Многоликая природа риска

Содержание риска многолико, зависит от множества социальных, культурных, временных, экономических и политических факторов. Соответственно, существующие многочисленные определения риска несут в себе тот или иной социокультурный компонент, уходящий корнями в историю народов, своеобразие их культуры.

Среди наиболее ранних представлений о рисках выделяются социальные практики, связанные с возможностью как быстро обогатиться, так и понести существенные материальные потери, утрату здоровья, а то и жизни, которые существовали еще в Древнем Востоке. Они непосредственно относятся к морской торговле, активно развивавшейся благодаря искусству китайской навигации (компас и другие приборы, определявшие местонахождение, применявшиеся тогда в Китае, становятся известными в Европе только спустя тысячелетие). Купцы нуждались в страховках своих товаров от разного рода опасностей и случайностей, сопряженных с морским плаванием.

В Европе понятие «риск» изначально имело сакральное значение: оно встречается в латинском языке, обозначая опасности и случайности, ниспосылаемые Богом. Для Античности и Средневековья в целом характерно восприятия случайности сквозь призму идеи божественной предопределенности, судьбы, рока, что практически не оставляло места для сознательного выбора человеком своего образа жизни и деятельности в обществе.^[1][2]

ская ссуда, перешедшая из античного в средневековый мир, является следствием того, что морская торговля была сопряжена с чрезвычайно большим риском. Если выдавалась ссуда под идущие морем товары, то ни должник, ни кредитор, в случае гибели корабля, не могли рассчитывать на возмещение убытков. Поэтому они делили между собой риск… Чрезвычайно часто в морской ссуде под один корабль участвуют несколько заимодавцев с целью разделения риска". В результате формировались «товарищества общего риска»^[3].

Во-вторых, любые проекты, связанные с опасностями, и, прежде всего, коммерческого толка. Итальянская поговорка гласит: «кто ничем не рискует, тот ничего не получит». Особые риски приходились на доставку товаров. До XIII в. торговец на суше таскал товары на собственной спине, двухколесной тележке или использовал вьючных животных, рискуя попасть в руки разбойников. Не случайно, «плата за конвой, — замечает М. Вебер, — была одним из главных доходов придорожных жителей»^[4]. Кроме того, были риски, связанные с конкурентной борьбой чужих и местных оседлых купцов за монополию на городском рынке, за предпринимательский простор как таковой.

В-третьих, тот, кто производил страх, распространял слухи о реальных и мнимых угрозах, подвергал себя риску, ибо с него могли спросить об источнике сведений^[5][6].

И все-таки, число людей, занимавшихся рискованной деятельностью, в то время было весьма не велико. Поэтому понятие «риск» включается в словари немецкого языка, лишь начиная с середины XVI в., а английского языка — только со второй половины XVII в/' В словаре французского языка понятие «риск» впервые появляется в 1557 г. Оно используется в трех основных смыслах: 1) случайная опасность более или менее предвиденная; неудобство, помеха, шутка сомнительного свойства; 2) случайное событие, не зависящее от воли участников, от которого стремятся предохраняться (риск пожара); 3) возможность быть подвергнутым опасности в надежде достичь успеха^[7][8]. Примечательно, в португальском языке одно из значений риска — дерзать.

В Словаре русского языка понятие «риск» означает следующее: 1) возможная опасность чего-либо; 2) действие наудачу, требующее смелости, бесстрашия, в надежде на счастливый исход. Такое понимание риска, уходящее корнями в великорусский язык, содержится и в словаре В. И. Даля: «Рискованье, риск — отвага, смелость, решительность, предприимчивость,.

действие на авось, наудачу. Рисковое дело — неверное, отважное. Рискователь — рискующий… отважный человек"^[9].

Как видно по определениям, вхождение риска в общественную жизнь имело особенности, обусловленные прежде всего культурой парода, его социальными практиками, рискогенная специфика которых закреплялась в языке. И тем не менее можно отметить общую тенденцию этого процесса. Люди, жившие в традиционных обществах, так или иначе, сталкивались с разного рода неопределенностями, но риск не имел для них самостоятельной культурной значимости, был весьма ограниченным явлением, являясь побочным продуктом опасностей, которые ассоциировались с болезнью, войной, неурожаем. Опасности также связывались с «чужаками» и «иноверцами», контакты с которыми были ограничены. Наконец, опасности культурно производили страхами деятельности каких-либо потусторонних сил. Английский социолог Э. Гидденс справедливо отмечает: «Все более ранние культуры, в том числе великие древние цивилизации, такие, как Рим или Древний Китай, жили в основном прошлым. Для тех ситуаций, которые мы связываем с риском, у них существовало понятие судьбы, удачи или воли богов. В традиционных культурах если человек терпел жизненную катастрофу или, наоборот, его дела резко шли в гору, это подпадало под одно из таких понятий или объяснялось тем, что так пожелали боги или духи. В некоторых культурах идея случайности вообще отсутствует»^[10]. Ему, по существу, вторит немецкий социолог Н. Луман: «Высокие культуры древности, — пишет он, — располагали совершенно иной техникой для работы с аналогичными проблемами, а потому не нуждались в слове, обозначающем то, что мы сегодня понимаем под риском. Само собой разумеется, с незапамятных времен людям приходилось иметь дело с неуверенностью относительно будущего»^[11]. Британский антрополог и культуролог, известный исследователь рисков М. Дуглас также отмечает, что некоторые традиционные культуры не имели потребности как-то концептуализировать риск^[12]. В этом же плане высказывается и российский социолог Ю. А. Зубок: «В так называемый доиндустриальный период риск связывался прежде всего с незащищенностью человека перед природной стихией, объективно возникающими угрозами, предотвратить которые человечеству было не под силу. Отсюда и риск представлялся как нечто сакральное и не подвластное человеку»^[13].

Из этих суждений следует, что риски, связанные с сознательным выбором определенного рода деятельности, зарождаются сравнительно недавно, лишь с развитием мореплавания, индустриальной техники, градостроительства. По М. Веберу, город представляет поселение людей, основанное на рациональном порядке, что предполагает наличие специальных мест для функционирования рыночных отношений и относительной политической автономии^[14], что переводит риск в разряд повседневных социальных практик. Тогда же появляются разнообразные формы страхования, минимизирующие последствия рискованной деятельности человека, однако, подчеркнем, в то время вопрос об управлении рисками вообще не ставился — они еще находились в сфере сакрального. Переход от традиционного к индустриальному обществу, как показал рисколог П. Бернштейн, с неумолимостью выводил риски из-под влияния сакральных представлений, на смену которым приходило научное знание о рисках^[15].

Сказанное отнюдь не означает, что ненаучные представления о рисках исчезли вообще, — они обрели новое содержание в обыденном сознании, что по-разному проявляется у различных социальных групп (преуменынение/преувеличение риска) и является предметом изучения ряда социологических парадигм.

К социологическому определению риска. Российский социолог А. В. Мозговая отмечает, что современные концептуальные подходы к риску построены на сочетании трех элементов: последствия воздействия рисковых ситуаций на человеческие ценности, возможность возникновения этих ситуаций с неопределенностью и формулу, объединяющую два первых элемента^[16]. Ею подчеркивается, что риск не существует вне общества, независимо от сознания и культуры, а понятие «риска» призвано помочь обществу постичь опасности и неопределенности в повседневной жизни и адаптироваться к взаимодействию с ними^[17].

Это все так. И вместе с тем никакие комплексные подходы к изучению рисков не могут дать единое, общепринятое его определение, ибо нет универсальной природы рисков. Характер и содержание риска усложняются в контексте «стрелы времени». Динамично изменяется и соотношение между индивидуальными, коллективными, рукотворными и институциональными рисками, произведенными институтами рынка и демократии. В любом случае внутренняя динамика риска, указывает О. Ренн, заключена в «разделении реальной действительности и возможности»^[18], что в конечном счете обусловлено выбором людей конкретной инновационной деятельности по созданию своего будущего.

Кроме того, социологическое определение риска предполагает интегральный учет амбивалентных параметров этого феномена, обладающего двойной объективно-субъективной фактичностью. При этом эмпирически учитываются различные уровни риска, которые варьируются от того, чем можно пренебречь, до определенной степени вероятности наступления предполагаемого желательного/нежелательного события. «Степень риска, — отмечает российский социолог О. Н. Яницкий, — может варьироваться от незначительной до критической, т. е. разрушительной для данного субъекта. Для всякого социального субъекта есть социально приемлемый уровень риска, детерминируемый культурой, его собственным опытом и конкретной ситуацией»^[19].

Обобщая сказанное, мы исходим из того, что риск — динамичный феномен, постоянно усложняющийся под влиянием социокультурной динамики, самоорганизации социума. Поэтому никакое определение не может дать его адекватную интерпретацию, ибо рисковая ситуация динамично непоследовательна в течение времени, зависит от увеличения/уменынения расстояния до рискогенного источника и т. д. Так, риски вооруженного конфликта, идущего в другой стране, подчас воспринимаются менее значимыми по сравнению с рисками этнических конфликтов или криминальными рисками в собственной стране. Естественно, риски по-разному трактуются в разных социокультурных пространствах. Болес того, они по-разному чувствуются теми, кто принимает рисковые решения и теми, кого эти решения затрагивают. Рискологи также показали динамику восприятия риска в контексте того, добровольно или нет оказался индивид в опасной ситуации^[20].

Таким образом, с учетом динамичной природы риска в качестве его дефиниции, неизбежно имеющей компонент статичности, мы предлагаем следующее определение: риск есть возникновение ситуации с неопределенностью, основанной на дихотомии реальной действительности и возможности: как вероятности наступления объективно неблагоприятного последствия для социальных акторов (индивидуальных или коллективных), так и вероятности обретения выгод и благ, что субъективно воспринимается акторами в контексте определенных ценностных координат, на основании чего осуществляется выбор альтернативы действия^[21].

Подчеркнем, без осознанного принятия актором решения, без активного анализа опасности и осуществления действия нет риска. В таком случае речь идет лишь о наличии опасности или шанса обретения благ.

Вместе с тем последствия риска также динамичны. Они предполагают диалектику явного и латентного: т. е. могут иметь деструктивное воздействие на состояние членов общества, что ведет к возрастанию их нефункциональности, или же способствовать переходу акторов в иное социальное состояние, увеличивающее их статусно-ролевую функциональность, или в отдельных случаях имеющее нейтральный эффект. Однако явная нефункциональность, будучи ограниченной во времени и пространстве, может латентно способствовать образованию функциональности нового качества, и наоборот: даже счастливый шанс может иметь негативные непредвиденные последствия для актора.

• [1] Эпоха Просвещения возвела случайность в ранг «закономерности природы», представляя любое событие результатом «объективных» причинно-следственных зависимостей, поддающихся расчету на основе математики, выявления систем родства и сходств между явлениями, задействованияпостулатов ньютоновской механики. Появляется сначала лапласовская, а затем вероятностная трактовка причинности. Теоретики Просвещения (Ш. Монтескье, Ж.-Ж. Руссо и др.), преисполненные верой в силу рационализма, утверждали доминирующую роль разума, рациональность в мыслях и действиях, необходимость преодоления всех форм несвободы, исходили из того, что человечество в принципе может стать совершенным, а опасности и несовершенства связывали с «отсталыми» формами знания. Все это работало на то, чтобы утвердить десакрализацию представлений
• [2] опасностях и рисках. В живые языки, прежде всего в итальянский и испанский, слово «риск"входит вместе с распространением книгопечатания и сразу обретает многозначность. Оно употребляется по крайней мере в трех смыслах. Во-первых, контроль случайностей, прежде всего в мореплавании. Классик социологии М. Вебер отмечает, что в ответ на риски морских разбоев, разного роданесчастий появляются первые ростки страхования: «В большинстве случаев на одном судне перевозились товары многих купцов. Если в случаенесчастья с корабля необходимо было выбросить часть груза за борт, товсе участники терпели убытки сообща. Другой институт того же рода, мор-
• [3] Вебер М. История хозяйства // Вебер М. История хозяйства. Город. М.: КАНОИ-пресс-Ц; Кучково поле, 2001. С. 194, 196.
• [4] Вебер М. История хозяйства. С. 201.
• [5] Там же. С. 204−209.
• [6] Лумап Н. Понятие риска / Альманах THESIS, 1994. № 5. С. 141.
• [7] Risque // Le Petit Robert. P.: S.N.L. Dictionnaire Le Robert, 1979. P. 1720—1721.
• [8] Риск // Словарь русского языка в четырех томах. Том III. М.: Русский язык, 1987.С. 717.
• [9] Даль В. И. Толковый словарь живого великого русского языка: в 4 т. Т. 1. М., 1955.С. 96.
• [10] Гидденс Э. Ускользающий мир: как глобализация меняет нашу жизнь. М.: Весь мир, 2004. С. 39.
• [11] Луман /7. Понятие риска // Альманах THESIS. 1994. № 5. С. 140.
• [12] См.: Douglas М. Risk and Blame: Essays in Cultural Theory. London: Routledge, 1992.
• [13] Зубок 10. А. Феномен риска в социологии. Опыт исследования молодежи. М.: Мысль, 2007. С. 81.
• [14] См.: Вебер М. История хозяйства. Город. М.: Гардарика; Кучково поле, 2007.
• [15] См.: Bernstein Р. L. Against the Gods: The Remarkable Story of Risk. Chichester: JohnWiley, 1996.
• [16] Мозговая А. В. Социология риска: возможности синтеза теории и эмпирического знания // Риск в социальном пространстве / под ред. А. В. Мозговой. М.: Институт социологииРАИ, 2001. С. 21.
• [17] Мозговая А. В. Социология риска: возможности синтеза теории и эмпирического знания. С. 23.
• [18] Ренн О. Три десятилетия исследования риска: достижения и новые горизонты //Вопросы анализа риска, 1999. Т. 1. Mb 1. С. 82.
• [19] Яницкий О. Н. «Критический случай»: социальный порядок в «обществе риска» //Социологическая теория: история, современность, перспективы. Санкт-Петербург: Владимир Даль, 2008. С. 362.
• [20] См.: Starr С. Social Benefits versus Technological Risk // Science. 1969. № 165.
• [21] Кравченко C. A. Risk // Кравченко С. А. Социологический толковый англо-русский словарь. М.: Изд-во МГИМО (У) МИД России, 2012. С. 493−495.