Антропология. 
Архитектура в антропологическом аспекте

Наряду с антропоморфным и антропометрическим разворачивается и собственно антропологический сюжет в концепциях архитектурной формы. В традиционной культуре образ человека выступал в ипостаси своей социальной роли, за которой стояла целостная характеристика. В этом же качестве образ человека выступал образным аналогом архитектурного целого.

В ордерном зодчестве Нового времени роль всеобъемлющей характеристики стали играть категории человеческого нрава. «Мужество и твердость», «мужество и красота», «простота и твердость» лишь на первый взгляд могут показаться скупыми и чрезмерно обобщенными характеристиками: опытный зритель способен был увидеть и по достоинству оценить запечатленное в ордере «рассуждение» об отваге и самопожертвовании, верности долгу и кротости Снегирев И. О предмете и цели древностей римских и пособиях иностранных и отечественных об изучении оных. СПб., 1835. 13 с.. Стабильные категории характеров, основанные на единстве тела, нрава и поступка, были залогом единого смыслового поля века Просвещения. Напомню слова П. Чекалевского: «всякое строение… могло заслужить к себе рассуждение, разбудить разного рода чувствования и вперить в сердце восхищение, почтение самою набожность» Чекалевский П. Рассуждение о свободных художествах. СПб. 1792. С. 160.. Выразительность ордерной архитектуры Нового времени подразумевала существенный этологический компонент, её создатели и зрители рассуждали о художественном образе в категории достоинства, чести, приличия, умеренности.

Романтики для определения целостного архитектурного образа апеллировали к внутреннему миру человека — к духу, идее, иллюзии, фантазии. Не нрав, но своенравие архитектуры ценили они. Открытие «внутреннего человека» повлекло за собой ценностных приоритетов в области архитектуры. Требованиями к архитектурному целому вместо мужественности или женственности, солидности или нежности стали дерзость воображения и лень, вдохновенность и сладострастность Гоголь Н. В. Полное собрание сочинений. Об архитектуре нынешнего времени. В 14 т. М., 1952. Т. 8. С. 73 .

В учебном руководстве И. Связева рассуждения о духе, воплощенном в формах индийской, египетской, мавританской, готической архитектуры, и призыв раздвинуть границы опыта прошлого тонули в подробном изложении правил ордерных пропорций и технических приемов строительства. В статьях, публичных выступлениях, лишенных необходимости последовательно и бесстрастно излагать правило, антропологические категории преобладали. Человеческую мысль, «сначала устремленную к небу в своем природном целомудрии, потом в период своего растления пресмыкавшуюся в прахе», видел П. Я. Чаадаев в египетской и эллинской архитектуре, «сильную и прекрасную мысль, одиноко рвущуюся к небесам» — в готической Чаадаев П. Я. Философические письма. М. 1974. Т. 2. С. 535−536 .

Изменение антропологических характеристик архитектуры (от устойчивых категорий характера к падениям и взлетам духа, мысли), происходившее в то время, когда рождалась метрическая система, нашло выражение в своеобразной романтической «теории пропорций».

Тайны человеческой души, её вершины и бездны, подобные вершинам и безднам природы, властно вторгались в характеристику архитектурного образа. Рожденная романтизмом концепция человека, в которой первенство отдано воображению, фантазии, иллюзии, нашла воплощение не только в слове об архитектуре, но и в концепции архитектурной формы. Эстетика легкости, полета, парения лежит в основе особой «тектонике миража», ставшей, как убедительно показал Г. Резин, формообразующим принципом архитектуры эклектики XIX столетия Резин Г. К вопросу о принципе формообразования в архитектуре эклектики. М., 2002. .

На рубеже XIX — XX веков антропологическая сущность архитектуры была осмыслена в категориях «философии жизни». Размышления об архитектуре А. Г. Габричевского начинаются от понятия «жизнь», которая определяется им как непрерывное формообразование, а потому непрерывное творчество. «Микрокосм творит микрокосм в тяжелой борьбе, сфера за сферой в бесконечность мировых пространств. Человеческая личность окружает себя целой системой оболочек, начиная от самого тела… и кончая мирозданием, каким оно мыслится человеческой натурой в каждый момент истории нашего создания природы» Габричевский А. Г. Одежда здание/Вопросы искусствознания. 1994. № 2−3. С. 384. Памятники различных художественных стилей предстали в работах философа, «либо как пороков для покоящегося, самодовлеющего индивида"(греческая античность, ренессанс), «либо как фиксация и выявление на поверхности оболочки внутренних и моторных субстанциональных содержаний"(барокко, рококо). Подобное понимание места и роли человека в образовании архитектурной формы угадывается в архитектуре стиля модерн, в котором форма «как бы выдувается из нутрии» Кириллов В. В. Архитектура русского модерна. М., 1979. С. 61. .