Темой настоящего диссертационного исследования является история возникновения и деятельности русских религиозных (православных) общин на итальянской территории в период от начала XIX в. и до 1917 г., т. е. до того момента, когда положение Русской Православной Церкви как за рубежом, так и в России самым кардинальным образом изменилось.
История православных церквей на Апеннинах является одним из важных элементов русско-итальянских отношений, который прежде был малоизвестен исследователям — и зарубежным, и отечественным. Советские историки обходили стороной эти очаги российской жизни, т.к. послереволюционная эмиграция избрала православные храмы центрами своей жизнедеятельности, и, следовательно, с точки зрения официальной идеологии Русская Церковь в зарубежье являлась враждебным для советского государства институтом. С другой стороны, интеллектуальные силы эмиграции в Италии были относительно слабы, и здесь, в отличие от других мест российского рассеяния, не появилось сколько-нибудь значительных исследований не только по нашей теме, но и по истории местной русской диаспоры вообще. Что касается итальянских русистов и славистов, то они, уделяя внимания отдельным выдающимся эмигрантам, не касались темы религиозного русского «присутствия» — из-за ее сложности, малодоступности архивов, идеологических и прочих причин (1).
В настоящее время, когда отечественная историография по-новому, непредвзято взялась за освоение темы «русское зарубежье», изучение его религиозной составляющей может и должно внести свой вклад в науку. Кроме того, произошедшая в последние годы радикальная переоценка роли православной Церкви в истории России дает возможность объективно представить положение и значение русских зарубежных общин.
Присутствие Русской Церкви на территории Италии отражало важные процессы: развитие дипломатических отношений России с итальянскими государствами (и после завершения Рисорджименто, с объединенным Итальянским королевством) — возникновение на Апеннинах русских колонийформирование православного самосознания русских, проживавших в «католическом окружении" — массовое движение в Италию русских паломников (в Рим и Бари) и курортников (в Ниццу, Сан-Ремо, Мерано).
Деятельность русского православия зарубежом в рассматриваемый период являлась своеобразным выражением византийского принципа «симфонии» между Церковью и государством. Этот принцип соответствовал традиционному представлению о православной империи, где духовная и материальная жизнь ее подданных протекала при гармоничном согласии двух начал — императорского и патриаршего. В России, с упразднением при Петре I патриаршества, государственный характер Церкви приобрел еще более явственный характер. Таким образом, государство и Церковь становились неразделимым целым, выступавшим таковым и на международной арене. Именно в зарубежье, где максимальным образом требовалось утверждение престижа страны, механизмы «симфонии» государства и Церкви срабатывали в наиболее выраженных формах: одной из таких форм было учреждение приписанных к дипломатическим представительствам храмов (их содержание ложилось ощутимым бременем на государственную казну, и зачастую их возникновение не вызывалось реальными нуждами православных подданных России, проживавших заграницей).
Тема «православная Церковь в Италии» вписана в контекст русско-итальянских отношений. Воссоздана в первую очередь история православных храмов при дипломатических структурах Российской империи: в «географии» таких храмов можно уследить влияние ее внешней политики и результаты связей с итальянскими государствами и, позднее, — с объединенным королевством. Появление церкви со «штатом» служило несомненным признаком хорошо развитых отношений с тем или иным государством. В этом смысле характерно существование посольского храма в Неаполитанском королевстве, с которым Россию связывали традиционные дружественные отношения: неаполитанский храм был упразднен лишь с «упразднением» самого королевства. Напротив, Пьемонт, с которым Россия имела неровные, порой драматические отношения (в Крымскую войну государства оказались даже в станах врагов), так никогда и не увидел посольского храма.
На развитие православной Церкви в Италии сильное влияние оказала католическая специфика этой страны. Нельзя не сомневаться в первоначальном сильном противодействии со стороны католического духовенства в распространении здесь «схизматической» Церкви (немало предубеждений против восточного христианства существовало и в простой народной среде). Это ощутимо сказалось на первоначальном этапе появления тут православных русских храмов — они могли быть либо при посольствах, пользующихся правом экстерриториальности, либо при частных домах российских подданных, осевших в Италии (2). До объединения страны наиболее веротерпимыми были Пьемонт и Тоскана. Закон пьемонтского королевства № 735 от 19 июня 1848 г. уравнял в правах религиозные конфессии, что и позволило русской колонии в Ницце выстроить в 1859 г. первый в Западной Европе приходской русский храм (3). С возникновением объединенного королевства этот закон был распространен на всю его территорию. С того периода в разных уголках Италии стали возникать русские церковные здания — однако еще долго католическое духовенство крайне сдержанно относилось к этому явлению. В церемонии закладки православных храмов оно, например, никогда не принимало участия, несмотря на официальные приглашения (4).
В связи с этим возникает проблема миссионерской деятельности православной Церкви (впрочем, слово «миссия», в его религиозном, а не дипломатическом смысле к Италии малоприменимо, ибо ее население к моменту появления здесь православной Церкви было уже христианизированоскорее следует говорить о свидетельстве православия перед лицом «другого» христианства). В рассматриваемую эпоху противостояние католицизма и православия было весьма ощутимым, и та и другая сторона обвиняла противников в отступничестве и расколе (5). В первую очередь весьма критически относились к окружавшей их религиозной атмосфере жившие тут православные священники (6). Кроме того, православие, как вероисповедание, вообще было мало известно итальянцам — православной литературы на итальянском языке не существовало. Если в XIX в., в особенности после Рисорджименто, крепли и развивались за счет местного элемента национальные протестантские Церкви, в частности, Вальденская Церковь, то случаи перехода в то время итальянцев из католицизма в православие благодаря присутствию православных общин, нам не известны (7). Вероятно, возможную «миссионерскую» активность русских священников сдерживала их прямая зависимость от МИДа, не желавшего скандалов с католиками.
Иначе обстояло дело с жителями Италии, православными «по происхождению» — греками, сербами, румынами, болгарами и т. д. Здесь Русская Церковь считала прямой обязанностью, поощряемой государством, их опекать и окормлять. Известно, что русское дореволюционное правительство полагало себя защитником православных на угнетенном мусульманами Востоке. Подобный «протекторат» распространялся и на православных (весьма малочисленных) на Западе. В первую очередь это касалось греков, давно обитавших на Апеннинах. В XVIII — начале XIX вв. многие греки ждали освобождения Эллады именно от России (8) (эти чаяния ослабли к середине XIX в., когда в Греции заговорили об «угрозе панславизма»). Русское правительство пыталось даже рассматривать греческие церкви в Италии как подчиненные российскому священноначалию. В тех же городах, где греческих церквей не было, греки, естественно, становились прихожанами русских храмов (9).
В отечественной и зарубежной историографии тема русского церковного присутствия в Италии, как и в других иностранных государствах, разработана мало. В русской литературе тема церковного зарубежья освещалась прежде всего церковными же авторами, что оставляло мало места непредвзятому научному анализу явления.
Первая систематическая попытка описания Русской Церкви заграницей принадлежит настоятелю берлинской посольской церкви протоиерею Александру Мальцеву (10). На рубеже Х1Х-ХХ вв. он предпринял хорошо продуманный и организованный сбор сведений о зарубежных храмах, структурированный по типу епархиальных историко-статистических справочников. Отец Мальцев проделал большую составительскую и редакторскую работу — с разрешения российских духовных властей он разослал по всем городам мира, где существовали русские храмы, разработанную им анкету, ответы на которую, вкупе со своими собственными сведениями, свел воедино. Справочник, составленный в алфавитном порядке зарубежных городов,. представляет собой ценнейший источник по истории русского церковного зарубежья, но не отвечает требованиям научного исследования, будучи по сути дела добротным путеводителем для православных путешественников.
Чуть позже труда о. Мальцева появилась независимая от него журнальная публикация Михаила Руднева о русских храмах в Европе (11). Ее автор внес несколько новых штрихов в историю храмостроительства, но и эта работа носит явно описательный и апологетический характер.
Разрозненные публикации, посвященные тому или иному церковному проекту в зарубежье, регулярно появлялись в дореволюционной церковной периодике и были учтены автором настоящей диссертации.
После революции 1917 г. какие-либо исследования в данной области надолго прервались. Первыми за освоение темы, в ее общих очертаниях, принялись русские эмигранты. После полувекового перерыва, последовавшего за монографией о. Мальцева, к истории церковного зарубежного присутствия обратился обосновавшийся в США исследователь Н. Д. Тальберг (12). В своей обширной статье он, с присущей эмигрантам первой волны идеализацией дореволюционной России, по сути дела составил панегирик дореволюционному духовенству и внешней политике империи. С содержательной стороны его статья представляет собой вольный пересказ сведений, изложенных в труде о. Мальцева, с прибавлением некоторых новых сведений (жанр работы Тальбер-га определялся также характером опубликовавшего ее журнала, официального органа Русской Православной Церкви Заграницей).
Ряд ценной информации биографического характера дан в статье архимандрита Киприана (Керна), посвященной заграничному духовенству (13). В ней автор коснулся и биографий представителей дореволюционного клира, служившего в Италии. Однако в задачу этого автора преимущественно входила лишь демонстрация важной и позитивной роли духовенства (его статья — это публикация апологетической лекции перед студентами Богословского института в Париже).
Обобщить историю самых главных русских храмов в Западной Европе недавно взялся русский эмигрант С. Забелин (14). Однако и его труд не носит научного характера: автор-энтузиаст составил откровенную компиляцию на основании брошюр, выпущенных той или иной зарубежной общиной, не сославшись даже на тексты, которыми он пользовался. Это относится и к итальянской части его работы: Забелин дал описание истории русских церквей в Сан-Ремо и Флоренции, дословно переписав многие фрагменты соответствующих брошюр (15), без каких-либо отсылок к источникам.
Схожую по принципам, но несколько более проработанную публикацию представила Н. Смирнова, работавшая по заданию священноначалия русской Западно-европейской епархии в Париже (16). В ее распоряжение попали те же две опубликованные брошюры автора диссертации, которыми пользовался и Забелин: о храмах в Сан-Ремо и во Флоренции. В итоге Смирнова опубликовала явно компилятивный труд, причем как и Забелин, не упомянула ни одного использованного ею источника.
Совсем недавно два петербургских церковных историка, В. В. Антонов и А. В. Кобак, взялись за составления нового свода-справочника «Православные русские святыни в Западной Европе». Оба автора обладают большим опытом архивной и организационной работы (17). В составлении своего исследования они пошли по пути о. Мальцева, составив анкеты и разослав их в разные города Европы — но не священникам, а исследователям, что, вне сомнения, придаст результату необходимую основательность. В целом этот проект, пусть и глубоко проработанный, но также принадлежит к жанру «путеводителей по святым местам».
Итальянские исследователи еще меньше уделяли внимание нашей теме. Такие «классики» изучения русско-итальянских отношений, как Франко Вен-тури и Джузеппе Берти, не занимались их религиозными аспектами. Других ученых, которым религиозные материи были близки, интересовало в первую очередь общая история взаимоотношений Русской Церкви и католицизма, и этому ими посвящено множество работ, как полемического характера, так и научных. К последним следует отнести капитальное исследование Анджело Тамборры «Католическая Церковь и Русское Православие» (18), рассматривающее период от Венского конгресса до 1980;х гг. и снабженное богатой библиографией. Однако ни Тамборра, ни другие многочисленные исследователи православно-католических отношений не касались истории непосредственной деятельности Русской Церкви в католическом окружении, яркий пример которого предоставляет Италия.
В Италии вышел ряд исследований, посвященных местному русскому присутствию в целом. Основополагающим трудом здесь и поныне остается книга Этторе Ло Гатто «Русские в Италии» (19). Однако будучи скорее литературоведом, чем историком, автор сосредоточился на итало-русских контактах в сфере культуры, вовсе не затронув церковные темы. Спустя двАцать лет появился новый труд, с аналогичным названием «Русские АгИтали]А под редакцией Витторио Страды (20). В этот сборник вошли работы многих специалистов, осветивших под разными углами зрения русское присутствие на Апеннинском полуострове. Но и в данной публикации рассматриваемый нами аргумент не был затронут.
Русское православное присутствие в Италии нашло частичное отражение в работах нескольких русистов, внимание которых касалось отдельных городов и районов страны. Туринец Пьеро Каццола, долго занимающийся русско-итальянскими культурными связями, воссоздал канву сооружения русской церкви в Сан-Ремо в своей монографии «Русские в Сан-Ремо в Х1Х-ХХ' вв.» (21). Автор поднял большой пласт местной периодики, а также проинтервьюировал нескольких русских прихожан-старожилов. В качестве приложения Каццола опубликовал несколько итальянскихАстатей начала века, посвященных русскому приходу, а также список русских захоронений на местном кладбище. В целом автору удалось дать общую и хорошо документированную картину жизни русской церковной общины в Сан-Ремо, описав и ее взаимоотношения с итальянским миром. К недостатку исследования следует отнести полное отсутствие сведении из хорошо сохранившегося архива санремской церкви.
Схожий труд бьш произведен барийским исследователем, священником Джерардо Чоффари. В своей публикации «Русские путешественники в Апу-лии в XVII — начале XX вв.» (22) он собрал и опубликовал многочисленные русские печатные источники о паломничестве в Бари, история которого завершилась сооружением храма и странноприимного дома. Представляя важный вклад в итальянскую русистику, эта книга для отечественной науки представляет ограниченный интерес, так как основана на уже опубликованных в России материалах о Бари. Ее значение — в обстоятельной реконструкции хронологии и спектра православного паломничества в Бари.
Некоторый интерес русские храмы, в первую очередь, — флорентийский, вызвали у итальянских искусствоведов. Флорентийский историк архитектуры Джованни Тротта изучил историю строительства в Тоскане некатолических храмов (23). Первая глава его книги посвящена русской церкви, где автор, касаясь многих исторических аспектов ее сооружения (формирование русской колонии, деятельность российской дипломатической миссии), сосредоточился преимущественно на художественной стороне, дав подробный искусствоведческий анализ постройки.
К работе Тротты примыкает подробное исследование Сильвии Мелони-Тркульи, бывшей сотрудницы Галереи Уффици, об участии Демидовых в сооружении русского флорентийского храма (24). В статье подробно рассказано об убранстве, пожертвованном Демидовыми православной общине, но плохо представлена собственно ее история (автор, к тому же, не изучила архив упраздненной Демидовской церкви, хранящийся в архиве современной русской церкви во Флоренции).
В вышедшей в Риме книге французского религиеведа Антуана Нивьера о русском православии (25), несколько страниц отведено русскому православию в Италии (26). Если в целом труд Нивьера представляет собой одно из самых авторитетных репрезентаций православия для западной публики, то его «итальянская глава» (написанная, к тому же, не автором книги, а редакторами и итальянского издания), весьма бедна и схематична, лишь в обпдих чертах представляя историю того или иного храма (27).
Особняком стоит исследование греческого ученого Георгия Верготиса «Православные общины на итальянском полуострове» (28)! Это — добротный исторический труд, рельефно обозначающий различные исторические аспекты православного присутствия в Италии. Автор изучил многочисленные печатные и архивные источники, но, претендуя на изложение истории всего православия в Италии, он по сути дела раскрыл историю лишь греческого православия (несомненно, важную). Скудные «русские» части книги Верготи-са имеют весьма поверхностный характер и изобилуют неточностями.
Самым глубоким исследованием на интересующую нас тему в настоящий момент следует считать монографию польского искусствоведа П. Пашкевича «На службе Российской империи» (29). В ней ему удалось дать широкую панораму церковного присутствия заграницей и выявить взаимосвязи Церкви и политики российского дореволюционного правительства. Работа снабжена богатой библиографией. Из интересующих нас сюжетов здесь представлена лишь история общины во Флоренции. Научной ценности труда П. Пашкевича вредит некоторая «ангажированность» автора, рассматривающего внешнюю политику российской империи как заведомо экспансионистскую и принудительно руссификаторскую (в отношении окраин империи).
Многочисленные факты, связанные с рассматриваемой темой, были обнаружены автором в литературе, посвященной региональной истории — Сан-Ремо, Мерано, Бари и других итальянских городах и областях. Для этого ему пришлось разыскивать местные редкие публикации (в том числе, в периодических изданиях) в ряде итальянских библиотек — в Национальной библиотеке Флоренции, Городских библиотеках Мерано, Больцано, Сан-Ремо.
Редкие работы по истории русского паломничества изучены в барий-ском Никольском исследовательском центре (Centro Studi Niccolaiani) при базилике св. Николая.
Данная диссертация основывалась также на изучении дореволюционных отечественных публикаций, в первую очередь, церковной периодики: с ними автор ознакомился в Российской национальной библиотеке в Петербурге.
Почти полное отсутствие научных публикаций, посвященных нашей теме, в качестве первоочередной задачи поставило сбор исторических сведений из архивных источников. В основу настоящей работы легли неопубликованные материалы, преимущественно из архивов русских церквей в Италии (в Риме, Флоренции, Сан-Ремо, Мерано). Работа в этих архивах представляла определенную сложность, т.к. они не систематизированы и даже не разобраны, представляя собою хаотичные скопления всевозможных документов разнообразной степени важности. Другую сложность представлял сам доступ к архивам, являющимся собственностью отдельных приходов — поэтому для работы в них требовалось особое разрешение настоятелей и старост общин (30).
Наиболее ценным и полным является архив русской церкви во Флоренции. В него входят копии метрических книг, начиная с 1866 г., с регулярными записями о крестимых младенцах, о венчавшихся и умершихдосье, предварявшие венчание (так называемые брачные обыски) — переписка священников с разнообразными инстанциями и лицамимасса документов, относящихся к постройке храма, в т. ч. авторские чертежи архитектора М. Т. Преображенского. Особую ценность представляет обнаруженный в архиве дневник священника о. Владимира Левицкого, служившего во Флоренции почти полвека и подробно описавшего религиозную жизнь русской колонии и историю строительства храма. В этом же архиве содержатся фонды двух упраздненных русских церквей — посольской в Неаполе, которая в 1866 г. была переведена, вместе с настоятелем, во Флоренцию, и частной церкви Демидовых князей Сан-Донато, в их загородном имении.
Следующим по значению следует считать архив бывшей посольской церкви в Риме, хотя он, к сожалению, дошел до наших дней со значительными утратами, т.к. после отделения этого храма от посольства в начале 1920;х гг. он переходил из одной юрисдикции в другую, что значительно повредило цельности архива. Здесь, однако, сохранились метрические книги, начиная с.
1836 г., переписка священников, описи имущества, годовые отчеты настоятелей, что позволило в целом воссоздать историю римской общины.
Архив церкви в Сан-Ремо также весьма неполон — начисто отсутствует, например, строительная часть, должно быть, изначально весьма богатая. Этот архив пострадал в результате длительного судебного процесса, шедшего в 1963;76 гг., между одним эмигрантом, графом В. И. Таллевичем, претендовавшим на владение церковной постройкой, и остальными членами общины (после того, как Таллевич процесс проиграл, его сторонники изъяли самую ценную часть архива из церкви). Здесь все-таки тоже был обнаружен ряд любопытных документов, касающихся первоначальной истории общины, а также небольшие по объему, но емкие записки писательницы А. М. Суханиной, стоявшей у истоков храмостроительства в Сан-Ремо.
Архив церкви в Мерано также стал жертвой различных перипетий — этот храм, вместе с санаторием «Русский Дом», составной частью которого он является, в 1973 г. стал частной собственностью одного спекулянта, впоследствии объявившего себя банкротом. В результате храм со всем содержимым был продан на аукционе (его приобрел меранский муниципалитет). Переход от одного владельца к другому, конечно, не способствовал сохранности документов, но, тем не менее, некоторые ценные документы — метрические книги, исповедные росписи, годовые отчеты Русского благотворительного общества в Мерано, разрозненная корреспонденция — были обнаружены и здесь.
Все четыре вышеперечисленных церкви входят в настоящее время в одну юрисдикцию — в Архиепископию православных русских церквей Западной Европы, с центром в Париже и в составе Константинопольского Патриархата (в 2001 г. римская и меранская общины перешли в ведение Московского Патриархата). Их юрисдикционное единство облегчило доступ к церковным архивам (31). Барийская церковь подчиняется Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦз), враждебно относящейся не только к Московскому Патриархату, но и к «парижской» Церкви: неоднократные попытки автора получить доступ к русскому архиву в Бари были отвергнуты настоятелями церкви (32).
Некоторые интересные сюжеты, касающиеся начального периода существования миссийной церкви во Флоренции, и, в первую очередь, — проблеме погребений православных подданных на территории Великого герцогства Тосканского, обнаружены в итальянских Государственных архивах Флоренции и Ливорно (АГСЫУ1О 81а1а1е (J1 ПгепгеАГСЫУ1О 81а1а1е (11 ЫУОГПО).
История русских церквей в Италии представлена и в отечественных архивохранилищах — в первую очередь, в Российском Государственном Историческом архиве. Синодальные фонды этого архива, мало изученные российскими историками, дают достаточно полную картину русского православия в зарубежье (до 1917 г.). Автором просмотрены в нем дела на все русские «дореволюционные» церкви в Италии — в Риме, Флоренции, Сан-Ремо, Бари, Мерано. В том же Синодальном фонде РГИА обнаружена любопытная переписка с Синодом князя Д. В. Друцкого-Соколинского, желавшего открыть в своем тосканском имении церковь (см. подробнее в главе «Посольская церковь во Флоренции»).
Жизнь русских храмов в зарубежье находилась под «двойным подчинением» — Священного Синода и Министерства Иностранных Дел, и поэтому их материалы откладывались не только в Синодальных архивах, но и в архивах МИДа, хранящихся теперь в Архиве Внешней политики Российской империи. В результате работы в фондах этого архива история Русской Церкви в Италии получила многие уточнения.
Обработка и систематизация собранного материала шла по нескольким направлениям: роль российского правительства в создании православных церквейвлияние внешней политики России и русско-итальянских отношений на присутствие православия в Италиизначение православия для национального самосознания и самоорганизации россиян в зарубежьерелигиозная жизнь русских колоний и их отдельных видных представителей;
15 история строительства некоторых памятников отечественной культуры в Италии.
Хронологические рамки и структура работы были определены поставленными исследовательскими задачами. Автор диссертации изучал деятельность русской Церкви в Италии с момента зарождения там постоянно действующих храмов, т. е. с начала XIX в. Первые государственные решения об открытии на Апеннинах православных храмов были приняты в 1797 г, (в Турине), в 1799 г. (в Неаполе) и в 1803 г. (в Папском государстве), но ни одно из них не было исполнено на практике, в результате бурных политических событий той эпохи. В итоге первым «дипломатическим» храмом стал таковой при миссии в Тоскане (1823). Самыми же первыми русскими храмами вообще, действовавшими на территории Апеннинского полуострова, стали домовые церкви русских аристократов княгини Е. П. Голицыной (1817), графа Д. П. Бутурлина (1818) и Н. Н. Демидова (1823).
История русского религиозного «присутствия» прослежена до 1917 г., когда православие перестало быть в России религией государственной, и статус и положение зарубежных храмов кардинальным образом изменились. С того времени жизнь церквей перестала управляться российскими священноначалием и МИДом, а состав общин стал принципиально другим — начался эмигрантский период русского зарубежья в Италии, еще ожидающий своего исследователя.
Заключение
.
Изучение истории возникновения и деятельности русских православных общин на итальянской территории в период с начала XIX в. и до 1917 г. позволяет сделать следующие выводы.
Существование очагов русского православия на территории Италии представляет собой необычный аспект русско-итальянских отношений, остававшийся вне поля зрения исследователей. В рассматриваемую эпоху зарубежные русские церкви имели разнообразные функции, как религиозные, так и политические. Они были тесно связаны не только с жизнью русских колоний в городах Италии, но и с внешней политикой России. Возникновение и деятельность таких храмов отражало важные процессы, в первую очередь, — развитие дипломатических отношений России с итальянскими государствами, а после завершения Рисорджименто, — с Итальянским объединенным королевством.
Первые инициативы по открытию на Апеннинах православных храмов являлись именно государственными решениями, когда, по представлению Коллегии иностранных дел, Синод принимал указы об учреждениях таковых храмов при российских дипломатических представительствах. Подобные правительственно-церковные проекты стали возникать уже с конца ХУШ в., когда российско-итальянские отношения приобретали все более развитый характер, отмеченный как возросшими объемами торговли, так и деятельной внешней политикой России, искавшей европейских партнеров. События рубежа ХУ111-Х1Х вв. — Французская революция и наполеоновские войны — активизировали многие политические процессы на Апеннинском полуострове, в которых стала принимать участие и Россия, установившая к тому моменту двусторонние дипломатические отношения с большинством итальянских государств.
Важнейшие из российских дипломатических представительств в Италии, как и в других странах, должны были по статусу обзавестись своими православными церквями. Немалую роль играли соображения престижности православного государства. Очередность появления церквей косвенно свидетельствует о том значении, которое российское правительство придавало тем или иным итальянским государствам в своей внешней политике. Первые государственные решения России об открытии на Апеннинах православных храмов были приняты в 1797 г. (для Пьемонтского королевства), в 1799 г. (для Неаполитанского королевства) и в 1803 г. (для Папского государства). На рубеже ХУШ-ХХХ вв. Россия на Апеннинском полуострове, действительно, выделяла два государства, Пьемонтское и Неаполитанское, и рассматривала их как своих союзников в европейском концерте. Отношения же России с папством имели противоречивый, зачастую конфликтный характер, однако они уходили в глубь веков и нуждались в дипломатическом оформлении.
Ни одно из перечисленных синодальных постановлений об учреждении храмов в тот момент не было исполнено на практике — из-за драматических политических событий на Апеннинах и в Европе. В результате военно-политических перипетий рубежа ХУП1-Х1Х вв. первой постоянной «дипломатической» церковью в Италии стал храм во Флоренции, при миссии в Великом герцогстве Тосканском, открытый в 1823 г., что указывает на высокое значение, которое играло это государство для России в первой трети XIX в.
В последующей «географии» посольских храмов в Италии также можно проследить влияние внешней политики России. Появление церкви со «штатом» — это явный признак хорошо развитых отношений с тем или иным государством. В этом смысле характерно существование (с 1846 г.) посольского храма в Неаполитанском королевстве, с которым Россию связывали традиционные дружественные отношения — неаполитанский храм был упразднен лишь с «упразднением» самого королевства. Напротив, Пьемонт, на чрезмерно активную деятельность в европейском концерте которого Россия в николаевскую эпоху смотрела неодобрительно (в Крымскую войну государства оказались даже в станах врагов), так никогда и не увидел посольского храма, хотя синодальный указ об его учреждении относился еще к 1797 г.
Очень ответственно российское правительство подходило к организации посольского храма в Риме, назначая туда образованных иеромонахов, в почетном сане архимандрита, для которых подобное назначение обычно означало последующее возвышение до епископского сана и получение кафедры на родине. В середине XIX в. на положении русской церкви в Риме сказывались трения между Россией и Папским государством. В наступательном движении процесса объединения Италии, объективно направленного против прерогатив панства, Россия была заинтересована в политическом поражении Папского государства и не скрывала своей позиции. В 1866 г. русский храм в Риме был даже закрыт, что засвидетельствовало драматический конец двусторонних дипломатических связей между Папским государством и Россией. Церковь в Риме была возобновлена уже через пять лет — но не как в столице Папского государства, а как в столице Объединенного Итальянского королевства.
В начале XX в. в Риме произошло событие, еще не описанное в отечественной историографии: впервые за всю историю Русской Церкви было учреждено заграничное епископство, названное Кронштадтским. Оно было инициировано МИДом и согласно изначальной идее должно было служить нуждам российского духовенства и его православной паствы, пребывавшей за рубежом (и, конечно, эффективному административному контролю). Кронштадтское епископство, с центром в Риме, просуществовало недолго, с 1907 г. по 1911 г. Тем не менее, оно представляет собой уникальную попытку самоорганизации в зарубежье Русской Православной Церкви. Сама инициатива создания русского епископства в зарубежье свидетельствует об усилении роли Церкви в зарубежной политике страны, о росте числа российских религиозных учреждений вне России, о значительном присутствии российских подданных в зарубежье.
Полугосударственный характер «дипломатических» храмов накладывал соответствующий отпечаток на зарубежную церковную жизнь. Храмы при российских представительствах несли на себе явную печать государственности. Зачастую они появлялись не в результате религиозных потребностей местных православных общин: их учреждение задумывалось в высших эшелонах правительства и отражало внешнеполитические интересы России. В итоге их деятельность являлась смешением политики и религии, что усугублялось материальной зависимостью этих церквей от Министерства Иностранных Дел, которое выплачивало жалование священникам и брало на себя другие расходы. МИД зачастую рассматривал таковых иереев почти как своих подчиненных, помогая их церковной карьере, поручая им, по заданию разных правительственных учреждений, различные дела, не имеющие отнощения к пастырским обязанностям: священники за рубежом составляли рефераты о религиозно-политическом состоянии той или иной страны, проводили допросы, помогали искать дезертиров и девиц, сбежавших из родительского дома и т. п. С другой стороны, и дипломаты активно участвовали в церковной жизни, выступая крестниками младенцев, поручителями венчаемых и т. п. Особенно часто сотрудникам дипломатических представительств приходилось вмешиваться в религиозные сферы в случаях смерти российских подданных за рубежом.
Другой важный процесс, отразившийся в возникновении в Италии православных общин — это формирование и консолидация колоний российских подданных. Русские храмы на Апеннинах отражали присутствие заграницей традиционной, официальной, консервативной России. Очень часто истокам той или иной церковной инициативы предшествовал визит августейших особ, высочайшие указы, верноподданнические устремления богатых аристократов, живших заграницей (нельзя, конечно, принижать роль и искренних религиозных чувств россиян). Как показывает исследуемый материал, русские храмы заграницей до революции 1917 г. обустраивались преимущественно представителями высших слоев общества. Италия, начиная с середины XIX в., узнала русскую политическую эмиграцию — назовем самые яркие имена рассматриваемого периода: Бакунин, Кулешова, Горький. Но это была как бы совсем «другая Россия», не имевшая ничего общего с прихожанами российских посольских храмов в Риме и Флоренции.
Изучение организации религиозной жизни в Италии дает много материала к выяснению места православия в русском самосознании. Вне сомнения, большинство русских в зарубежье глубже чувствовали православие «родной верой», связанной с национальной культурой и историей. Ностальгия сопутствовала многим церковным начинаниям русских на чужбине. Особенно ярко поведал об этом на страницах своего дневника граф М. Д. Бутурлин. В то же время католическое окружение не могло не ставить вопрос о причинах разделения Церквей, об их различиях и о возможности соединения. Критическую строгость по отношению к католицизму, естественно, проявляли православные священники, жившие в Италии. Случалось и обратное — переход российских подданных в католицизм, что российским государством тогда каралось. Это, однако, не останавливало, в особенности тех людей, кто навсегда связывал свою судьбу с Италией, как Бутурлины или Зинаида Волконская.
В результате укрепления православного самосознания наряду с «государственными» храмами на территории Италии с 1820-х гг. стали возникать храмы «частные» — домовые церкви российских подданных, обосновавшихся заграницей, К числу таких храмов принадлежали домовые церкви — в Италии их называли капеллами — графов Бутурлиных (во Флоренции) — Демидовых князей Сан-Донато (также во Флоренции) — княгини Бутера, урожденной Шаховской (в Палермо) — княгини Терци, урожденной Голицыной (в Бергамо).
Выявлен и другой феномен русского присутствия на Апеннинах, связанный с функцией некоторых итальянских городов как курортов. Можно утверждать, что Италия, наряду с немецкими минеральными водами и французским Лазурным берегом, стала, начиная с середины XIX в., местом массового присутствия русских курортников. Большинство таких европейских мест на рубеже Х1Х-ХХ вв. обзавелись церквями, получившими в С.-Петербургской консистории именование «курортные». Как и храмы «дипломатические», они номинально были включены в состав С.-Петербургской епархии, духовно подчинялись митрополиту Петербургскому и руководились консисторией.
Самая первая «курортная» церковь возникла в 1860 г. в Ницце, бывшей тогда еще субъектом Пьемонтского государства. Позднее появились храмы на альпийском курорте Мерано и в Сан-Ремо. Очевидно, что к концу XIX в. число русских курортников заграницей возросло настолько, что это позволило им предпринимать дорогостоящее и хлопотливое храмостроительство. Сохранившиеся в архивах «курортных» церквей исповедальные росписи позволили реконструировать социальный состав курортников, преимущественно обеспеченных разночинцев в Мерано и аристократов на Ривьере.
На территории Италии существовал еще один фактор русского православного присутствия -— паломничество. Оно имеет свои яркие отличительные особенности, не совпадающие с рассмотренным выще «оседлым» церковным присутствием, вызванным жизнедеятельностью в Италии дипломатов, русских колоний и состоятельных курортников. Паломничество вызывалось чисто религиозными побуждениями — стремлением посетить святые места, поклониться мощам угодников, чудотворным иконам и иным святыням. Соприкосновение русского паломника с Италией интересно, так как представляет собой встречу православного религиозного сознания, в его чистой и сконцентрированной форме, с качественно иной реальностью, во всех ее религиозных, культурных и политических аспектах. Церковные структуры, обслуживающие паломников, также отличны от структур, созданных для православных жителей зарубежья. Их зарождение в зарубежье и бурное развитие на рубеже Х1Х-ХХ вв. само по себе может стать объектом обширного исследования, где может быть поставлена задача изучения переплетения религиозных устремлений россиян-паломников с политическими проектами российского государства.
Русское паломничество приобретает государственную окраску в 1880-х гг., с созданием Императорского Православного Палестинского Общества, взявшего на себя официальную опеку и соответствующий контроль над пилигримами. Единичные странники и богомольцы с того периода организуются в хорошо подготовленные группы, направлявшиеся в первую очередь, в Палестину и на Афон. Нет сомнения, что российское правительство, помимо желания способствовать нуждам своих подданных, использовало активную массу паломников в качестве проводников свеого влияния на Востоке. К началу XX в. естественное влечение православных христиан к множеству святынь, находящихся на итальянской земле, привело к созданию здесь соответствующих структур, в том числе — странноприимных домов в Риме и в Бари, а также особой церкви для паломников в Бари. Многие паломники в Бари оставили красноречивые воспоминания, где они не скрывали конфликтной ситуации православного паломничества в католической стране.
Автором выявлено своеобразие миссионерской деятельности православной Церкви в Италии: по сути дела, это была не собственно «миссия», так как итальянский народ уже давно христианизирован, а свидетельство ценностей православия перед лицом «другого» христианства. Вне сомнения, возможную «миссионерскую» активность священников сдерживала их прямая зависимость от МИДа, конечно, не желавшего скандалов с католиками. В рассматриваемую эпоху противостояние католицизма и православия было весьма ощутимым, и та и другая сторона обвиняла противников в отступничестве и расколе — лишь на Втором Ватиканском соборе с православных был снят ярлык «схизматиков». Кроме того, православие, как вероисповедание, вообще было мало известно итальянцам — православной литературы на, итальянском в рассматриваемый период не существовало. Поэтому, если в XIX в., в особенности после Рисорджименто, стали крепнуть и развиваваться националь-. ные протестантские Церкви, в частности, Вальденская Церковь, то случаи перехода из католицизма в православие благодаря присутствию православных общин в то время нам не известны — лишь во второй половине XX в. возникло целое движение итальянцев, перешедших в православие, которое они рассматривают, как «веру отцов», незамутненную ошибками папства.
Иначе обстояло дело с жителями Италии, православными «по происхождению», греками, сербами, румынами, болгарами и т. д. Здесь русская православная Церковь считала прямой обязанностью, поощряемой государством, их опекать и окормлять. Известно, что русское правительство полагало себя защитником православных на мусульманском Востоке. Подобный «протекторат» переносился и на православных (весьма малочисленных) на Западе. В первую очередь это касалось греков, давно обитавших на Апеннинах. В XVIII — начале XIX вв. многие греки ждали освобождения Эллады от России. Русское правительство пыталось даже рассматривать греческие церкви в Италии (в Анконе, Триесте, Ливорно) как подчиненные российскому священноначалию, что вызывало у многих греков раздражение. В тех же городах, где греческих церквей не было греки, естественно, становились прихожанами русских храмов.
На развитие православной Церкви в рассматриваемом регионе сильноевлияние оказала специфика Италии как католической страны. Нельзя не сомневаться в первоначальном сильном противодействии со стороны католического духовенства распространению здесь «схизматической» Церкви. Немало предубеждений против восточного христианства было и в простой народной среде Италии. Это оказало влияние на первоначальный этап появления православных русских храмов — они могли быть либо при посольствах, пользующихся правом экстерриториальности, либо при частных домах российских подданных, осевших в Италии. Выяснено, что католическое духовенство всегда отказывалось участвовать в торжественных церемониях закладке русских храмов в Италии, несмотря на официальные приглашения от российских дипломатов.
До объединения страны наиболее веротерпимыми были Пьемонт и Тоскана. Закон Пьемонтского королевства от 19 июня 1848 г. уравнял в правах религиозные конфессии, что и позволило русской колонии в Ницце выстроить в 1859 г. первый в Западной Европе приходской русский храм. С возникновением Объединенного королевства этот закон был распространен на всю его территорию. С того периода в разных уголках Италии стали возникать русские церковные здания — однако еще долго католическое духовенство крайне сдержанно относилось к этому явлению.
Реакция Италии на возникновение на своей территории очагов другой веры, или, говоря современным геополитическим языком, «другой Европы», представляет особый интерес. Спектр этого отношения был весьма широк — от доброжелательного и заинтересованного, как у одного из первых итальянских славистов С. Чампи до крайне негативного, как у Т. Дандоло, назвавшего Россию, в результате посещения православной «капеллы» князей Демидовых (показавшейся ему выражением фальши «московской религии»), «империей зла» — за столетие до внедрения этой формулировки в политический обиход американским президентом Р. Рейганом.
Знаменательно в общем католическом контексте близость и сотрудничество православных общин с протестантскими, несмотря на то, что с догматической точки зрения последние много дальше от православных, нежели католики. В Италии, однако, протестанты и православные попадали в один общий разряд «некатоликов» («асайоИсо»), что сближало их исторические судьбы: например, россиянам приходилось широко пользоваться протестантскими кладбищами в Риме, Неаполе, Флоренции, Мерано.
История религиозной жизни ярко проявлялась в сюжетах, связанных с православными погребениями. Именно в момент смерти и обряда погребений проявляется наиболее ярко «кредо» как покойных, так и их родных и близких. Похороны православных, и вообще некатоликов, в Папском государстве проходили зачастую в драматической обстановке — ночью, при эскорте жандармов, а специальная папская комиссия искореняла из эпитафий и убранства могил «схизматиков» христианские мотивы — только в 1870 г., после вхождения Рима в состав объединенной Италии, эти ограничения были отменены. Погребениями на римском кладбище Тестаччо занимались священники русской посольской церкви, регистрировавшие соответствующие сведения в метрических книгах. Некрополь на Тестаччо, складывавшийся на протяжении почти двух столетий — это уникальное свидетельство русского православного присутствия в Италии (см. Приложение 1).
Интерес для историков представляют и данные об убранстве русских православных храмов в Италии, впервые нами собранные (см. Приложение 2). Особенную важность этот аспект представляет тем, что он осуществлялся вдали от родины, вдали от отечественных художественных школ. Тем самым любой художественный акт, с одной стороны, становился более значимым, более символичным, с другой стороны, он испытывал влияние итальянской среды — русские прихожане не могли не учитывать католический контекст, и кроме того, им приходилось сотрудничать с местными мастерами и строителями.
История русского религиозного «присутствия» в Италии прослежена до 1917 г., когда православие перестало быть в России религией государствен.
137 ной, а статус и положение зарубежных храмов кардинальным образом изменились. С того времени жизнь церквей перестала управляться российскими священноначалием и МИДом, состав общин стал принципиально другим — начался эмигрантский период русского зарубежья в Италии, еще ожидающий своих исследователей.