Катакомбный век христианства

Ранняя история Церкви — это история существования ее в условиях Римской империи в качестве тайной организации. Впрочем, были и счастливые исключения. Так, Осроена — небольшое арамейское государство, бывшее буфером между империей и Парфянским царством — приняла христианство в качестве государственной религии уже в конце II в. по Р. Х. Вынужденность первоначально тайного исповедания христианства была обусловлена крайне враждебным отношением к нему иудаизма и язычества. Собственно, первое гонение на христиан — это суд над Спасителем и его казнь, спровоцированные синедрионом. Уже через год после крестной муки Иисуса в Иерусалиме побивают камнями первомученика Стефана (Деян. 6: 5 и сл.; Евсевий. Ес. His. II. 1). Вскоре толпа сбрасывает с кровли Иерусалимского храма Иакова — судя по всему, сводного брата Христа. Одним словом, Павел, прежде чем стать Павлом, был Савлом.

Наконец, главным препятствием на пути христианства было языческое государство в лице Римской империи. И дело здесь, пожалуй, не в том, что еще законы XII таблиц запрещали любые тайные общества или сходки (XII. 8. 26), а в том, что сама суть христианства как религии, исходившей из автономии человеческой личности перед властью, с его требованием свободы совести (вспомним знаменитое требование Христа: Богу Богово, а кесарю кесарево), не могла не входить в острейшее противоречие с государством, форма которого — полис, если вспомнить теорию Фюстель де Куланжа, представляла собой всего лишь разновидность религиозного культа. Известное ius sacrum было частью государственного права — той «гражданской теологии» (theologia civil is), о которой говорил Блаженный Августин (De civ. Dei. VI. 5). Нарушение положений этого религиозного права квалифицировалось как crimen lesae maiestatis, потому что римляне, несмотря на свой прагматизм, были достаточно суеверны, но на свой, римский манер. Они считали, что все, чего добилось римское государство (напомним — мирового господства), это есть дар римских богов, проявление их благосклонности к квиритам, свидетельство избранности римского народа. Черта эта необыкновенно долго удерживалась в менталитете римлян. Известно, например, какое негодование вызвало распоряжение императора Констанция убрать из помещения Сената жертвенник Победы в 357 г., а ведь среди сенаторов многие, если не большинство, были уже христианами. Юлиан Отступник вернул жертвенник на прежнее место, где тот простоял до 382 г., когда его окончательно убрали по настоянию императора Грациана.

Зримым проявлением политической неблагонадежности христиан с точки зрения theologia civilis, о которой мы говорили выше, стало то, что один из ее существенных моментов, культ императора, требовал поклонения ему как живому богу. Римляне почитали императора как «Dominium et deus noster», поэтому если для христианина титул «господина» (dominium) был еще приемлем, то именование императора «богом нашим» (deus noster), являлось для него прямым святотатством. Эта неразделенность в языческом государстве религиозного и политического самым роковым образом сказалась на судьбе христианства:

«Христианин никому не враг, а тем менее императору, зная, что Бог его поставил императором и что его надо любить, уважать, что надо оказывать ему почести, молиться о здравии его и о благополучии государства, доколе мир стоит. Стало быть, мы почитаем императора столько, сколько нам дозволено почитать его, и в той мере, в какой он сам этого должен желать. Мы признаем его за человека, который хранит данную ему от Бога в удел власть, который поставлен Богом, и который ниже одного только Бога. Император, конечно, одобрит подобных почитателей, потому что мы, ставя его ниже одного только Бога, признаем его выше всех людей и даже выше ваших богов, которые состоят в его власти. Мы также приносим жертвы за благоденствие императора, но приносим их единому нашему Богу, и жертвы эти — молитвы, предписанные нам Богом… Мы составляем большую часть империи, а между тем мы настолько тихи и выдержаны, что вы знаете нас только как одиночных частных лиц…» (Тертулиан. ad Scapulam. II).

Культ, римский в особенности, требовал соблюдения формы: принесение жертвоприношений перед статуей императора. В этом жертвоприношении для каждого подданного скрывался очень простой смысл: принесение жертвы есть форма удостоверения политической благонадежности. Для христианина же форма была неприемлема, она означала идолопоклонство, равносильное отречению, не то что от Христа, но от монотеизма в принципе. В результате христианин автоматически превращался в hostes Caesarum со всеми вытекающими из этого последствиями.

Можно предположить в этом известный парадокс, неразрешимое противоречие между внутренним и внешним. Римляне, боготворившие формализм, совершенно упускали из виду внутреннее убеждение христиан. Какое дело было магистрату, разбиравшему очередной донос, до убеждений подследственного, тем более, что убеждения эти внешне недоказуемы? Они не подходят к той формуле, которая приемлема ex iure quritium.

Наконец, надо отметить и другую причину столь отрицательного отношения к христианству языческого государства. Дело идет о тех недоразумениях, которые были вызваны известным антисемитизмом римлян после 70-го г. Христиан считали иудейской сектой, мало чем отличной от неблагонадежных евреев. Со временем к этому присоединилась клевета, возводимая на христиан их противниками. В известной мере рождению этой клеветы могли способствовать случайные люди, попадавшие на молитвенные бдения христиан. Те вынуждены были собираться под покровом ночи в катакомбах, используемых для захоронений. И что мог слышать неофит па таком собрании, проводившемся в полумраке подземелья, например, тогда, когда осуществлялось таинство евхаристии? Естественно, поползли слухи, что христиане предаются каннибализму! Утверждение столь же нелепое, как позднее, будто евреи, де, пьют кровь христианских младенцев.

Именно эти причины лежали в основе гонений, потрясавших Церковь в течение 300 лет. Но неописуемые зверства, творимые магистратами под вопли бесноватых язычников «christianos ad leones» не смогли поколебать ее. Гонения были перманентными, но история насчитывает шесть, проводимых наиболее систематически и в пределах всей империи: при Траяне, Марке Аврелии, по два гонения при Декии, Валериане и Диоклетиане. Впрочем, последнее гонение при Диоклетиане и его преемниках (Галерии) показало, что уничтожить придется чуть ли не треть населения империи. Уже целые легионы в армии (Фиваидский легион) объявляют себя исповедниками, христиане уже занимают ответственные государственные посты, их много при дворе, они есть даже среди личной охраны императора — преторианцев.

Первая серьезная уступка издыхающего язычества дана нам в эдикте Галерия от 311 г.:

«И поскольку очень многие не оставляли своих убеждений, и к тому же мы видели, что как не воздается должное почитание и поклонение небесам, так и не уважается бог христианский, по соображению мягчайшей нашей кротости, мы готовы оказать всем людям снисхождение, без малейшего колебания простирая великодушие наше, мы постановили, чтобы вновь свободно жили христиане, и пусть устраивают свои собрания, но так, чтобы никто из них не нарушал порядка» (Лактанций. De mort. pers. XXXIV. 4).

Эдикт этот, как совершенно верно отмечено в историографии, прекращал гонения (некоторые соправители Галерия, тем не менее, не стали его выполнять), но не освобождал христиан из-под запрета. Равноправие христианству с другими религиями дано в известном Медиоланском эдикте императора Константина Великого (313 г.):

«Мы даровали христианам и всем возможность свободно следовать той религии, какую бы кто ни пожелал, так чтобы божественность спокойно и умиротворенно могла существовать как в небесной обители, так и у нас и среди всех, кто под нашей властью находится. Таким образом, в итоге этого благого совещания и здравого размышления мы постановили, что необходимо узаконить то, что полагали необходимым всегда, а именно, что вообще не следует никому отказывать в выборе, если кто-то предал мысли свои богопочитанию христианскому или религии, какую счел для себя наиболее подходящей; чтобы высшая божественность, святости чьей мы следовали бы по доброй воле, могла проявлять во всем свое благоволение и милость. А потому… мы постановляем, чтобы каждый из тех, кто питает стремление к исполнению религии христианской, отныне законно и открыто, без какого бы то ни было беспокойства и тревоги за себя, почитал ее. Мы решили, чтобы ты знал, что тебе следует самым пристальным образом позаботиться о том, чтобы христиане не были лишены возможности свободно и без каких-либо ограничений почитать религию свою» (Лактанций. De mort. pers. XLVIII. 2−5).

Из этого текста становится ясным, что торжества христианства пока еще не получилось, христианство просто перестало быть religio illicita, став законным культом наравне с другими. Но водораздел был пройден. Было делом исключительно ближайшего времени, чтобы христианство стало единственным законным культом империи. В том же 313 г. Константин освобождает церковнослужителей от государственных литургий, в 315 г. церковное имущество освобождается от налогообложения, в 319 г. епископы получают в свою юрисдикцию суд по гражданским делам, в 321 г. разрешено отпускать на волю рабов в церкви при свидетельстве епископа и т. д.

Привилегированность положения Церкви становится все зримее по мере того, как император становится одним из деятельнейших ее служителей. В 326 г. выходит указ против еретиков, император активно участвует в решении внутрицерковных дел, в частности помогает в утверждении Символа веры (Credo) и председательствует на Вселенских соборах, первый из которых был созван в Никее в 325 г. Именно отсюда идет традиция наделения императоров священническими правами. Особенно выпукло эта доктрина проявит себя во времена византийских василевсов. Именно это положение императора в Церкви, положение «епископа внешних се дел», как говорил Константин Великий, и обеспечило на самом деле христианству положение единственной государственной религии империи.

Вместе с тем язычество не сдавало свои позиции «без боя». Двухлетнее правление императора Юлиана Отступника (360−362) по праву считается последней судорогой ветхого мира. Характерно уже то, что восстановленному язычеству Юлиан попытался придать церковную организацию! Но старая вера не имела поддержки в армии. Не случайно бытует версия, что Юлиана смертельно ранил копьем в спину кто-то из его ближайшей охраны. Оставшиеся годы четвертого столетия — это уже годы гонений на язычников. Их капища разрушают (повсеместное закрытие языческих храмов состоялось еще в 346 г. по указу императора Констанция, Cod. Theod. XVI. 10. 1. 3), им запрещено занятие государственных должностей, имущественные привилегии культов отменяются, наконец, исповедание язычества само становится государственным преступлением.