Виртуальная реальность и социальная действительность: аспекты взаимодействия

Актуальность темы

исследования. Обращение к теме виртуальной реальности связано с потребностью в систематизации концепций виртуального в условиях очевидной актуализации и стремительного проникновения этого концепта в самые различные социальные дисциплины.

Ключевую роль в развитии идеи виртуальности играет специфика сетевого общества, прежде всего выраженная в возможности конструирования компьютерной реальности и в особенностях рефлексии такого технического феномена, как компьютер. Мы не можем полностью определить компьютер через понятие «технический», так как он одновременно является и символическим, социальным феноменом — как в смысле конструирования социальных структур в новом пространственно-временном поле, так и в идеальном смысле, в смысле представлений о том, чем на самом деле является компьютер. И именно последний, идеальный смысл компьютера представляется нам здесь наиболее важным для понимания электронных коммуникаций и конструирования новой «виртуальной» реальности вообще.

Компьютерная «виртуальная» игра позволяет представить тождество логоса и судьбы (идеальное воплощение идеи, без вмешательства бессмысловой возможности — материи), — компьютерный игрок уподобляется античному играющему в камешки ребенку, -безответственной и наивной игре вечности с самой собой, иными словами, тождеству возможного и действительного. Тождество логоса и судьбы, как непреходящее человеческое желание бытия в вечности, представляет соблазн быть осуществленным виртуально (в рамках дисплея, экрана), и, с одной стороны, конструирует тенденцию к постоянному расширению возможного опыта в качестве разных идентичностей при единстве созерцания. Пользователь современного интернета, по сути, пребывает в пространстве новой мифологемы — среде, свободной от институциональных формальностей, то есть также и вне их защиты, не зная никогда наверняка, насколько реальны окружающие его объекты и субъекты. В связи с этим в когнитивных науках (Дж. Серл, А. Тьюринг и другие) разрабатывается вопрос об онтологической гарантии достоверности пользователя как основной социально-философской проблематики сетевого общества. С другой стороны, символическая реальность сетевого общества способствует идеям конструирования принципиально иной действительности: глобализация и кибер-коммунизм предполагают восстановление подразумеваемой и желанной каузальной связи, единства идеи и ее осуществления, или устранения внеэйдетического случайного фактора.

Концепт виртуального конституирует новое понятие вещи в действительности сетевого общества. Современная вещь не есть «одно», потому что она не есть «также», если сравнивать ее свойства со свойствами вещей, описанных в «Феноменологии духа» Гегеля. Соль может быть несоленая, но при этом сохранять свои консервирующие свойства. Кофе может не содержать кофеин, но иметь его вкус. Анализ этих манифестаций виртуальной реальности представляется важным для всего проблемного поля социальной философии с точки зрения выявления значимости статуса виртуального как предмета рефлексии.

Тема исследования имеет широкую теоретическую разработанность, обусловленную идеями модели общества будущего. Начиная с середины 60-х годов западными социологами и социальными философами (Д. Белл, К. Мангейм, М. Мак-Люэн, Д. Рисман, О. Тоффлер, А. Турен, и др.) активно обсуждается вопрос о вступлении наиболее развитых стран в качественно иную стадию социального развития, охарактеризованную ими как постиндустриальное или информационное общество, отличающееся ключевой ролью информационных технологий во всех сферах жизнедеятельности людей. Но если в 60-е годы идеи об информационном обществе имели скорее характер футурологических прогнозов, то в ходе совершенствования электронной техники и цифровых технологий, большинство из предсказанных теоретиками событий обрели свое реальное воплощение, выразившееся в бурном развитии средств массовой коммуникации, в особенности телевидения, в создании и широком распространении персональных компьютеров, в построении глобальных информационных сетей, что в свою очередь привело к трансформации социальных структур.

В интересе к виртуальности как к новой культурной формации, новому проекту реальности, новому, наконец, объяснению существующих социальных процессов выражается современная философская космогония, противостоящая идее античного космоса, или основополагающего порядка. Идеи относительности основополагающих, «онтологических» принципов и заявления о десубстанционализации бытия на сегодняшний день уже далеко не новы, они фундаментально разрабатывались в XIX столетии, и теория относительности Альберта Эйнштейна в начале прошлого века явилась скорее не инновацией, а определенным дисциплинарным резюмированием этих идей (что, кстати, является прекрасным подтверждением тезиса современного итальянского ученого Джанни Ваттимо, что социальные (гуманитарные) науки задают направление наукам естественным)1.

Однако ряд практических выводов и культурных практик, опирающихся на базу «антикосмоса» (не говоря уже о различных научных теориях типа синергетики), еще порой рассматривается в современной России как нечто новое и оригинальное. На наш взгляд, это имеет следующие объяснения. Во-первых, времена, когда концепции «антикосмоса» только зарождались, пришлись на период индустриальной формации, когда производство, товар и капитал были имманентно и субстанционально связаны между собой. В условиях сохранения и воспроизводства порядка субстанциональности и его каузальных связей идеи относительности оставались абстрактными тезисами, действующими разве что на бумаге.

Во-вторых, развитие общества потребления дало реальные иллюстрации к торжеству теорий относительности и функциональности. В эпоху, когда индивид представляет собой прежде всего сумму символических товаров, имеющих балансирующую котировку на различных, возможно не связанных друг с другом, и в большинстве своем тоже балансирующих рынках, концепции «антикосмоса» дают базу для развития направлений.

1 Ваттимо Дж.: Прозрачное общество. М.:Логос, 2002 менеджмента, маркетинга, управления и т. д. как в смысле теоретических, так и прикладных принципов.

В-третьих, вхождение в эпоху информационного общества, связанное с бурным развитием в России общества потребления открыло возможность в том числе информационного потребления, что означает возникновение плюралистического рынка идей и культурных практик.

В то же время информация и знание становятся ключевым экономическим ресурсом и определяют развитие цивилизации. Информационная парадигма как новая форма общественного бытия в наше время разрабатывалась в творчестве Д. Белла, А. Турена, Э. Тоффлера и других авторов, с распространением интернета все более популярными становятся исследования общества нового типа через формы коммуникации (М. Мак-Люэн, П. Вирилио, С. Жижек, М. Кастельс и др.).

В большинстве своем исследователи, оперирующие виртуалистской терминологией, приводят соответствующие исторические подтверждения, демонстрирующие, что «виртуальная реальность» была «всегда», началась с платоновской пещеры, по иным версиямс первобытных камланий, развилась в средневековой мистике и т. д. Однако тогда получается, что виртуальная реальность тематизировалась и систематизировалась, и, соответственно, имела место быть во все времена человеческого существования, что само по себе противоречит необходимости введения новой терминологии. Подобная попытка «подпереть» свою инновационную концепцию веским историческим примером, ссылкой или мифом объясняется естественным желанием исследователя иметь в своей научной аргументации такую тяжелую артиллерию, как власть архетипического суждения.

Проблема оценки роли и места информационных технологий в современном обществе выносится в центр внимания представителей постструктуралистской и постмодернистской мысли, среди которых можно отметить Ж. Бодрийяра, Дж. Ваттимо, Ж. Делеза и Ф. Гваттари, П. Слотердайка, Ж.-JI. Нанси, Ж. Лиотара, Ф. Лаку-Лабарта, Б. Гройса, С. Жижека, У. Эко, А. Крокера и Д. Кука, П. Вирилио и других авторов, что касается отечественных исследователей, выделяются работы А. Гулыги, Л. Зыбайлова, И. Ильина, В. Кутырева, Н. Носова, П. Солопова, И. Цуриной, В. Шапинского, Е. Шаповалова и т. д.

Термин виртуальной реальности не легитимизирован в академической науке и поэтому используется в различных, в основном междисциплинарных исследованиях в достаточно произвольных значениях. Здесь уместны слова Ноэма Хомского, что мы называем физическим то, что нами уже изучено, — таким образом, своей недостаточной артикулированностью виртуальная реальность обязана автономным статусом своего термина. Тема виртуалистики предстает для нас как проблема нерешенности некоторых аксиологических, феноменологических, когнитивных вопросов в условиях необходимости объяснения того, что смысл и вещи в символико-информационную эпоху становятся взаимообратимыми. Новая структура каузальности, дающая возможность существования. вещам как единичным свойствам, не как гегелевскому «рядоположенно», а как «исключительно», рассматривается различными исследователями. В философии символических форм Э. Кассирера изменение структуры каузальности связывается с зависимостью форм созерцания от форм мышленияв исследовании структуры современного мультимедийного мира М. Кастельсом выявляются разные формы пространственно-временных и причинно-следственных связей, обозначаемые как «виртуальная реальность» и «реальная виртуальность».

Дискуссионный момент в философских исследованиях виртуальной реальности составляет неопределенность отношения виртуальной реальности к актуальной действительности, вопрос о возможности их сосуществования или же о включении виртуальной реальности в структуру сознания в качестве имплицитного «прибавления к сущему», перефразируя Фому Аквинского. Поэтому в диссертационное исследование включены идеи ряда ученых, которые рассматривали возможность существования иных реальностей, как, например, метафизическая концепция множества возможных миров Г. Лейбница, теория множества конечных областей значения А. Шюца, символические поля П. Бурдье. Конструктивистская парадигма (П. Бурдье, П. Бергер, Т. Лукман, Л. Тевено, Т. Хойруп и др.) предполагает возможность конструирования иной реальности и множественности возможных миров, в связи с чем она включена в критический анализ онтологии виртуального.

В целом следует отметить, что концепция виртуального до сих пор не получала должной систематической экспликации. Цель работы состоит в систематизации концепций виртуальной реальности, выявлении специфики ее социально-философской проблематизации, определений на этой основе бытийственного статуса виртуального и эвристической значимости его рефлексии. Эта общая цель предполагает постановку следующих задач:

1) Выработать методологию, позволяющую осмыслить понятие виртуальной реальности в рамках философской аналитики.

2) Доказать предметность рефлексии виртуального в социально-исторической действительности.

3) Исследовать пути тематизации виртуальной реальности в проблемном горизонте сетевого общества.

Основные методы и методологические принципы исследования.

С целью выяснения специфики использования концепта «виртуальная реальность» в современном обществе в диссертации используется структурно-дискурсивный анализ, исследующий дисциплинарные поля, статус субъектов и механизмы построения дискурсов, конституирующих данный концепт.

При рассмотрении концепции виртуальности в рамках социальной онтологии используется критический принцип анализа теорий социального конструирования реальности. От противопоставления множества миров миру здравого смысла (А. ТТТюц) методологическое рассмотрение переходит к анализу теории множества символических полей и социального «габитуса» (П. Бурдье).

С целью исследования особенностей проективного статуса виртуальной реальности используется компаративный анализ цивилизационного развития. Для выявления контекстов виртуального в конструировании сетевого общества используются методы когнитивных наук и социального психоанализа. Новизна диссертации состоит в том, что выявлены условия и пределы рациональности социально-философской рефлексии виртуальной реальностираскрыт абстрактно-номиналистический характер когнитивистских, аксиологических и эпистемологических трактовок проблемы виртуального и обоснована необходимость ее онтологической постановки. Разработана методология, позволяющая определить место концепта виртуального в проблемном горизонте социальной онтологии.

Разработанная методология основывается на аналитике виртуального в качестве модуса реальности, обладающего автономным онтологическим статусом.

Онтологический статус виртуального рассматривается как проективный (т. е. «не обладающий бытием для протяжного тела», что, по характеристике Г. Лейбница, присущее для реальности, обладающей бытием, но не существованием). Постулируется возможность такого бытия посредством конструирования онтологической гарантии достоверности субъекта в пределах онтологического горизонта сетевого общества, что представляет собой раскрытие позитивного эвристического смысла концепта виртуального и его значение для философско-исторической аналитики современности.

Теоретическая и практическая значимость исследования.

Постановка проблемы возникновения и популяризации концепта виртуальной реальности, определение его статуса и исследование предметности его рефлексии является важным шагом в философском осмыслении исторического процесса и общественного развития.

Теоретическая значимость диссертационного исследования состоит в критическом анализе понятия виртуального в различных социально-философских концепциях, в описании такого бытийственного статуса виртуальной реальности, который позволяет ответственно обозначить эвристический горизонт тематизации виртуального.

Практическая значимость заключается в описании роли концепта виртуального в проектах социального конструирования реальности. Результаты исследования имеют широкую возможность применения, в частности, при подготовке лекций по социальной философии и антропологии.

Апробация работы. Основные положения диссертации представлялись и обсуждались теоретическом семинаре кафедры социальной философии и философии истории философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета. Автор принимал участие в ряде научных конференций с докладами, содержащими отдельные положения диссертационного исследования. Промежуточные и окончательные результаты исследования изложены в ряде научных публикаций.

Структура работы включает введение, три главы, разделенных на параграфы, заключение, библиографию. ч.

Выводы III главы.

В III Главе мы рассматриваем проективную виртуальную модель грядущего сетевого общества. Этот этап работы предполагает рассмотрение социальной действительности интернета. Нами исследован вопрос, как именно возможно социальное конструирование реальности сетевого общества, как изменение пространственно-временных параметров влияет на изменение социальных условий, с учетом политологических и психологических аспектов.

Для этого мы возвращаемся к идее связи развития форм мышления и пространственно-временных преобразований, чтобы рассмотреть роль гипер-текста как эпистемологического параметра проективной модели в конструировании новых форм мышления и представлений. Далее мы разрабатываем когнитивную теорию электронных коммуникаций, которая исследует компьютерные технологии «изнутри», в рамках социально-философской рефлексии, и рассматриваем реальность интернета во всей совокупности социальных, психологических, феноменологических моментов. В качестве вывода, сделанного из описания грядущей реальности, мы подчеркиваем существование потребности в онтологической гарантированности границ реального и нереального в виртуальной среде кибер-пространства. Этот момент описывается Умберто Эко, когда он говорит о противостоянии компьютера и книги. «Текстуальный гипертекст конечен и пределен, хотя он и открыт бесчисленным текстуальным интерпретациям. Гипертекст очень хорош для работы с системами, т. е. теми книгами, которые предназначены для консультаций, но он не может работать с текстами, т. е. с книгами для чтения. Системы предельны, но бесконечны. Тексты — предельны и конечны, хотя интерпретаций может быть очень много"80.

Разница между книгой и гипертекстом, который предполагает манипуляторское вмешательство множества пользователей, в том, что сюжет книги не изменить — князь Андрей Болконский и госпожа Бовари все равно умрут, хотя мы можем представлять себе, что на самом деле это не так. Однако книги создают необратимую, единственную реальность, «урок жизни и смерти», как говорит Эко, напоминая человеку, что его жизнь не дается несколько раз, как это случается в виртуальной реальности, и опция «начать сначала» действует не всегда. Следует ожидать, что и в дальнейшем множество возможностей, представляемых виртуальной реальностью, будут иметь своей целью только подтверждение.

80 Эко У. От Интернета к Гутенбергу: текст и гипертекст, http://philosophyl.narod.ru онтологической гарантии человеческого бытия в его необратимости, которую не может разделить с человеком виртуальная реальность.

Заключение

.

В ходе работы над исследованием специфики социально-философской проблематизации концепта виртуального была выработана методология, основанная на структурно-дискурсивном анализе. Использование дискурсивного анализа текстов, посвященных исследованию концепций виртуальной реальности, позволяет тематизировать виртуальное как конституирующий концепт множества символических универсумов (конечных областей значения).

Определяя виртуальную реальность как эпистемологическую модель области конечного значения, мы выделяем два типа моделирования. Первый тип моделирования будущего предполагает онтологический проект (например, рай, или глобалистическое сообщество). Этот проект характеризуется утверждением новой онтологической сущности человекапри этом окружающая действительность, не соответствующая новой онтологии / философской антропологии либо не рассматривается в контексте взаимосвязи с новой реальностью, либо возникает необходимость снять противоречия, присутствующие в действительности и мешающие реализации новой онтологической парадигмы. Под такими противоречиями понимаются некие условия, вызывающие отчуждение, подавление и т. д. (например, в проектах нового либерализма, кибер-коммунизма, провозглашающие рай на земле при реализации некоторого проекта).

Здесь важен наш вывод о том, что виртуальному присущ особый онтологический статус, а именно, проективный, который дискурсивно конституирует концепт виртуальной реальности, обязательно включающий в себя эсхатологический и утопический сценарии.

Второй тип моделирования будущего предполагает эпистемологический проект (проективная модель), который позволяет постулировать будущее, исходя из эпистемологических (априорно незаданных) параметров.

Виртуальная реальность постулируется нами именно в качестве второго типа моделирования проекта сетевого общества, информационного, или, как утверждает Мануэль Кастельс, «информационального», основанного на электронных коммуникациях и образуемой ими среде.

Виртуальная реальность, как проект сетевого общества, связана с представлением о возможностях, которые дает глобальная сеть интернет. В первую очередь эти возможности связывались с демократизацией, децентрализацией, более свободным доступом к различным социальным позициям (Б. Гейтс, Э. Геллнер, М. Сэнбот и др.) Подобные представления основываются на генезисе интернет-коммуникаций, сконструированных по принципу горизонтальной структуры. С другой стороны, виртуальная реальность остается открытой для трансформации в иерархизированные и коммерческие конструкции.

Отказ от линеарной коммуникационной структуры, традиционно связываемой с идеями подчинения, упорядочения и даже насилия, и переход к новой «мифологеме» изменяет ансамбль социальных практик. Однако пренебрежение некоторыми социетальными формальностями, ослабление институционального давления, более широкий доступ к информационным ресурсам и расширение возможностей развлечений и творчества не делают человека более «свободным». Относительная свобода от институтов означает также и свободу от их поддержки, «прикрытия» и гарантий, в то же время новое общество требует освоения стиля on-line, означающего обязательное следование принципам новой пространственно-временной парадигмы, требования которой оказываются не менее жесткими.

Особенность бытийственного статуса виртуального заключается в его онтологической уязвимости, которая преодолевается за счет вменения онтологического значения эпистемологическим параметрам, или их мистифицирования. Тенденция к исчезновению.

Большого другого" вместо желанного облегчения приносит опасения того, что следующим «занесенным в Красную книгу» субъектом могу стать я сам. Поэтому говоря о предметности социально-философской рефлексии виртуального, мы в первую очередь обращаемся к «закону сетевых джунглей» — к поиску онтологической гарантии достоверности субъекта, которая связана с презумпцией субъектного характера средств электронных коммуникаций.