Соотношение этики с другими областями культуры

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• • как соотносится этика и религия;
• • в чем различие между этикой и правом;

уметь

• • анализировать этические проблемы на материалах искусства;
• • связывать моральные нормы с теорией личности;

владеть

• навыками анализа смысложизненных проблем.

Этика и религия

Этика и религия неразрывно связаны между собой. В своих разработках этики нередко опирались на религиозное сознание. В то же время важно показать, что этика шире, чем религиозные представления. Она часто носит светский характер, рассчитана на житейскую повседневность, не связанную непосредственно с религией.

Существует религиозный взгляд на происхождение морали, в соответствии с которым нравственные нормы буквально «упали с неба» на еще не готовое их принять человечество. Как уже говорилось выше, в первый раз это произошло приблизительно 3500 лет назад, когда пророку Моисею бог Яхве выжег эти заповеди на скрижалях, во второй — во время пришествия Иисуса Христа.

Нам известно множество других менее архаичных религиозных форм борьбы за дочеловеческое единство с природой. Их можно обнаружить в тех культах, где племя отождествляет себя с тотемным животным, в религиозных системах, где поклоняются деревьям, озерам, пещерам, в оргиастических культах, имеющих своей целью отключить сознание, разум и совесть. Во всех этих религиях священным является то, что предполагает превращение человека в дочеловеческую часть природы. Однако этот путь не идилличен. Человек уже не может войти в царство природы в качестве животного: у него есть разум, он обрел специфически человеческое. Однако было бы наивно думать, будто у человека нет такого глубинного обостренного желания. Психоаналитики указывают на множество путей, которые ведут человечество к целостности за счет упрощения. Индивид остается у материнской груди или стремится преодолеть изолированность, прибегая к разрушению.

В то же время у человека есть и иной выход. Это не возврат к доиндустриальной, досознательной, райской гармонии, а путь к подлинной целостности. Это новое единство человека с природой, миром имеет предпосылкой раскрытие человеческого потенциала. Опыт жизни, как будто не заключающий в себе ничего духовного, может пробудить духовные силы человека. Страдание от любви, нужды, несправедливости способно стать истоком огромной человеческой энергии. По мнению Фромма, другой полюс представлен теми религиями, которые стремятся ответить на вопрос человеческого существования, развивая специфически человеческие способности разума и любви, и таким образом находя новую гармонию между человеком и природой и между человеком и человеком.

Религии ищут единства, но не регрессивного единства, обретаемого за счет возврата к доиндивидуальной, досознательной райской гармонии, а единства на новом уровне, того единства, которого можно достичь лишь после того, как человек переживает стадию отчуждения от самого себя и от мира и полностью родится. Это новое единство имеет своей предпосылкой полное развитие человеческого разума, после чего наступает стадия, на которой разум больше не препятствует человеку в его непосредственном, интуитивном постижении реальности.

К мысли Фромма примыкает и суждение В. С. Соловьева, который полагал, что животная жизнь человека должна быть подчинена духовной. Животное является одушевленным существом, наделенным психикой. Человек же сам оценивает свое участие в мировом процессе, определяется по отношению к идее достойного и недостойного бытия, добра и зла. Это высшее сознание, или внутренняя самооценка, ставит человека в определенное отношение к целому мировому процессу как деятельного участника в реализации его цели. «Духовное начало в том виде, в каком оно непосредственно является нашему настоящему сознанию, есть только особое течение, или процесс в нашей жизни, направленный к тому, чтобы осуществить во всем нашем бытии разумную идею добра»^[1].

В. В. Бибихин в книге «Узнай себя» рассказывает о подвиге Бориса и Глеба^[2]. После смерти русского князя Владимира его место незаконно занял «окаянный Святополк». Когда сын Владимира приблизился к Киеву, Борис узнал, что отец его умер, а престол занял Святополк, которого вроде бы нужно согнать. Это будет справедливо, этого хотят киевляне, он имеет на то все права, он — легитимный наследник, любимый сын, исполнитель последнего важного поручения Владимира. Борис, однако, говорит, что не поднимет руки на брата. Такой миролюбец явно не годится на место правителя в крутые времена. Борис узнает, что Святополк для надежности хочет все-таки убить его самого. Борису говорят: солги, присягни брату на верность, тогда избежишь смерти. Но Борис отказывается от лжи. Князя убили, Святополк задумал погубить и Глеба. Но Глеб, как перед этим Борис, тоже убедил дружину не поднимать гражданской войны, оставить его одного. Эти двое, Борис и Глеб, оказались слишком хороши, слишком чутки, слишком сердечны, чтобы взять власть путем убийства или лжи. Братья погибли.

Контантинопольская патриархия, когда русский епископат представил ей для канонизации Бориса и Глеба, долго не соглашалась признать их святыми примерно по тем же причинам, по каким их не одобрил бы любой человек феноменального мира. Борис и Глеб поступили неправильно. Они должны были, во-первых, переступить через свое отвращение к жестким методам ради страдающих под Святополком киевлян. Во-вторых, они должны были подумать о душе Святополка, своего сводного брата, и не попустить ему взять на себя страшный грех братоубийства. Константинопольские иерархи сомневались, можно ли назвать Бориса и Глеба великомучениками и мучениками за веру, когда они страдали от единоверного Святополка, тоже крещенного христианина. Борис и Глеб не хотели жить в мире, где преступление возможно среди братьев. В этом смысле, по крайней мере, говорит о них церковь. Но главное — такими они почитаются в христианском народе. Георгий Федотов в книге «Русское религиозное сознание» (религиозное ли только? сознание ли только?) говорит, что с почитанием Бориса и Глеба как святых в мировом христианстве появилось нечто новое: русский кенотизм, от кеносис — опустошение, обнищание, принятие на себя крайнего бессилия, добровольное привлечение смерти^[3].

В. В. Бибихин поясняет, что добровольным был и кеносис Христа, принявшего свою казнь и не оставившего себе ничего, ничего при себе не удержавшего, как бы раздавшего себя полностью до оставления себе полной пустоты, той пустоты, которая как раз и могла одна впустить в себя подвиг полного отдания себя. Г. Федотов замечает, что в мученичестве Бориса и Глеба нет героизма, вызова силам зла: они плачущие, по-человечески слабые, совсем беспомощные, они слезно жалуются на свою участь. Если мир такой, если люди могут быть такими страшными, то не надо жить, не надо и пытаться бороться с ними силой рук. Невыносимо видеть этот ад на земле. Души подкошены, срезаны близким злом.

Внешне после этого отступления окончательно упрочивается деспотическая власть, диктатура, и наблюдатель констатирует все признаки несвободы, рабства. Но подвиг Бориса и Глеба многократно повторен. В. В. Бибихии пишет: «Если бы не было молча, терпеливо отдающих жизнь, тысячелетнее государство не стояло бы, не могло бы обращаться к народу так, как оно всегда делает в трудные минуты: забудьте, откажитесь еще раз от себя, пожертвуйте всем вплоть до жизни тоже»^[4].

Итак, правда требует жертв, но без нее не обойтись.

И. В. Сталин обладал невероятной силой, но когда страна оказалась в опасности, он обратился к народу и попросил жертвенности. Если бы не было нравственных уроков, чистоты помыслов и приверженности правде, каждый мог бы сказать: на войну, конечно, пойду, делать нечего, вот она повестка из военкомата. По кто бы стал закрывать своим телом дзоты, идти на таран, бежать впереди цепочки под пулеметным огнем.

Важно охарактеризовать этические и религиозные варианты решения проблемы, связанной с утратой смысла жизни. Согласно экзистенциализму (А. Камю, Ж. П. Сартр, М. Хайдеггер) смысл жизни состоит в реализации человеком своего предназначения. Отсюда основное смысложизненное требование — быть самим собой. В русской религиозной философии (Ф. М. Достоевский, В. С. Соловьев, Л. Н. Толстой) утверждается соборное начало, в котором индивидуальность получает новое содержание. Основой смысла жизни человека является нравственная основа национальной традиции.

• [1] Соловьев В. С. Соч.: в 2 т. Т. 1. С. 140.
• [2] Бибихин В. В. Узнай себя. СПб., 1998.
• [3] Федотов Г. Святые Древней Руси. М., 1991.
• [4] Бибихии В. В. Узнай себя. СПб., 1998. С. 112.