Концепции революционных изменений

Актуальность исследования. «Революции против коммунизма» в странах Восточной Европы и СССР в 1989/1991 гг. имели огромный идеологический и политический эффект, позволив некоторым исследователям говорить о наступлении новой эпохи универсальных ценностей либеральной демократии и монетарно-рыночной экономики, заключаемых в единое целое процессом глобализации. Неудивительно, что в подобных условиях стала набирать популярность точка зрения об историческом отмирании феномена революции.

Между тем революционное движение сапатистов в Мексике, а особенно недавняя череда «цветных революций» в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии, — все это создало значимый внутриполитический и международный резонанс. Многие из подобных феноменов стали вызовом политической элите и интеллектуальному сообществу России, породив волну дебатов среди политологов и социологов. В ходе этих дискуссий на повестку дня встали как старые, так и новые вопросы, ключевыми из которых можно назвать: «Почему произошли революции?», «Были ли эти события революциями и почему они получили такое обозначение?».

Попытки анализа данных процессов в рамках транзитологической парадигмы сталкиваются со значительными объективными трудностями, связанными с теоретико-методологической основой данного подхода.

Объяснение революционных ситуаций в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии с точки зрения применения манипулятивных технологий и инженерии политического протеста в значительной степени не учитывает влияние факторов более общего порядка.

В этом отношении существующие подходы к революционным изменениям в политической науке и социологии делают возможным как расширение привычных границ анализа данных явлений, так и понимание механизмов их каузации. I 3.

Все это указывает на необходимость научного рассмотрения существующих в политологии и социологии подходов к объяснению причин революционных изменений. Новейшие примеры революционных кризисов требуют комплексного анализа их факторов с точки зрения воздействия на них процессов глобализации.

Степень разработанности научной проблемы. Появление в общественных науках проблемы революции и революционных изменений связано с классическими работами А. де Токвиля, К. Маркса и Ф. Энгельса, К. Каутского, В. И. Ленина, Л. Д. Троцкого, А. Грамши, Г. Лебона, X. Аренд и др.

В этом отношении необходимо отметить особую значимость марксистской традиции осмысления революции, которая не только стала значимой сама по себе, но и оказала огромное влияние на исследователей, изучавших данную проблему в рамках академической политологии и социологии в XX веке.

В силу объективных исторических особенностей развития общественных наук политологические и социологические концепции объяснения революционных изменений получили наибольшее развитие среди американских ученых, создавших глубокую исследовательскую традицию.

Первоначальную основу подобного анализа заложили исследования классического направления («теория естественной истории революции») К. Бринтона, Л. Эдвардса, П. Сорокина и др. исследователей, работавших на стыке истории и социологии.1.

Распад колониальных империй, появление новых массовых социальных и национальных движений, а также «бихевиоралистская революция» в общественной науке привели к появлению в 1960;х годах целого ряда научных работ междисциплинарного характера. Это были исследования в русле.

1 Brinton С. The Anatomy of Revolution. Revised and expanded edition. New York: Vintage, 1965; Edwards L.P. The natural history of revolution. Chicago: University of Chicago Press, ed. 1970; Сорокин П. А. Социология революции. Москва: Территория будущего: РОССПЭН, 2005. общей теории политического насилия и революционного конфликта Н. Смелзера, Ч. Джонсона, Дж. Дэвиса, Т. Гарра.1.

Марксистская традиция научного анализа и работы М. Вебера стали теоретическим основанием сравнительно-исторических исследований революций и восстаний Ч. Тилли, создавшего свой оригинальный подход.2.

Разработка теорий модернизации в 1950;1960;е гг. дала основу для анализа революционных изменений в контексте данной парадигмы таким авл торам, как С. Хантингтон и Ш. Эйзенштадт.

В это же время в сравнительной исторической социологии под влиянием традиции марксистского анализа и исследований роли крестьянского фактора в восстаниях и революциях* сформировалось структурное направление изучения революционных изменений, классической примером которого стала работа Т. Скочпол5.

Расширение исторических и территориальных рамок анализа, появление новых случаев революционных изменений, возрастание интереса к работам М. Вебера и новые возможности научного анализа позволили таким исследователям, как Дж. Голдстоун, Дж. Гудвин, Дж. Форан и др.6, расширить рамки структурного подхода.

Подобное развитие концепций революционных изменений оказалось возможным во многом благодаря утверждению и развитию в 1980;х годах культурологического направления, примером которого стали исследования Smelser N.J. Theory of Collective Behavior. New York: Free Press, 1962; Johnson C. Revolutionary Change. Boston: Little, Brown, 1966; Davies J.C. Toward a theory of revolution // American Sociological Review. 1962. Vol. 27. No. 1- Гарр T.P. Почему люди бунтуют. СПб.: Питер, 2005.

2 Tilly С. Fiom Mobilization to Revolution. Reading, MA: Addison-Wesley, 1978.

3 Хантингтон С. Политический порядок в меняющихся обществах. М.: Прогресс-Традиция, 2004; Эйзенштадт Ш. Революция и преобразование обществ. Сравнительное изучение цивилизаций. M.: Аспект Пресс, 1999.

4 Moore В. Jr. Social Origins of Dictatorship and Democracy: Lord and Peasant in the Making of the Modern World. Boston: Beacon Press, ed. 1967; WolfE.R. Peasant Wars of the Twentieth Century. New York: Harper & Row, 1969; Paige J. Agrarian Revolution: Social Movements and Export Agriculture m the Underdeveloped World. New York: Free Press, 1975.

5 Skocpol T. States and Social Revolutions: A Comparative Analysis of France, Russia and China. Cambridge: Cambridge University Press, 1979.

6 Goldstone J.A. Revolution and Rebellion in the Early Modern World. Berkeley and Los Angeles: University of California Press, 1991; Goldstone J.A. Revolutions and Superpowers // Revolutions and Superpowers / ed. by J.R. Adelman New York: Praeger, 1986; Goodwin J. No other way out. States and Revolutions, 1945;1991. Cambridge: Cambridge University Press, 2001; Foran J. Taking Power: On the Origin of Third World Revolutions. Cambridge: Cambridge University Press, 2005.

Ф. Колберна и Э. Селбина о революциях и восстаниях в странах Латинской Америки.1 С другой стороны, этому способствовало появление в начале 1990;х годов ряда совместных работ.

События в Восточной Европе и СССР в 1989 и 1991 гг. привели к появлению объяснительных концепций в рамках транзитологического подхода, что нашло отражение в работах С. Хантингтона и А. Пшеворского.

На фоне социально-политического развития России в XIX—XX вв. сформировалась богатая социально-философская традиция осмысления революционного феномена у А. И. Герцена, П. Н. Ткачёва, М. А. Бакунина, В. И. Ленина, Н. Бердяева и др.

При этом изучение данной проблемы в СССР в силу объективных исторических причин шло почти исключительно в рамках теоретико-методологической традиции, заложенной К. Марксом и Ф. Энгельсом, В. И. Лениным, что ограничивало возможности исследователей. В этом отношении необходимо отметить, что в работах В. И. Ленина, не смотря на их объективную научную ценность, анализ революции связан не столько с ее всесторонним научным изучением, сколько с практическими политическими задачами автора, которые и задавали измерение анализа явления.

В рамках общей марксистско-ленинской традиции изучения проблемы революции с 1970;х годов появились как общетеоретические работы1, так и исследования, посвященные анализу конкретных случаев, особенно в странах.

1 Selbin E.R. Modern Latin American Revolutions. Boulder: Westview Press, 1993; Colburn F.D. The Vogue of Revolution in Poor Countries. Princeton: Princeton University Press, 1994.

2 См., напр.: Revolutions of the late twentieth century /edited by J.A. Goldstone, T.R. Gurr, F. Moshiri. Westview Press, Boulder, 1991; Theorizing Revolutions /edited by J. Foran. London and New York: Routledge, 1997; The Future of Revolutions. Rethinking Radical Change in the Age of Globalization /edited by J. Foran. London and New York: Zed Books, 2003.

3 Пшеворский А. Демократия и рынок. Политическим и экономический реформы в Восточной Европе и Латинской Америке. М.: РОССПЭН, 1999; Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце XX века. М.: РОССПЭН, 2003.

4 Селезнев М. А. Социальная революция, М., 1971; Красин Ю. А. Революционный процесс современности: Теоретические очерки. М.: Политиздат, 1981; Мировой революционный процесс: проблемы и исследования / под ред. Э. Н. Цыганковой. М.: Изд-во МГУ, 1981; Зародов К. И. Три революции в России и наше время. М.: Мысль, 1983; Марксизм и социальная революция / под ред. В. П. Перевапова и др. М.: ИФАН, 1989;

Олех П. Г. Цивилизация и революция. Новосибирск: Наука: Снб. отд-ние, 1989; Социальная революция: вопросы теории / под ред. А. Ф. Замапеева, В. Д. Комарова. Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1989. третьего мира"1. Работы Ю. А. Красина, M.JI. Главлина и Л. А. Казаковой впервые познакомили отечественных исследователей с зарубежными подходами к проблеме, хотя и в критическом ключе.

На этом фоне необходимо отметить исследование С. А. Ланцова, в котором было поставлено под сомнение традиционная для предшествовавших работ трактовка революции как основного фактора исторического прогресса, а также была подчеркнута значимость кризиса политических институтов при объяснении их причин.3.

С начала 1990;х годов проблема революции на протяжении достаточно долгого времени практически не рассматривалась в российской науке, что зачастую способствовало ее «маргинализации» в левом политическом секторе.

Примерно с 2000 года можно говорить о постепенном возвращении интереса среди отечественных исследователей к данной проблематике, что характеризуется появлением философских, социологических и политологических работ.4 Если же говорить о количестве диссертационных исследованиях по данной теме, то оно крайне невелико, при этом основная часть написана в рамках философских дисциплин.5.

1 Революционный процесс на Востоке: История и современность / под ред. Р. А. Ульяновского. М.: Наука, 1982; Комар Ю. И. Революционный процесс в Африке в освещении радикальной африканистики: Науч.-аналит. обзор. М.: ИНИОН, 1984; Исаев М. П. Современный революционный процесс в странах Индокитая: Пробл. перерастания нац.-освободит. революций в социалистические. М.: Наука, 1985; Оганесян Н. О. Революционный процесс в арабском мире. Ереван: Изд-во АН Армении, 1990.

2 Красин Ю. А. Революцией устрашенные. Критический очерк буржуазных концепций социальной революции. М.: Политиздат, 1975; Гавлин М. Л., Казакова Л. А. Современные буржуазные теории социальной революции. М.: Наука, 1980.

J Ланцов С. А. Политические революции и социальный прогресс: критический анализ марксистской концепции. Дне.. д-ра политических наук: 23.00.01 / Санкт-Петербург, гос. ун-т. СПб, 1991.

4 Стародубровская И. В., May В. А. Великие революции: от Кромвеля до Путина. М.: ВАГРИУС, 2001; Розов II.C. Философия и теория истории. Книга 1. Пролегомены. М.: Логос, 2002; Крапивенский С. Э. Социальные революции и современный мир Волгоград: Волгогр. науч. изд-во, 2005; Назаров Ю. Н. Социальная революция как система: (методология анализа). Иваново: Референт, 2005; Ланцов С. А. Политическое развитие и модернизация // Политология: учебник / под ред. В. А. Ачкасова, В. А. Гуторова М.: Юрайт-Издат, 2006; Магун А. Отрицательная революция: к деконструкции политического субъекта. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2008; Концепт «Революция» в современном политическом дискурсе / под ред. Л. Е. Бляхера, Б. В. Межуева, А. В. Павлова. СПб.: Алетеня, 2008; и др.

5 См., напр.: Назаров Ю. Н. Революция как предмет социально-философского исследования: автореферат дне. доктора философских наук. Нижний Новгород, 2006; Завалько Г. А. Социальная революция как явление мировой истории: Социально-философский анализ идей и концепции: автореферат дис. доктора философских наук. Москва, 2006; Ломоносова М. В. Социология революции П. А. Сорокина: диссертация. кандидата социологических наук. Санкт-Петербург, 2006; Ванчикова А. В. Революция как бифуркация в раз.

Неконвенциональная смена политической власти в Югославии, Грузии, на Украине и в Киргизии привели к появлению в отечественном исследовательском сообществе большого количества научных статей и монографий.1 К сожалению, слабое знакомство большинства авторов с зарубежными теоретическими подходами к анализу революционных изменений во многом привело к ограниченному пониманию новых случаев.

Проблема глобализации, которая является важной составляющей разрабатываемой в данном исследовании темы, с конца 1980;х по начало 1990;х годов нашла отражение в огромном количестве зарубежных работ экономистов, социологов, политологов и культурологов. Значимыми исследователями данной проблемы к настоящему моменту можно назвать Р. Робертсона, А. Аппадураи, Э. Гидденса, М. Олброу, Г.-П. Мартина и X. Шумана, Дж. Бхагвати, Ю. Норберга, П. Хирста и Г. Томпсона, К. Омае, Дж. Ная, И. Валлерстайна, Дж. Стиглица, 3. Баумана, У. Бека, Дж. Розенау, М. Кастельса и др." .

На фоне резких социально-экономических, политических и культурных изменений в России проблема глобализации вызвала живой интерес среди отечественных исследователей международных отношений, мировой экономики, мировых социальных и политических процессов. Среди отечественных витии социальных систем: синергетический анализ: диссертация. кандидата философских наук. Улан-Удэ, 2007.

1 Гельман В. Я. Уроки украинского // Полис. 2005. № 1- Кара-Мурза С. Г. Экспорт революции. Ющенко, Саа-кашвили. М.: Алгоритм, 2005; Киргизский переворот. Март — апрель 2005: Сборник / сост.:

Г. О. Павловский. М.: Издательство «Европа», 2005; Почепцов Г. Революция.сош. Основы протестнои инженерии. М.: Издательство «Европа», 2005; «Оранжевая революция». Украинская версия / сост. М. Б. Погребинский. М.: Издательство «Европа», 2005; Афанасьева А. Государство или революция. М.: Издательство «Европа», 2005; Фисун А. Политическая экономия «цветных» революций: неопатримониальная интерпретация // Прогнозис. 2006. № 3- Оранжевые сети: от Белграда до Бишкека / отв. ред. Нарочницкая Н. А. СПб.: Алетейя, 2008; и др.

2 Robertson R. Globalization: Social Theory and Global Culture. London: Sage, 1992; Omae K. The End of the Nation-State. New York: Free Press, 1995; Appadurai A. Modernity at Large: Cultural Dimensions of Globalization. Minneapolis, Minn.: University of Minnesota Press, 1996; Albrow M. The Global Age: The State and Society Beyond Modernity. Cambridge: Polity Press, 1996; Hirst P., Thompson G. Globalization in Question: The International Economy and the Possibilities of Governance. Cambridge: Polity Press, 1996; Кастельс M. Информационная эпоха: экономика, общество и культура / пер. с англ. под. науч. ред. O.II. Шакратана. М.: ГУ ВШЭ, 2000; Мартин Г.-П., Шуман X. Западня Глобализации: Атака на процветание и демократию. М.: Аль-пина, 2001; Бек У. Что такое глобализация?: Ошибки глобализма — ответы на глобализацию. М.: Прогресс-Традиция, 2001; Стиглиц Д. Глобализация: тревожные тенденции. М.: Издательство «Мысль», 2003; Бауман 3. Глобализация. Последствия для человека и общества. М.: Весь мир, 2004; Бхагвати Д. В защиту глобализации. М.: Ладомир, 2005. исследователей глобализации можно выделить А. И. Уткина, А. И. Неклессу, П. А. Цыганкова, М. М. Лебедеву, А. В. Торкунова, Н. М. Межеевича, Э.А. Аз-роянца, Н. В. Косолапова, B. JL Иноземцева, А. С. Панарина, Б. Ю. Кагарлицкого, B.C. Малахова и др.1.

Цель и задачи исследования

Целью данного диссертационного исследования является анализ концепций и факторов революционных изменений в эпоху глобализации.

Достижение указанной цели предполагает постановку следующих исследовательских задач: проанализировать концепции революционных изменений в политической науке и социологии, а также показать возможные варианты решения существующих теоретико-методологические проблем анализа данных явленийобозначить актуальные международные и внутриполитические факторы революционных измененийпроанализировав существующие подходы к проблеме глобализации, показать основные факторы данного процесса и их влияние на причины и характер революционных измененийприменить сформулированные в исследовании концепции революционных изменений в ходе сравнительного анализа политических процессов в Югославии, Грузии, на Украине и в Мексике.

1 Уткин А. И. Глобализация: процесс и осмысление. М.: Логос, 2001; Азроянц Э. А. Глобализация: катастрофа или путь к развитию?: Современные тенденции мирового развития и политические амбиции. М.: Новый век, 2002; Косолапов Н. В. Глобализация: от миропорядка к международно-политической организации мира //• Очерки теории и методологии политического анализа международных отношений / под ред. А. Д. Богатурова, Н. А. Косолапова, М. А. Хрусталева. М., 2002; Панарин А. С. Искушение глобализмом. М.: ЭКСМО-пресс, 2002; Торкунов А. В. Глобализация: человеческое измерение. Учеб. Пособие. М.: РОССПЭН, 2002; Иноземцев В. Л. Перспективы глобализации: оправданны ли риски? // МЭиМО. 2004. № 2- Кагарлиц-кий Б. Периферийная империя: Россия и миросистема. М.: Ультра. Культура, 2004; Лебедева М. М. Мировая политика. М.: Аспект-Пресс, 2006; Малахов B.C. Государство в условиях глобализации. М.: КДУ, 2007.

Объектом исследования являются концептуальные интерпретаций революционных изменений и их факторы в эпоху глобализации.

Предмет исследования — подходы к объяснению причин революционных изменений в современной политологии и социологии, а также факторы революционных кризисов в эпоху глобализации на примере сравнительного анализа политических процессов в Югославии, Грузии, на Украине и в Мексике.

Источниками диссертационного исследования стали монографии, сборники статей, статьи в научных журналах российских и зарубежных авторов, а также нормативные акты, международные документы и статистические данные.

Теоретико-методологические основы исследования. При работе над диссертацией были использованы современные политологические и социологические теоретико-методологические подходы к анализу революционных изменений и процессов глобализации.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Исследование феномена революционных изменений в современной политической науке и социологии должно включать в себя как изучение их причин, так и анализ их символического обозначения в политическом дискурсе. При таком подходе может быть существенно повышена эвристичность научного анализа в целом.

2. При анализе факторов, способствующих революционным изменениям, следует большое внимание уделять характеристикам политического и социального пространства, в котором существуют и действуют субъекты этих изменений.

3. Вероятность возникновения революционной ситуации возрастает в неопатримониальных государствах, характеризующихся конфликтом внутри клиентарно-патронажных сетей.

4. Высокая степень интеграции государств в систему международных политических институтов ограничивает возможности для применения органами государственной власти репрессивных средств по отношению к оппозиции, создавая дополнительные возможности для реализации революционных изменений.

5. Глобальное развитие новых информационных технологий расширяет возможности практического противодействия оппозиционных групп государственному и региональному политическому порядку, а также создает эффективные механизмы обеспечения общезначимого характера революционных изменений в региональном, общегосударственном и международном масштабах.

Научная новизна диссертационного исследования заключается в том, что:

1. проанализированы те ключевые политологические и социологические концепции революционных изменений, которые были слабо изученные в отечественной политической науке и социологии;

2. использованы постструктуралистские методологические подходы Ф. Фюре и М. Фуко для анализа современных революционных изменений;

3. проанализирована роль и значение пространственных факторов в революционных ситуациях эпохи глобализации;

4. показано значение новых средств массовой коммуникации для революционной мобилизации в современных условиях;

5. на основе комплексного сравнительного анализа политических процессов в Югославии, Грузии и на Украине показано, что предпосылкой для возникновения революционной ситуации в условиях неопатримониального peжима является конфликтный характер отношений внутри клиентарно-патронажных сетей;

• 6. на примере анализа сапатистского движения в Мексике показано значение социально-пространственных характеристик субъектов революционных изменений.

Научно-практическая значимость работы. Материалы и выводы диссертационного исследования позволяют сформировать целостную картину основных причин революционных изменений в условиях глобализации на ее современном этапе.

Практический и прикладной интерес представляют собой положения и выводы исследования для тех российских политических и научных организаций и учреждений, которым интересна и необходима информация об актуальных факторах и механизмах революционных изменений.

Материалы диссертации могут быть использованы в преподавательской и учебной деятельности, в частности, при изучении таких дисциплин, как теория политики, сравнительная политология, политическая социология, политическая история, мировая политика и международные отношения.

Апробация исследования. Основные результаты и положения диссертации были изложены на международных научно-теоретической научно-практической конференциях «Ксенофобия и другие формы нетерпимости: природа, причины и пути устранения» (С-Петербург, сентябрь 2007 г.) и «В. И. Ленин в современном мире» (С-Петербург, апрель 2009 г.), а также в статьях, научно-методических пособиях, докладах, подготовленных на факультете философии и политологии Санкт-Петербургского государственного университета.

Структура диссертации обусловлена поставленной целью и теми задачами, решение которых ведет к ее достижению. Работа состоит из введения, трех глав, заключения, приложений, списка источников и литературы.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

.

Исходя из результатов, полученных в ходе диссертационного исследования, представляется возможным сформулировать некоторые выводы, касающиеся обозначенных во введении целей и задач работы.

1. Несмотря высокую степень разработанности к данному моменту теоретического инструментария изучения революционных изменений, существует ряд ключевых проблем, которые ограничивают потенциал научного анализа.

Во-первых, само понятие революции и революционного изменения в современных общественных науках во многих случаях остается предметом дискуссии. При этом сформировалась политическая и теоретическая традиция осмысления явления через историко-философское измерение, что характеризуется трактовкой революции как социального, культурологического изменения, что зачастую служит неявной методологией исследования. По этой причине, позитивным было бы введение аналитического разделения между, с одной стороны, изучением революционного изменения как практики нарушения воспроизводства политического порядка на определенной территории и, с другой стороны, как дискурсивной и символической практики обозначения данного события. В первом случае революция в работе определяется как практика неконвен1{ионалъного нарушения или изменения воспроизводства политического порядка в рамках государства или его частей. Во втором случае революция является проблелштизацией какого-либо события в терминах обгцезначшюго качественного изменения и/или временного разрыва/перехода.

Подобное аналитическое разделение позволяет, с одной стороны, наиболее нейтрально анализировать причины и характер событий с точки зрения физических и пространственных практик неконвенционального получения власти. С другой стороны, анализ революционного события как предмета no.

Examining Paradox in the Zapatista Uprising in Chiapas Mexico. Pp. 63−70- Wager S.J., Schulz D.E. Civil-Military Relations in Mexico: The Zapatista Revolt and Its Implications. Pp. 17−22. литического дискурса потенциально позволяет понять те механизмы и характеристики события, которые формируют его общезначимый характер, а также то, как его значение влияет на стратегию взаимодействующих акторов и их легитимацию или делегитимацию. Подобный подход к революционным изменениям также позволяет рассматривать их как кризис государственного или регионального политического режима, что дает основания для интеграции теорий революций с транзитологической парадигмой.

Во-вторых, другой проблемой исследователей революционных изменений является проблема государства, вопрос о сущности которого в рамках политологической науки и социологии носит достаточно дискуссионный характер. В данном исследовании государство понимается в русле подхода М. Вебера как аппарат принуждения на определенной территории. Использование теоретических подходов к проблеме М. Манна, Т. Митчела и др. исследователей позволяет сформулировать ряд значимых для анализа революционной ситуации пространственно-технологических характеристик государственной власти.

2. Использование теоретических подходов к революционным изменениям Дж. Голдстоуна, Дж. Форана, а также иных концепций социальных наук, позволило сформулировать теоретические положения, объясняющие причины, благоприятствующие революционным изменениям.

Основными внутриполитическими факторами революционных изменений являются, во-первых, децентрализация и/или дезорганизации системы принятия политических решений, что вызвано рядом причин. В условиях неопатргшониалъного типа господства, так и частично в случае институ-циализированного авторитаризма, дисфункция органов государственной власти обуславливается переводом практики принятия административных и политических решений из сферы легальных институциональных механизмов в область теневых политических институтов и/или КПС.

Ключевой причиной возникновения подобной ситуации следует признать неравный доступ акторов к ресурсам и/или их несправедливое (по мнению участников) распределение. При этом именно неопатримониальные государства с наличием конфликтующих КПС создают более благоприятные условия для успеха революционного изменения: чем неравномернее относительно наиболее способных к политической мобилизации акторов (в форме теневых институтов и/или КПС) распределены общественно значимые ресурсы, тем выше потенциал конфликта.

Во-вторых, успешность революционного изменения обуславливается способностью организованной или спонтанной мобилизации снизу нарушить функционирование или захватить органы государственной власти, в которых сосредоточены ключевые для поддержания социального и политического порядка механизмы и функции. В случае конкурентного неопатримониального режима это может быть связано с возникновением различных по форме альянсов между оппозиционными группами и КПС внутри режима.

В-третьих, важнейшим фактором является неспособность сил правопорядка применить силу в отношении мобилизованной оппозиции, что связано со следующими причинами: 1) наличием устойчивых неформальных связей на фоне слабости системы формального подчинения- 2) административно-командной инерцией в виде устоявшейся «мягкой» стратегии взаимодействия силовых подразделений с оппозицией, которая входит в противоречие с необходимыми для сохранения политической власти действиями.

Основными международными факторами революционных изменении являются, во-первых, неравномерное развитие капиталистической миро-системы, что создает условия для зависимости государств и их основных экономических и политических групп от характера мирового разделения труда, международной помощи и конъюнктуры. В том случае, если экономика неопатримониальных государства носит ресурсоэкспортирующий или ресур-сотранзитный характер, изменение внешнеэкономической конъюнктуры может снизить доступные в клиентарно-патронажной сети ресурсы, и, соответственно, резко увеличить вероятность конфликта между ее участниками.

Во-вторых, международная/региональная военно-политическая интеграция или ее нарушение может иметь следствием неспособность государства воспроизводить автономный по отношений к международной системе и репрессивный по отношению к действиям оппозиции дискурс, а также соответствующую ему правоохранительную практику.

3. На основе акторно-сетевого подхода, теорий миросистемного анализа и сетевого общества можно говорить, что процесс глобализации имеет три ключевых для его понимания измерения: финансово-экономический, информационно-политический и пространственно-демографический.

Финансово-экономическое измерение характеризуется сформировавшимися сетями финансово-экономических транзакций, рост и развитие которых в настоящий момент локализовано в США, ЕС, Японии и, в последнее время, в странах Азии (Китай и Индия). При этом инфраструктурные сети, осуществляющие сбор, оценку (в том числе и через эквиваленты стоимости в рамках финансовых и торговых рынков) и управление финансово-экономической информацией, создают условия для воспроизводства: 1) максимизирующих прибыль стратегий- 2) неравномерного (локального и интенсивного) развития. При этом потенциал влияния актора как в финансовой, так и в производственно-распределительный сети, определяется возможностью максимальной контролируемой унификации ее субсетей, то есть экспансией и созданием правил транзакций внутри них, что в экономических терминах обозначают процессом монополизации. Подобные процессы в наибольшей степени характерны для вышеуказанных центров развития данных сетей. При этом, говоря о роли государств в процессе глобализации, необходимо отметить, что их роль остается существенной, так как именно они, благодаря механизмам инфраструктурной власти, обладают возможностью для централизованного сбора значимой информации и выработки нормирующих развитие финансово-экономической сети правил.

Что касается влияния данных механизмов глобализации на диспозицию факторов революционных изменений, то здесь необходимо отметить, что посредством финансово-экономической интеграции государств увеличивается зависимость тех из них, где сформировалась ориентированная на экспорт или транзит ресурсов экономика, в которой из-за высокой доли импорта слабо развиты механизмы стимуляции внутреннего спроса. В этом отношении в неопатримониальных государствах с конфликтным характером отношений внутри КПС революционные кризисы могут быть индуцированы сильным и продолжительным изменением внешней конъюнктуры (финансовой и торговой), если она в значительной степени определяет аккумулируемые данным государством ресурсы. При этом усиление неравномерного развития внутри страны создает потенциал для формирования региональных КПС, которые, в случае кризиса центральных органов власти, способны индуцировать изменение общего или регионального политического порядка. В этом отношении глобализация может способствовать укоренению неопатримониального характера господства и его регионализации в масштабах страны.

Сложность нынешнего экономического кризиса и невозможность определить как его временные рамки, так и дальнейший тренд развития мировых экономик, создает объективные сложности прогнозирования его влияния на возможность возникновения революционных изменений.

В этом отношении негативные изменения в мировой экономике могут индуцировать политические кризисы в ресурсоэкспортирующих государствах Латинской Америки, Африки, Южной Азии, СНГ. Это может также создать благоприятные предпосылки для революционных изменений в государствах со значительным влиянием неформальных институтов, где развитие экономики шло за счет привлечения различных форм инвестирования, транспортировки ресурсов и создания крупными мировыми концернами производственных мощностей неполного производственного цикла (некоторые страны Юго-Восточной Азии и Восточной Европы).

Информационно-политическое измерение глобализации характеризуется интенсивным распространением в гораздо более широких пределах информации, формирующей основную тематику и содержание дискурсов культуры и политики.

С одной стороны, новые технические средства позволяют крупным общественным группам организовываться и осуществлять мобилизацию, что делает их потенциально более самостоятельными, мобильными и эффективными в отношении достижения целей. В этом отношении данные механизмы создают дополнительные ресурсные возможности для оппозиционных групп.

С другой стороны, как финансово-экономическая, так и информационная интеграция государств объективно ограничивает возможности существования локально-государственных дискурсов общественных взаимодействий, заменяя их наиболее транслируемыми в глобальной информационной сети образцами.

В этом отношении факторы данного измерения глобализации объективно ограничивают возможности для использования государствами репрессий освободительно-демократическим дискурсом, который закрепляет формальные стратегии общественных взаимодействий через нормативные документы и публичные заявления. Для подобного дискурса характерно постепенное отмирание проблемы национальных границ («внутренних» и «внешних» прав государств), которая в значительной степени заменяется вопросом о соблюдении «прав человека».

В этом отношении международные акторы в той или иной форме способны оказывать давление на правительства, испытывающие революционные кризисы. При этом сила подобного воздействия международного сообщества в лице его активных членов (США, страны Европы и Япония) на испытывающие революционный кризис государства во многом определяется значимостью его позиции в глобальной сети отношений. С другой стороны, такое политическое влияние может быть сведено к минимуму, когда страна сама является источником альтернативного политического дискурса, формирующего стратегий общественных взаимодействий.

Существование указанных выше механизмов также позволяет говорить о формировании глобальных революционных нарративов, которые могут быть актуальными для локальных традиций политического противодействия.

Пространственно-демографическое измерение включают в себя территориальную концентрацию структурных элементов глобальных транзакци-онных сетей в рамках городов и их агломераций в «центре» и на «периферии» мировой системы, что способствует появлению как центров развития, так и накоплению рисков. Города создают пространство интенсивных сетевых транзакций, и, с другой стороны, формируют сетевые зоны с разной морфологией, которые воспроизводят различия в городском социальном и культурном пространстве. Все это делает города потенциальным очагом для локального нарушения политического порядка, а таюке ключевым местом для мобилизации оппозиции в ходе революционных изменений в рамках государств. Интенсивная внешняя и внутренняя миграция в данных условия создает значимый потенциал для возникновения политических конфликтов.

4. В ходе сравнительного анализа революционных кризисов можно говорить о подтверждении сформулированных теоретических положений относительно международных и внутриполитических факторов революционных изменений. На основании общих сходств случаев и создаваемого ими общезначимого дискурса было выделено два типа современных революционных изменений.

С одной стороны, революционные кризисы в Югославии, Грузии и на Украине были обозначены как «перформативные революции», поскольку произошедшие события, благодаря своей массовости и общезначимости (как для участников, так и для сторонних наблюдателей), стали самоописателъ-ными и самооценочными, что позволило им осуществить несколько функций: легитимировать новую власть за счет «революционного» разрыва со «старым порядком" — привлечь международных акторов, создав внешнеполитическое давление на правительство.

Во-первых, во всех странах до разразившихся на их пространстве политических кризисов утвердились устойчивые и значимые «неформальные» институты в форме клиентарно-патронажных сетей, что позволило сформироваться неустойчивым формам конкурентного (Грузия, Украина) и менее конкурентного неопатриомониализма (Югославия). Во всех случаях институт президентской власти был неотъемлемым атрибутом неопатримониальной системы, что оказало влияние на характер и развитие кризиса, определив личностно ориентированный характер протеста оппозиции и стратегию элементов КПС, направленную на отказ от поддержки первых лиц и их окружения для снижения собственных репутационных/политических/экономических издержек.

Анализ всех случаев указывает на то, что в рамках неопатримониальных режимов (особенно с децентрализованным или конкурентным характером КПС) институт выборов является наиболее уязвимым элементом в системе воспроизводства социально-политического порядка, поскольку именно он создает легальные «окна возможностей» для его нарушения и разрушения со стороны оппозиционных общественных групп и конкурентных КПС. Это обуславливается возникающим напряжением внутри режима, связанным с вопросами преемственности/смены его представителей и, соответственно, с изменением соотношения выгод/издержек для формирующих его групп.

Во-вторых, во всех случаях политическим режимам не удалось создать общезначимый автономный внутриполитический дискурс. Наоборот — в большинстве из них (в Грузии и на Украине) политические режимы через международное сотрудничество были интегрированы в институциональный дискурс и обязательства по защите прав человека, что в момент кризиса объективно снизило их репрессивные возможности. С другой стороны, во всех случаях оппозиция получила возможность для широкого использования СМИ, которые во время кризиса позволили делегитимировать представителей политического режима и сформировать общезначимый характер событий.

В-третыос, Во всех случаях оппозиция смогла объединиться накануне выборов (Югославия, Украина) или уже в ходе массовой мобилизации (Грузия), при этом возможности для противодействия обеспечивались не только локальным характером репрессий, но и значимостью оппозиционных групп, которые ко времени начала кризиса обладали существенной общественной поддержкой, не являясь маргинальными образованиями. При этом необходимо отметить одну из важнейших особенностей оппозиции — создание универсальных по структуре, технологичных по практике и идеологии, массовых движений («Отпор», «Кхмара», «Пора»), нацеленных на оказание политического давления на органы власти в ходе массовой мобилизации. Все эти движения имели высокую степень интеграции с международными институтами и НКО, что обеспечило им значимую организационную и материальную помощь.

В-четвертых, в силу вышеизложенной диспозиции факторов, во всех случаях развитие политических кризисов характеризовались расколом внутри КПС, политическом руководстве и, что наиболее значимо для потенциала развития кризиса, в силовых ведомствах. Анализ показал, что представители названных групп в ходе политического кризиса зачастую не предпринимали попыток сохранить существовавший режим, либо напрямую сотрудничали с оппозицией.

Исходя из проведенного анализа необходимо признать, что латентный характер фрагментации руководящей элиты может быть эффективно актуализирован в дисфункцию административного аппарата массовой мобилиза-ifueu в ходе акций гражданского протеста в ключевых городских центрах, что создает критическую ситуацию для сохранения неопатримониальных режимов. Это позволяет рассматривать политические и организационные технологии, обеспечившие массовую протестную городскую мобилизацию, в качестве важнейших «триггеров», направляющих события по успешному для оппозиции сценарию. Однако возможность эффективного воздействия подобных механизмов обуславливается преимущественно конфликтной диспозицией сил/акторов внутри неопатримониальных режимов.

С другой стороны, революционный кризис в Мексике (восстание сапатистов в штате Чьяпас), был обозначен как «революция за место» в силу ограниченности целей восставших, что предопределило его региональный характер. Благодаря международному резонансу для исследователей и политических активистов восстание стало источником формирования нового общезначимого революционного дискурса.

В случае революционного кризиса в Мексике анализ показал ключевую значимость социопространственного фактора (региональный характер кризиса, локальная поддержка восставших) в диспозиции его причин.

Во-первых, укорененные в регионе неопатримониальные практики способствовали социальному, экономическому и политическому исключению (часто в форме угнетения) относительно автономных групп населения (преимущественно индейских крестьянских общин), что создавало значимый потенциал для конфликта.

Во-вторых, компактное проживание коренного индейского населения в штате Чьяпас сформировало автономные общины. Изменения в миссионерской практике католической церкви, наличие негегемонистских практик социальных взаимодействий в общинах и длительной истории борьбы за свои права, — все это позволило создать достаточно эффективные институты солидарности и самоуправления внутри общины и между многими из них. Интеграция движения революционной герильи в индейские общины позволила создать военно-политическую организацию с уникальной симбиотической идентичностью и культурой сопротивления.

С другой стороны, интеграционные процессы в рамках стран Северной Америки (создание НАФТА) через либерализацию экономики и внешней торговли Мексики оказали мощное негативное воздействие на слаборазвитый регион, особенно на индейские общины, создав основания для их военно-политической мобилизации. В этом отношении предкризисная ситуация в регионе соответствовала классическим для исследователей крестьянских восстаний условиям.

В-третьих, региональное политическое изменение, вызванное массовой гражданской и военной мобилизацией сапатистов против региональных властей страны, привело к неудовлетворительному исходу для обеих сторон в виде затяжного вооруженного конфликта низкой интенсивности. В этом отношении при всей значимости военно-политического кризиса, революционное изменение в Чьяпас имело достаточно ограниченные последствия. С одной стороны, это было вызвано ограниченной ресурсной и мобилизационной базой оппозиции и наличием у правительства в регионе формальных и неформальных сил принуждения. С другой стороны, труднодоступность районов сосредоточения мобилизовавшихся протестных групп, мощный международный резонанс от события и силовых акций властей Мексики, — все это ограничило возможности политического режима в реализации репрессивных стратегий в регионе, переведя конфликт в русло переговоров.