Сестринское дело: философия заботы против философии автономии

В чем состоят теоретические основы сестринской этики? Среди главных теоретических концепций биоэтики сестринская этика в наибольшей степени близка этике заботы (и, в определенной мере, родственной этому направлению феминистской этике). Более того, делаются даже попытки развить альтернативный подход главному течению в биоэтике, основанному на ценностях автономии пациента.

Сторонники этики заботы стремятся развить особую философию «Я», или философию самости. Как они полагают, «Я» должно пониматься не в качестве какой-то одинокой сущности, противопоставляющей себя миру. «Я» формируется и проявляется как некая постоянная и плотная сеть взаимодействий и отношений; не может существовать без отношений с другими людьми; концентрирует в себе переживания социальных связей, отношения окружающих, их реакции и поступки.

Например, одна из представительниц этой философии Дж. Келлер утверждает, что этика автономии и этика заботы являются двумя совершенно различными и несовместимыми концепциями. Она полагает, что концепция автономии не может адекватно описать сущность «Я», так как игнорирует социальное взаимодействие человека со своим окружением. Это не значит, конечно, что тема автономии не важна для философии и этики заботы; просто автономия является лишь одним из аспектов человеческой самости, но не центром человеческого бытия вообще^[1].

Вместе с тем социальные отношения поддерживают настоящую автономию, поскольку человек нуждается в помощи, участии, поддержке для самостоятельного принятия решений. Так, пациенту, как правило, требуется помощь врача, для того чтобы выработать то или иное решение в отношении своего здоровья и лечения. Если пациент будет предоставлен самому себе, а врач дистанцируется от проблем пациента, то в такой ситуации отсутствуют подлинная автономия и возможность самоопределения пациента.

Таким образом, как утверждают многие сторонники философии заботы, значение проблемы автономии в биомедицинской этике было преувеличено. Подлинным основанием биоэтики должно быть именно понятие заботы, поскольку сама медицинская помощь по сути есть одна из форм заботы.

С этой точки зрения доктрина непатернализма (как ведущая в современной биоэтике) тоже является неадекватной. Настоящий непатернализм в клинических условиях недостижим (поскольку пациент в любом случае нуждается в помощи врача для самоопределения, а врач обладает реальной властью над пациентом) и, более того, непатернализм как полная независимость пациента вообще не нужен, так как не отвечает подлинным потребностям больного.

Соответственно, для данного альтернативного подхода в биоэтике автономия пациента не является самой главной ценностью. Поскольку «Я» может существовать только в контексте социальных взаимодействий, то основные ценности в отношениях врача и пациента (а также, конечно, сестры и пациента) — это ценности полноценного взаимодействия, такие как доверие, открытость, искренность и взаимоуважение.

Такого рода критика этики автономии, по всей видимости, заслуживает внимания. По крайней мере, она пытается прояснить смысл сестринского дела и его отличия от врачебной деятельности. Медицинская сестра, конечно, ближе к подлинному смыслу заботы, чем типичный врач, так как именно сестра обеспечивает непрерывный уход за пациентом, поддержку и сочувствие. Врач, как правило, более связан с диагностикой, назначением лечения и т. п., в то время как сестра поддерживает длительные и тесные отношения со своим подопечным.

Как показывает опыт, больные нередко выказывают даже больше доверия сестре, чем врачу. Так, например, они зачастую пытаются выяснить у сестры, какой у них на самом деле диагноз, правда ли, что им выписали хорошее лекарство, какого мнения сестра о профессионализме того или иного доктора и т. п.

Врачи в своей работе больше нацелены на то, чтобы поставить правильный диагноз, принять оптимальное врачебное решение, при этом собственно уход за пациентом остается несколько в стороне. Поэтому ценности врачебной и сестринской профессий на практике действительно различаются.

• [1] См.: Keller J. Autonomy, relationality, and feminist ethics // Hypatia. 1997.12 (2). P. 152- 164.