Виды военных преступлений

Разнообразие военных преступлений и трудности определения их перечня обусловливают особое значение вопроса их классификации. В действующем МУП проведена определенная работа в этом плане, причем учитываются (хотя и не в полной мере) доктринальные разработки. Следует также иметь в виду, что кодификация норм МУП об уголовной ответственности за военные преступления (а следовательно, и криминализация деяний, рассматриваемых в качестве военных преступлений, выделение их различных категорий) во многом отражает эволюционный процесс становления и развития институтов международного уголовного правосудия.

Можно вести речь о трех крупных направлениях такого рода работы, проводимой на уровне международной правовой системы. Первое из них связано с определением перечня военных преступлений в договорных источниках МГП (права вооруженных конфликтах), одновременно (на что уже обращалось внимание) выступающих источниками МУП.

Как уже было сказано, ряд серьезных нарушений МГП указан в соответствующих статьях Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительном протоколе I 1977 г. к ним, при этом последний рассматривает такие нарушения как военные преступления. За рамками данного перечня (и на это автор уже обращал внимание) остаются серьезные нарушения МГП, применяемого в вооруженных конфликтах немеждународного характера, а также ряд нарушений законов и обычаев ведения войны, необходимость криминализации которых отражена в соответствующих международных договорах и в полной мере соответствует потребностям ограничения воюющих сторон в вооруженных конфликтах.

Дополнительный протокол II 1977 г., в отличие от Дополнительного протокола I 1977 г., не содержит указаний на серьезные нарушения МГП, применяемого в вооруженном конфликте немеждународного характера, которые следовало бы рассматривать в качестве военных преступлений. Тем не менее, исходя из смысла ст. 3 IV Женевской конвенции о защите гражданского населения, являющейся общей для всех четырех Конвенций о защите жертв войны, в случае вооруженного конфликта, не носящего международного характера, в качестве военных преступлений следует рассматривать, по крайней мере, следующие деяния, совершенные в отношении лиц, не принимающих активного участия в военных действиях, включая военнослужащих, сложивших оружие, и лиц, выведенных из строя: посягательство на жизнь и физическую неприкосновенность, в частности, всякие виды убийства, увечья, жестокое обращение, пытки и истязания; взятие заложников; посягательство на человеческое достоинство, включая оскорбительное и унижающее обращение; осуждение и применение наказания без предварительного судебного решения, вынесенного надлежащим образом учрежденным судом.

Следует подчеркнуть, что указанные договорные нормы служат основой для определения военных преступлений и их различных категорий в рамках двух следующих направлений.

Второе направление непосредственно связано с разработкой Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. Не останавливаясь подробно на этом вопросе¹, обратим внимание на следующие моменты. В ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., принятого Комиссией международного права^[1][2], во-первых, указан критерий отнесения военных преступлений к преступлениям против мира и безопасности человечества, а именно их совершение систематически или в широких масштабах; во-вторых, выделены семь категорий таких преступлений; в-третьих, к военным преступлениям, рассматриваемым также как преступления против мира и безопасности человечества, отнесены серьезные нарушения МГП, применимого в международных вооруженных конфликтах и вооруженных конфликтах немеждународного характера.

Первая из указанных категорий включает серьезные нарушения МГП, закрепленного в Женевских конвенциях 1949 г.; вторая и третья категории охватывают серьезные нарушения, перечисленные в Дополнительном протоколе I 1977 г. (ст. 85) к Женевским конвенциям 1949 г.; четвертая категория указывает на «надругательство над человеческим достоинством в нарушение международного гуманитарного права» (в частности, унизительное и оскорбительное обращение, изнасилование, принуждение к проституции и непристойное посягательство в любой форме); пятая категория включает серьезные нарушения законов и обычаев сухопутной войны, закрепленные в IV Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., кроме того, охватывает серьезное нарушение, предусмотренное в п. 3 «d» ст. 85 Дополнительного протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям, касающееся демилитаризованных зон; шестая категория включает серьезные нарушения МГП, применимого в случае вооруженного конфликта немеждународного характера, предусмотренные в общей ст. 3 Женевских конвенций 1949 г. и в ст. 4 Дополнительного протокола II 1977 г. к Женевским конвенциям; седьмая категория охватывает военные преступления, предусмотренные в ст. 35 и 55 Дополнительного протокола I 1977 г. к Женевским конвенциям, а именно: применение методов или средств ведения войны, не оправданных военной необходимостью, с целью причинить обширный, долговременный и серьезный ущерб природной среде, и тем самым нанести большой вред здоровью или затруднить выживание населения в случае возникновения такого ущерба (при этом имеются в виду ситуации вооруженного конфликта, независимо оттого, носит ли он международный или немеждународный характер)¹.

Вопрос принятия проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества в форме международного договора не решен. Данный вопрос обсуждался в Комиссии международного права, среди предложенных вариантов упоминались: международная конвенция, принятая в рамках ГА ООН или на конференции полномочных представителей; инкорпорация положений Кодекса в текст Статута МУС; принятие Кодекса в форме декларации ГА ООН^[3][4].

Третье направление развивается в русле создания и функционирования институтов международного уголовного правосудия.

Первая попытка кодификации международно-правовых норм, определяющих перечень военных преступлений и, параллельно, создания МУТ, к юрисдикции которого были отнесены военные преступления, к которым, как предполагалось, был причастен бывший германский император Вильгельм II, была предпринята после окончания Первой мировой войны, однако данная модель не была реализована^[5]. В Уставе Нюрнбергского МВТ (п. 6 ч. 2 ст. 6) были указаны военные преступления (наиболее серьезные нарушения законов и обычаев войны: убийства, истязания, увод в рабство или для других целей гражданского населения оккупированной территории, убийства или истязания военнопленных или лиц, находящихся в море, убийства заложников, ограбление общественной или частной собственности, бессмысленное разрушение городов и деревень, разорение, не оправданное военной необходимостью и другие преступления, к совершению которых были причастны главные немецкие военные преступники) отнесенные к юрисдикции Трибунала. В Уставах МТБЮ и Международного трибунала по Руанде термин «военные преступления» не упоминается, однако по смыслу норм, определяющих предметную юрисдикцию трибуналов, военные преступления отнесены к ней. Соответственно в Уставе МТБЮ указаны две группы военных преступлений: серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г. (их перечень приводится в ст. 2 Устава); нарушения законов и обычаев войны (их перечень приводится в ст. 3 Устава, при этом оговаривается, что он не является исчерпывающим); в Уставе МТР (ст. 3) речь идет о серьезных нарушениях норм, закрепленных в Женевских конвенциях 1949 г. и Дополнительном протоколе II 1977 г. В Уставе Специального суда по Сьерра-Леоне военные преступления также прямо не указаны, преступные нарушения МГП, в отношении которых данный орган полномочен осуществлять судебное преследование, охватывают: нарушения ст. 3, общей для Женевских конвенций и Дополнительного протокола II (ст. 3 Устава; при этом, они включают в себя, помимо других, традиционно рассматриваемых в этом контексте, также мародерство, акты терроризма); другие серьезные нарушения МГП (ст. 4 Устава; указаны: умышленные нападения на гражданское население как таковое или отдельных лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях; умышленное нанесение ударов по персоналу и объектам, задействованным в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом ООН; призыв или зачисление детей, не достигших 15-летнего возраста в вооруженные силы или группы или их использование для активного участия в военных действиях); кроме того Устав данного судебного органа (ст. 5) указывает на ряд преступлений по законодательству Сьерра-Леоне.

В этом направлении характерным является определение перечня военных преступлений, во-первых, с опорой на источники МГП (права вооруженных конфликтов) и, во-вторых, с учетом предметной и персональной (а иногда и территориальной, темпоральной) сфер юрисдикции соответствующего органа международного уголовного правосудия.

В первом случае учитываются как договорные, так и обычные нормы МГП (права вооруженных конфликтов). Во втором случае, очевидно, учитываются (если речь идет о международных трибуналах и интернационализированных судах ad hoc) особенности вооруженного конфликта и совершаемых в ходе его ведения нарушений, в пользу чего свидетельствуют приведенные примеры определения данных нарушений в уставах такого рода органов.

Следует заметить, что наиболее полный перечень военных преступлений приводится в Римском статуте МУС^[6]. Исходя из анализа содержания ст. 8 Римского статута МУС, непосредственно посвященной определению перечня военных преступлений, в отношении которых МУС обладает юрисдикцией, проводимого с учетом Элементов преступлений и правоприменительной практики, можно сделать вывод о том, что главным критерием классификации военных преступлений в концептуальной модели МУС выступает характер вооруженного конфликта (международный или не носящий международного характера). Соответственно выделяются две основные группы военных преступлений:

• — совершаемые в международных вооруженных конфликтах и посягающие на порядок их ведения и интересы, охраняемые применимым в таких конфликтах МГП;
• — совершаемые в вооруженных конфликтах немеждународного характера и посягающие на порядок их ведения и интересы, охраняемые применимым в таких конфликтах МГП.

Данный вывод основывается на анализе положений ст. 8 Статута МУС (подп. «а» и «Ь» п. 2, где перечисляются серьезные нарушения МГП, применимого в международных вооруженных конфликтах, и подп. «с» и «е» п. 2, где речь идет о серьезных нарушениях МГП, применимого в вооруженных конфликтах немеждународного характера). На это обстоятельство обращается внимание в сноске к Элементам преступлений и, кроме того, в специальной литературе¹. Очевидно, такое понимание согласуется со ст. 2, общей для Женевских конвенций 1949 г.

При этом заметим, что понимание данных видов вооруженных конфликтов (прежде всего, международных), отраженное в Статуте МУС и Элементах преступлений (ст. 8), согласуется с положениями Женевских конвенций 1949 г. и Дополнительных протоколов 1977 г. Так, применительно к системе МУС понятие «международный вооруженный конфликт» означает не только вооруженное столкновение двух или более государств (включая те случаи, при которых отсутствует непосредственное соприкосновение между противоборствующими сторонами, например при бомбардировке), но и военную оккупацию территории одного государства со стороны вооруженных сил другого государства. Однако на практике указанные нормы в ряде конкретных случаев получают произвольное и не соответствующее их смыслу, а также действительному положению дел толкование, что, в свою очередь, негативно сказывается на перспективах развития сотрудничества государств — членов мирового сообщества с МУС, их участия в данном институте международного правосудия. Примером является отраженная в отчете о действиях по предварительному расследованию позиция Прокурора МУС, согласно которой присоединение Крыма приравнивается к вооруженному конфликту^[7][8]. Между тем, как известно, Крым вновь стал Российским регионом по итогам референдума, проведенного после государственного переворота на Украине в феврале 2014 г. За воссоединение с Россией проголосовали более 95% жителей полуострова. Президент РФ В. В. Путин в интервью иностранным СМИ отверг обвинения в аннексии Крыма, подчеркнув, что российские войска находились на полуострове в соответствии с международным договором и помогли жителям Крыма провести референдум, при этом голосование прошло в полном соответствии с международным правом и Уставом ООН^[9]. Указанная позиция Прокурора МУС, необоснованная с точки зрения международного права и рассматриваемой ситуации, в сочетании с другими факторами (в числе которых предвзятая позиция МУС по отношению к событиям в ходе имевшего место в 2008 г. грузино-юго-осетинского конфликта^[10]) повлияла на принятое Российской Федерацией политическое решение не становиться участником Римского статута МУС¹.

Концептуальное восприятие вооруженных конфликтов немеждународного характера в соответствии с положениями п. «d» и «f» п. 2 ст. 8 Статута МУС не охватывает случаи нарушения внутреннего порядка и возникновения напряженности, что вполне согласуется с действующим МГП². Тем не менее, для осуществления юрисдикции МУС в отношении ряда военных преступлений, совершенных в ходе вооруженного конфликта немеждународного характера, условия менее строгие, чем предусмотренные в Дополнительном протоколе II.

Имеются в виду серьезные нарушения, указанные в подп. «е» п. 2 ст. 8 Статута. Согласно подп. «f» п. 2 ст. 8 Статута такие нарушения могут быть квалифицированы МУС как военные преступления, если они имеют место на территории государства-участника в ситуации длительного вооруженного конфликта между правительственными властями и организованными вооруженными группами или между самими такими группами, при этом (в отличие от п. 1 ст. 1 Дополнительного протокола II) не указаны такие признаки, как: наличие ответственного командования, контроль над частью территории, применение Дополнительного протокола II^[11].

В свою очередь, в рамках указанных двух основных групп выделяются подгруппы:

• 1) применительно к военным преступлениям, совершаемым в международных вооруженных конфликтах:
  • а) серьезные нарушения Женевских конвенций 1949 г., а именно: — умышленное убийство.

Имеется в виду умышленное убийство (в английском варианте willful killing — преднамеренное убийство) лица (лиц), находящихся под защитой МГП, применимого в международном вооруженном конфликте: раненых, больных, военнопленных, гражданских лиц, либо членов медицинского или духовного персонала, не принимавших непосредственного участия в военных действиях. Убийства гражданского населения, военнопленных, заложников и жестокое обращение с гражданским населением на оккупированной территории и с военнопленными были указаны среди военных преступлений в Уставе Нюрнбергского МВТ, международная уголовная ответственность за их совершение была реализована в приговоре данного органа международного уголовного правосудия, и впоследствии, — в том числе в практике современных органов международной уголовной юстиции. Как обоснованно считает Р. А. Адельханян, запрет не убийство содержится во всех Женевских конвенциях и является одной из главных гарантий, определяемых ст. 75 Дополнительного протокола I^[12]. Вместе с тем очевидно, что в ходе вооруженных конфликтов неизбежны человеческие жертвы, в том числе среди мирного населения, кроме того, существуют обстоятельства, при наличии которых умышленное причинение смерти и тяжкого (существенного) вреда здоровью не являются военными преступлениями. В случае с МУС следует обращаться к ст. 31 Статута, при этом наибольшее значение имеют: состояние защиты себя или других лиц (по сути, речь идет о необходимой обороне) либо «вынужденной ответной реакции» на угрозу причинения смерти или тяжкого здоровья самого причинителя (по сути, речь идет о крайней необходимости);

— пытки или бесчеловечное обращение, включая биологические эксперименты.

В данном случае речь идет о трех самостоятельных (хотя и нередко связанных между собой) составах военных преступлений. Общий запрет бесчеловечного обращения с покровительствуемыми лицами предусмотрен в ст. 3, общей для Женевских конвенций 1949 г. При этом пытка представляет собой наиболее жестокий вид бесчеловечного обращения, ее определение дается в специальной Конвенции против пыток и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видов обращения и наказания от 19 декабря 1984 г. Понятие «пытка» (для целей указанной Конвенции) — это любое действие, которым причиняется сильная боль или страдание, физическое или нравственное, которое умышленно причиняется лицу с целью получить от него или от третьего лица сведения или признания, наказать его за действие, которое оно или третье лицо совершили или подозреваются в совершении, а также запугать или принудить его или третье лицо, или по любой причине, основанной на дискриминации любого характера, когда такая боль или страдание причиняются государственным должностным лицом, по его подстрекательству, с его ведома или молчаливого согласия или иным лицом, выступающим в официальном качестве.

Кроме того, критерии пытки, ее виды приводятся в решениях международных судебных органов: ЕСПЧ указывает на такие квалификационные критерии, применяемые кумулятивно, как а) интенсивность; б) преднамеренность; в) целенаправленность воздействия, в ряде постановлений ЕСПЧ обозначены некоторые способы воздействия, которые однозначно квалифицируются как пытки (см. об этом подробнее: Рэйди А., Разумов С. А., Берестнев Ю. Ю. Европейская конвенция о защите прав человека и основных свобод. Статья 3. Запрещение пыток: прецеденты и комментарии. М., 2002. С. 12—16); МТБЮ в одном из решений указал на то, что пытка является одним из наиболее специфичных военных преступлений, при этом сформулировал ряд «элементов» данного состава, в том числе цель и объективные признаки, связь с вооруженным конфликтом, участие в ней официального представителя государства либо лица, де-факто связанного с государством (Prosecutor v. Anto Furundzija. Case № IT-95−17/1 -T. 10 December 1998. § 162). В решениях МУТ имеются многочисленные признания того или иного факта бесчеловечным обращением (об этом см., напр.: КибальникА. Военные преступления в решениях международных трибуналов по Руанде и бывшей Югославии //Уголовное право. 2005. № 1. С. 32). Что касается МУС, то основные признаки военных преступлений в виде пытки, бесчеловечного обращения, биологических экспериментов приводятся в «Элементах преступлений». Следует обратить внимание на предусмотренные п. 1 ст. 11 Дополнительного протокола I 1977 г. исключительные обстоятельства, при наличии совокупности которых медицинская процедура в отношении покровительствуемого лица не является военным преступлением в виде биологического эксперимента: добровольность, терапевтические цели, соблюдение общепризнанных медицинских норм, направленность на благо как «донора, так и реципиента»;

— умышленное причинение сильных страданий или серьезных телесных повреждений или ущерба здоровью.

Как и другие военные преступления данной подгруппы, указанные действия направлены против покровительствуемых лиц (раненых, больных, военнопленных, гражданского населения). В международно-правовых актах не раскрывается содержание серьезных телесных повреждений и сильных страданий, в этом случае, по всей видимости, может быть востребован опыт национальных уголовно-правовых систем. В практике международных органов уголовного правосудия отсутствует унифицированный подход в данном вопросе, в частности, в нескольких решениях МТБЮ подчеркивалось, что понятие «серьезный ущерб» применимо только к телесным повреждениям, в одном из дел обвинение настаивало на том, что «серьезный ущерб» может причиняться не только телесной, но и ментальной сфере^[13];

— незаконное, бессмысленное и крупномасштабное уничтожение и присвоение имущества, не вызванное военной необходимостью.

Уже в Уставе и решениях Нюрнбергского МВТ были зафиксированы военные преступления в виде разграбления частной, общественной и государственной собственности, в том числе указано, что только на оккупированной территории СССР были частично или полностью разрушены 1710 городов, более 70 тыс. сел и деревень, свыше 6 млн зданий, в результате чего, без крова остались 25 млн человек¹. Незаконность «бессмысленного и крупномасштабного» уничтожения или присвоения имущества (если только эти действия не вызваны военной необходимостью) прямо следует из положения ст. 53 IV Женевской конвенции 1949 г., а также ч. 1 ст. 54 Дополнительного протокола I 1977 г. Следует также иметь в виду, что в договорных источниках международного уголовного права (в том числе в Римском статуте МУС) отсутствуют критерии «крупномасштабное™» или «серьезности» рассматриваемых деяний. МТБЮ в связи с этим была сформулирована позиция, согласно которой данные признаки устанавливаются каждый раз применительно к определенному делу, факту совершения данного преступления («case-by-case bacis») (Prosecutor v. Tihomir Blaskic. Case № IT-95−14-T. Ch II. 3 March 2000. § 157);

— принуждение военнопленного или другого охраняемого лица к службе в вооруженных силах неприятельской державы.

Запрет указанных деяний прямо следует из соответствующих норм ст. 23 Гаагского положения — приложения к Гаагской конвенции о законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., ст. 130 III 1949 г. и ст. 51 IV Женевских конвенций 1949 г. Примечательно, что уже в решениях американских военных трибуналов, действовавших в оккупационной зоне на территории Германии, указывалось на противоправность таких действий с точки зрения международного права^[14][15]. Кроме того, Элементы преступлений к Римскому статуту МУС разъясняют пределы данного военного преступления;

— умышленное лишение военнопленного или другого охраняемого лица права на справедливое и нормальное судопроизводство.

Данное военное преступление может проявляться в различных серьезных нарушениях целого ряда прав покровительствуемых лиц, в том числе запрета на всякие коллективные наказаний за индивидуальные проступки, всякие телесные наказаний, заключение в помещения, лишенные дневного света и вообще какие бы то ни было «проявления жестокости» (ст. 87 III и ст. 33 IV Женевских конвенций), а также ряда других, предусмотренных ст. 86, 99, 104, 106 III и ст. 67, 71, 73, 117 IV Женевских конвенций 1949 г.). Комплексный характер рассматриваемого деяния отмечен, в том числе зарубежными авторами^[16];

• — незаконная депортация или перемещение или незаконное лишение свободы;
• — взятие заложников;
• Ь) другие серьезные нарушения законов и обычаев, применимых в международных вооруженных конфликтах, в числе которых^[17]:
  • — умышленные нападения на гражданское население, не принимающее непосредственного участия в военных действиях;
  • — умышленное совершение нападения, когда известно, что такое нападение явится причиной случайной гибели или увечья гражданских лиц, или ущерба гражданским объектам, или обширного, долговременного и серьезного ущерба окружающей природной среде, который будет явно несоизмерим с конкретным и непосредственно ожидаемым общим военным превосходством;
  • — умышленное нанесение ударов по персоналу и имуществу, задействованным в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом ООН;
  • — убийство или ранение комбатанта, который, сложив оружие или не имея более средств защиты, безоговорочно сдался;
  • — перемещение оккупирующей державой части ее собственного гражданского населения на оккупируемую ею территорию, или депортация или перемещение населения оккупированной территории или отдельных частей его в пределах или за пределы этой территории;
  • — вероломное убийство или ранение лиц, принадлежащих к неприятельской нации или армии;
  • — заявление о том, что пощады не будет;
  • — принуждение граждан противной стороны к участию в военных действиях против их собственной страны, даже если они находились на службе воюющей стороны до начала войны;
  • — применение яда или отравленного оружия;
  • — применение удушающих, ядовитых или других газов и любых аналогичных жидкостей, материалов или средств;
  • — применение пуль, которые легко разрываются или сплющиваются в теле человека, таких, как оболочечные пули, твердая оболочка которых не покрывает всего сердечника или имеет надрезы;
  • — применение оружия, боеприпасов и техники, а также методов ведения войны такого характера, которые вызывают чрезмерные повреждения или ненужные страдания или которые являются неизбирательными по своей сути в нарушение норм международного права вооруженных конфликтов, при условии, что такое оружие, такие боеприпасы, такая техника и такие методы ведения войны являются предметом всеобъемлющего запрещения;
  • — изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная беременность, принудительная стерилизация и любые другие виды сексуального насилия, также являющиеся грубым нарушением Женевских конвенций;
  • — использование присутствия гражданского лица или другого охраняемого лица для защиты от военных действий определенных пунктов, районов или вооруженных сил;
  • — набор или вербовка детей в возрасте до 15 лет в состав национальных вооруженных сил или их использование для активного участия в боевых действиях.
  • 2) применительно к военным преступлениям, совершаемым в вооруженных конфликтах немеждународного характера:

…с) деяния, перечисленные в ст. 3, общей для всех четырех Женевских конвенций, совершенные в отношении лиц, не принимающих активного участия в военных действиях, включая военнослужащих, сложивших оружие, и лиц, выведенных из строя в результате болезни, ранения, задержания или по любой другой причине, а именно:

• — посягательство на жизнь и личность, в частности убийство в любой форме, причинение увечий, жестокое обращение и пытки;
• — посягательство на человеческое достоинство, в частности оскорбительное и унижающее обращение;
• — взятие заложников;
• — вынесение приговоров и приведение их в исполнение без предварительного судебного разбирательства, проведенного созданным в установленном порядке судом, обеспечивающим соблюдение всех судебных гарантий, которые по всеобщему признанию являются обязательными;

…е) другие серьезные нарушения законов и обычаев, применяемых во время немеждународных вооруженных конфликтов¹,

в числе которых^[18][19]:

• — умышленное нанесение ударов по гражданскому населению как таковому, а также умышленное нападение на отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях;
• — умышленное нанесение ударов по персоналу и имуществу, задействованным в оказании гуманитарной помощи или в миссии по поддержанию мира в соответствии с Уставом ООН;
• — изнасилование, обращение в сексуальное рабство, принуждение к проституции, принудительная беременность, принудительная стерилизация или любые другие виды сексуального насилия, также представляющие собой грубое нарушение четырех Женевских конвенций;
• — набор или вербовка детей в возрасте до 15 лет в состав вооруженных сил или групп или использование их для активного участия в боевых действиях;
• — отдача распоряжений о перемещении гражданского населения по причинам, связанным с конфликтом, если только этого не требуют соображения безопасности соответствующего гражданского населения или настоятельная необходимость военного характера;
• — вероломное убийство или ранение комбатанта неприятеля;
• — заявление о том, что пощады не будет.

Заметим, что разграничение между данными группами военных преступлений не носит абсолютного характера, подтверждением чему служит наличие в ст. 8 Римского статута МУС ряда «аналогов» военных преступлений, совершаемых в международных вооруженных конфликтах и вооруженных конфликтах немеждународного характера¹.

Ученые отмечают условность данного критерия и несовершенство основанной на нем типологии военных преступлений. Так, по мнению Г. Верле структура ст. 8 Статута МУС сложна и в некоторой степени скрывает взаимосвязи между различными военными преступлениями, кроме того, принимая во нимание наблюдаемое сближение законов и обычаев, применимых к международным вооруженным конфликтам и вооруженным конфликтам немеждународного характера, проведение различия между разными типами вооруженных конфликтов постепенно устаревает^[20][21]. Как полагает указанный автор, в связи с этим более обоснованным выглядит категоризация военных преступлений по материально-правовому принципу, проведение различий между серьезными нарушениями, посягающими на лиц и имущество, охраняемых МГП (в основном правом Женевы), с одной стороны, и запрещением определенных средств и методов ведения военных действий (установленным правом Гааги) — с другой^[22]. Обосновывая свою позицию, Г. Верле приводит опыт проведенной в Германии национально-правовой кодификации норм об уголовной ответственности за преступления против международного права (в том числе военные преступления)^[23].

Данной классификации будет уделено внимание в гл. 2 пособия. Здесь заметим, что критерий, указанный Г. Верле, небесспорен, принимая во внимание во многом условный характер разграничения «права Женевы» и «права Гааги», их взаимосвязь и сближение, особенно под влиянием принятия в 1977 г. двух Дополнительных протоколов к Женевским конвенциям 1949 г. (на что, в свою очередь, обращают внимание не только отечественные и зарубежные исследователи, но и Международный суд ООН)^[24]. Вместе с тем предложенная им, с учетом проведенной в Германии кодификации норм об уголовной ответственности за военные преступления, категоризация указанных преступлений не лишена оснований и представляет научный и практический интерес.

Представляет теоретический и прикладной интерес классификация военных преступлений, предложенная известным итальянским юристом А. Кассезе: 1) преступления, совершенные против лиц, не принимающих или прекративших принимать непосредственное участие в военных действия и находящихся во власти лиц, совершающих преступления (убийство, пытки и другие виды жестокого обращения, включая биологические эксперименты, преступления против половой неприкосновенности, разграбление и уничтожение собственности и т. п.); 2) преступления против гражданских лиц и комбатантов противника, совершенные в ходе применения запрещенных методов ведения войны (преднамеренное нападение на гражданское население или отдельных гражданских лиц, не принимающих непосредственного участия в военных действиях; совершение насильственных действий или угроза совершения насильственных действий с первичной целью терроризировать гражданское население; преднамеренное осуществление нападения неизбирательного характера, приводящего к смерти или ранениям гражданских лиц либо ущербу гражданским объектам, когда известно, что оно приведет к чрезмерным потерям жизни среди гражданского населения, ранениям гражданских лиц или ущербу гражданским объектам; преднамеренное нападение на лицо, знания, что оно прекратило участвовать в боевых действиях; преднамеренное нападение на медицинский персонал и медицинские объекты; преднамеренное использование голода среди гражданского населения как метода ведения войны; уничтожение объектов, необходимых для выживания гражданского населения; использование «живых щитов»; заявление о том, что никто не будет оставлен в живых; вероломное ранение или убийство комбатантов неприятеля и т. п.); 3) преступления против гражданских лиц и комбатантов противника, совершенные в ходе применения запрещенных средств ведения войны (использование боеприпасов, по своей природе вызывающих чрезмерные повреждения или излишние страдания, использование яда, химического или бактериологического оружия, расширяющихся пуль, боеприпасов, производящих необнаруживаемые рентгеном осколки, лазерного ослепляющего оружия, запрещенных видов противопехотных мин и мин-ловушек, напалма и другого запрещенного зажигательного оружия и т. п.); 4) преступления против особо защищенных лиц и объектов, т. е. медицинского персонала и объектов, персонала и объектов, задействованных в оказании гуманитарной помощи, персонала и объектов миссий ООН по поддержанию мира и т. п.; 5) преступления, выражающиеся в ненадлежащем использовании международно признанных защитных признаков и эмблем, таких как белый флаг перемирия, эмблемы, указанные в Женевских конвенциях, формы персонала ООН и т. п.¹ Как представляется, за основу приведенной классификации были взяты внутривидовые особенности объекта посягательства, а также связанные с этим отличительные объективные признаки выделяемых групп серьезных нарушений МГП.

В отечественной литературе по международному праву при общем позитивном восприятии подхода, предложенного в Римском статуте МУС (ст. 8), также высказаны суждения, в связи с уточнением и развитием рассматриваемой категоризации^[25][26]. Оригинальная развернутая классификация военных преступлений, совершенных в отношении гражданского населения (а также лиц, находящихся под покровительством МГП) и гражданских объектов, предложена А. Ю. Винокуровым. Указанный автор предлагает взять за основу такой классификации содержательную сторону двух отраслей МГП («права Женевы», предоставляющего защиту лицам и их имуществу, и «права Гааги», ограничивающего и запрещающего в ряде случаев средства и методы ведения военных действий)^[27], и выделяет:

• — военные преступления, посягающие на жизнь, здоровье и половую неприкосновенность гражданских (покровительствуемых) лиц;
• — военные преступления, посягающие на личную собственность и имущество гражданского населения;
• — военные преступления, посягающие на права и свободы гражданских (покровительствуемых) лиц;
• — военные преступления, посягающие на человеческое достоинство;
• — военные преступления, основанные на использовании в отношении гражданских (покровительствуемых) лиц и объектов запрещенных средств и методов ведения войны;
• — многосоставные (смешанные) военные преступления^[28].

Заметим также, что отечественные авторы при проведении доктринальной классификации военных преступлений уделяют внимание вопросу совершенствования действующего национального уголовного законодательства^[29].

Как отмечалось выше, перечень военных преступлений, приведенных в ст. 8 Статута МУС, не является исчерпывающим, кроме того, имеются пробелы в части криминализации отдельных серьезных нарушений законов и обычаев войны, несмотря на то, что такого рода криминализация предусмотрена некоторыми международными договорами.

Обобщение изложенного позволяет сформулировать ряд выводов относительно состояния и перспектив отражения в действующем МУЛ категории «военные преступления».

• 1. В нормах действующего МУЛ отсутствует концептуальное определение понятия «военные преступления», что, в свою очередь, выглядит пробелом. Рассматривая военные преступления с современных позиций, принимая во внимание накопленный позитив доктринальных разработок и правоприменительной практики, вполне обоснованно определить их как серьезные нарушения МГП, применяемого в вооруженных конфликтах (международных и немеждународного характера), влекущие индивидуальную уголовную ответственность в соответствии с МУП. Данное определение, хотя и не является развернутым, поскольку не указывает на все существенные признаки рассматриваемых преступных деяний, однако может служить отправным моментом для их концептуального понимания, разграничения с иными преступлениями, использоваться в этом плане в актах международного права.
• 2. Военные преступления представляют собой вид преступлений против мира и безопасности человечества, в связи с чем им присущи общие для указанных преступных деяний признаки:
  • — повышенная общественная опасность;
  • — направленность таких преступных деяний на интересы, охраняемые международным правом;
  • — их криминализация, наказуемость в соответствии с нормами международного права.

К специфическим признакам военных преступлений, в свою очередь, позволяющих проводить их разграничение с другими преступлениями (в том числе иными преступлениями против мира и безопасности челочечества) следует отнести:

• — условия совершения — в ходе вооруженного конфликта (международного или немеждународного характера) и в связи с ним (при этом длящийся характер отдельных военных преступлений позволяет вести речь о возможности окончания их, в том числе после прекращения вооруженного конфликта);
• — направленность посягательства, во-первых, на установленный международным правом порядок ведения вооруженного конфликта
• (международного или немеждународного характера) и, во-вторых, на охраняемые международным правом интересы безопасности лиц (отдельного человека), вовлеченных в «орбиту» вооруженного конфликта (международного или немеждународного характера);
• — серьезный характер нарушения, его последствий для охраняемых МГП (правом вооруженных конфликтов) при помощи МУП интересов;
• — особенности субъективной стороны — наряду с присущими всем преступлениям против мира и безопасности человечества признаками намеренности (в отношении деяния) и осознанности (в отношении возможности наступления последствий деяния), требуется также дополнительный умозаключительный элемент, касающийся осознания исполнителем наличия факта вооруженного конфликта (при этом, с точки зрения Римского статута МУС, а также принятых в его развитие Элементов преступлений, в зависимости от вида военного преступления и условий его объективной стороны, конкретного объекта его посягательства, набор элементов субъективной стороны может варьироваться, вина исполнителя может иметь различные формы в отношении самого деяния и его последствий, в отдельных случаях в субъективную сторону также входит определенная цель, в ряде случаев исполнитель военного преступления должен осознавать фактические обстоятельства, свидетельствующие о защищенном статусе лиц — жертв преступления).

Принимая во внимание отмеченные выше специальные признаки военных преступлений, автор предлагает их следующее развернутое доктринальное определение: общественно опасные, виновно совершенные в ходе вооруженных конфликтов (международного или немеждународного характера) разнообразные деяния, которые посягают на установленный МГП порядок ведения военных действий, права, интересы и безопасность покровительствуемых лиц и влекут индивидуальную уголовную ответственность в соответствии с МУП.

• 3. Разнообразие военных преступлений и трудности определения их перечня обусловливают особое значение вопроса их классификации. На уровне международной правовой системы выделяются три крупных направления работы по категоризации военных преступлений:
  • — первое из них (служащее основой для следующих двух направлений) связано с определением перечня военных преступлений в договорных источниках МГП (права вооруженных конфликтов), одновременно выступающих источниками МУП;
  • — второе направление непосредственно связано с разработкой Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества (в ст. 20 проекта Кодекса 1996 г., принятого Комиссией международного права, во-первых, указан критерий отнесения военных преступлений к преступлениям против мира и безопасности человечества, а именно их совершение систематически или в широких масштабах; во-вторых, выделены семь категорий таких преступлений; в-третьих, к военным преступлениям, рассматриваемым также как преступления против мира и безопасности человечества, отнесены серьезные нарушения МГП, применимого в международных вооруженных конфликтах и вооруженных конфликтах немеждународного характера; вопрос принятия проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества в форме международного договора не решен);
  • — третье направление развивается в русле создания и функционирования институтов международного уголовного правосудия, для него характерным является определение перечня военных преступлений, во-первых, с опорой на источники МГП (права вооруженных конфликтов) и, во-вторых, с учетом предметной и персональной (а иногда и территориальной, темпоральной) сфер юрисдикции соответствующего органа международного уголовного правосудия.
• 4. Наиболее полный перечень военных преступлений приводится в Римском статуте МУС (ст. 8).

Главным критерием классификации военных преступлений в нем выступает характер вооруженного конфликта (международный или не носящий международного характера). Соответственно выделяются две основные группы военных преступлений: 1) совершаемые в международных вооруженных конфликтах и посягающие на законы и обычаи, применяемые в ходе их ведения, и 2) совершаемые в вооруженных конфликтах немеждународного характера, посягающие на законы и обычаи, применяемые в ходе их ведения. Данные группы, в свою очередь, подразделяются на подгруппы в зависимости от прямого указания на серьезный характер нарушения в соответствующих статьях Женевских конвенциях 1949 г. (ст. 50 I, ст. 51 II, ст. 130 III, ст. 147 IV Конвенций, применительно к первой группе; ст. 3, общая для Женевских конвенций, — применительно ко второй группе) либо определения их на основе иных норм международного права в качестве «других серьезных нарушений законов и обычаев», применимых в вооруженном конфликте (международном или немеждународного характера). При этом разграничение между данными группами военных преступлений не носит абсолютного характера, подтверждением чему служит наличие в ст. 8 Римского статута МУС ряда «аналогов» военных преступлений, совершаемых соответственно в международных вооруженных конфликтах и вооруженных конфликтах немеждународного характера. В связи с этим в перспективе возможно развитие системы категоризации военных преступлений с учетом предложенных доктриной классификационных критериев (прежде всего таких, как внутривидовые особенности объекта посягательства, характер серьезного нарушения).

• 5. Перечень военных преступлений в Римском статуте МУС (ст. 8), как и в целом в действующем МУП, не является исчерпывающим, что, в свою очередь, связано с рядом факторов политико-правового и юридико-технического характера и, кроме того, объективно предопределено постоянным расширением арсенала средств и методов ведения военных действий. Автор в полной мере разделяет широко представленную в отечественной и зарубежной литературе по международному праву позицию, согласно которой редакция ст. 8 Римского статута МУС должна быть дополнена рядом серьезных нарушений законов и обычаев, применимых в вооруженных конфликтах (международных и немеждународного характера), необходимость криминализации которых определена в соответствующих международных договорах. В их числе:
  • — серьезные нарушения Гаагской конвенции о защите культурных ценностей в случае вооруженного конфликта 1954 г.;
  • — умышленное причинение смерти или серьезных увечий действиями, нарушающими Протокол о запрещении или ограничении применения мин, мин-ловушек и других устройств 1980 г.;
  • — применения в вооруженном конфликте ослепляющего лазерного оружия (Дополнительный протокол 1995 г. к Конвенции о запрещении или ограничении применения конкретных видов обычного оружия, которые могут считаться наносящими чрезмерные повреждения или имеющими неизбирательное действие).
• 6. Наемничество, как таковое (в понимании его, данном в ст. 47 Дополнительного протокола 1977 г., в Конвенции о борьбе с ним 1989 г.), не относится к категории военных преступлений, а представляет собой самостоятельное преступление против мира и безопасности человечества, посягающее на широкий спектр правоохраняемых благ и нередко связанное с другими противоправными деяниями (в том числе военными преступлениями). Участие наемника в вооруженном конфликте или военных действиях подразумевает ответственность самого наемника, при этом совершение наемником других преступлений при его участии в вооруженном конфликте либо военных действиях требует дополнительной квалификации.

• [1] По вопросу разработки Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества и определению в нем понятия и категорий военных преступлений см., напр.:Наумов А. В. Преступления против мира и безопасности человечества и преступлениямеждународного характера // Государство и право. 1995. № 6. С. 48—57; Лобанов С. А. Уголовная ответственность за военные преступления. С. 248—249; 254—256; Скуратова А. Ю. Международные преступления. С. 48—62.
• [2] См.: Комментарий к ст. 20 проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества //Доп. № 10 (А/51/10). С. 115—118.
• [3] См.: Комментарий к ст. 20 проекта Кодекса преступлений против мира и безопасности человечества. С. 118—124.
• [4] См. об этом: Лукашук И. И. 48-я сессия Комиссии международного права //Московский журнал международного права. 1997. № 2. С. 182.
• [5] См. об этом: Арцибасов И. Н., Егоров С. А. Указ. соч. С. 185; ВолеводзА. Г. Правовоерегулирование новых направлений международного сотрудничества в сфере уголовногопроцесса. М., 2002. С. 77.
• [6] Как отмечает профессор А. В. Наумов, в Римском статуте МУС детально и скрупулезно сформулированы составы военных преступлений. См.: Наумов А. В. О проблемахкодификации норм международного уголовного права // Международное уголовноеправо: актуальные вопросы и современные проблемы: сб. статей и сообщений. М., 2014. С. 45.
• [7] См., напр.: Русанов Г. А. Международная уголовная ответственность и международное преступление. С. 74.
• [8] См.: Отчет о действиях по предварительному расследованию (2016 г.) //International Criminal Court. The Office of the Prosecutor.
• [9] См.: Прокурор МУС приравняла присоединение Крыма к вооруженному конфликту // РИА Новости. 2016. 15 ноября.
• [10] В отечественной литературе было обоснованно указано на то, что вооруженноенападение Грузии на Южную Осетию сопровождалось варварским разрушением городов и сел, убийством мирных граждан, нападением на российских миротворцев, и указанные действия следует признать военными преступлениями. См.: Наумов А. В. Современные проблемы международного уголовного права и уголовного правосудия //О
• [11] Международное уголовное правосудия: современные проблемы / под ред. Г. И. Богуша, Е. Н. Трикоз. М., 2009. С. 31, 33. 1 Распоряжение Президента РФ от 16 ноября 2016 г. № 361-рп «О намерении Российской Федерации не стать участником Римского статута Международного уголовногосуда». Также см. об этом: Шарафутдинова А. МИД РФ объяснил отказ России от участияв работе Международного уголовного суда // URL: riafan.ru. 2016. 16 нояб. 2 Данное положение отражено в п. 2 ст. 1 Дополнительного протокола II 1977 г. 3 См. об этом: Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества.С. 226.
• [12] См.: Адельханян Р. А. Военные преступления в современном праве. С. 121.
• [13] См. подробнее об этом: Адельханян Р. А. Военные преступления в современномправе. С. 126.
• [14] См.: Нюрнбергский процесс против войны и фашизма / под ред. А. И. Ледях, И. И. Лукашука. М., 1995. С. 147—148.
• [15] См. об этом: Адельханян Р. А. Военные преступления в современном праве. С. 129.
• [16] См., напр.: Greem L. С. The Contemporary Law of Armed Conflict. Manchester, 1993.P. 297—298.
• [17] Мы не приводим полный перечень данных серьезных нарушений, указанныхв подп. «Ь» п. 2 ст. 8 Статута (более 20 пунктов, ряд которых объединяет несколькосоставов военных преступлений), принимая во внимание, что они подробно рассмотрены в специальной литературе (см., напр.: Адельханян Р. А. Военные преступленияв современном праве. С. 134—165).
• [18] Как полагает Е. Н. Трикоз, дефиниции этой категории серьезных нарушенийосновываются на нормах международного обычного права и МГП (Гаагское положениео законах и обычаях сухопутной войны 1907 г., Дополнительный протокол II 1977 г. и др.). См.: Трикоз Е. Н. Преступления против мира и безопасности человечества.С. 225—226.
• [19] См. подробнее об этом, напр.: Аделъханян Р. А. Военные преступления в современном праве. С. 171—172.
• [20] На это обращает внимание Р. А. Адельханян. См.: Адельханян Р. А. Военные преступления в современном праве. С. 172—173.
• [21] См.: Верле Г. Указ. соч. С. 491.
• [22] Там же.
• [23] Там же. С. 491—492.
• [24] См., напр.: Винокуров А. Ю. Международно-правовые, теоретические и организационные основы уголовного преследования за совершение военных преступленийв отношении гражданского населения. С. 31—32; Бюньон Ф. Право Женевы и правоГааги // Журнал МККК. Сб. статей. 2001. С. 143; Консультативное заключение Международного Суда относительно законности угрозы ядерным оружием или его применения // Док. ООН, А/51/218 от 19 июля 1996 г. С. 32.
• [25] CasseseA. International Criminal Law. Oxford: Oxford University Press, 2003. P. 55—57.
• [26] См., напр.: Белый И. Ю. Международное уголовное судопроизводство. С. 58—59;Международное уголовное право: учебник для вузов / А. В. Наумов, А. Г. Кибальник, В. Н. Орлов, П. В. Волосюк. М., 2013. С. 104—105.
• [27] Данный критерий, как было отмечено выше, используется и другими авторами, в частности Герхардом Верле.
• [28] См.: Винокуров А. Ю. Международно-правовые, теоретические и организационныеосновы уголовного преследования за совершение военных преступлений в отношениигражданского населения. С. 73—80. При этом А. Ю. Винокуров сопровождает описаниеданных групп военных преступлений, совершаемых в вооруженных конфликтах международного и немеждународного характера, ссылками на соответствующие пунктыст. 8 Римского статута МУС.
• [29] Данному аспекту будет уделено внимание в гл. 2 пособия.