Сибиряковы в Иркутске в середине XVIII в

Название раздела неслучайно. Уже в середине XVIII в., как сообщают городские летописи и другие источники, семья многое значила для городского общества. Поэтому здесь мы постараемся осветить эпизоды из жизни членов рода Сибиряковых, которые неразрывно касались Иркутска и наложили отпечаток на историю города.

Среди иркутских историков существует давний спор о том, какое значение оказали первые Сибиряковы на развитие летописания города.

Н. С. Романов утверждает, что начало летописной традиции в Иркутске с 1720-х гг. положили именно Сибиряковы, сделав это своим семейным делом: «Первым Иркутским летописцем был иркутский посадский Василий Сибиряков. Это видно из летописи иркутских купцов Захара и Михаила Семеновичей Щегориных, которая названа так: „Выписка о разных любопытностях Иркутска, списанных с книги Василия Сибирякова.“ Из преданий известно, что прадед посадского Василия Сибирякова прибыл в Иркутск в числе первых российских колонистов, следовавших партиями вслед за казачьими отрядами покорителей Сибири. Около 60-х годов прошлого столетия было уже несколько посадских Сибиряковых. Василий Сибиряков был отец Михаила и Николая Васильевичей Сибиряковых. Николай Васильевич по распоряжению иркутского гражданского губернатора Трескина, был выслан в Жиганск, а брат его Михаил в Нерчинск. Сибиряковы продолжали летопись своего отца. А именно летопись Михаила … июня 1802 года, а Николай 1803 года. Она продолжалась, вероятно, до увоза Сибиряковых из Иркутска, в других книгах или тетрадях, но: они не дошли до нас, по крайней мере, неизвестны мне…» .

О том, что первую летопись начали вести в Иркутске именно Сибиряковы сообщает также директор иркутской гимназии Н. С. Щукин.

К сожалению, никаких конкретных источников, имеющих отношение к описанному выше мы не имеем, поэтому, как и Н. С. Романов, можем только предполагать о роли Сибиряковых в историографии Иркутска. О каких преданиях и прадеде Василия Сибирякова идет речь нам также неизвестно.

Н. С. Романов указывает и на то, что Василий Сибиряков был и одним из первых иркутских купцов, кто собирал книги и вообще был довольно образованным и начитанным по сравнению с другими представителями купечества середины XVIII в. В источниках есть упоминания списка книг, на которых Н. С. Романов обнаружил подписи Василия Афанасьевича, эти книги были переданы по наследству Николаю Васильевичу Сибирякову (3.2.): «…Устав Вольности (?) 1775 (55?)… [далее неразборчиво]. Именная подпись — из книг Николая Васильевича Сибирякова… _ сии книги Василия Сибирякова, … устав Ирк[утского] Гарнизона Пахгауза, сия книга иркутского купца Василия Сибирякова…» .

Очень немного нам известно и еще об одном представителе второго поколения Сибиряковых Алексее Афанасьевиче (меньшом, 2.1.) (1733_1772). Лишь два эпизода из иркутской жизни середины XVIII в. позволяют нам судить об этом человеке.

Самое примечательное в его биографии — причастность к знаменитому «делу Крылова» 1757−1760 гг. От действий этого следователя он пострадал серьезно, как и многие другие иркутские купцы, что и сказалось в дальнейшем при его выступлении с Наказом в Уложенной Комиссии 1766−1767 гг.

Так называемое «дело Крылова» имеет предысторию, связанную, прежде всего, с винокурением в Иркутске. Правительство еще в конце XVII в. старалось завести винокурение около Иркутска, но тогда не нашлось никого, кто мог бы заняться этим. До 1728 г. вино привозилось в город из Тобольска. Указом 1728 г. винокурение было отдано в ведение иркутской ратуши и купечества, с тем, чтобы за право выкурки и продажи вина они ежегодно вносили в казну по 40 000 руб. Указом от 19 июля 1754 г. купцам запретили иметь винокуренные заводы, и право выкурки вина предоставлялось только дворянству. Указом от 31 марта 1755 г. купцам не позволялось иметь винокуренные заводы даже на имя какого-нибудь дворянина. Но несмотря на эти ограничения, иркутские винокуренные заводы по-прежнему оставались во владении купцов, так как богатых дворян, и тем более помещиков, в Иркутске не было, но если они и были, то занимались исключительно чиновничьей деятельностью.

В 1756 г. в Иркутск прибыл доверенный генерал-прокурора сената Глебова Евреинов и потребовал, чтобы ему были сданы все каштаки, так как они поступили в десятилетнее владение Глебова. Очевидно, что генерал-прокурор хотел прибрать к рукам все винокурение в Иркутске, для чего ему пришлось бороться с иркутским купечеством, прочно обосновавшимся в этой отрасли промышленности.

Для того, чтобы «законными» методами «поставить на место» иркутское купечество, «в 1758 г. июля 8-го дня прибыл из Москвы [в Иркутск] за следствием… Петр Никифорович Крылов». Следователь начал проводить масштабную ревизию и проверил все «винокуренные» документы в магистрате с 1728 по 1758 гг.

Летопись говорит о способах, которыми руководствовался Крылов. Их можно охарактеризовать тремя словами — «жестокость», «незаконность» и «лютость». Он проводил жесточайшие допросы с применением пыток, требуя с известных купцов признания злоупотреблений в винокурении (незаконных завышениях цены для получения сверхприбыли).

О роли Сибиряковых в винокурении уже говорилось выше. Мы имеем основания предполагать, что данный вид деятельности был для них одним их самых важных при формировании капитала.

Как утверждается в Иркутской городской Летописи неустановленного автора, в результате жестоких допросов и создания в городе атмосферы, при которой все население оказалось запуганным произволом столичного следователя, купцам «пришлось» признаться в злоупотреблениях. Василий Сибиряков (2.2.) «показал на себя» 2500 руб. принесенного государству убытка, а его братья Алексей (меньшой, 2.1.) и Осип (2.3.) 1040 руб. и 500 руб. соответственно. Если сравнивать эти цифры с показанными Н. Б. Бречаловым и братьями Михаилом и Максимом Глазуновыми (одними из самых богатых купцов Иркутска того времени) суммами — 23 000 руб. и по 15 000 руб. соответственно, — напрашивается вывод о том, что-либо Сибиряковы не занимали особо важного положения в иркутском винокурении, либо они оказались честнее других и меньше «вредили» государству.

" Дело Крылова" является в историографии Сибири показателем вопиющего чиновничьего беспредела середины XVIII в. Оно закончилось арестом следователя и отстранением его от должности уже при Екатерине II, которая взяла это дело под личный контроль.

Алексей Афанасьевич (меньшой) Сибиряков, как утверждает все та же «Летопись…» вообще не состоял «при питейных должностях», тем не менее «был следователем устрашиван и, опасаясь безвинного истязания, оставя жену, детей и дом, уехал из города…» Сибиряков в городе так и не появился до окончания «буйства» Крылова, однако, при этом пострадали его жена и брат Осип, у которых Крылов выпытывал местонахождение купца. Обыск в доме Алексея Сибирякова, проведенный следователем, показал, что тот был человеком начитанным и большим законником, в его библиотеке нашли копии всех указов и постановлений со времен Петра I.

По мнению П. М. Головачева Алексей Афанасьевич мог являться и автором «Летописи о Крылове…», которая представляет собой «любопытный и прекрасно сохранившийся образчик древнего иркутского летописания». Она вся — «сплошной протест против Крылова, его сплошное обвинение; и составлена, очевидно, горячим сторонником местного купечества, местных порядков в корчемном деле». Лидером этой негласной оппозиции Крылову мог стать как раз Алексей Сибиряков — как «законник и предприимчивый человек» .

Последующее участие Алексея Афанасьевича в работе Уложенной комиссии от иркутского купечества в этой связи неслучайно. В работе Комиссии Алексей Афанасьевич неоднократно указывал на вред и убытки, которые нанесло следствие Крылова Иркутску.

Очевидно, что к 60−70_м годам XVIII века Сибиряковы были богатой купеческой фамилией, имеющей большой вес в городском обществе Иркутска. Поэтому неудивительно, что депутатом от иркутского купечества в Комиссию был выбран представитель именно этой семьи. Правда, вокруг его кандидатуры уже при выборах в собрания и частные комиссии развернулись нешуточные дебаты. Он баллотировался, но не прошел в комиссии «о порядке государства» (104 голоса «за», 109 — «против»), «о размножении народа» (139 — «за», 184 — «против»), «о предостережении противоречий» (нет данных о количестве голосов «за» и «против»). Избран он был в комиссию «о почтах и гостиницах», куда попал большинством в 6 голосов.

Такое незначительное различие между количеством «за» и «против» в итогах голосования все же говорит о том, что Сибиряковы были не единственными авторитетными фигурами в городе. Возможно, происходила и своеобразная борьба, например, между Сибиряковыми и Глазуновыми (также одними из самых богатых и влиятельных купцов Иркутска). Итоги этих выборов могут послужить толчком к более детальному обсуждению положения Сибиряковых в городе и отношения к ним формирующегося городского общества. Однако кроме данных, которые приводит П. М. Головачев, об этих выборах мы больше не имеем никаких сведений, что ограничивает поле для рассуждений.

Алексей Афанасьевич поехал в Петербург с Наказом, «данным от иркутских жителей…, сочиненным под смотрением городского головы Нерчинского горного начальства берг-гешворена иркутского купца Михаила Сибирякова…» Вероятно, именно знание Алексеем законов предопределило выбор его иркутянами депутатом. Мы полагаем, что разделы Наказа, имеющие отношение к управлению и правопорядку, были сформулированы при прямом участии Алексея Афанасьевича, хорошо знавшего российское законодательство. Кроме того, в своих выступлениях в работе «частных» комиссий он смело подымал вопросы законности и указывал на необходимость справедливого правосудия и эффективного управления городами и губерниями, в отличие от других депутатов от сибирского купечества, которые, по выражению П. М. Головачева, «…боялись распространяться о таких опасных для них вопросах, как вопросы о сибирском суде и администрации того времени, боялись много жаловаться на судей и администраторов, в руки которых они должны были попасть, возвратившись на родину». Так, на одном из заседаний Алексей Меньшой Сибиряков высказал следующую мысль: «Нигде так не потребны люди добрых качеств по производству судов… как в местах, отдаленных от столичных городов… Ежели случится такой человек, то многие порядочные люди могут быть напрасно порабощены и приведены в самое жалостливое состояние… Вот, почтенное собрание, для чего надлежит взирать на дальние страны государства и располагать, чтобы в них царствовало такое же правосудие, как и в городах столичных» .

Как Наказ Алексею Сибирякову, так и его выступления в Комиссии дают сведения о плачевном состоянии в Сибири судопроизводства и полиции, которая «мешает вести торги», о повсеместном взяточничестве и самоуправстве местного чиновничества. Возможность улучшения ситуации Сибиряков видел в предлагавшихся им реформах в судебной системе и местном самоуправлении: «…также бы надлежало нескольким из судей быть чина по гражданству такого же, как и ответчик, что есть, ему равным, чтобы он не мог подумать, будто он попался в руки таких людей, которые в его деле насильство во вред ему употребить могут…» Кроме того, он предлагал следующие реформы: «…полезно было бы, чтобы по городам в магистраты и ратуши присутствующих определять не из других дальних городов, а из местного купечества по 3 человека баллотировать, которым и быть по 6 лет безсменно, так же, как и прежде происходило; от такого порядка и те других городов купцы не понесут отягощения, и местные жители будут получать больше правосудия. Ежели в городах, кроме столичных, возложить сию должность на магистраты и ратуши, с строгим подтверждением наблюдать за всем, тогда жители получат облегчение от излишнего притеснения, и всякие торги, промыслы и рукоделия будут производиться с лучшим успехом… и это надлежало бы ввести в закон, что если кто обидит купца без всякой причины и самым наглым образом, то такого чина обидчик, исключая из того людей самых беспутных, то же обиженному и должен заплатить бесчестье; подлаго же состояния да накажется за это телесно…» .

Приведенные выше высказывания позволяют сделать вывод о юридической грамотности и начитанности Алексея Афанасьевича, что является весьма необычным для представителей провинциального купечества того времени. Это еще раз подтверждает тот факт, что Сибиряковы были одними из образованнейших купцов XVIII в. в складывающемся иркутском городском обществе и могли выражать формирующееся самосознание иркутского и сибирского купечества.

Высказывания Алексея Афанасьевича на собраниях при работе Комиссии являются для нас ценными также и потому, что это первые (середина XVIII в.!) и в принципе очень редкие высказывания Сибиряковых, позволяющие судить об образованности и самосознании.

Последним из этого поколения членом рода Сибиряковых, о котором мы располагаем данными, является Осип Афанасьевич (2.3.) (1724_?). Очень краткие упоминания о нем в источниках мы встречаем лишь дважды: в летописях относительно вышеописанного «дела Крылова» и в документе, который посвящен его сыну Дмитрию, и будет рассмотрен нами в разделе, посвященном следующему поколению Сибиряковых.

Мы можем лишь предполагать, что Осип также имел отношение к винокурению в Иркутске и брал различные государственные подряды, в частности, по обеспечению провиантом казенных экспедиций по Сибири. Больше никакой характеристики этому человеку мы дать не можем.

Нам известны еще двое сыновей Афанасия Сибирякова — это Алексей (2.5.) (1713_1799) и Евстигней (2.6.) (1722_?), упоминание о которых мы находим лишь в Переписной книге 2-й ревизии за 1744 г.

Подводя итог описанию деятельности второго поколения рода Сибиряковых (Приложение 1), которое можно было увидеть на страницах двух первых разделов данной главы, еще раз оговоримся, что сведения об этом поколении очень фрагментарны. В результате чего мы не можем создать полноценную картину отношений внутри семьи — невозможно выделить четкого «ядра» рода, вокруг которого бы складывалась семейная организация. Очевидно, что дети Афанасия не существовали как единая семья, так как лапидарные данные источников рисуют картину рода с несколькими независимыми «центрами». Схематично можно описать их следующим образом:

• 1. Василий Афанасьевич (2.2.) — можем говорить о том, что он вел торговлю в Иркутске, занимался питейными сборами (факт из летописи о поездке в Петербург), также был собирателем книг и, возможно, вел летописание города.
• 2. Алексей Афанасьевич (меньшой, 2.1.) — практически ничего не можем сказать о его экономической деятельности. Для нас известен как пострадавший от действий Крылова и депутат от иркутского купечества в Уложенной комиссии 1766−1767 гг.
• 3. Михаил Афанасьевич (2.4.) — его экономическая деятельность сводилась, в основном, к горному промыслу в Нерчинском округе. За открытие там приисков ему было пожаловано личное дворянское звание. Был очень уважаемым человеком в иркутском городском обществе, вел дела в Иркутске (точно неизвестно какие) через доверенных лиц. Стал родоначальником «забайкальской» ветви рода, сведений о продолжателях его рода, к сожалению, обнаружить не удалось.
• 4. Осип Афанасьевич (2.3.) — известно, что выполнял подряды по поставкам продовольствия для правительственных нужд (экспедиции и т. п.)