, когда „старое“ переходит в новое и работает в нем». Итак, термин «традиция» в литературе «применяется и по отношению к преемственной связи, объединяющей ряд последовательных литературных явлений, и по отношению к результатам такой связи, к запасу л литературных навыков». Указанное функционирование термина вряд ли правомерно критиковать с точки зрения Непоследовательности, оно оправдано: ведь понятие традиции отвечает, с одной стороны, необходимости рассматривать литературу как непрерывный исторический процесс (который есть совокупность разнородных, хронологически дистанцированных друг от друга литературных явлений), а с другой стороны, оно призвано обозначить моменты сходства, повторяемости в литературном развитии. Пренебрежение в процессе исследования каким-либо из указанных аспектов таит в себе опасность получения неполных или даже искаженных результатов. Если понимать традицию только как мировой арсенал художественных средств, то перед вневременной значимостью этих средств потеряется «ощущение исторической соотнесенности литературных явлений"4. Если же все усилия исследователя направлены на изучение самого процесса образования связей между литературными фактами, есть вероятность отойти в сторону от подлинно великих произведений, ибо «второстепенные писатели с контактно-генетической точки зрения часто гораздо более показательны, чем первостепенные, потому что они осуществляют преемственность

1 Небольсин С. Традиция // Краткий словарь литературоведческих терминов. М., 1978. С. 188−189.

2 СпиркипА. Человек, культура, традиций И Традиция в истории культуры. М., 1978. С. 8.

3 Дынник В. Традиция // Литературная энциклопедия. Словарь литературоведческих терминов. В 2 т. М,-Л" 1925. Т.2. С. 972−973.

4 Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. Рукопись депонирована в

ИНИОН АН СССР от 15.04.86. за № 24 868. С. 3. 6 межлитературных ценностей наиболее прямолинейно"1 (данное замечание мы приводим скорее в общем смысле, чем конкретно применительно к нашей работе, т.к. в ней неоднократно будут представать предметом исследования факты «прямолинейной» преемственности, характеризующие творчество поэтов, безусловно, первостепенных). Следующая проблема, связанная с понятием традиции, поднимает спектр вопросов, касающихся формы и содержания литературных произведений. Что является основной сферой действия традиции: форма, содержание или то и другое вместе? Т. Красюк приводит в своей работе примеры различных точек зрения на эту проблему. Так, для В. Белинского «выдвижение на первый план элементов формального сходства было недопустимым, как возрождение классической схоластики, которая каждое явление примеряла к образцу». Вместе с тем, именно с трудами В. Белинского связано появление идеи преемственности в отечественном литературоведении: «Никто сам собой ничего не делает ни великого, ни малого, но, оглянувшись вокруг себя, всякий начинает или продолжать, или отрицать сделанное прежде его: это закон исторического о развития» .

В критических работах Белинского, — пишет Т. Красюк, -преемственные связи литературных явлений, принадлежащих разным этапам истории, впервые в русском литературоведении стали осознаваться как некая закономерность литературного процесса, осуществление которой превращает литературу из «каталога книг» в «историю литературы». И содержание этой связи никак не сводилось к наследованию форм и средств изобразительности и выразительности"4 (в частности, моменты повторяемости усматривались В. Белинским в желании литературы освободиться от «ложного», «подражательного» начала: понимая романтизм как «возвращение к естественности», В. Белинский ставил в

1 Дюришын Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979. С. 212.

2 Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. С. 8.

3 Белинский В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М., 1953. Т. 6. С. 602.

4 Красюк Т. Указ. соч. С. 10. 7 единый ряд преемственности А. Пушкина, который «всегда был истинен и искренен в своих чувствах», Г. Державина, который «был почти такой же романтик, как и Пушкин» и древних, которые «не виноваты в классицизме ни душою, ни телом, ибо были естественны в своих творениях"1 (мы видим, как тонко разграничены здесь понятия «подражания» и «повторяемости»). На следующем этапе осмысления характера литературной эволюции мысль сосредоточилась прежде всего на изменчивости в содержании, рассматривая область художественной формы как минимально изменяющуюся. Все последующие интерпретации традиции как устойчивой литературной формы2 восходят в конечном итоге к воззрениям А.Веселовского. По его мнению, «постоянному обновлению сферы содержательности искусства оказывалась противопоставленной иная область поэтического творчества, где царили «формы необходимости», где пролегала «граница личного почина» и где поэт оказывался «связан литературным материалом, доставшимся ему по наследству от, а предшествующей поры». «Не ограничено ли поэтическое творчество известными определенными формулами, устойчивыми мотивами, которое одно поколение восприняло от предыдущего. Каждая новая эпоха не работает ли над исстари завещанными образами, обязательно вращаясь в их границах, позволяя себе лишь новые комбинации старых, только наполняя их тем новым пониманием жизни, которое собственно и составляет ее прогресс перед прошлым?"4 По мнению А. Веселовского, мотив, образ, сюжет (в их «архетипическом» смысле) суть характеристики формальной сферы литературно-художественного произведения. На наш взгляд, здесь применима своего рода «теория относительности»: по отношению ко всем конкретным воплощениям «бродячего» сюжета он

1 Белинский В. Полное собрание сочинений. В 13 т. М., 1953. Т. 1. С. 68−69.

2 В качестве примера современных, суждений такого рода приведем точку зрения С. Каяачевой: «Традиция определяет национальное своеобразие литературы только в области формы. Ее действие нельзя распространить на содержание литературы. Традиционность содержания художественного творчества повела бы к страшному застою». (Калачева С. Неравномерность исторического развития и национальная традиция в литературе // Литературный процесс. М., 1981. С. 143).

3 Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. С. 11.

4 Веселовский А. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 51. 8 данный сюжет как явление «сквозьэпохальное») есть форма, «матрица», заполняемая каждый раз новым содержанием. Однако тот же «бродячий» сюжет представляет собой сферу содержания, если рассматривать каждое из совокупности вышеуказанных воплощений с точки зрения их, например, жанровой специфики. А. Веселовский считал основой традиции формы, ставшие «формулами», получившие определенную долю свободы от своего содержания и благодаря этому могущие наполняться «содержанием очередных общественных мировоззрений». Сама жизнь их в литературе, по мнению А. Веселовского, «зависит от нашей способности подсказывать им новое содержание и от их — вместимости"1. Как справедливо указывает Т. Красюк, «формулы» А. Веселовского суть «способы, приемы, принципы художественного мышления"2.

Впоследствии моменты повторяемости в литературе стали выявляться и в области содержания. В качестве «традиционных» рассматривались «роды и виды,. сюжеты и темы, образы и типы, характеры и положения"3. «Традиционным в литературном произведении может. быть. содержание (от заимствованных сюжетов до самых общих тем, роднящих отдельные произведения)"4. Как видим, одни и те же составляющие художественного произведения разными авторами считаются то формальными элементами, то содержательными. Мы уже кратко обозначили свою позицию в этом вопросе при анализе вдей Веселовского и не станем далее углубляться в эту проблему. Чрезвычайно важными нам представляются следующие два вывода: «во-первых, область художественного содержания и область художественной формы не могут быть противопоставлены в связи с проблемой литературной традиции, ибо к обоим аспектам художественного произведения применим «критерий повторяемости». Во-вторых, повторяемость в литературном творчестве должна быть извлечена из развития литературы. А предметом развития

1 Веселовстй А. Историческая поэтика. Л., 1940. С. 9]-92.

2 Красюк Т. Традиций как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. С. 14.

3 Горнфелъд А. Эволюциялотердауры. // Энцикгогюдическийсловарь. Брокгауз и Эфрон. СПб, 1904. Т.40. С. 139.

4 Кареев Н. Литературная эволюция на Западе. Воронеж, 1886. С. 331. 9 является прежде всего художественное содержание"1. Эти итоговые положения статьи Т. Красюк мы предполагаем использовать в нашем исследовании в качестве методологической установки- ибо смысл нашей работы как раз и заключается в том, чтобы в процессе анализа выбранного нами материала в аспекте формальном и содержательном выявить повторяющееся в разнообразном, сходное в несходном. Теперь о самом материале.

Главным объектом нашего исследования является лирическая сатира М. Цветаевой «Крысолов», в основе которой лежит (назовем пока только один, основной источник) средневековая германская легенда. Общеизвестно, что многие произведения М. Цветаевой (среди них — пьесы, поэмы, лирические стихотворения) основаны на литературных источниках либо так или иначе соотносимы с ними. Источники многообразны: это и художественная

литература, и фольклор, а также мифы, легенды, исторические сочинения и т. д. «Эти источники эклектичны и зачастую широко известны, если не „избиты“.Трактовка темы или сюжета, уже известных по каноническим литературным обработкам, безусловно, служила для Цветаевой важным творческим стимулом» , — пишет М.Мейкин. В цветаеведении давно признан тот факт, что М. Цветаева «никогда не пыталась изобрести сюжет"3 и что «мифологический нарратив как отправная точка лирического сюжета» есть «характерная особенность"4 ее поэтики. М Мейкин даже позволяет себе (и, надо признаться, не без оснований) смелое высказывание о том, что «автобиографический генезис поэзии Цветаевой проявляет себя не более, чем генезис литературный"5. Однако это следование «шаблону» (в чем М. Цветаеву неоднократно упрекали, подозревая у поэта недостаток воображения) приобретает в ее

1 Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. С. 14.

2 Мейкин М. Марина Цветаева: поэтика усвоения. М., 1997. С. 13.

3 Karlinsky S. M.Cvetaeva. Her Life and Art. Berkley / Los-Angeles, 1966. P. 207.

4 Мешкова Ю. Мифологическое слово в поэзии М. Цветаевой (нарратив и архетип) // Творчество писателя и литературный процесс. Межвуз. сборник научных трудов. Иваново, 1994. С. 83.

5 Мейкин М. Указ. соч. С. 12−13.

10 творчестве совершенно особый и замечательно плодотворный характер. Привлечение тем из области литературы и использование сюжетов, источники которых широко известны, отвечает внутренним потребностям поэтического мира М. Цветаевой, в частности, таким его аспектам, как, например, «тяготение к повествовательности» или «конфликт между известным источником как частью «общего владения» и его подчеркнутым персональным, даже «частным» пересмотром. по законам. собственной поэтики, «мифики», системы символов"1. Использование заимствованных тем и сюжетов, их порой «контрастная» (по отношению к «каноническому» тексту) переработка находится в полном соответствии с такими чертами ее поэтики, как сочетание архаики и новаторства, противоречивые тенденции к утверждению традиции и к подрыву ее, «постоянный конфликт между непрерывностью и дискретностью"2. Все сказанное в полной мере может быть отнесено и к «Крысолову». Как пищет И. Малинкович, история о Крысолове сама по себе «при всей своей фантастичности. слишком конкретна, слишком привязана к определенному месту и времени,. сам сюжет слишком случаен, .чтобы притязать на звание мифа в прямом смысле слова. Он и не претендует на всеобъемлющую картину мира.». Но, преломленный художественным сознанием М. Цветаевой, становясь «личным мифом», этот «случайный» сюжет именно дает представление о «картине мира» поэта, охватывая пространство реальности и инобытия, локализуясь во времени и протягиваясь в бесконечность, задавая цветаевскую пространственную и временную сетку координат и определяя положение в ней поэта. В цветаевском неомифологизме имеет место одновременно и конкретизация старого мифа (история Крысолова предстает как миф о Художнике), и его генерализация («случайный» сюжет приобретает подлинные черты эсхатологического мифа, который есть

1 Мейкин М. Марина Цветаева: поэтика усвоения. М., 1997. С. 14.

2 Там же. С. 15.

3 Малинкотч И. Судьба старинной легенды. М., 1994. С. 7.

11 префигурация космогонии будущего"1). Старинная легенда в цветаевской ее версии есть нечто большее, чем просто очередное воплощение «бродячего сюжета" — поэма становится поиском цветаевской концепции мира, бытия, искусства и человека, закономерно вызывая интерес исследователей.

Итак, центральным объектом нашего исследования является «Крысолов» М. Цветаевой- но мы рассматриваем названную поэму не изолированно, а в широком контексте фольклорно-литературных традиций — как предшествующих ее созданию, так и берущих от нее импульс к дальнейшему развитию. Выбранная тема обусловила трехчастную композицию нашего исследования: в первой главе лирическая сатира МЦветаевой рассматривается как результат взаимодействия двух фольклорно-литературных традиций (западно-европейской и русской) — во второй главе речь идет о специфике собственно цветаевской интерпретации сюжета о Крысолове- наконец, третья

глава IIосвящена проблеме соотносимости названной поэмы М. Цветаевой с произведениями русской литературы последующего периода (имеется в виду творчество русских писателей-фантастов конца XX века и поэма-мистерия И. Бродского «Шествие»). Под «соотносимостью» мы понимаем как моменты прямого влияния (и заимствования), так и непреднамеренное («бесконтактное») следование в русле единой традиции.

Выделенные таким образом части предлагаемого исследования не равны по объему. Это объясняется тем, что проблематика первой главы сама по себе не нова: часть исследуемых здесь вопросов уже ставилась в цветаеведении. Разумеется, дополнительные соображения, высказанные по поводу не нами сформулированной проблемы, тоже представляют собой научный интерес, но, безусловно, меньший, чем новая постановка вопроса. Таковая присутствует, на наш взгляд, во второй и особенно в третьей (наиболее объемной) главе нашей работы. Если лирическая сатира

1 Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1996. С. 60.

М.Цветаевой в последние десятилетия явилась объектом самого пристального внимания лингвистов и литературоведов, то с «Шествием» ситуация обратная: это произведение практически не исследовано. С одной стороны, это объяснимо меньшей (по сравнению с «Крысоловом») временной дистанцией, разделяющей творчество поэта и литературу о нем. Но, с другой стороны, при значительном количестве исследований, посвященных зрелому И. Бродскому, мы имеем весьма узкий круг работ, касающихся раннего творчества поэта (на наш взгляд, этот период поэтической деятельности И. Бродского уже достаточно дистанцирован от современности, чтобы стать предметом изучения). «Шествие» же и вовсе «не востребовано» литературоведами: оно, если мы правильно информированы, до сих пор не удостоилось ни самостоятельного, ни сравнительного филологического исследования, хотя отдельные пассажи, посвященные данной поэме, встречаются в работах В. Куллэ, Д. Лакербая, М. Жйгачевой, А. Ранчина, Л. Лосева, Я. Гордина, В. Бетаки, М. Павлова, В. Полухиной, И. Ефимова, Е. Рейна- пассажи эти носят характер мемуаров или «упоминаний вскользь" — в лучшем случае они являются беглой иллюстрацией к той или иной проблеме поэтики И.Бродского. Надо сказать, что поэт сам в немалой степени способствовал формированию такого (несколько пренебрежительного) отношения к своим ранним стихам и к «Шествию» в частности. Б. Великсон, характеризуя поэтическую манеру «доотъездного» и «послеотъездного» И. Бродского, пишет: «До — он не рассуждал, а переносил на бумагу поток, с которым не всегда и справлялся. Я очень люблю эти стихи, в них есть свежесть и напор, которые он потерял после. Бродский — разлюбил их. Он был против их перепечатки и на вопрос, неужели он не любит даже «Шествие», ответил: «Особенно «Шествие"""1. Поэт, без сомнения, имеет право на самокритику (в основе которой, кстати, может лежать не только недовольство поэтической

1 ЁгттхмК Олф1ьБродршго. Нжраот

13 техникой раннего периода, характерное для многих больших художников, но и запоздалое желание скрыть под маской холодной сдержанности то интимное, глубоко личное, что было высказано в юности «навзрыд"1, «плача и крича"(1, 95)). Повторяем, это право поэта — «не любить» свои ранние стихи. Но, по нашему глубокому убеждению, для исследователя имеют безусловную ценность все без исключения тексты, созданные данным автором. М. Цветаева писала: «Человек, не читавший меня всю у курсив мой. — Л.В.). не имеет права суда». Это высказывание справедливо по отношению к творчеству любого поэта, и Бродского в том числе, тем более, что у него, как отмечал Я. Гордин, «все свершенное в о зрелости отчетливо заявлено было в самом начале» .

Оценивая результаты проделанной работы, мы видим, что сравнительный анализ «Крысолова» М. Цветаевой и «Шествия» И. Бродского мог бы явиться темой не главы, а специального большого исследования, но изначально поэма-мистерия И. Бродского представляла для нас интерес прежде всего как очередное («постцветаевское») поэтическое воплощение сюжета о Крысолове. В соответствии с первоначальным замыслом, мы не выносим поэму-мистерию И. Бродского в заглавие нашей работы. Мы рады возможности восполнить указанный «пробел» в «бродсковедении» (или, точнее, сделать несколько начальных шагов в этом направлении), оставаясь вместе с тем в рамках давно интересовавшего нас вопроса о месте цветаевского «Крысолова» в контексте фольклорно-литературных традиций — как предшествовавших созданию поэмы, так и получивших от нее импульс к дальнейшему развитию (с точки зрения Р. Веймана, традиция и есть прежде всего ««категория отношения», устанавливаемого между. генезисом и

1 Бродский И. Сочинения. В 4 т. СПб, 1997−1998. Т.П. С. 47. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте, в скобках, с указанием номера тома (римской цифрой) и страницы.

2 Цветаева М. Собрание сочинений. «В 7 т, М., 1994−1995. Т. 5. С. 276−277. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте, в скобках, с указанием номера тома (арабской цифрой) и страницы.

3 Гордин Я. Странник // Бродский И. Избранное. М., 1993. С. 8.

14 способностью воздействовать"1). Наше исследование возникло из желания осознать цветаевскую лирическую сатиру не только как заключительный этап существования предыдущей традиции, не только как точку отсчета традиции последующей, но как-то и другое вместе- и в этом смысле выбранная нами тема представляется новой и актуальной. На сегодняшний день не существует работ, в которых цветаевский «Крысолов» рассматривался бы в указанном аспекте- известные нам контекстуальные исследования данного произведения сводятся в основном к изучению его Л источников. В нашей работе предпринимается попытка сместить акцент с источниковедения (предварительно отдав ему должное, т.к. эта область изучения «Крысолова» далеко еще не исчерпана) на исследование цветаевской поэмы с точки зрения ее «эманации в будущее». Указанный подход, на наш взгляд, позволит рассматривать лирическую сатиру М. Цветаевой в ее максимальной связи с литературным процессом. Мы предполагаем подчеркнуть континуальность этого процесса, констатировать его непрерывность даже в тех случаях, когда самими его творцами (в частности, И. Бродским) он ощущался как прерывистый, дискретный. Итак, в данном исследовании «Крысолов» М. Цветаевой должен быть рассмотрен в контексте германского и русского фольклора, а также литературы (преимущественно западноевропейской и в меньшей степени — русской), предшествовавшей созданию цветаевской поэмы- кроме того, наша работа задумывалась в рамках выведения поэзии М. Цветаевой «в естественный и соприродный ей контекст мысли и творчества XX века"3 (мы считаем, что указанная соприродность творчества М. Цветаевой XX столетию продлилась значительно дольше,

1 Цитируется по: Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. С. 6.

2 См. обзор литературы на стр. 19−23 данной работы.

3 Ревзина О. Горизонты Марины Цветаевой // Здесь и теперь. М., 1992. № 2. С. 98. Ср. также высказывание В. Адмони: «В своем творчестве. Цветаева глубоко причастна к тем двум основным рукавам, на которые разделилась в своем течении мировая поэзия XX века — и к прэзии мощного потока, и к поэзии сконцентрированной и интенсивнейшей внутренней силы». (Адмони В. Марина Цветаева и поэзия XX века // Марина Цветаева. Статьи и тексты. Wien, 1992. (Wiener slawistischer Alittanach (в дальнейшем — WSA), Sbd. 32. С. 28″.

15 чем жизнь поэта). Сформулировав, таким образом, цель нашего исследования, укажем теперь его конкретные задачи. Прежде всего, необходимо уделить внимание истории создания цветаевского произведения. Проследив генезис сюжета о Крысолове в творчестве М. Цветаевой, представляется целесообразным обратиться к истокам легендарного сюжета самого по себе (такая задача подразумевает обращение исследователя к германскому фольклору). Дальнейшим этапом предпринимаемого исследования должно явиться изучение литературной судьбы изначально фольклорного сюжета, при этом необходимо обратить внимание на те произведения западноевропейской литературы, которые могли стать актуальными для возникновения именно цветаевской версии легенды. Кроме того, лирическая сатира М. Цветаевой дает повод рассматривать себя и в контексте русских фольклорно-лигературных традиций. Далее предполагается сменить диахроническую точку зрения на синхронную, обратившись к проблеме собственно авторской интерпретации традиционных образов и мотивов и к вопросу об их функционировании в поэме. Дальнейшей задачей предпринимаемого исследования видится нам выяснение роли «Крысолова» в русской литературе постцветаевского периода. С этой целью предполагается произвести краткий анализ произведений русских писателей-фантастов конца XX века, а также привести многоуровневую картину сходств и различий, которую позволяет получить сравнительное исследование «Крысолова» и «Шествия». В этой связи будет рассматриваться проблема влияния творчества М. Цветаевой на поэзию И. Бродского в целом и вопрос о литературном родстве «Крысолова» и «Шествия» в частности- будет доказана несомненная значимость цветаевской версии сюжета о Крысолове для аналогичного «микросюжета», имеющего место в «Шествии». Предполагается выявить моменты преемственности и отталкивания в «Крысолове» и «Шествии» на уровне ритмики, на уровне семантики и

16 функционирования традиционных образов и мотивов, на уровне авторского завершения художественного целого произведения. Кроме того, мы считаем целесообразным затронуть аспекты жанровой характеристики двух исследуемых произведений (как пишет В. Хализев, «особенно большое значение в литературной деятельности имеют традиции жанровые"1).

Поставленные задачи обусловилй выбор основного метода нашей работы — метода комплексного исследования лирической сатиры М. Цветаевой в единстве творческого, биографического, фольклорного, литературно-исторического и мифологического контекстов. Этот метод, как уже было сказано, является диахроническим или синхронным, в зависимости от той или иной «тактической» задачи- он предполагает обращение к проблемам лингвистическим и текстологическим (помимо собственно литературоведческих). Наш метод нацелен, с одной стороны, на изучение структуры конкретных текстов и вычленение интересующих нас элементов этой структуры- с другой стороны, данное исследование является контекстуальным и интертекстуальным, оно соотносит цветаевскую лирическую сатиру с контекстами «ближайшими» (творческая история произведения, биография автора, свойства его личности) и «удаленными2», с феноменами «малого» и «большого исторического времени"3 (под первым М. Бахтин понимал современность писателя, под вторым — опыт предшествующих эпох). По мысли М. Бахтина, «современность сохраняет все свое огромное и во многих отношениях решающее значение. Научный анализ может исходить только из нее и .все время должен сверяться с нею.» И все же «замыкать» литературное произведение в «малом историческом времени» нельзя: «полнота его раскрывается только в большом времени. произведение уходит своими корнями в далекое прошлое. Великие произведения литературы

1 Хализев В. Теория литературы. М., 1999. С. 355.

2 Там же. С. 291−292.

3 Бахтин М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 330−333.

17 подготовляются веками, в эпоху же их создания снимаются только зрелые плоды длительного и сложного процесса созревания"1. В предлагаемой работе мы стремились к такому анализу, при котором «имманентное изучение. сопровождается и подкрепляется контекстуальным рассмотрением произведения"2 (такой подход представляется нам наиболее оправданным, поскольку, согласно верному замечанию Ю. Лотмана, «динамика культуры не может быть представлена ни как изолированный имманентый процесс, ни в качестве пассивной сферы внешних влияний. Обе эти тенденции реализуются во взаимном напряжении, от которого они не могут быть абстрагированы"3). Кроме того, в данном исследовании делается попытка осознать основной его предмет (лирическую сатиру М. Цветаевой «Крысолов») как удаленный контекст для других, последующих произведений, рассмотреть его как факт «большого исторического времени» (с точки зрения тех, кто пришел в русскую литературу XX в постцветаевский период). Указанный комплексный подход к исследованию цветаевской поэмы ядром своим будет иметь уже давно принятый в литературоведении сравнительно-исторический метод (первоначально, в середине XIX века, направленный против эстетики романтизма, в которой основными силами, формирующей произведение, считались своеобразие творческой личности автора, особый дух времени и нации). На том этапе «новизна и ценность сравнительной методологии состояли в том, что в произведении была открыта его зависимость от литературной среды, его наружная сторона, обращенная к произведениям других авторов, эпох и народов. Оказалось, что

литература содержит в себе огромное количество заимствованного материала, передающегося путем всякого рода культурных взаимодействий. Художник, еще недавно представавший свободным Гением,. стал

1 Бахтин М. Ответ на вопрос редакции «Нового мира» // Бахтин М. Эстетика словесного творчества. М., 1979. С. 330−333.

2 Халюев В. Теория литературы. М., 1999. С. 291.

3 Лотмап Ю. Культура и взрыв. М., 1992, С. 205.

«Крысолов» М. Цветаевой в контексте европейских и русских литературных традиций (реферат, курсовая, диплом, контрольная)

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Крысолов" М. Цветаевой был рассмотрен нами в контексте западноевропейской и русской литературных традицийв сферу интересов данного исследования вовлекались также, по мере необходимости, традиции фольклорные. В данной диссертации была предпринята попытка осознать цветаевскую лирическую сатиру не только как заключительный этап существования предыдущей традиции, не только как точку отсчета традиции последующей, но как-то и другое вместе. «Крысолов» М. Цветаевой был исследован нами в аспекте своих литературно-исторических «валентностей» — он предстает в нашей работе как связующее звено в цепи фактов литературного процесса. Отношения цветаевской поэмы с другими произведениями, в которых задействован интересующий нас сюжет или его элементы, можно расценивать как свидетельство континуальности этого процесса даже в тех случаях, когда самими его творцами он ощущался как прерывистый, дискретный.

В нашей работе было уделено внимание истории легендарного сюжета о Крысолове (что потребовало обращения к западноевропейскому, преимущественно германскому, фольклорно-лигературному наследию), при этом особенно акцентировалась нами специфика литературной судьбы изначально фольклорного сюжета. Разумеется, в поле нашего исследования попали далеко не все вариации сюжета о Крысолове, мы оказывали понятное предпочтение тем из них, которые были актуальными для возникновения именно цветаевской версии легенды. Лирическая сатира М. Цветаевой дает также повод рассматривать себя в контексте русских фольклорно-литературных традиций, что и было сделано в данной работе. Мы пришли к выводу, что «Крысолов» М. Цветаевой является своего рода «перекрестком» различных фольклорно-литературных традиций и в определенном смысле — результатом их взаимодействия. Средневековая германская легенда о Крысолове, воспринятая М.Цветаевой.

188 опосредованно, через призму ее многочисленных литературных воплощений (имеются в виду произведения И.-В.Гете, Г. Гейне, К. Зимрока, Р. Браунинга, Ю. Вольфа и др.), дала удивительный результат в контаминации с элементами сюжета и образности русского старообрядческого сказания о невидимом граде Китеже (взятыми, опять-таки, не только напрямую из фольклора, но и заимствованными из произведений русской литературыв этой связи назывались имена Д. Мережковского, С. Городецкого и др.). Применительно к данному отрезку существования фольклорно-литературных традиций (от германского средневековья и русского старообрядчества — через литературу — до цветаевского «Крысолова» включительно) можно говорить о преемственности сюжетной и семантической (преемственность здесь мы понимаем не только как прямое заимствование, но и как «контрастную» интерпретацию того или иного сюжетного хода или художественного образа). В жанровом аспекте «Крысолов» М. Цветаевой может быть сопоставлен только с одним из предшествовавших ему воплощений легендарного сюжета (имеется в виду поэма-сказка Р. Браунинга) — однако указанное соответствие имеет поверхностный характер — произведение Р. Браунинга не нацелено всерьез на «поиск идеального в жизненных коллизиях» 1, тогда как у цветаевой жанр «Крысолова» есть жанр «последних вопросов» (результаты нашего исследования позволяют назвать в качестве одного из жанровых «предшественников» «Крысолова» мистерию).

Итак, «Крысолов» есть точка схождения западноевропейской и русской фольклорно-литературных традицийоднако, и следуя этим традициям, и уклоняясь от них, поэма несет на себе печать яркой авторской индивидуальности, неповторимого цветаевского стиля и духа.

1 Мясников Ю. Система жанров современной советской поэзии и проблема художественного синтеза // Проблемы литературных жанров. Материалы 4-ой научной межвузовской конференции 28 сент. — 1 окт. 1982 года. Томск, 1983. С. 199.

Дальнейшим этапом предпринятого нами исследования явилось повторное выведение цветаевской лирической сатиры в диахронический план: в нашу задачу входило выяснение роли «Крысолова» в русской литературе постцветаевского периодауказанное произведение М. Цветаевой было рассмотрено с точки зрения его «эманации в будущее». Поэма «Крысолов» предстала в нашей диссертации как факт «большого исторического времени», как «удаленный контекст», значимый для русской литературы второй половины XX века. В данном случае преемственность опять-таки осуществлялась не только в форме прямых заимствований, но и в стремлении «досказать несказанное»: так, в доминировании моральной проблематики в современных фантастических версиях легенды о Крысолове («Ганс Крысолов» С. Логинова и «Горелая Башня» М. и С. Дяченко) видится нам «реакция» неудовлетворенного воспринимающего сознания на образ цветаевского героя-имморалиста).

В нашей работе была также приведена многоуровневая картина сходств и различий, полученная в результате сравнительного исследования «Крысолова» и «Шествия». Мы говорили о влиянии творчества М. Цветаевой на поэзию И. Бродского в целом и литературном родстве «Крысолова» и «Шествия» в частностибыла доказана несомненная.

190 значимость цветаевской версии сюжета о Крысолове для аналогичного «микросюжета», имеющего место в «Шествии». Были выявлены моменты преемственности и отталкивания в «Крысолове» и «Шествии» на уровне ритмики, на уровне семантики и функционирования традиционных образов и мотивов, на уровне авторского завершения художественного целого произведения. Нами были затронуты также аспекты жанровой характеристики «Крысолова» и «Шествия». Результаты проведенного исследования могут быть отражены в следующих итоговых положениях: «Крысолов» М. Цветаевой и «Шествие» И. Бродского, рассмотренные в выделенных нами различных аспектах, в каждом из них предстают как «звенья одной цепи». Эти «звенья» максимально близки, когда речь идет о них как о хронологически последовательных фактах воплощения и поэтической эволюции старинной германской легендыздесь правомерно говорить о прямом влиянии цветаевской лирической сатиры на поэму-мистерию И. Бродского, о буквальных перекличках и о явных соответствиях в семантике основных мотивов и образов сюжета о Крысолове (имеется в виду акцептация «состояния уведенности», «заговоренцости», подвластности «диктату языка» или — как у М. Цветаевой — диктату Музыки, выраженной словесно), а также о сходстве пространственно-временной организации указанных произведений.

Другие аспекты сравнительного анализа двух поэм позволяют говорить не о прямом воздействии цветаевской лирической сатиры на поэму И. Бродского, но об их погруженности в русло единой литературно-художественной традиции. Значимыми для обоих произведений контекстами являются: синтетические жанрово-родовые образования, мистерия (ее формальный и содержательный аспект) и романтическая поэма (особенно в ее связи с проблематикой «бесконечного героя»).

Результаты проведенного исследования позволяют утверждать, что поэма М. Цветаевой «Крысолов» является мощным «аккумулятором» .

191 различных фольклорно-литературных традиций и, вместе с тем, несет в себе смыслотворческий заряд огромной силы. Вполне возможно, что ее влияние на литературу постцветаевского периода будет ощутимо и в XXI веке.

1. Цветаева М. Избранные произведения (под ред. А. Эфрон и А. Саакянц). М., 1965.

2. Цветаева М. Неизданное. Записные книжки. В 2 т. М., 2001. Т. 2 (1919 -1939).3. Цветаева М. Поэмы 1920;1927 годов. СПб, 1994.4. Цветаева М. Собрание сочинений. В 7 т. М., 1994;1995.

3. Марина Цветаева. Письма к Константину Родзевичу. Ульяновск, 2001.

4. Аверинцев С. Плутарх и античная биография. М., 1973.

5. Аверинцев С. Примечания к: Юнг К. К пониманию психологии архетипа младенца (введение) // Самосознание европейской культуры XX века. М., 1991.

6. Агиенко Л. Мифология в творчестве Марины Цветаевой. Смоленск, 1995. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН от 3. 01.96. за № 51 061.

7. Адмони В. Цветаева и поэзия XX века // Марина Цветаева. Статьи и тексты. Wien, 1992. (WSA. Sbd. 32.).

8. Айзенштейн Е. «Построен на созвучьях мир.»: звуковая стихия Марины Цветаевой. СПб., 2000.

9. Андреев Д. Роза мира // Андреев Д. Собрание сочинений. В 3 т. М., 19 951 996. Т.2.

10. Антокольский П. Книга М.Цветаевой. // Новый мир. № 4. 1966.

11. Антокольский П. Театр Марины Цветаевой // Цветаева М. Театр. Сост. и подготовка текстов А. Эфрон и А. Саакянц. М., 1988.

12. Базанов В. Русская советская поэма 20-х годов (традиции, периодизация и типология жанра). Автореферат дис. на соиск. уч. ст. доктора филол. наук. Л., 1975.

13. Базанов В. К дискуссии о поэме в современной критике // Русская литература, 1975. № 2.

14. Базанов В. Об изучении русской советской поэмы 20-х годов // Русская литература, 1973. № 1.

15. Баратынский Е. Стихотворения и поэмы. Л., 1989.20. Баткин Л. Тридцать третья буква: Заметки читателя на полях стихов Иосифа Бродского. М., 1996.193.

16. Белкина М. Скрйцение судеб. М., 1988.

17. Белый А. Пророк безличия // Белый А. Символизм как миропонимание. М, 1994.

18. Белый А. Смысл искусства // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 130).

19. Белый А. Театр и современная драма // Белый А. Символизм как миропонимание. М., 1994.

20. Вельский В. Либретто к опере Н. Римского-Корсакова «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». М., 1967.

21. Березнева А. Русская романтическая поэма: Лермонтов, Некрасов, Блок (к проблеме эволюции). Саратов, 1976.

22. Берковский Н. Романтизм в Германии. Л., 1973.

23. Бетаки В. Шествие через пустыню // Бетаки В. Русская поэзия за 30 лет: 1956;1986. Orange: Antiquary, 1987.

24. Бетеа Д.-М. Мандельштам, Пастернак, Бродский: иудаизм, христианство и созидание модернистской поэтики // Русская литература XX века: исследования американских ученых. СПб, 1993.35. Блок А. Собрание сочинений. В 8 т. М.-Л., 1960;1963. Т. 3.

25. Богданов А. Поэма. Драматическая поэма // Литературная учеба, 1985. № 1.

26. Богославская Л. Работа Цветаевой с ономастическим материалом // Русская ономастика. Одесса, 1984.

27. Борев Ю. Искусство интерпретации и оценки: опыт прочтения «Медного всадника». М., 1981.

28. Борисова Л. Мистерия и трагедия в символистской теории жизнетворчества // http://wvm.crimea.edu/intemet/Education/notes/notes8/n08009.html.

29. Бродский И. Самый дерзкий вызов власти не интересоваться ею / Интервью А. Михнику // Бродский И. Большая книга интервью. М., 2000.

30. И. Большая книга интервью. М. 45. Бродский И. Искусство поэзии / Интервью С.Биркертсу.// Бродский И.194.

31. Большая книга интервью. М., 2000.

32. Бродский И. Муза в изгнании / Интервью А.-М. Брамм // Бродский И. Большая книга интервью. М., 2000.

33. Бродский И. Наглая проповедь идеализма / Интервью Д. Бетеа // Бродский И. Большая книга интервью. М., 2000.

34. Бродский И. Нобелевская лекция // Бродский И. Сочинения. В 4 т. Спб, 1997. Т. 1.49. Бродский И. Об одном стихотворении // Бродский о Цветаевой. М., 1997.

35. Бродский И. Поэт и проза. // Бродский о Цветаевой. М., 1997.

36. Бродский И. Примечания к комментарию // Бродский о Цветаевой. М., 1997.

37. Бродский И. Сочинения. В 4 т. СПб., 1997;1998.53. Бродский И. Человек в пейзаже / Интервью Е. Рейну // Бродский И. Большая книга интервью. М., 2000.

38. Бурдина С. Современная советская поэма: лирическая структура и эпический образ мира // Проблемы типологии литературного процесса. Пермь, 1989.

39. В ожидании варваров. Мировая поэзия в переводах И.Бродского. СПб., 2001.59. Вайнштейн О. Homo deconstruktivus. Философские игры постмодернизма //1. Апокриф. 1993. № 2.

40. Ваншенкина Е. Острие. Пространство и время в лирике Иосифа Бродского // Литературное обозрение. 1996. № 3.

41. Васильковский А. Жанровые разновидности русской советской поэмы 19 171 941 годов (опыт типологической характеристики). Киев, 1979.

42. Вейман Р. История литературы и мифология. М., 1975.

43. Великсон Б. Смерть Бродского. Некролог для INFO-RUSS http://brodsky.newmail.rU/about/mediar.html#00.

44. Верхейл К. Кальвинизм, поэзия и живопись (об одном стихотворении Иосифа Бродского) // Звезда. 1991.65. Веселовский А. Историческая поэтика. Л., 1940.

45. Волков И. Теория литературы,-1 $., 1995.

46. Волков С. О Цветаевой: диалог с Иосифом Бродским // Бродский о Цветаевой. М., 1997.

47. Волошин М. Избранное. СПб, 1997.

48. Гадамер Х.-Г. Истина и метод. М., 1988.

49. Гаспаров Б. Литературные лейтмотивы. М., 1994.195.

50. ГаспаровМ. От поэтики быта к поэтике слова / WSA. Wien, 1992. Sbd.32.

51. Гордин Я. Трагедийность мировосприятия // В.Полухина. Бродский глазами современников. Сб-к интервью.

52. Горичева Т. О кенозисе русской культуры // Христианство и рус. лит-ра. Сб-к статей. СПб, 1994.

53. Горичева Т. Сиротство в русской культуре // Вестник новой русской литературы. 1991. № 3.

54. Горнфельд А. Эволюция литературы // Энциклопедический словарь. Брокгауз и Эфрон. СПб., 1904. Т. 40.

55. Городецкий С. Избранные произведения. М., 1987.85. Горчаков Г. К источникам трагического у Марины Цветаевой. /WSА. Wien, 1992. Sbd.32.

56. Грин А. Крысолов // Грин А. Психологические новеллы. М., 1988.88. Гройс Б. О новом (утопия и обмен). М&bdquo- 1993.89. Дацкевич Н., Гаспаров М. Тема дома в поэзии Марины Цветаевой // Здесь итеперь. М., 1992. № 2.

57. Дживелегов А., Бояджиев Г. История западно-европейского театра от возникновения до 1789 года. M.-JI.

58. Дзуцева Н. Игра как принцип творческого поведения в поэтическом сознании М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и, художественные искания XX века. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново, 1996. Вып. 2.

59. Дзуцева Н. М. Цветаева и Вяч. Иванов: пересечение границ // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Межвуз.196сб-к научных трудов. Вып. 3. Иваново, 1998.1. Лысенко Н.

60. Диалектика фольклорных традиций и новаторства в жанровой структуре поэм Маяковского. Автореферат дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Баку, 1986.94. Достоевский Ф. Бедные люди // Полн. Собр. соч. В 13 т. Л., 1972. Т.1.

61. Дынник В. Традиция И Литературная энциклопедия. Словарьлитературоведческих терминов. В 2 т. М Л. 96. Дюришин Д. Теория сравнительного изучения литературы. М., 1979. 97. Дяченко М. И С. Горелая Башня // Империя (новый журнал фантастики).

62. Киев, 1998. № 1. с. 5. 98. Еленев Н. Кем была М. Цветаева? // Грани. Франкфурт-на-Майне, 1958. № 39.

63. Ельницкая С. О некоторых чертах поэтического мира М. Цветаевой / WSA. Wien, 1979. Bd.3.

64. Ельницкая С. О некоторых чертах поэтического мира М. Цветаевой / WSA. Wien, 1981. Bd. 7.

65. Ельницкая С. О некоторых чертах поэтического мира М. Цветаевой / WS А. Wien, 1983. Bd.ll.

66. Ельницкая С. ''Возвышающий обман". Миротворчество и мифотворчество Цветаевой // Марина Цветаева 1 892 103. Ельницкая С. Поэтический мир М.Цветаевой. Конфликт лирического героя и действительности // WSA, Sbd.

67. ЕлыппМя С. Цветаева и черт // Russian Language Journal. Michigan, 1986. Vol. XL.

68. Ефимов Й. Крысолов из Петербурга. Христианская культура в поэзии И. Бродского // Вестник РХД. Париж, 1988. № 153.

69. Ефремова И. Онтологические основания культурной преемственности. Томск, 1996. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН от 10.07.96. за № 51 725.

70. Жаков А. Драматическая поэма как поэтический жанр // Проблемы жанра (Сборник нарт, трудов). Минск, 1977.

71. Жигачева М? Баллада в раннем творчестве Иосифа Бродского // Вестник Московского университета. Серия 9 (Филология). 1992. № 4.

72. Жирмунский В. Байрон и Пушкин. Из истории романтической поэмы. Л, 1924.

73. Зайцев В. Иосиф Бродский и русские поэты XX века // Филологические науки. 1996. № 5.

74. Зайцев В. Жанровые поиски в современной поэме // Вестник Московского гос. Университета. Серия 9 (Филология). М., 1968. № 4.112. Золотусский И. Монолог с вариациями. М., 1980.

75. Зотов С. Литературная позиция Иосифа Бродского (к постановке проблемы) // Иосиф Бродский и мир. Метафизика, античность, современность. СПб, 2000.

76. Зубарева Е. Творчество МДветаевой в англо-американском литературоведении последнего десятилетия // Вестник Московского университета, Серия 9 (Филология). Том IX (6/1989).

77. Зубова JI. Поэзия М.Цветаевой. Лингвистический аспект. Л., 1989.

78. Зубова Л. О семантической функции архаизмов в поэзии М. Цветаевой / Вопросы стилистики. Саратов, 1982.

79. Зубова Л. Потенциальные свойства языка в поэтической речи МДветаевой (семантический аспект) Л., 1987.

80. Зубова Л. «Окоем» в поэме МДветаевой «Крысолов» // Творческий путь Марины Цветаевой. Первая международная научно-тематическая конференция (7−10 сентября 1993 года). Тезисы докладов. М., 1993.

81. Зубова Л. Актив-пассив и субъектно-объектные отношения в поэзии М. Цветаевой // WSA. Wien, 1992. Sbd.32.

82. Зубова Л. Художественный билингвизм в поэзйи М. Цветаевой // Вестник ЛГУ. Серия 2: История, языкознание, литературоведеине. Л., 1985. № 9.

83. Зубова Л. Традиционный ряд синонимов как словесная модель катарсиса в поэзии М. Цветаевой // Синонимия и смежные явления в русском языке. Ижевск, 1988.

84. Иванов Вяч. И. Эллинская религия страдающего бога // Новый путь. 1904. №№ 1−3, № 5, № 8−9.125. Иваск Ю. Цветаева Маяковский — Б. Пастернак // Новый журнал. Кн. 95. Нью-Йорк, 1969.

85. Иосиф Бродский размером подлинника. Таллин, 1990.

86. Иосиф Бродский: Указатель литературы на русском языке за 1962 1995 годы. Сост. Лапидус А. СПб., 1997.128. Истоки, традиция, контекст в литературе. Межвуз. сборник научных трудов. Владимир, 1992.

87. Каган Ю. Немецкие поэты Л. Уланд и Ф. Гельдерлин в круге чтения МДветаевой // Marina Tsvetaeva. 100 years. Amherst, 1994.

88. Калачева С. Неравномерность исторического развития и национальная традиция в литературе // Литературный процесс. М., 1981.

89. Камю А. Письмо Ролану Барту о «Чуме» // Романы. РостовнаДону, Харьков, 1999.

90. Камю А. Чума // Камю А. Романы. РостовнаДону, Харьков, 1999.133. Кареев Н. Литературная эволюция на Западе. Воронеж, 1886.

91. Катаева-Лыткина Н. Поэт Марина Цветаева и семья композитора Скрябина //Марина Цветаева. Статьи и тексты. Wien, 1992. (WSA, Sbd. 32).135. Кацис Л. Апокалиптика «Серебряного века» (Эсхатология в художественномсознании) // Человек, 1995. № 2.

92. Келебай Е. Поэт в доме ребенка. Пролегомены к философии творчества Иосифа Бродского. М., 2000.

93. Клинг О. Поэтический стиль М. Цветаевой и приемы символизма: притяжение и отталкивание. // Вопросы литературы, 1992, вып.З.138. Клюев Н. Стихотворения и поэмы. М., 1991.

94. Комарович В. Китежская легенда (опыт изучения местных легенд). M.-JL, 1936.

95. Кононко Е. Державин в творчестве М. Цветаевой // Вопросы русской литературы. Львов, 1985. Вып. П (46).

96. Копыстянская Н. Понятие «жанр» в его устойчивости и изменчивости // Контекст. 1986. М., 1987.

97. Коркина Е. Лирическая трилогия М.Цветаевой. // Марина Цветаева: 1892 -1992. Норвичские симпозиумы по русской литературе и культуре. Т. П. Нортфилд (Вермонт), 1992.

98. Коркина Е. Лирический сюжет в фольклорных поэмах М.Цветаевой. // Русская литература. 1987, № 4.

99. Коркина Е. Поэмы М. Цветаевой: единство лирического сюжета. Автореферат канд. диссертации (10.01.01.) Л., 1990.

100. Коркина Е. Поэтическая трилогия М. Цветаевой (вместо предисловия) // М.Цветаева. Поэмы 1920;1927 годов. СПб., 1994.

101. Красюк Т. Традиция как историко-литературное понятие. Кемерово, 1986. Рукопись депонирована в ИНИОН АН СССР от 15.04.86, № 24 868.

102. Крепе М. О поэзии И.Бродского. Ann Arbor, 1984.

103. Крохина H. Жизнь души как первичная ценность поэзии М. Цветаевой // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Иваново, 1998. Вып. 3.

104. Кудрова И. Верхнее «до» // Бродский о Цветаевой. М. 1997.

105. Кудрова И. Загадка злодеяния и чистого сердца. (Человек и стихия в творчестве М. Цветаевой) // Марина Цветаева. Статьи и тексты. (WSA. Wien, 1992. Sbd. 32).153. Кудрова И. Л. Шестов и М. Цветаева: творческие переклички // Звезда. 1996, № 4.

106. Куллэ В. Иосиф Бродский. Новая Одиссея.// Бродский И. Сочинения. В 4 т. СПб, 1997. Т.1.

107. Куллэ В. Поэтическая эволюция И. Бродского в России (1957;1972 гг). Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. 10.01.01. М., 1996.

108. Куллэ В. Поэтический дневник И. Бродского 1961 года (формирование линейной концепции времени) // И. Бродский: творчество, личность, судьба. Итоги трех конференций. СПб, 1998.

109. Кучмаева И. Философская интерпретация закономерностей наследования культуры: автореферат дис. на соиск. уч. ст. доктора филос. наук. М., 1987.

110. Кушнер А. Последний романтический поэт // Полухина В. Бродский глазами современников. Сборник интервью. СПб., 1997.

111. Лаврова Е. Античные, библейские и средневековые мифы в поэтике Марины Цветаевой. Горловка, 1990. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН за № 42 629.

112. Лаврова С. Контраст как принцип смысловой организации текста (на материале произведений Марины Цветаевой). Череповец, 1996. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН от 12. 03. 96. за № 51 277.

113. Лаврова Е. Поэтическое миросозерцание Марины Цветаевой. Горловка, 1994.t.

114. Лакебай Д. Ахматова Бродский: проблема преемственности // Иосиф Бродский и мир. Метафизика, античность, современность. СПб., 2000.

115. Лакербай Д. «J/достоверясь в тождестве наших сиротств.» (Бродский и Цветаева) // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново, 1993.

116. Лакербай Д. Поэзия И. Бродского 1957 1965 годов: опыт концептуального описания. Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. (10.01.01.) Иваново, 1997.

117. Лакербай Д. Цветаева и Бродский: на перекрестках мифологии и культуры // Константин Бальмонт, Марина Цветаева и художественные искания XX века. Межвузовский сборник научных трудов. Иваново, 1998. Вып. 3.

118. Литературная теория немецкого романтизма./ пред. и ред.Н. Я. Берковского. Л., 1934.

119. Литературные манифесты западно-европейских романтиков. М., 1980.

120. Литературный энциклопедический словарь. М., 1987.

121. Лихачев Д. Искусство памяти и память искусства // Прошлое будущему. Статьи и очерки. Л., 1985.

122. Логинов С. Ганс Крысолов // Логинов С. Страж перевала (рассказы). СПб, 1996.

123. Лонго А. Утопические и дистопические мотивы в стихах М. Цветаевой// Вестник Санкт-Петербургского Университета, сер. 2, История, языкознание, литературоведение. 1993, вып. 2.

124. Лосев Л. На Бродском закончилась русская поэзия, какой мы ее знаем с XVIII века // Русская мысль. Париж, 1996. An. 50. № 4111 (февраль).

125. Лосев Л. Новое представление о поэзии // Полухина В. Бродкий глазами200современников. СПб, 1997.

126. Лосская В. Марина Цветаева в жизни. Неизданные воспоминания современников. Нью-Йорк, 1989.

127. Лотман Ю. Культура и взрыв. М., 1992.

128. Малинкович И. Своя чужая песнь//Литературное обозрение. М., 1992. №№ 11−12.

129. Малинкович И. Судьба старинной легенды. М., 1994.

130. Малкова Ю. Мифологическое слово в поэзии М. Цветаевой (нарратив и архетип). // Творчество писателя и литературный процесс. Межвуз. сборник научных трудов. Иваново, 1994.

131. Манн Ю. Поэтика русского романтизма. М., 1976.

132. Махова А. Ранний романтизм в поисках музыки. М., 1993.183. Мейкин М. Марина Цветаева: поэтика усвоения. М., 1997.

133. Мелихова Л., Турбин В. Поэмы Лермонтова. Опыт анализа жанрового своеобразия художественного произведения. М., 1969.185. Мещерякова И. Библейские мотивы в поэзии М.Цветаевой. Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. (10.01.01.) М., 2000.

134. Минц 3. О некоторых «неомифологических «текстах в творчестве русских символистов // Ученые записки Тартуского ун-та 459/ Блоковский сборник III: Творчество А. Блока и культура XX века. Тарту, 1979.

135. Миркина 3. Огонь и пепел. (Духовный путь М. Цветаевой).М., 1993.

136. Мнухин Л. Личная библиотека М. И. Цветаевой :проблемы воссоздания и изучения // Актуальные проблемы теории и истории библиофильства (тезисы сообщений научно-практической конференции). Л., 1985.

137. Мнухин Л. Библиографический указатель литературы о жизни и деятельности. 1910 -1941 гг. и 1942 1962 / WSA. Wien, 1989. Sbd. 23.190. Морковин В. М. Цветаева в Чехии / Ceskoslovenska Rusistika Прага, 1962. № 7.

138. Мусатов В. Проблема художественных традиций в современной лирической поэзии 50 70-х годов. Автореферат дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Л., 1978.

139. Мусатов В. Художественные традиции в современной поэзии. Иваново, 1980.

140. Мясников Ю. Система жанров современной советской поэзии и проблема художественного синтеза // Проблемы литературных жанров. Томск, 1983.

141. Небольсин С. Традиция // Краткий словарь литературоведческих терминов. М&bdquo- 1978.

142. Николенко О., Конева Т. Традиции серебряного века в лирике Марины Цветаевой. Полтава, 1992. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН от 25.06. 92 за № 46 690.

143. Ницше Ф. Так говорил Заратустра //Ницше Ф. Соч. В 2 т. М., 1990. Т.2.

144. Ницше Ф. Рождение трагедии из духа музыки // Ницше Ф. Соч. В 2 т. М., 1990.Т.1.

145. Новиков В. Бродский Соснора — Кушнер // Иосиф Бродский и мир.201.

146. Метафизика, античность, современность. СПб., 2000.

147. Осипова Н. Архетип пляски в поэме М. Цветаевой «Молодец» // Борисоглебье Марины Цветаевой: Шестая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 окт. 1997): Сб. докл. М., 1998.

148. Осипова Н. Литературный портрет-эссе в творчестве М. Цветаевой и культурный контекст // Художественный текст и историко-культурный контекст. М., 1996.

149. Осипова Н. Творчество Марины Цветавой в контексте культурной мифологии Серебряного века. Киров, 2000.

150. Осипова Н. Театр как элемент «московского текста» в творчестве М. Цветаевой // «.Все в груди слилось и спелось». Пятая цветаевская международная научно-тематическая конференция (9−11 октября 1997 года). Сб-к докладов. М., 1998.

151. Пархоменко М. Традиции и новаторство // Краткая литературная энциклопедия. М., 1972.207. Пастернак Б. Охранная грамота // Б.Пастернак. Воздушные пути (проза разных лет). М., 1982.

152. Переписка Бориса Пастернака. М., 1990.

153. Петрушанская Е. «Слово из звука и слово из духа»: Приближение к музыкальному словарю Иосифа Бродского // Звезда. 1997. № 1.

154. Пинский Л. Магистральный сюжет. М., 1989.

155. Полухина В. Грамматика метафоры и художественный смысл // Поэтика Бродского. Нью-Йорк, 1986.

156. Полухина В. Метаморфозы «Я» в поэзии постмодернизма: двойники в поэтическом мире И.Бродского. // Slavica Helsingiensia. № 16. 1996.213. Полухина В. Поэтический автопортрет И. Бродского // Звезда. 1992. № 5−6.

157. Полухина В., Парли У. Словарь тропов Бродского. Тарту, 1995.215. Поспелов Г. Проблемы исторического развития литературы. М., 1972.

158. Поспелов Г. Теория литературы. М., 1978.

159. Ранчин А. «Человек есть испытатель боли». Религиозно-философскиемотивы поэзии Бродского и экзистенциализм // Октябрь. М., 1997. № 1.

160. Расторгуев А. Интуиция абсолюта в поэзии Иосифа Бродского // Звезда. 1993. № 1.

161. Ревзина О. О стихотворной речи // Очерки истории русской поэзии XX века. М., 1990.

162. Ревзина О. Горизонты Марины Цветаевой // Здесь и теперь. М., 1992.

163. Ревзина О. Структура поэтического текста как доминирующий фактор в раскрытии его семантики//WSA. Wien, 1981. Sbd. 3.

164. Ревзица О. Тема деревьев в поэзии М. Цветаевой // Ученые записки Тартуского университета. Тарту, 1982. Вып. 576. Т. 15.

165. Ревзина О. Художественная структура и художественный смысл поэмы М. Цветаевой «Крысолов» // Творческий путь Марины Цветаевой. Первая международная научно-тематическая конференция (7−10 сентября 1993 года). Тезисы докладов. М., 1993.

166. Рейн Е. Иосиф // Вопросы литературы. 1994. Вып. II.

167. Рейн Е. Прозаизированный тип дарования // В.Полухина. Бродский глазами современников. СПб., 1997.

168. Рицци Д. Рихард Вагнер в русском символизме // Серебряный век в России. Избранные страницы. М., 1993.

169. Розинер Ф. Русская музыка серебряного века // История русской литературы: XX век: серебряный век. Под ред. ЖНива, И. Сермана, В. Страды, Е.Эткинда. М., 1995.

170. Роль традиции в литературной жизни эпохи: сюжеты и мотивы (сборник научных трудов). Новосибирск, 1995.

171. Русина Т. К проблеме становления теории традиции. М., 1992. Рукопись депонирована в ИНИОН РАН от 21.02.92. за № 46 125.203.

172. Русский литературный архив. Ред. Д. Чижевский и М.Карпович. Нью-Йорк, 1956.

173. Саакянц А. Встреча поэтов. Андрей Белый и Марина Цветаева // Андрей Белый. Проблемы творчества. М., 1988.

174. М. Цветаевой // Русская литература. № 4. Л., 1990. 245. Седакова О. Кончина Бродского // Литературное обозрение. 1996. № 3.

175. Сидорова М. Грамматическая структура поэмы М. Цветаевой «Крысолов» // Доклад, прочитанный в Доме-музее М. Цветаевой 14. 03. 96.

176. Сидорова М. Грамматическое единство художественного текста (проза и поэзия). Дис. на соиск. уч. ст. доктора филол. наук. (10.02.01.) М., 2000.

177. Силард Л. Аполлон и Дионис (к вопросу о судьбе одной русской мифологемы) // Umjetnost rijeci. Zagreb. God XXV. 1981.

178. Синтез культурных традиций в художественном произведении. Межвуз. сборник научных трудов. Н. Новгород, 1999.

179. Скобелев В. «Чужое слово» в лирике И. Бродского // Литература «третьей волны». Сборник научных статей. Самара, 1997.

180. Словарь поэтического языка Марины Цветаевой: В 4 т. (Сост.: Белякова И., Оловянникова И., Ревзина О.) М., 1996 1999.

181. Слоним М. О Марине Цветаевой. Женева, 1970;1971.

182. Смирнов И. Психоистория русской литературы от романтизма до наших дней. М., 1994.

183. Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник. М., 1996.

184. Спесивцева Л. Творчество М. Цветаевой 1910;1920;х годов и традиции русского символизма. Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук (10.01.01). Астрахань, 2000.

185. Спиркин А. Человек, культура, традиция. // Традиция в истории культуры. М., 1978.

186. Степанян Е. Иосиф Бродский поэт юности? // Детская литература. 1993. № 12.258. Степанян Е. Мифотворец Бродский // Континент. 1993. № 76.259. Суни Т. Композиция «Крысолова» и мифологизм М.Цветаевой. Хельсинки, 1996.

187. Суни Т. Тройная интерпретация главного героя поэмы «Крысолов» М.Цветаевой. // Ученые записки тартуского университета. Тарту, 1990. Вып. 897.

188. Титова Е. Жанровая типология поэм М. И. Цветаевой. Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук (10.01.01.) Вологда, 1997.204.

189. Томашевский Б. Теория литературы. Поэтика. М., 1999.263. Традиции и современность. Метод и жанр. Черкесск, 1986.

190. Традиционализм и модернизм в русской литературе XX века: сборникстатей. Анжер, Томск, 1999. 265. Тынянов Ю. Поэтика. История литературы. Кино. М., 1979.

191. Уфлянд В. Традиция и новаторство в поэзии Иосифа Бродского // Звезда. СПб, 1997. № 1.

192. Ушакова Е. Поэт напряженной мысли // Полухина В. Бродский глазами современников. Сборник интервью. СПб., 1997.268. Фарыно Е. Из заметок по поэтике Цветаевой // Marina Cvetaeva. Studien und.

193. Materialen. (WSA. Wien, 1981)269. Федин К. Города и годы. M., 1981.

194. Фейлер JI. Марина Цветаева. Ростов-на-Дону, 1998.

195. Филиппов Б. Рецензия на книгу И. Бродского «Стихотворения и поэмы» // Русская мысль, 1965.

196. Метафизика, античность, современность. СПб., 2000.274. Франк С. Двуединство традиции и творчества // Франк С. Духовные основыобщества. М., 1992.275. Фрейдин Ю. Тема смерти в творчестве М. Цветаевой // Marina Tsvetaeva.100 years. -Amherst, 1994.

197. Фризман JI. Жизнь литературного жанра. M., 1973.

198. Хаимова В. В. Маяковский и М. Цветаева (жанр лирической поэмы). Дис. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. (10.01.01.) М., 1998.278. Хализев В. Теория литературы. М., 1999.

199. Цветаева А. Воспоминания. М., 1983.

200. Чудакова М. К понятию генезиса. // Revue des etudes slaves. Fascicule 3. Paris, 1983.

201. Шаяхметова H. Семантические неологизмы в контексте Цветаевой: автореферат дис. на соиск. уч. степ. Кандидата филол. наук. (10.02.01). Алма-Ата, 1980.

202. ШварцЕ. Тень //ШварцЕ. Избранное. СПб, 1998. 283. Швейцер В. Быт и Бытие М.Цветаевой. М., 1992.

203. Шекспир В. Гамлет // Шекспир В. Избранные сочинения. В 3 т. М. СПб, 1999. T. I.

204. Шерр Б. Строфика Бродского // Поэтика Бродского. Нью-Йорк, 1986.

205. Шестов Л. На весах Иова. Париж, 1975.

206. Штейнер Р. Мистерии и их мудрость // Штейнер Р. Мистерии древности и христианство. М., 1990.205 288. Элиаде М. Аспекты мифа. М., 1996.

207. Элиаде М. Миф о вечном возвращении // М.Элиаде. Избранные сочинения: Миф о вечном возвращенииОбразы и символыСвященное и мирское. М., 2000.

208. Эпштейн М. Парадоксы новизны. (О литературном развитии XIX XX вв.) М., 1988.

209. Эткинд Е. Материя стиха. СПб., 1998.

210. Эткинд Е. Флейтист и крысы // Марина Цветаева: 1892 1992: Симпозиум, поев. 100-летию со дня рождения. Нортфилд (Вермонт), 1992.293. Эфрон А. О М. Цветаевой, М., 1989.

211. Эфрон А. Страницы воспоминаний. Париж, 1979.295. Ярхо Б. Методология точного литературоведения (набросок плана) / Публ. М. Гаспарова // Контекст 1983. М., 1984.

212. Bethea D.-M. Joseph Brodsky and the creation of exile. Princeton, New Jersey, 1994.

213. Browning R. The Pied Piper of Hamelin // Browning R. The poems. London, 1981.

214. Celakovsky F.-L. Cikanova pist’alka // Celakovsky F.-L. Ohlas pisni raskych. Ohlas pisni ceskych. Praha, 1959.

215. Ciepiela C. Leading the Revolution: Tsvetaeva’s «The Pied Piper» and Blok’s «The Twelve» //Marina Tsvetaeva. 100 years. Amherst, 1994.

216. Ciepiela C. Taking Monologism Seriously: Bakhtin and Tsvetaeva’s «The Pied Piper». Slavic Review. Vol. LHI (4/1994).303. Dahnke H.-D. Erbe und Tradition in der Literatur. Leipzig, 1977.

217. Des Knaben Wunderhorn. Alte deutsche Lieder, gesammelt von L. A. von Arnim und C. Brentano. Berlin, 1966.305. Deutsche Sagen. Herausgegeben von den Brudern Grimm. Zwei Bande in einem Band. Munchen, 1976.

218. Dobbertin H. Quellensammlung zur Hamelner Rattenfangersage // Schriften zur Niederdeutschen Volkskunde 3. Gottingen, 1970.

219. Eberspacher B. Realitat und Transzendenz M. Cvetaevas poetische Synthese // Slawistische Beitrage.308. Goethe J.W. Weimarer Ausgabe. Weimar, 1887. Bd. l, 14.

220. Goethe J.W. Faust // Goethe J.W. Hamburger Ausgabe. Hamburg, 1967. Bd.III.310. Heine H. Samtliche Werke in vier Banden. Munchen, 1972. Bd. 1.

221. Jung C.G. Wotan und der Rattenfanger. Bemerkungen eines Tiefenpsychologen // Der Monat. Jahrg. IX. Heft 97. Oktober 1956.

222. Karlinsky S. M. Cvetaeva. Her Life and Art. Berkley / Los-Angeles, 1966.

223. Liebs E. Kindheit und Tod. Der Rattenfanger-Mythos als Beitrag zu einer Kulturgeschichte der Kindheit. Munchen, 1986.206.

224. Loseff L. Politics / Poetics // Brodskyfs poetics and aestetics. London, 1990.315. Raabe W. Die hamelschen Kinder // Raabe W. Gesammelte Erzahlungen in zwei Banden. Berlin-Grunewald, 1927. Bd. 1.

225. Rosenthal B. G. Wagner and Wagnerian Ideas in Russia // Wagnerism in European Culture and Politics.

226. Simrock К. Ausgewahlte Werke in 12 Banden. Leipzig, 1907. Bd. I.

227. Spanuth H. Der Rattenfanger von Hameln. Vom Werden und Sinn einer alter Sage. Hameln, 1951.

228. Tradition in der Literaturgeschichte. Beitrage zur Kritik des burgerlichen Traditionsbegriffs bei Croce, Ortega, Eliot, Leavis, Barthes u.a. Berlin, 1972.

229. Venclova T. On Russian Mythological Tragedy: Vyaceslav Ivanov and Marina Cvetaeva // Myth in Literature. Ed. by Kodjak et al. Columbus: Slavic Publishers, 1985.

230. Wollf Y. Der Rattenfanger von Hameln // Wollf Y. Samtliche Werke. Ser.2-e. Bd. 11. Leipzig, 1913.

231. Wytrzens G. Das Deutsche als Kunstmittel bei M. Cvetaeva // Wiener Slawistischer Jahrbuch. Wien, 1969. Bd. 15.325. Cvetaeva M Крысолов = Der Rauenianger. Herausgegebt, ubersetzt und kommentiert von M.-L.Bott // WSA. Wien, 1982. Sbd.7.

Показать весь текст

Заполнить форму текущей работой