Актуальность темы
исследования. Начавшиеся в конце 80-х — начале 90-х гг. XX в. возрожденческие процессы практически во всех религиях на постсоветском пространстве не могли обойти стороной и ислам. Возрожденчество объективно предопределило политизацию и, как следствие, радикализацию исламского движения в постсоветских странах. Особенно значимо эти процессы протекали и до сих пор фиксируются в наиболее исламизированных регионах бывшего Советского Союза — в Центральной Азии и на Северном Кавказе.
При детальном рассмотрении в историческом и культурном ракурсе можно обнаружить внутреннюю взаимосвязь между становлением и развитием ислама в Центральной Азии и на Кавказе, их взаимовлиянием и определенной взаимозависимостью. Не вдаваясь в подробности, отметим, в частности, что наиболее развитый на Северном Кавказе суфийский орден накшбандийа своим происхождением обязан Центральной Азии (Бухара), где он зародился, окреп и распространился по всему мусульманскому миру. Бухарские шейхи неоднократно приезжали в Дагестан через Астрахань и преподавали там правила тариката. Нередко дагестанские духовные лица через Малую Азию путешествовали в Мекку, оттуда в Туркестан и на обратном пути через Бухару в караванах приезжали в Оренбург и в Астрахань и затем возвращались в свое отечество. При этом важно подчеркнуть, что идеологические и организационные конструкты накшбандийи были положены в основу легендарного религиозно-политического движения кавказских мюридов времен Кавказской войны (1818−1864 гг.). В бытность Российской империи и Советского Союза большинство служителей мусульманского культа получили религиозное образование в известнейшем медресе «Мир-Араб» в Бухаре и высшем исламском учебном заведении — мусульманском университете в Ташкенте. Многие из них до сих пор возглавляют региональные Духовные управления мусульман, муфтияты, казияты и другие исламские учреждения.
В новейшее время определенная часть центрально-азиатских радикалов, по данным СМИ, принимала участие в событиях, связанных с чеченским конфликтом, а северокавказские боевики — в ферганском кризисе. И те, и другие в свое время проходили специальную подготовку на территории Афганистана и некоторых других исламских стран, превратившихся в плацдармы международного терроризма.
Вместе с тем, следует подчеркнуть, что с точки зрения развития ислама во всех формах его бытования, в том числе и политизированной, Центральная Азия' всегда опережала другие регионы постсоветского пространства, в том числе и Северный Кавказ.
После развала Советского Союза исламские движения в Центральной Азии и на Северном Кавказе вследствие центробежных процессов оказались разобщенными, что нашло свое отражение не только в новой институализации официального ислама в указанных регионах, но и в появлении на прежде едином мусульманском поле принципиально новых акторов. В числе новичков исламского движения оказались многочисленные «исламские» политические партии и движения, а также националистические организации, активно использующие в своей практике исламскую риторику и символику, салафитские группировки, определенные рядом исследователей как «ваххабитские».
Радикализация исламского движения в Центральной Азии была сопряжена с появлением многочисленных террористических организаций, которые для достижения поставленной цели — строительства Халифата в Ферганской долине — использовали не только исламскую риторику, но и вооруженную силу. Например, исламское движение Узбекистана, «Акромийлар», «Ислом лашкорлари» («Воины ислама»), партия Хизб ут-Тахрир, «Адолат уюшмаси», «Одамийлик ва инсонпарварлик» нередко прибегали к использованию запрещенных средств и методов по решению поставленных задач. Аналогичные религиозно-политические группировки экстремистов, прикрывающихся исламом, появились и на Северном Кавказе, более всего — в Дагестане.
Безусловно, наиболее исламизированной центрально-азиатской республикой, в состав которой входит часть Ферганской долины, является Узбекистан, а наименее — Киргизская Республика. Несмотря на это, Киргизия наряду с другими центрально-азиатскими республиками в силу ряда причин является проводником радикальных идей и соответствующей политической практики не только во внутреннем раскладе сил, но и далеко за ее пределами. Так, 13 мая 1989 года дагестанские ваххабиты, к которым самым активным образом подключились единоверцы, в том числе и из центрально-азиатских республикКиргизии, Туркмении и Казахстана, захватили здание Духовного управления мусульман Северного Кавказа в Махачкале, а уже 11 июля 1990 г. в Астрахани на съезде мусульман СССР с активным участием делегатов из всех регионов страны была учреждена всесоюзная «Исламская партия возрождения», ставшая предтечей других неправительственных религиозно-политических организаций (НРПО) на постсоветском пространстве.
После августа 1991 г. радикализация исламского движения в Центральной Азии продолжала развиваться опережающими темпами по сравнению с другими регионами бывшего СССР. Те этапы развития исламизма, которые отмечались здесь, впоследствии фиксировались и в субъектах Российской Федерации, прежде всего, в северокавказских республиках.
С точки зрения понимания этих процессов представляется важным провести сравнительно-политологический анализ радикализации мусульманских движений в наименее исламизированном из центрально-азиатских субъектов — Киргизской Республики и в наиболее «продвинутом» в этом плане российском субъекте — Республике Дагестан. Такой анализ позволит выявить догоняющий характер радикализации исламского движения в северокавказской республике, определить идеологические и практические рамки этого «отставания», вооружиться новыми знаниями, которые позволят успешно противодействовать дальнейшему процессу радикализации ислама на Северном Кавказе, в чем и заключается актуальность предпринятого исследования.
Степень разработанности проблемы. Исламскому движению, радикализации ислама в республиках Центральной Азии и Северного Кавказа посвящено немало разноплановых работ политического, • социологического, философского характера.
Вопросам «исламского возрождения», взаимоотношению ислама и государства, идеологическим функциям ислама серьезное внимание уделили Алексеев И. Л., Бабаджанов Б., Балтанова Г. Р., Голунов С. В., Жданов Н. В., Зарахович Ю. А., Ибрагимов М., Малашенко А. В., Мамаюсупов О. Ш., Мирсайитов И. Э., Патеев Р. Ф., Фаизов Г. Б., Хачим Ф. И., Эсенаманова Н.С.'и. ДР.
Проблемы политизации и радикализации мусульманства основательно исследовали Акаев В. Х., Бережной С. Е., Богатырев, В., Ботобеков У., Добаев И. П., Егупов А. В., Залимханов З. М., Князев А., Левшуков.Р.А., Мирзаханов Д. Г., Муминов А., Мураталы ажы Жуманов, Мухаметшин Ф. М., Умнов А. Ю., Ханбабаев К. М., Хамисов В., Хлюпин В., Ярлыкапов А.А.2 и др.
1 Алексеев И. Л. Ислам в общественной жизни России. Дне. .канд. ист. наук. — М., 2002; Балтанова Г. Р. Социально-политический анализ зарубежных концепций эволюции ислама в России и СНГ. Дис. .докт. филос. наук. — М., 1994; Голунов С. В. Ислам в СНГ в общественно-научной мысли Запада. Дис.. канд. ист. наук. — М., 1998; Жданов Н. В. Исламская концепция миропорядка. Дис. .докт. филос. наук. — М., 1985; Зарахович Ю. А. Анализ исламского возрождения на постсоветском пространстве печатью США. Дис.. канд. ист. наук. — М., 1998; Ибрагимов М. Современная англо-американская политология об «исламском возрождении». Дис. .канд. филос. наук. — М., 1990; Малашенко А. В. Феномен ислама в политической жизни СССР/СНГ. Дис. .докт. ист. наук. — М., 1995; Фаизов Г. Б. Государственно-исламские отношения. Дис. .канд. филос. наук. — М., 1993; Хачим Ф. И. Проблема государственной власти в исламской доктрине (на примере шиизма). Дис. .канд. юр. наук. — М., 1992. Эсенаманова Н. С. Ислам в Центральной Азии: история и современность. — Бишкек, 2003; Бабаджанов Б. Среднеазиатское духовное управление мусульман: предыстория и последствия распада // Многомерные границы Центральной Азии. — М., 2000; Религиозно-оппозиционные группы в Узбекистане // Религиозный экстремизм в Центральной Азии. — Душанбе, 2002; Бабаджанов Б., Олкотт М. «Хизб ут-Тахрир» в Узбекистане: «ненасильственный метод борьбы» или подстрекательство к террору? // Государство и*религия в странах с мусульманским населением. — Ташкент, 2004; Мирсайитов И. Э. Особенности формирования радикального ислама в Ферганской долине. — Бишкек, 2004; Мамаюсупов O.LLI. Вопросы (проблемы) религии на переходном периоде. — Бишкек, 2003.
2 Акаев В. Х. Суфизм в контексте арабо-мусульманской культуры. Дис. .докт. филос. наук. Ростов н/Д., 2004; Бережной С. Е. Исламский фундаментализм на Юге России: политологический анализ. Дис. .канд. полит, наук. — Ростов н/Д., 2004; Добаев И. П. Исламский радикализм: сущность, идеология, политическая практика. Дис. .докт. филос. наук. — Ростов н/Д., 2003; Егупов А. В. Исламский радикализм на постсоветском пространстве: идеологические и организационные аспекты. Дис. .канд. полит, наук. -Краснодар, 2004; Ханбабаев К. М., Залимханов З. М. Политизация ислама на Северном Кавказе. — Махачкала,.
Экстремизм и терроризм под исламским прикрытием разрабатывали Абдуллаев Е. В., Арухов З. С., Акимбеков С. М., Добаев И. П., Игнатенко А. А., Каримов Р., Колесников Л. Ф., Малышева Д. Б., Малашенко А. В., Молдалиев О. А., Олимов М., Олимова С., Поляков К. И., Ражбадинов М. З., Табышалиева А., 3 и др.
Вопросам изучения влияния исламского фактора на военную политику, учету его в боевой деятельности войск, концепции джихада в исламе, проблем конфликтов на этнорелигиозной основе, идеологической мотивации деятельности исламских фундаменталистов, соотношения религиозного и национального факторов исламского движения на Северном Кавказе и в Центральной Азии серьезное внимание уделили Арухов З. С., Ашимбаев М. С., Герейханов Г. П., Дельмаев Х. В., Денисенко П. А., Дерябин В. М.,.
2000; Левшуков Р. А. Ислам в социокультурном пространстве Северного Кавказа: интеграционные н дезинтеграционные функции. Дне. .канд. социолог, наук. — Ростов н/Д., 2003; Мирзаханов Д. Г. Особенности политизации исламской общины Дагестана на современном этапе. Дис. .канд. филос. наук. -Махачкала, 2005; Ярлыкапов Л. Л. Ислам у степных ногайцев в XX веке. Дис. .канд. ист. наук. — М., 1999; Муминов А. Традиционные и современные религиозно теологические школы в Центральной Азии // Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 1999. — № 4(5) — Мухаметшин Ф. М. Взгляд на исламский фундаментализм. — М., 1998; Умнов А. Ю. Исламский фундаментализм на Среднем Востоке // Вести. Моск. ун-та. Сер. 13. Востоковедение. — М., 1994. — № 3- Князев А. Афганский конфликт и радикальный ислам в Центральной Азии // Сборник документов и материалов. — Бишкек, 2001; Богатырев В. Оценка транснациональных угроз региональной безопасности // Центральная Азия в XXI веке: сотрудничество, партнерство и диалог. — Ташкент, 2004; Мураталы ажы Жуманов. Хизб-ут Тахрир деген ким? — Бишкек, 2002; Ботобеков У. Ситуация в Ферганской долине: религиозный экстремизм и оборот наркотиков // Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 2000. — № 7(12) — Хлюпин В. Ислам в Центральной Азии: реальная «хизбутнзацня» на смену фальшивой «демократии» // http://vvwvv.centrasia.ru. 24.07.2002. Хамисов В. Проблема самоопределения исламских организаций в Киргизии // Ислам и общество в Центральной Азии. -Душанбе, 2006.
3 Арухов З. С. Экстремизм в современном мире. — Махачкала, 1999; Добаев И. П., Немчина В. И. Новый терроризм в мире и на Юге России. — Ростов н/Д., 2005; Добаев И. П. Исламистское движение в СевероКавказском регионе в контексте проблемы национальной безопасности // Актуальные вопросы противодействия религиозно-политическому экстремизму / Материалы Всероссийской научно-практической конференции. — Махачкала, 2007; Игнатенко А. А. Эндогенный радикализм в исламе // Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 2000. — № 2(8) — Малышева Д. Б. Братья-мусульмане как идейно-политическая сила в арабском мире // Идейно-политические течения в арабских странах. — М., 1983; Поляков К. И. Исламский фундаментализм в Судане. — М., 2000; Ражбадинов M.3. Радикальный исламизм в Египте. — М., 2003; Молдалиев О. Современные вызовы безопасности Киргизии и Центральной Азии. -Бишкек, 2001; Исламизм и международный терроризм: угроза исламу или угроза ислама? — Бишкек, 2004; Олимов М., Олимова С. Политический ислам в современном Таджикистане // Ислам на постсоветском пространстве: взгляд изнутри. — М., 2001; Каримов Р. Конфликтный потенциал в треугольнике УзбекистанАфганистан — Таджикистан // Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 1999. — № 3(4) — Малашенко A.B. Политический ислам в Центральной Азии. Неоконченная история // http://search.rambler.ru/srchll.12.2002. Молдалиев О. А. Исламский фактор в урегулировании межтаджикского конфликта: взгляд из Киргизии // Опыт межтаджикского урегулирования для Афганистана и других стран Центрально-Азиатского региона. -Гармиш-Партенкирхен, 2002; Абдуллаев E.B., Колесников Л. Ф. Ислам и религиозный фактор в современном Узбекистане // Узбекистан: обретение нового облика. — М., 1998; Табышалиева А. Взгляд на религиозную ситуацию в Киргизии // Центральная Азия и Кавказ. — Лулео, 1997. — № 12;
Кривец Е.А., Кудинов И. Н., Малышева Д. Б., Марчук Н. И., Мельков С. А., Мозговой С. А., Томе Э., Хишам М., Шоманов А. Ж., Шукуров Ш. М., Шукуров P.M.4 и др.
Самые разнообразные аспекты развития регионов Северного Кавказа, в том числе и в рамках национальной безопасности, исследовали Агапонов А. К., Аствацатурова М. А., Денисова Г. С., Иванников И. А., Коновалов В. Н., Кислицин С. В., Понеделков А. В., Старостин A.M., Черноус В. В., Шапсугов Д. Ю. и др.
Тем не менее, несмотря на большое количество самых разнообразных работ, касающихся исследования исламского движения, развития ислама, внешнего влияния на процесс радикализации исламских движений в изучаемых регионах, говорить о полной и всесторонней изученности «нового ислама» преждевременно. Особенно в контексте сравнительно-политологического анализа двух крупнейших регионов постсоветского пространства — Центральной Азии и Северного Кавказа.
Наличие дискуссионных и неисследованных вопросов придает теме проблемный характер и позволяет поставить вопрос о том, что же представляет собой процесс радикализации исламского движения в современных специфических условиях наиболее исламизированного региона.
4 Герейханов Г. П. Религиозная ситуация на Северном Кавказе и ее учет в управленческой деятельности органов и войск ФПС России. Дис. .канд. филос. наук. — М., 2000; Денисенко П. А. Современная религиозная ситуация в РФ и ее вооруженных силах. Дис. .канд. филос. наук. — М., 1997; Дерябин В. М. Деструктивная роль исламской оппозиции в политическом урегулировании афганской проблемы в 1979;89 гг. Дис. .канд. нет. наук. — М., 1990; Кудинов И. Н. Соотношение нравственного и религиозного сознания в духовной жизни воина российской армии. Дис. .канд. филос. наук. М., 1997; Марчук Н. И. Война в Афганистане. Дис. .докт. филос. наук. М., 1993; Мельков С. А. Исламский фактор и его влияние на военную политику России. Дис. .докт. полит, наук. М., 2002; Мозговой С. А. Становление и развитие взаимодействия Вооруженных Сил РФ и с религиозными объединениями в 90-е гг. XX века. Дис. .канд. ист. наук. — М., 2001; Арухов З. С. Концепция джихада в раннем исламе. Дис. .канд. филос. наук. -Махачкала, 1995; Дельмаев X.B. Сущность и социальная роль исламской концепции джихада. Дис. .канд. фштос. наук. — М., 1987; Малышева Д. Б. Конфликты в третьем мире и Содружество независимых государств (религиозный и этнический аспекты). Дис. .докт. полит, наук. М., 1997; Томе Э. Ислам и национальный вопрос (национальный и религиозный факторы на Арабском Востоке на современном этапе). Дис. .канд. филос. наук. М., 1993; Хишам М. Теоретические основы и практическая деятельность исламских фундаменталистов в Египте. Дис. .канд. ист. наук. — М., 1996; Ашимбаев М. С., Шоманов А. Ж. Политизация ислама на постсоветском пространстве: уроки и вызовы для Казахстана. — Алматы, 2000; Кривец Е. А Ислам в Центральной Азии. — М., 1999; Акимбеков С. М. Афганский узел и проблемы безопасности Центральной Азии. — Алматы, 2003; Шукуров Ш. М., Шукуров P.M. Центральная Азия (опыт истории духа). — М., 2001.
России — Республики Дагестан и одного из наименее исламизированных государств Центральной Азии — Киргизской Республики.
Объект диссертационного исследования: радикализация исламских движений на постсоветском пространстве.
Предмет исследования: процесс радикализации исламских движений в Центральной Азии и на Северном Кавказе.
Цель диссертационного исследования: провести сравнительно-политологический анализ эволюции радикализации исламских движений в Центральной Азии и на Северном Кавказе, выявить их общие и особенные черты.
Задачи исследования:
• исследовать содержание понятия «радикализация исламского движения», определить его границы в рамках исламских исследований и основные варианты интерпретации;
• проанализировать основные причины возникновения и формы проявления процесса радикализации ислама на постсоветском пространстве (на материалах Киргизской Республики и Республики Дагестан);
• рассмотреть в историко-политологическом аспекте эволюцию ислама в Киргизской Республике;
• определить этапы радикализации «киргизского» ислама в постсоветский период;
• в историческом аспекте рассмотреть динамику религиозно-политического радикализма в Дагестане;
• выявить основные современные тенденции радикализации исламского движения в Дагестане.
Теоретико-методологическая основа исследования.
В работе используются труды классиков отечественного и зарубежного исламоведения, философов, социологов, политологов, культурологов, конфликтологов, представителей других областей гуманитарных знаний.
Исследование проблемы осуществлялось с опорой на общие и специальные теоретические методы, принятые в современной отечественной и зарубежной политологии, этнополитологии и этноконфликтологии — антропологический, институциональный, культурологический, социологический и др. Применялись методы сравнительного анализа идеологических программ и форм практической деятельности отдельных субъектов политического процесса, которые позволили изучить общественно-политическую динамику Республики Дагестан и Киргизской Республики. В процессе исследования также применялись методы анализа социологического и статистического материала (социально-экономическая статистика, динамика роста религиозности населения). Поставленные цели и задачи достигались при помощи сравнительно-политологического, исторического, социокультурного методов.
Источниковая база диссертационного исследования представлена официальными документами органов государственного управления Российской Федерации и документами органов власти и управления Киргизии и Дагестана5, доктринами видных идеологов исламизма — аль.
5 Конституция Российской Федерации: Официальный текст с историко-правовым комментарием. — М., 1999; Конституция (Основной Закон) Российской Федерации — России. — М., 1992; Конституция Киргизской Республики. — Бишкек, 2003; Конституции республик в составе Российской Федерации: (Сборник документов) / Под ред. Н. А. Михалевой. — М., 1995; Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Вертикаль власти. Региональная и национальная политика, принципы местного самоуправления. Документы. Комментарии. Разъяснения. Выпуск № 15. — М., 1996; Концепция государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе. — М., 1998; Федеративный закон от 11 июля 2001 г. № 95-ФЗ «О политических партиях» (с изм. и доп. от 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 29. — Ст. 2950- Федеральный закон от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии» (с изм. от 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1996. — № 25. — Ст. 2965- Федеральный закон от 13 декабря 1996 г. «Об оружии» // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1996. — № 51- Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» (с изм. и доп. от 26 марта 2000 г., 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1997. — № 39. — Ст. 4465- Федеральный закон от 19 мая 1995 г. № 82-ФЗ «Об общественных объединениях» (с изм. и доп. от 17 мая 1997 г., 19 июля 1998 г., 12 марта, 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. -1995. — № 21. — Ст. 1930; Федеративный закон от 25 июля 2002 г. № 114 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Российская газета. — 2002. — 30 июляПостановление Правительства РФ от 25 августа 2001 г. № 629 «О федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001;2005 годы)» // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 36. — Ст. 3577- Закон Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» // Собрание Законодательства Республики Дагестан. — Махачкала, 1999. — 30 сент.- Постановление Президиума Народного Собрания Карачаево-Черкесской Республики № 49 о ходе выполнения Республиканского закона «О противодействии политическому и религиозному экстремизму на территории Карачаево.
Ваххаба, ибн Ханбала, идеи которых развили современные теоретики исламизма (Бен Баз, ибн Джамил Зину, аль-Завахири, аль-Заркави, Д. М. Камил, Юсеф аль-Кардави, С. Кутб, Абу Аля аль-Маудуди, С.Ф. Фаузан). Наряду с этим, библиографической базой послужили произведения представителей традиционного (суфийского) ислама Дагестана и Киргизии (Сайд Афанди аль-Чиркави, Ибн ал-Асир, Махмуд ибн Вали), материалы официальных структур традиционного ислама, данные социологических исследований по вопросам развития религии, документальные материалы и листовки исламистских организаций и движений, статьи, интервью и тексты выступлений исламских и исламистских деятелей, многочисленные информационно-аналитические материалы, в том числе содержащиеся в Интернете. Был также использован полевой материал и наблюдения автора в период его постоянного проживания в Киргизии, а также вторичный анализ социологических и политологических исследований ислама в Киргизии и Дагестане.
Научная новизна диссертационного исследования.
• проанализированы основные подходы применительно к «радикализации исламского движения», предложено авторское определение этого понятия;
• уточнены основные причины возникновения и выявлены формы проявления процесса радикализации ислама в Дагестане и Киргизии;
• выявлены в историко-политологическом ключе формы радикализации ислама в Киргизии;
• установлены этапы радикализации ислама в Центральной Азии (на примере Киргизии) в постсоветский период;
• определены основные факторы, обусловившие негативную динамику.
Черкесской Республики". — Черкесск, 2000. — 5 сент.- Постановления Правительства Киргизской Республики от 10 августа 1995 г. № 345, от 17 января 1997 г. № 20, от 19 февраля 1998 г. № 83, от 7 июля 1998 г. № 442, от 28 февраля 2000 г.№ 107, от 22 августа 2000 г. № 510, от 5 апреля 2001 г.№ 155. религиозно-политического радикализма на Северном Кавказе (на материалах Дагестана);
• обобщены основные современные тенденции радикализации исламского движения в Дагестане.
Основные положения, выносимые на защиту:
1. В отечественной политологической практике и научной. традиции не существует универсального, четкого определения термина «радикализация исламского движения». Данное понятие приобрело широкое смысловое значение, впитав в себя черты фундаментализма, салафизма, ваххабизма, характеризуя, таким образом, идеологические и организационные элементы. В этой связи возникла необходимость предложить авторское рабочее определение этого явления: радикализация исламского движения — это процесс становления и укрепления исламизированных политических групп, использующих исламские лозунги и элементы учения ислама как идеологическую платформу, что отличает их от других общественных формирований в ходе борьбы за власть со своими политическими оппонентами, для насильственного насаждения собственной веры и изменения, на этой основе, существующего общественно-политического строя, в том или ином регионе.
2. Анализ основных причин возникновения и форм проявления процесса радикализации ислама на постсоветском пространстве показал, что данный процесс является своеобразным «мусульманским обновлением». Внешне он характеризуется быстрым ростом числа мечетей и медресе, количеством паломников, совершивших хадж в Мекку и Медину, увеличением исламской литературы, падением авторитета светской власти, мощнейшим влиянием зарубежных центров, организаций и миссионеров на мусульманскую умму, в том числе Дагестана и Киргизии. Внутренней же характеристикой выступает появление таких сил и институтов, которые выступают за кардинальное изменение политической структуры общества и государства, вплоть до воссоздания т.н. «Халифата».
3. Этнические киргизы в силу многих объективных и субъективных причин глубоко не усвоили основы исламской религии, вплоть до настоящего времени. Несмотря на это, в разные периоды истории Киргизии, в частности в эпоху Караханидов, в Могольском государстве, ислам играл значительную роль в общественно-политической жизни общества. Что не смогли сделать мечи и копья мусульманских воинов, пытавшихся овладеть землями киргизских правителей-язычников, то совершило доброе, умное и проникновенное слово исламского проповедника. Киргизы превратились в ревностных последователей ислама, причем, как и все новообращенные, более точно, скрупулезно и ревностно исполняли требования и предписания новой религии, в том числе и в политико-правовом аспекте, чем те, кто ее проповедовал среди них.
4. Импульсом для активизации исламских движений в Центральной Азии, безусловно, стал прошедший в 1989 г. съезд мусульман региона. В принятом им постановлении содержались положения, свидетельствующие, в том числе, и о политизации исламского духовенства. Принятие в 1991 году Закона «О свободе вероисповедания и религиозных организаций» официально определило отношения государства и религии, дало свободу действий религиозным организациям всех направлений. Однако в Киргизской Республике на причины появления и укрепления радикальных идей повлияли не только либеральные взгляды законодателей, но и репрессии властей к изначально мирным мусульманам.
5. Исторически на Северном Кавказе и в Дагестане уже фиксировались определенные формы политизации и радикализации ислама, в том числе в форме этнорелигиозного экстремизма и терроризма: наездничество (набеговая система), похищение людей с целью-продажи или получения выкупа, абречество, вооруженный сепаратизм и призывы к джихаду (после завершения Кавказской войны (1818−1864 гг.), политический бандитизм (20−30-е гг. XX в.), этнический коллаборационизм, создание и участие на стороне фашисткой Германии горских воинских формирований.
Аналогичные явления в регионе вновь фиксируются с начала 90-х гг. XX в., вплоть до настоящего времени.
6. Кардинальные изменения в структуре и качестве исламского движения на постсоветском Северном Кавказе привели к тому, что его традиционная составляющая постепенно размывается, все более заметным становится отрыв представителей «официального» ислама от масс верующих. Сознание последних, особенно в горных и предгорных районах, прежде всего, молодежи, все более наполняется салафитским содержанием. Отсутствие единой и скоординированной политики федеральной и региональной властей по сдерживанию влияния радикальной религиозной оппозиции может в перспективе привести к укреплению новой, молодой волны «радикалов» Дагестана — приверженцев партии «Хизб ут-Тахрир», которые сегодня только появляются на Северном Кавказе.
Теоретическая значимость исследования состоит в том, что его результаты и выводы могут быть использованы в процессе дальнейшей разработки теоретических проблем взаимоотношения ислама и государства, роли и места различных мусульманских организаций. Особая значимость работы заключается в возможности использовать опыт по изучению религиозно-политического движения в Центральной Азии, в частности в Киргизии, в аспекте сравнения с аналогичным движением на Северном Кавказе (Дагестан).
Практическая значимость диссертационного исследования состоит в том, что возможно использование отдельных наработок органами государственной власти и правоохранительной системы в профилактике вероятного появления и укрепления на Северном Кавказе групп, базирующихся на идеологических и организационных принципах Хизб ут-Тахрир, а также его боевых подразделений. Материалы исследования могут быть также использованы при чтении курса «Религиозный и религиозно-политический экстремизм на Северном Кавказе», «Радикальный ислам в республиках Центральной Азии и на Северном Кавказе», «Радикальные религиозно-политические группировки в системе общественно-политических взаимоотношений институтов религии и государства» и др.
Апробация диссертации. Диссертационное исследование обсуждено на заседании кафедры политологии и этнополитики Государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Северо-Кавказская академия государственной службы» и рекомендовано к защите по специальности 23.00.02 — Политические институты, этнополитическая конфликтология, национальные и политические процессы и технологии.
Основные положения диссертационного исследования представлены в тезисах и докладах на 4-х конференциях и семинарах: научном семинаре «Радикальное направление в исламской идеологии» (Ростов-на-Дону, ИППК ЮФУ, 21−23 апреля 2006 г.), международной научно-практической конференции «Регулирование миграционных процессов вРоссийской Федерации: политический, юридический и правоохранительный аспекты» (Ростов-на-Дону, РЮИ МВД, 7−8 июня 2007 г.), международном миротворческом форуме «Ислам — религия мира и созидания» (ЧР, Гудермес, 22−23 августа 2007 г.), международной научно-практической конференции «Актуальные проблемы безопасности в условиях конфликтогенной ситуации на юге России», (Краснодар, 16−17 ноября 2007 г.).
Основные теоретические подходы и выводы изложены в пяти научных статьях, в том числе в одной статье в журнале, рекомендованом ВАК, брошюре, а также в целом ряде общественно-политических СМИ России, Узбекистана и Киргизии. Общий объем опубликованных научных статей и брошюры равен 7,2 печатных листа.
Объем и структура диссертации. Диссертация отражает логику проведения исследования и подчинена решению поставленных задач. Работа состоит из введения, трех глав, каждая из которых состоит из двух параграфов, заключения и библиографического списка использованной.
Выводы:
Г. Политизация и радикализация ислама в Дагестане стала оборотной стороной постсоветской либерализации. В процессе «возрождения» ислама обозначились фундаментальные противоречия между тарикатистами (суфиями) и так называемыми «ваххабитами» (салафитами). Вся последующая борьба властей с салафитами была борьбой со следствием, а. не с причинами: Власти так и не смогли решить самую важную задачу — остановить' процесс радикализации мусульманской молодежи. А значит, теракты в этой республике будут происходить и в дальнейшем. И дело здесь вовсе не в особой религиозности дагестанцев и их тяге к «чистоте веры».
163 Курбанов Р. Факторы конфликтогенности ислама в Дагестане: неоднородность исламского пространства // Факторы конфликтогенности на Северном Кавказе / Южнороссийское обозрение. Вып. № 26 / Под. ред. В. В. Черноуса. — Ростов н/Д., 2005. — С. 116. в Аллаха и пророка Мухаммада. Отвергая суфизм, ваххабизм отвергает и санкционированный им социальный порядок. А, значит, и все социальные издержки этого «порядка».
2. За последние годы произошли кардинальные изменения в структуре и качестве исламского движения на Северном Кавказе. Его традиционная составляющая размывается, все более заметным становится отрыв представителей «официального» ислама от масс верующих. Сознание последних, особенно в горных и, предгорных районах, прежде всего молодежи, все более наполняется салафитским содержанием. Вместе с тем, салафийя не является исключительно радикальным явлением. Массовые злоупотребления служебным положением республиканских чиновников, коррупция, социальная дифференциация и, как следствие, высокий уровень безработицы, закрытость власти и ее нечувствительность к нуждам населения стали главной" причиной пополнения рядов салафитов. Последние предлагают альтернативу — истинный «исламский порядок», радикальный отказ и от коммунизма, и от демократии, и от «ложного ислама», как политических моделей. При этом салафиты предлагают такую модель ислама, в которой нет места кланам, тейпам, вирдам, этничности. Салафизм — универсалистский проект, который по этой причине может быть востребован в полиэтничном и фрагментированном Дагестане. С учетом же закрытости республиканской власти и отсутствия социальных лифтов для молодежи исламский терроризм, становится для некоторых из них «светлым будущим».
3. Ваххабизм следует квалифицировать не только в качестве радикальной идеологоии, но и как имеющую двойственную природу религиозно-политическую организацию. С одной стороны, в ее деятельности налицо признаки секты, с другой — политической организации. Это движение имеет неадекватное своей численности политическое влияниечто стало возможным в силу идеологической специфики приверженцев ваххабизма, их значительных финансовых возможностей и режима благоприятствования, который создан некоторыми чиновниками в центре и на местах. Ваххабизм в силу приведенных выше причин в обозримой перспективе будет оставаться одним из самых активных религиозно-политических движений в регионе.
4. Отсутствие единой и скоординированной политики федеральной и региональной властей по сдерживанию влияния радикальной религиозной оппозиции, по нашему мнению, может привести к появлению новой, молодой волны «радикалов» Дагестана — стоящих на идеологических позициях сторонников партии «Хизб ут-Тахрир». В этом случае, новая структурно-выстроенная и имеющая политико-религиозный опыт противостояния власти партия Хизб ут-Тахрир уже в ближайшее время может занять лидирующие место в борьбе за мусульманскую паству Дагестана. «Устаревшие» методы «ваххабитов» в построении исламского государства Халифат сменятся более отработанными методами Хизб ут-Тахрир. Это выразится не только в структурированной иерархии организации, но и в более скрытом подходе в достижении поставленных задач — без излишних взрывов и убийств, а посредством насаждения собственного толкования ислама, что может расширить социальную базу их поддержки.
Заключение
.
События последних десятилетий побуждают к необходимости переосмысления процесса радикализации исламского движения. Радикалы возвращают себе былое влияние. Причем главной особенностью наших дней стало даже не то, что, вопреки многочисленным декларациям о всеобщей приверженности идеалам гуманизма, общечеловеческим' ценностям, радикализм вновь стал определять лицо эпохи. Главное в томчто современный радикализм довольно тесно' увязывается в общественном сознании с религией. Причем едва ли не важнейшей мифологемой наших дней, определяющей не только обывательские страхи, но и глобальные политические процессы, стал постулат об эндогенном радикализме ислама, его непримиримости по отношению <�¦ ко всему неисламскому миру.
Условия для радикализации^ исламского движения в постсоветский период появились там, где возможности власти и гражданских структур по консолидации общества оказались существенно ограниченными, где уровень ожиданий и уровень реальной жизни значительно расходятся. Произошла недооценка опасности распространения «ваххабизма» в Дагестане и идей партии Хизб ут-Тахрир в Киргизии. Республики Северного Кавказа и Центральной Азии, впервые столкнувшись с проблемой радикализации традиционного исламского движения, оказались не готовыми к эффективному противодействию этому явлению, поскольку разрушительные процессы в религиозной среде внедрялись скрытно и индивидуально, как в мечетях, так и в открытых проповедях в различных населенных пунктах, среди паломников, выезжавших в Саудовскую Аравию. При этом религиозные экстремисты в публичнойполемике для доказательства несостоятельности существующего государственного устройства умело оперировали серьезными недостатками и упущениями, имеющими место в деятельности органов власти и местного самоуправления. Подобная аргументация с яркими примерами проблем в различных сферах жизни граждан, адаптированные к местным условиям, позволяли привлечь на свою сторону колеблющихся граждан, особенно в молодежной среде, вызывая при этом у них чувства недовольства и готовности противодействовать законно избранной власти, обильно финансируя* наиболее активных и влиятельных религиозных агитаторов в среде верующих.
В связи с этим можно утверждать, что параллельно с развитием «традиционного» ислама в Дагестане и Киргизии образовывались самоорганизующиеся, самоструктурирующиеся системы — религиозные экстремистские организации, опирающиеся на экстремистскую религиозно-политическую идеологию, оправдывающую убийства, жестокость, переводящую преступления в ранг деяний, угодных Высшей силе, и сулящую спасение душ тем, кто их совершил.
Анализируя религиозную ситуацию в Киргизии, можно предположить, что наиболее серьезные последствия для внутренней стабильности региона, могут иметь коллизии, связанные с наличием в республике многотысячного узбекского этноса, значительная часть которого является членами партии Хизб ут-Тахрир. С учетом внутренних разногласий в партии Хизб ут-Тахрир, нельзяисключать и усиление влияния так называемого «силового» крыла движения — Хизб ан-Нусра. С одной стороны, новое ответвление еще не набрало политическую силу, не имеет достаточного опыта террористических действий в регионе, не налажены контакты с сочувствующими политиками и бизнесменами, нет серьезной информационной и общественной поддержки. С другой стороны — накопленная, практика агитации и пропаганды, методы воздействия на социально-незащищенные слои общества, сформировавшаяся сетевая структура партии, связь с ведущими террористическими организациями мира, включая действующее в регионе Исламское движение Узбекистана, будут способствовать усилению в Центральной Азии «силовой» составляющей исламского радикализма.
Отошедшая от Хизб ут-Тахрир группа «Акромийлар» во главе с узбекским имамом Акрамом Юлдашевым может усилить «экономическую» основу партии. Будучи членом Хизб ут-Тахрир, Акрам Юлдашев настаивал на том, чтобы работа партии была предельно приспособлена к местным условиям. В отличие от прежних идеологов Хизб ут-Тахрир, Юлдашев считал, что исламская организация должна изначально-завоевать власть на местном уровне, а уж потом переходить на общенациональный (в духе концепции «враг ближний» — «враг дальний»). Одним из аспектов завоевания, по его мнению, должно стать. объединение мусульман в некое экономическое сообщество ¦ взаимопомощи, когда каждому вступившему в сеть мусульманину оказывается финансовая поддержка с целью его становления как предпринимателя и последующего использования его ресурсов для укрепления*партии (по опыту египетской организации «Братья-мусульмане»).
Не исключено, что фиксируемый в Центральной Азии, так называемый, раскол Хизбут-Тахрир может на деле оказаться лишь реформированием* структуры с целью перераспределения обязанностей по достижению поставленных целей. По крайней мере, об этом свидетельствует незатухающая активность партии в Центральной Азии и отсутствие самостоятельных действий вновь созданных ответвлений. Создав три крыла, партии Хизб ут-Тахрир удастся сосредоточить внимание каждой группы на одном конкретном вопросе — агитации, укреплении экономической основы и силовых методах борьбы. Это, в свою очередь, с одной стороны, позволит укрепить структуру партии изнутри, а, с другой, создаст ложные иллюзии у органов государственной власти и оппонентов о якобы имеющем место расколе в движении.
В свою очередь, политизация и радикализация исламского движения в Дагестане стала оборотной стороной постсоветской либерализации на фоне деградации общественной жизни. Главной отличительной чертой «возрождения» ислама стали фундаментальные противоречия между тарикатистами (суфиями) и так называемыми «ваххабитами» (салафитами). Вся борьба власти с салафитами была борьбой со следствием, а не с причинами. В результате стихийных и «самодеятельных» форм военно-политической самоорганизации радикальная молодежь начинает переходить к освоению богатого опыта международных исламских политических организаций. В их среде все чаще звучит словосочетание «Хизб ут-Тахрир». Дагестанских мусульман привлекает в идеологии и практике этой партии стройность, предельное сведение всех положений к духу Корана и Сунны, а также жесткая постановка' вопросов реализации наг практике положений такфира, джихада и необходимостиустановления на земле власти Аллаха — Халифата.
Критикуя поспешность шагов бывшего правительства т.н. Ичкерии (1995;1999 гг.) по исламизации республики, молодые радикалы Дагестана отмечали, что «так быстро можно построить только тоталитарное исламское государство». Ближайший период рассматривался ими как период даавы (исламского призыва), распространения исламских ценностей в обществе, а не период джихада. Таким образом, боьшая часть ваххабитов Дагестана осознала необходимость укрепления ислама в обществе посредством агитации и пропаганды собственного толкования Корана. Таким образом, методы партии Хизб ут-Тахрир в Центральной Азии по расширению сети и повышению собственного влияния в мусульманском обществе нашли свое определенное продолжение в Дагестане.
И в. Киргизии, и в Дагестане власти не смогли решить самую важную задачу — остановить процесс радикализации мусульманской молодежи. А значиттеракты в Дагестане будут фиксироваться и далее, а количество сторонников Хизб ут-Тахрир в Киргизии будет увеличиваться. Вместе с этим, в Центральной Азии, скорее всего, произойдет усиление новых боевых ответвлений партии — Хизб ан-Нусра и «Акромийлар».
Усиление религиозных оппозиционеров связано, не в последнюю очередь, с финансово-экономическими трудностями населения. Вместо глубокого и осмысленного изучения канонов религии, население постоянно находитсяв поисках средств к существованию. В случае ухудшения экономического положения в стране радикализация ислама сыграет объединяющую роль и может вызвать дальнейшие серьезные конфликты на религиозной почве. Не спасет положение и официальное духовенство республик. За исключением некоторых имамов, большая часть священнослужителей1 недостаточно профессионально подготовлена к работе. Хуже того, она не может вести дискуссии, и разговаривать со своей паствой на темы, не касающиеся* религии. Вопросы терроризма, глобальной-политики, общественно-политической ситуации находятся вне поля зрения, официальных служителей культа.
Таким образом, радикализация верующих, их отход от классических принципов традиционализма обусловливаетсяв том числе, и неустойчивостью официальных исламских структур — духовных управлений мусульман,. которые, погрязнув в, борьбе с «ваххабитами», «тахрировцами», «акрамистами», «идушниками» и междуусобных дрязгах, все более политизируются и одновременно, утрачивая авторитет, дистанцируются от рядовых верующих.
Радикализация исламского движения в Киргизии сегодня идет с опережающими темпами, не только по сравнению с некоторыми республиками центрально-азиатского-региона (Казахстан, Туркмения), но и-с другими субъектами постсоветского пространства: Несмотря на. то, что Дагестан является наиболее исламизированным регионом России* и внешне «религиознее» Киргизии, сегодняв процессе радикализации' ислама он находится в своеобразной роли «догоняющего». Именно это обстоятельство позволяет настаивать на. необходимости разработки уже сегодня нормативно-правовых актов как, федерального, так и республиканского уровней для предотвращения усиления’радикалов, реального становления в Республике Дагестан Хизб ут-Тахрир и, соответственно, освоения и перенятая ими опыта киргизского отделения исламской партии.
Следует подчеркнуть, что ошибки, допущенные высшим руководством Киргизии по формированию кадрового потенциала органов государственной власти, правоохранительных структур, приведшие к сращиванию отдельных чиновников с радикальными исламистами, должны быть также учтены руководящими структурами России и Дагестана. В этой, связи целесообразнее было бы назначать на ответственные должности в руководящие органы республики лиц, исповедующих отличную от ислама религию. Это позволит ослабить влияние исламских радикалов на органы государственной власти через религию и ограничить вовлечение государственных служащих в мероприятия исламистов по выходу Дагестана и других северо-кавказских регионов из состава России или по строительству на территории Северного Кавказа исламского государства — Халифат.
Особо необходимо учесть провалы Киргизии в реализации национальной политики республики, когда около* 96% членов партии Хизб > ут-Тахрир являются этническими узбеками по причине того, что этот один из самых многочисленных этносов страны, оказался «за бортом» государственных интересов. Учитывая, что Дагестан является самым многонациональным регионом России, где 14 этносов традиционно считаются титульными, а у власти находятся преимущественно аварцы и даргинцы, то становления и укрепления радикальных этнических группировок по центрально-азиатскому образцу не избежать. В этом случае новая структурно-выстроенная и имеющая политико-религозный опыт противостояния власти партия Хизб ут-Тахрир в перспективе может занять лидирующие место в борьбе за мусульманскую паству Дагестана. «Устаревшие» методы «ваххабитов» в построении исламского государства Халифат в этом случае сменятся более отработанными методами «хизбутовцев». Это выразится не только в структурированной иерархии организации, но и в более скрытом подходе в достижении поставленных задач — без излишних взрывов и громких убийств, а посредством насаждения собственного толкования ислама.
Одна из задач государственных и общественных институтовсодействовать выработке образовательных стандартов для исламских религиозных учебных заведений, в целях их полноправного участиям едином образовательном пространстве. В практике действий это может быть организовано, к примеру, такими мерами, как: организация работы по • лицензированию существующих духовных образовательных учреждений (прекратить или реорганизовать, деятельность учебных заведений, не соответствующих принятому стандарту) — выдача дипломов республиканского образца выпускникам, получившим^ образование в исламских учреждениях, что позволит им легче проходить социализацию вне исламскойсредыоказание помощи как в созданииучебников и методических материалов для медресе и вузов, так и выпускникам зарубежных исламских институтов.
Необходимо стимулирование исламской религиозно-исследовательской деятельности, финансирование публикаций и публичное обсуждение издаваемых работсоздание не толькоспециальных мест при исламских институтах, но и расширение соответствующих кафедр теологии в светских университетах с углубленным изучением арабского языка, создание специализированного Совета по защите диссертаций, что позволит легализовать теологическую элиту.
Вместе с тем, следует продумать «и возможно применять систему поощрительных мер в развитии веб-сайтов и сетей Интернета с исламской тематикой, которые могли бы способствовать обучению и давали бы возможность молодым мусульманам задать интересующий вопрос и получить обстоятельный, ответ.
К тому же, исходя из опыта Киргизии, может быть сформулирована и еще одна рекомендация. Деятельность духовных управлений мусульман должна быть более открытой и прозрачной, особенно по организации на постсоветском пространстве хаджа — паломничества в святые места в Мекку и Медину. Промахи в организации массовых действий, на наш взгляд, политизируют религиозную ситуацию в стране и регионах в большей степени, нежели порой прямые действия экстремистских сил.
Таким образом, возникает необходимость введения коррективов в российскую политику на Северном Кавказе. Совершенно недопустимо сведение борьбы с терроризмом лишь к силовой составляющей. Сузить социальную базу поддержки террористов и сепаратистов можно лишь путем нейтрализации «ключевых» факторов, способствующих активизации терроризма. Наиболее важные среди них — социально-экономические и политические. Этноконфессиональные факторы не являются главными, однако они существенно воздействуют на усиление «ключевых». Кроме того, как свидетельствует опыт многих стран мира, необходимо совершенствовать антитеррористическое законодательство и его правоприменение, усиливать деятельность спецслужб на этом направлении, бороться с финансовой подпиткой терроризма, а также активно осуществлять агитационно-пропагандистскую и разъяснительную работу. Однако и этого окажется недостаточно, если в России не удастся снизить уровень коррупции до приемлемого по мировым меркам уровня.
Библиографический справочник использованной литературы.
Нормативные источники.
1. Конституция Российской Федерации: Официальный текст с историко-лравовым комментарием. — М., 1999.
2. Конституция (Основной Закон) Российской Федерации — России. — М., 1992.
3. Конституция Киргизской Республики. — Бишкек, 2003.
4. Конституции республик в составе Российской Федерации: (Сборник документов) / Под ред. Н. А. Михалевой. — М., 1995.
5. Концепция государственной национальной политики Российской Федерации // Вертикаль власти. Региональная и национальная политика, принципы местного самоуправления. Документы. Комментарии. Разъяснения. Выпуск № 15. — М., 1996.
6. Концепция государственной национальной политики Российской Федерации на Северном Кавказе. — М., 1998.
7. Федеративный закон от 11 июля 2001 г. № 95-ФЗ «О политических партиях» (с изм. и доп. от 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 29. — Ст. 2950.
8. — Федеральный закон от 17 июня 1996 г. № 74-ФЗ «О национально-культурной автономии» (с изм. от 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1996. — № 25. — Ст. 2965.
9. Федеральный закон от 13 декабря 1996 г. «Об оружии» // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1996. — № 51.
10. Федеральный закон от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» (с изм. и доп. от 26 марта 2000 г., 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1997. -№ 39. — Ст. 4465.
И. Федеральный закон от 19 мая 1995 г. № 82-ФЗ «Об общественных объединениях» (с изм. и доп. от 17 мая 1997 г., 19 июля 1998 г., 12 марта, 21 марта 2002 г.) // Собрание законодательства Российской Федерации. — 1995. -№ 21. -Ст. 1930.
12. Федеративный закон от 25 июля 2002 г. № 114 ФЗ «О противодействии экстремистской деятельности» // Российская газета. — 2002. — 30 июля.
13. Постановление Правительства РФ от 25 августа 2001 г. № 629 «О федеральной целевой программе «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001;2005 годы)» // Собрание законодательства Российской Федерации. — 2001. — № 36. -Ст. 3577.
14. Закон Республики Дагестан «О запрете ваххабитской и иной экстремистской деятельности на территории Республики Дагестан» // Собрание Законодательства Республики Дагестан. — Махачкала, 1999. — 30 сент.
15. Постановление Президиума Народного Собрания Карачаево-Черкесской Республики № 49 о ходе выполнения Республиканского закона «О противодействии политическому и религиозному экстремизму на территории Карачаево-Черкесской Республики». — Черкесск, 2000. — 5 сент.
16. Постановления Правительства Киргизской Республики от 10 августа 1995 г. № 345, от 17 января 1997 г. № 20, от 19 февраля 1998 г. № 83, от 7 июля 1998 г. № 442, от 28 февраля 2000 г. № 107, от 22 августа 2000 г. № 510, от 5 апреля 2001 г. № 155.
Диссертации и авторефераты.
17. Акаев В. Х. Суфизм в контексте арабо-мусульманской культуры: Автореф. дис.. .докт. философ, наук. — Ростов н/Д, 2004.
18. Кабаргин О. Б. Повышение эффективности деятельности законодательных (представительных) органов государственной власти субъектов Российской Федерации: тенденции и проблемы: Автореф. дис.. .канд. полит, наук. — Ростов н/Д, 2005.
19. Курбанов Х. Т. Религиозно-политический экстремизм на СевероВосточном Кавказе: идеология и практика (на материалах Республики Дагестан): Автореф. дис. .канд. полит, наук. — Махачкала, 2006.
20. Магарамов Э. М. Современная геополитическая ситуация на Северном Кавказе: проблемы национальной и региональной безопасности России: Автореф. дис. .канд. полит, наук. — Ставрополь, 2007.
21. Маханов Д. С. Эволюция ханбалитского учения и современность: Автореф. дис. .канд. философ, наук. — М., 2001.
22. Наипов Б. Х. Социальная безопасность на региональном и местном уровнях: состояние, тенденции развития и механизмы политического регулирования: Автореф. дис. .канд. полит, наук. — Ростов н/Д, 2006.